1. Интервью, взятое у себя самого

«Добрый день, люди! Будьте счастливы!» — в этом обращении проглядывала деятельная доброта и непритязательное бескорыстие человека, не боящегося проявлений вовне своего «я».

Вскоре я переехал жить в другую часть города и пришел навестить старика, поговорить с ним лишь года через три. Пришел и с трудом узнал место. Все в его бывшем саду было перекопано, перерыто. Не осталось ни деревца, ни травинки. Сразу пришла мысль, что со стариком что-то случилось. Будь он жив, сад непременно существовал бы.

Так и оказалось: у Шабанова не выдержало сердце.

Все произошло, как в пьесе. По его саду проложили траншею, и человек умер.

Я сидел в его доме, разговаривал с его женой, слушал старую женщину и думал. «Был ли смысл в его бескорыстном труде? Ведь ничего не осталось. Неизвестный победил. Он сумел-таки выкопать в его саду яму... с дырой, ведущей неизвестно куда». И все же смысл в работе старика, наверное, был. Осталась память. В моей душе и душах других людей сад безвестного утописта не уничтожен. Каждую весну он зацветает вновь.

— Добрый день, люди! Будьте счастливы! — мне кажется, я все слышу иногда голос этого человека.

Да, я пытаюсь сейчас «прописать» портрет редкого человеческого типажа, давно уже интересующего меня. Портрет своего рода супер— или мегачеловека, живущего как бы в особом измерении. Различны сферы приложения сил таких людей в жизни, индивидуален путь каждого, отличаются обстоятельства их бытия, но есть, наверное, что-то и объединяющее их всех.

Мне кажется, эти люди «сделаны» из одного, особого материала, и их мир, бесконечный, бескрайний, лишенный всяких форм эгоизма,— мир особой морали, собственных нравственных, каких-то «неэвклидовых» по своему характеру норм и законов жизни.

«Я» и мир, и великая непреодолимая стена меж ними. Здесь же субъективное «я» человека выходит в бесконечный внешний мир, переставая ощущать его внешним, отождествляя себя с ним, растворяясь в нем и растворяя его в себе.

Отныне человек и мир — единое целое. «Мир есть я»,— говорит такой человек.— Мое тело огромно, мой дух бесконечен. Все, что лежит вокруг,— это мое бесконечное «я».

Это говорит человек — творец, созидатель, не подчиняющийся обстоятельствам своего внешнего бытия.

Кажется, что мир — это лишь инобытие его «я», инобытие, ставшее его бытием. Границы, переборки падают, приобретают относительное значение. Человек, ограниченный собственным эгоизмом, превращается в свою новую ипостась — человека безграничного, бесконечного, бескорыстного.

Откуда появляются эти люди, наделенные даром не брать, а отдавать, в «чужом» видеть продолжение самого себя, в другом человеке — своего брата, не по крови, не по расе, не по национальности — по духу? Наделенные талантом служения идее не какой-то своей, узколичной, частной и даже не корпоративной, групповой, а общечеловеческой?

Дело об альтруисте

Вот еще одна история.

Приведу сначала некоторые документы.

Из справки заведующего столовой № 13 ОРСа Казанского отделения Горьковской железной дороги:

«От гражданина Галимзянова А.Г., проживающего по адресу: Казань, Ухтомского, дом № 23, квартира № 24, принято в столовую комиссионно свиней общим живым весом 1468 килограммов. Сумма 1622 р. 90 к.* перечислена по заявлению Галимзянова платежным поручением № 91 Райздраву в Ленинском отделении Госбанка СССР».

Из письма члена Общественного совета при Доме ребенка № 1 г.Казани младшего научного сотрудника ИОФХ им. А.Е.Арбузова АН СССР, кандидата химических наук Р.Сагеевой:

