1. Интервью, взятое у себя самого

У меня в руках находится уникальная книга «Античные критики христианства», вышедшая в свет в начале 1935 года в Москве тиражом всего 3200 экземпляров. Здесь собраны сохранившиеся отрывки из книг греко-римских мыслителей первых веков новой эры — Лукиана, Цельса, Минуция Феликса, Порфирия, Гиерокла, Юлиана, Либавия. Надо полагать, на территории России осталось не так уж много экземпляров этой книги. На Западе, конечно, издания этих авторов, я думаю, имеются.

Все мыслители — особенно это относится к Цельсу, Порфирию, Юлиану,— судя по всему, имеют обширное образование, блестяще знакомы с классической философской, исторической и художественной литературой древности и современных им дней, чрезвычайно эрудированы и в раннем христианстве. Цельс, например, застал новозаветные источники еще в стадии их созревания или созидания, когда христиане «трижды, четырежды и более переделывали и перерабатывали первые записи Евангелий». И, конечно, мнение их об Иисусе было мнением людей, ощущавших его на короткой дистанции. «Не только Палестина,— писал в свое время Энгельс,— но весь Восток кишмя кишел такими основателями, среди которых господствовала, можно сказать, прямо дарвиновская борьба за существование». Бесчисленные секты и течения возникали беспрестанно; каждое течение считало себя единственным носителем откровения Божьего и отвергало все прочие, как «бесовские» и нечестивые. Секта Иисуса, по свидетельствам Цельса, Порфирия, Юлиана, была точно такой же, но стала опасной в силу полученного ею влияния. И такие настроения можно понять. Скажем, императора Юлиана, прозванного Отступником и погибшего на самом взлете от руки агента христиан, весьма удручало, как об этом говорит в своей «Надгробной речи Юлиану» Либаний, «когда он видел повергнутые храмы, прекращение обрядов, опрокинутые жертвенники, упразднение жертв, гонения на жрецов, раздел богатства храмов между самыми распущенными людьми».

Я в своем очерке, написанном в конце II тысячелетия,­ скептически отношусь и идее божественности Иисуса. Но подобная аттестация этого человека абсолютно не нова. Цельс, написавший свое «Правдивое слово» в 177—178 гг., уничтоженное христианами и дошедшее до нас лишь в переложении Оригена, считал Иисуса «обманщиком и шарлатаном». Гиерокл, бывший в 307—308 гг. префектом Египта,— от его двух книг остались буквально лишь две страницы, все сожжено,— аттестовал проповедника из Галилеи как «предводителя шайки бандитов», не меньше. Минуций Феликс нашел, что Иисус и его последователи — из «неправедных».

Но обратимся за подробностями к Цельсу. Приведу обильные цитаты из него. И минимум комментариев.

«Когда Иоанн тебя купал, на тебя с небес спустился образ птицы, утверждаешь ты (Матфей, 3—16:17). Но какой заслуживающий доверия свидетель видел это явление или кто слышал глас с небес, провозглашающий тебя сыном Бога? Только то, что ты об этом говоришь и приводишь в качестве свидетеля одного какого-то из тех, которые были казнены вместе с тобой... Раздобыв себе десять или одиннадцать приверженцев, отпетых людей, самых низких мытарей и лодочников, ты с ними бродяжил тут и там, с трудом добывая себе жалкое пропитание... А зачем тебя еще младенцем понадобилось увезти в Египет, чтобы тебя не убили? Ведь Богу не подобало бояться смерти, а между тем ангел явился с неба, приказывая тебе и твоим домашним бежать, чтобы вы, оставшись, не были убиты. Неужели дважды уже посланный ради тебя ангел не мог защитить тебя здесь, великий Бог не мог защитить собственного сына? Очевидно, в тебе не было ничего божественного, и пролившаяся на кресте твоя кровь не была «влагой, какая течет лишь у жителей неба счастливых», как о том повествует «Илиада»... Иисус, на которого вы ссылаетесь, не был провозвещенным сыном Божьим и был наказан иудеями как преступник. Что касается воскресения мертвых, суда Божьего, славы для праведников и адского пламени для грешников, то об этом христиане не учат ничему новому. Если Иисус был сыном Божьим, то почему он выполнял все принятые у иудеев обычаи, вплоть до обычных у них жертвоприношений?.. Хвастун, грубый лжец и нечестивец. Тем, которые желают быть обмануты, много явилось таких, каким был Иисус... Я мог бы рассказать о способе прорицания в Финикии и Палестине, который мне приходилось слышать и который я изучил. Есть много видов пророчества; наиболее совершенный — у здешних людей. Многие безвестные личности в храмах и вне храмов, некоторые даже нищенствующие, бродящие по городам и лагерям, очень легко, когда представляется случай, начинают держать себя как прорицатели, каждому удобно и привычно заявлять: «Я — Бог или дух Божий, или сын Божий. Я явился. Мир погибает, и вы, люди, гибнете за грехи. Я хочу вас спасти. И вы скоро увидите меня возвращающимся с силой небесной. Блажен, кто теперь меня почтит; на всех же прочих, на их города и земли я пошлю вечный огонь, и люди, не сознающие своих­ грехов, тщетно будут каяться и стенать; а тем, кто послушался меня, я дарую вечное спасение». К этим угрозам они вслед за тем прибавляют непонятные полусумасшедшие, совершенно невнятные речи, смысла которых ни один здравомыслящий человек не откроет: они сбивчивы и пусты, но дураку или шарлатану они дают повод использовать сказанное, в каком направлении ему будет угодно. Эти «подлинные» пророки, которых мне приходилось слушать, уличенные мной, сознались, чего они домогаются, и признали, что выдумывают свои бессвязные речи...

Нет, не полагалось бы, чтобы Бог убегал и чтоб его повели связанным, и менее всего возможно, чтобы его приверженцы, делившие с ним всю его личную жизнь, следовавшие ему как учителю, покинули и предали того, кого считали спасителем, сыном и ангелом величайшего Бога. Хороший военачальник... никогда не был предан; даже дурной атаман разбойников, начальствующий над негодяями, поскольку он кажется полезным своим товарищам, не был предан своими. А так как тот был предан своими подчиненными, он не был, следовательно, хорошим командиром, а, обманув своих учеников, не внушил обманутым даже того, скажем, благоволения, какое разбойники испытывают к атаману... Ученики Иисуса выдумали, будто все приключившееся с ними он предвидел и предсказал... Но почему заслуживает доверия это предсказание? Откуда этот труп оказался бессмертным?.. Какой разумный Бог или демон, или человек, предвидя, что с ним приключится такая беда, не постарался бы, если бы он мог, уклониться, а не подвергнуться тому, что он знал заранее? Если он заранее назвал того, кто его предаст и кто от него отречется, то как же это они не испугались его, как Бога, и не отказались от мысли предать его и отречься от него? А между тем они предали его и отреклись от него, нисколько о нем не думая. Ведь если против