«Вначале нас всюду принимают радушно, желая помочь, но потом все отказываются, ссылаясь на букву закона, на то, что нет соответствующей статьи, или на то, что вообще не понятно, как отнестись к данному вопросу. Речь о Галимзянове А.Г., работающем возчиком в магазине № 117 Бауманского райпищеторга Казани. Заработок у этого человека небольшой — 110 руб., правда, он имеет возможность подзаработать лишний рубль, охраняя товары приезжих на колхозном рынке или подвозя их, но деньги сами по себе никакой ценности для него не представляют. Детство его прошло в военное время, получить образование ему не удалось, но всегда у него было желание в чем-то выразить себя, оставить след. Благодаря помощи общественности Бауманским райисполкомом А.Галимзянову был выделен участок в конце улицы М.Межлаука, который он расчистил и засадил ягодным кустарником. Это была территория стихийно образовавшейся городской свалки. Он разровнял ее, вывез весь мусор, покрыл болотистую землю щебенкой, песком, отвел воду от разобранной колонки, которая в течение многих лет затопляла всю улицу, за что ему благодарны жители этой улицы. На участке из бывших уже в употреблении стройматериалов он построил дом-кормокухню и свинарник.

Только за последние годы этот человек перечислил в Фонд мира 600 рублей, детскому дому — 13 тысяч рублей. Казалось бы, вклад в общее дело немалый, причем совершенно бескорыстный. Работает он, не щадя сил, здоровья, а мы, к сожалению, ничем не можем ему помочь; хозяйство его не узаконено: никому не принадлежит, и продвинуть решение этого вопроса ни ему, ни нам никак не удается. Большие трудности, особенно в зимнее время, испытывает А.Галимзянов с добыванием корма. Мы, члены Общественного совета при Доме ребенка № 1, побывали в Главном управлении общепита, жилищном коммунальном хозяйстве, просили помочь районную и городскую администрацию, соответствующие министерства, но везде — отказ. Сейчас неясно будущее этого подсобного хозяйства, являющегося своеобразным неузаконенным филиалом Дома ребенка, и положение самого Галимзянова. Было бы большой несправедливостью, если бы общественность проявила равнодушное отношение к этому незаурядному человеку».

Из докладной председателя исполкома Бауманского райсовета г.Казани:

«Гр-ну Галимзянову А.Г. было дано устное разрешение­ на содержание не более пяти свиней. В настоящее время он содержит двадцать две свиньи, что является нарушени­ем санитарных норм. Кроме того, он самовольно построил­ хозяйственные постройки и дом на этом участке. Гражда­нин Галимзянов письменно предупрежден о сносе дома...»

Из заявления главного врача Дома ребенка № 1:

«На деньги, которые безвозмездно перечисляет детям Дома ребенка № 1 А.Галимзянов, за последнее время были приобретены: оборудование для физиотерапевтического кабинета, музыкальные инструменты, в том числе пианино, цветной телевизор, электрокамины, детская мебель, нательное белье, верхняя одежда. Бауманским исполкомом Совета народных депутатов тов.Галимзянову был выделен участок в тупике ул. М.Межлаука возле железной дороги, на месте бывшей свалки. Построив там свинарник и дом-кормокухню, А.Галимзянов решил выращивать свиней в еще большем количестве с целью перечисления выручаемых денег в дар Дому ребенка.

Столкнувшись с трудностями в обеспечении свиней кормами, он обратился ко мне и Общественному совету Дома ребенка с просьбой о юридическом закреплении этого участка как подсобного хозяйства Дома ребенка. Мы отказались от этой идеи. Но мы обращались в Управление общественного питания, в Горжилуправление, в Министерство коммунального хозяйства, в райисполком с просьбой об официальном закреплении за тов. Галимзяновым выделенного ему участка, об оказании ему помощи в приобретении кормов...»

Медленно, внимательно глядя под ноги, пробирался я в апреле 1984 года по одной из самых затрапезных и грязных улиц города. Собственно говоря, это было почти в центре Казани, рядом — рынок, железнодорожный вокзал. Свернешь с какой-нибудь более или менее благополучной улицы в проулок — и вдруг перед тобой море черной воды.

Где-то в дальнем заброшенном тупичке улицы Мартына Межлаука должен был красоваться зеленый забор и белый домик, слитый из гипса и опилок.

Что же было известно тогда об этом человеке?

Позже, через несколько месяцев, в горисполкоме, в приемной по жалобам, мне дадут посмотреть довольно толстую папку с документами: «А.Галимзянов. Дело № 2891». Но до папки с документами в тот день было еще далеко, и тогда я знал только, что этому человеку за сорок, что он возчик магазина вин, но никогда в жизни не брал в рот ничего спиртного. Слышал я еще, что этот возчик (в прошлом он был милиционером, шофером, слесарем) какой-то непонятный альтруист: последние пятнадцать лет занимается своего рода благотворительными делами, попечительствует над детьми, брошенными родителями. Перевел на их счет Бог знает сколько денег, заработанных на откорме свиней. Но слухи слухами — а насколько все, что я слышал, соответствует правде?

Открываю калитку. Лают и визжат собаки — маленькие, большие. Бродят куры. Коза с козлятами. В загоне — крупные стокилограммовые свиньи роют своими твердыми пятаками землю. Какой-то человек в телогрейке, сапогах бросается мне навстречу. На голове чудом держится шапчонка, глаза горят живым блеском. Стремительно протягивает руку, улыбается.

— Вот пришел взглянуть,— знакомлюсь я.

— Хорошо! Давайте! Артур! Фу! — кричит он собаке, мешающей нам разговаривать.

Через две минуты мне уже кажется, что мы знакомы целую вечность. Новый знакомый показывает свое хозяйство, жестикулирует, смеется. Веселый, радостно-доверчивый человек.

— Вот тут пруд будет, а здесь деревья посажу! Песка надо еще привезти. Болото было, свалка! Неделю назад два начальника приходили. Смотрели-смотрели, потом один говорит: «Сносить тебя будем». Я говорю: «Вот здесь пруд выкопаю, рыб разведу». А другой говорит: «Ему про снос — он про рыб, что с дураком разговаривать?»

— И что? — улыбаюсь я.

— А что? Пошли.

— А вы что?

— Я песок привез. Хорошо, чисто стало, а?

И новый знакомый опять засмеялся, словно подтруни­вая над самим собой и над людьми, пришедшими с проверкой. И позже, где бы я его ни встречал — на улице ли, когда он ехал на своей телеге, возле магазина ли, когда случайно проходил мимо и видел, как быстро и ловко он грузит на телегу ящики, или на его «свиноферме»,— всегда передо мной оказывался человек уверенный, радост­ный,­ счастливый и словно бы даже какой-то беззаботный.­

— Хорошо, а? Солнышко какое светит, а?

Другого бы напугала угроза, нависшая над «делом жизни». Галимзянова — нисколько.

Человек «донкихотского» настроя души — человек загадочный. Давно приглядываюсь к нему. Давно пытаюсь его понять. Непросто распознать, что стоит за таким человеком в жизни, случайно его появление или означает существование какой-то закономерности.

В самом деле, подумайте: в течение пятнадцати лет помимо работы выполнять еще тяжелейший физический труд, но не брать себе за него ни копейки? Зарабатывать крупные суммы денег, но часто даже не видеть их? Деньги обычно даже не появлялись у Асхата Галимзянова в руках, а по его заявлению перечислялись в детские дома. И никто не принуждал его вести такую жизнь, никто не понукал, кроме собственной души.

Природа корысти ясна. Но природа бескорыстия в какой-то мере непонятна, странна. Где причина отсутствия в человеке естественного эгоизма?

Помню, я смотрел на свиней Галимзянова и думал о количестве затрачиваемого труда. Двадцать пять свиней — это пятьдесят ведер еды ежедневно. Где-то эти пятьдесят ведер надо достать. Найти, привезти, сварить в котле. Весной и летом для Галимзянова это, наверное, не проблема, рядом — рынок с горами отходов. А зимой?

Были у него еще лошадь, помощник в работе, две овчарки со щенками и громадный ньюфаундленд; дома, где жил с семьей, болонка и кошка с котятами да какие-то певчие птицы.

Как-то прихожу на «свиноферму» на улицу М.Межлаука и вижу: две новые собаки — дворняжка и овчарка. Откуда? Оказывается, привел их Асхат Галимзянов из вивария ветеринарного института. Были собаки подопытными, подверглись операциям, а теперь вот не нужны.

«Всю жизнь с животными»,— сказал он мне мимохо­дом.­

Позже я узнал, что два года назад воспитывал он у себя еще и волчонка. Восемь месяцев жил волчонок в его семье, а потом Галимзянов отвез его в лес. Пишу об этом не для того, чтобы подчеркнуть чудаковатость моего героя (человек он, конечно, с неожиданностями), а для того, чтобы сказать, что такая «абсурдная» с точки зрения здравого смысла жизнь для него, видимо, норма. Если уж он попечительствует над животными, то как же не позаботиться ему о детях, брошенных родителями? О детях, определяемых государством в Дом ребенка?

Естественно, эта попечительская деятельность даром не дается. В час ночи приходится ложиться, а в пять утра быть уже снова на ногах. И так десятки лет.

Конечно, все это фантастично, неправдоподобно. Но у каждого человека своя собственная «форма жизни», которую он находит и которой следует. «Форма жизни», которую нашел для себя Галимзянов, по-видимому, его устраивала, во всяком случае он производил всегда впечатление счастливого человека. Хотя другой на его месте вряд ли радовался бы жизни. Семнадцать лет назад с его женой случилось несчастье, и все эти годы жена (инвалид первой группы) не выходит из дома. А это значит, что все домашние хлопоты лежат опять же на нем. Правда, дома дети помогают. Сын Радик работает уже на заводе, а дочь Ляля учится на швею в техническом училище. Они, надо сказать, и единомышленники отца. Сын, когда принес первую получку домой, отсчитал тридцатку: «Будешь посылать деньги детям, переведи и эти».

Есть люди, идеи у которых находятся как бы на кончиках пальцев. Мысль у них может немедленно превращаться в результат, в дело.

Раньше в течение многих лет Асхат Галимзянов держал свиней под гаражом во дворе дома, где жил. В этом гараже находилась его казенная лошадь, на которой он работал в магазине возчиком. И вот под этим-то гаражом-конюшней он и вырыл глубокий подвал, в котором стал держать свиней, придумав хитроумные устройства для механизированного кормления и уборки навоза. По ночам на двух овчарках или на ньюфаундленде вывозил отходы на свалку. Все это в буквальном смысле «подпольное» и совершенно фантастическое предприятие много лет существовало с единственной целью: чтобы вырученные от сдачи свиней деньги можно было переводить на счет Дома ребенка.

Наивно думать, что эта деятельность сопровождалась громом оваций.

Проверяемый со всех сторон альтруист-возчик просил­ у властей района, чтобы ему дали какой-нибудь участок­— ему хотелось выйти из «подполья». Как раз в стране были принята Продовольственная программа, и по ходатайству Общественного совета Дома ребенка ему выделили наконец место. Собственно, не место, а, как уже говори­лось, свалку. Мусора там было навалено с двухэтажный дом. Но что такое свалка для Галимзянова? Он нашел бульдозер, машину, за неделю все расчистил, привез щебень, песок, глину, торф, за два дня из опилок и гипса слил дом-кормокухню. Где-то нашел полусломанный котел, в котором варят битум, отремонтировал его, приспособил для приготовления еды свиньям. Короче говоря, через две недели благотворительное «предприятие» странного человека начало полностью функционировать на новом месте.

Расширяя свою свиноферму, Галимзянов мечтал в первую очередь о том, что превратит он ее в подсобное хозяйство для Дома ребенка, что будет здесь Дом ребенка хозяином, а он, Асхат Галимзянов,— бесплатным работником. Видел в своих мечтах, как разобьет пруд и разведет в нем карпов, чтобы и свежая рыбка была у детей.

В гаражный, «подпольный» период он держал обычно семь-восемь свиней. На новом месте завел на первых порах двадцать две чушки, потом — двадцать пять. В качестве ближайших планов была у мечтателя-свинаря с улицы Мартына Межлаука цель: посадить ели на территории Дома ребенка, а у входа в него поставить памятник детям. Самый настоящий памятник, созданный самым настоящим скульптором!

Но право, комична или даже трагикомична жизнь! Она сама по себе гениальный художник и выписывает порой совершенно фантастически узоры, каких не придумает и писательское воображение.

Мечты и планы Галимзянова мешали спокойной жизни солидных людей. Председатель райисполкома, разрешивший Галимзянову занять клочок до предела захламленной земли, теперь, увидев его, срывался: «Ты меня своими свиньями в гроб загонишь!» Главный врач Дома ребенка тоже была в панике: «Не надо ни карпов, ни памятника, ни подсобного хозяйства!»

Если в прежние годы размеры благотворительных взносов Галимзянова были сравнительно небольшими (где-то 800—1000 рублей), то с выходом «предприятия» из «подполья» они увеличились (в эти годы ежегодно переводилось уже свыше четырех тысяч рублей). Людям почему-то все труднее становилось переваривать результаты его попечительской деятельности. И ломали головы районные и городские власти, не знали, что делать с ним. Не вписывались — шел 1984 год — ни сам Галимзянов, ни его свиноферма в существующие параграфы, нормы, инструкции, положения.

Оформить свиноферму как подсобное хозяйство? Но какой администратор возьмет на себя такую обузу? Он сам будет там бесплатным работником? А если заболеет? Да и что такое бесплатный работник? Такого вообще нет и никогда не существовало ни в одном обществе.

Нужно еще раз проверить этого человека. И вот мечтателем-свинарем снова интересуются ОБХСС и уголовный розыск Казани — на предмет «обоснованности» его благотворительной деятельности. Им интересуется пожарная служба: как там у него с электрической проводкой? Санэпидстанция тоже озабочена: как у него там с «выплодом мух»? Его проверяют и перепроверяют все районные инспектирующие службы. А служба главного архитектора города вдруг даже пускает в ход версию о самовольном захвате участка. Часто над головой веселого альтруиста собираются внезапные грозы. Однажды пригоняют бульдозер с приказом: пустить все под откос. И только немедленное вмешательство общественности, а именно возбужденная толпа крикливых бабенок и мужиков, спасает его «благотворительное предприятие» от полного уничтожения.

Иной недоверчивый читатель, чувствую, может даже пожать плечами: а не придумывает ли все эти подробности автор, не «заносит» ли его? В самом деле, с одной стороны, фигура какого-то странного, непонятного практика добра, а с другой — не менее странная, можно сказать, гротесковая реакция на это добро? Возможно ли это? Так ли это?

Но вот передо мной вновь материалы Дела № 2891.

Что еще «интересного» есть в этом фантастическом «деле»? Давайте откроем его.

Из справки начальника Управления внутренних дел Казанского горисполкома полковника Г.Айнутдинова:

«По ул.Межлаука Галимзянов А.Г. в настоящее время держит двадцать пять голов свиней и пять собак. Свиней Галимзянов начал держать, не имея на то разрешения. Впоследствии ему якобы разрешили держать их, но документов на руки не выдали. Ежегодно он осуществлял продажу свиней на Центральном рынке Бауманского района Казани по 3 рубля 50 копеек и по 4 рубля за килограмм. Деньги от продажи он переводил на расчетный счет Детского дома, расположенного по пр.Ямашева, дом 88-а. Это продолжалось до 1983 года. В детдом Галимзянов за это время перечислил более 10 тысяч рублей.

Весной 1983 года Галимзянов обратился в Бауманский исполком с просьбой узаконить его подсобное хозяйство для содержания свиней. Осмотром помещения занимались архитектор Э.Дубивко и главный врач санэпидстанции района Р.Караулова, которые якобы разрешили ему содержать свиней, но не более одиннадцати голов. Однако это разрешение Караулова впоследствии у Галимзянова изъяла. Установлено, что пищевые отходы для кормления свиней он собирал во дворах жилых домов, на колхозном рынке, а также в столовой № 1, расположенной по ул.Лево-Булачная, столовой № 44 при педагогическом институте и в детсаду № 151, расположенном на ул.Нариманова. Пищевые отходы Галимзянов похищал обычно в ночное время, как заявляют администратор столовой Н.Сайфуллина и заведующая детсадом Н.Бушуева.

Кроме того, розыскными мероприятиями установлено, что Галимзянов использует государственную лошадь и на колхозном рынке Бауманского района занимается подвозом сельхозпродуктов торгующим гражданам, которые расплачиваются наличными. Так, 16 апреля 1984 года Галимзянов подвез три мешка урюка колхознику Джураеву О.А., приехавшему из Ленинабадской области,— с улицы Межлаука до рынка, получив 3 (три) рубля. 18 апреля 1984 года Галимзянов подвез десять мешков урюка Роджобову М.Р., жителю Исфаринского района Ленинабадской области,— с ул.Тукаевской до рынка, получив 10 (десять) рублей. Каких-либо документов на стройматериалы, из которых построено подсобное хозяйство для содержания свиней, Галимзянов не предъявил, объяснив, что строительный материал он брал где придется, в основном с домов, которые шли на слом или капитальный ремонт...»

Из Акта по проверке режима работы возчика магазина № 117:

«Нами, работниками торга, инспектором отдела ­кадров Сулеймановой, старшим бухгалтером отдела зарплаты Кудрявцевой и старшим бухгалтером финансового отдела Бакировой, 4 мая 1984 года проверена работа возчика А.Галимзянова. В момент проверки, с 15 до 16 часов, на рабочем месте Галимзянова не было».

Из Объяснительной записки директора магазина № 117:

«Довожу до сведения, что 4 мая 1984 года возчик Галимзянов с 9 до 10 часов 30 минут вместе со мной находился в Управлении внутренних дел с целью дачи объяснений. После этого из магазина № 117 привез ящики для приемного пункта стеклопосуды и должен был ехать за пряниками...»

Разочаровавшись одно время в театре, я было перестал писать пьесы, а после знакомства с Галимзяновым поневоле стал думать: уж не написать ли все-таки еще одну? И именно в жанре трагикомедии. Представляю одну из сцен: сотрудники уголовного розыска разрабатывают операцию по поимке его с «поличным». Самый опытный сотрудник в течение трех суток не сводит с него глаз. И вот она — долгожданная минута! Три мешка урюка подвез! Поймали мошенника!

Из докладной записки заместителя председателя исполкома Казанского горсовета Р.Насырова:

«Исполком городского Совета считает недопустимым оформление скотного двора гр.Галимзянова, расположенного в городе, как подсобного хозяйства. Самовольно воздвигнутые строения подлежат сносу, а территория — благоустройству».

Во многих документах, находящихся в деле № 2891, я ощущал какое-то скрытое недоброжелательство. Оно таилось не только в содержании. Оно проступало наружу в первую очередь сквозь стиль, тональность фраз.

Странно, почему мы, люди, так недоброжелательны к добру? Почему оно словно даже оскорбляет нашу душу? Нет пророка в своем отечестве? Нет пророка в своем времени?

Я рассказывал о Галимзянове своим знакомым. Наблюдал их реакцию. Почему он для многих как соринка в глазу? Рассказывал — и вдруг ловил какое-то недоверие к рассказу. Оказывается, неправдоподобен. Его поступки, оказывается, нуждаются в каких-то дополнительных обоснованиях. Своим присутствием в мире он словно как-то даже обижал людей. В самом деле, два полюса: свиньи и недостижимо (и непостижимо) высокая духовность. А какой «мостик» их соединяет?

— Пусть он сначала меня убедит, что его поступки лишены всякой задней мысли,— вдруг заявил мне один из моих собеседников.

— А почему он должен тебя еще и убеждать?

— А потому что иначе он проходимец!

Одни вдруг называли его скрытным, тайным кулаком. Другие объясняли его склонность к «попечительству» тем, что он, Галимзянов, вероятно, из породы неудачников. Логика здесь была простая. Нормальный, здоровый человек не будет заниматься всеми этими делами так долго. Самым распространенным объяснением было: это человек «с приветом». Фигурировало и такое мнение: своим альтруизмом он якобы хочет замолить какие-то свои грехи. Судя по тому, что человек не успокаивается много лет, грехи эти, вероятно, ужасны. Не потому ли его все проверяют и перепроверяют? Надо бы проверить по-настоящему. И наконец, некоторые считали, что казанский возчик переводит крупные суммы денег на счет дома ребенка и в другие детские организации всем назло. Был же Герострат, почему бы не быть и его антиподу, но по сути своей такому же Герострату? Несовершенный еще мир можно унижать добром так же, как и злом. Стоит только ткнуть миру в нос это добро как некий недостижимый идеал!

— Кто его просил заботиться о детях? Государство о них не заботится, что ли? Нашелся благодетель! Выполз откуда-то из навоза и решил мир удивлять?

— Для дома ребенка в Казани выстроили новое здание. Дети переехали, но вдруг настали сильные холода, а с отопительной системой что-то неладно. Галимзянов на своей телеге тут же привез десятки рефлекторов. Закупил сразу в магазине на триста — четыреста рублей. Разве может противоречить заботе государства чья-то человеческая забота?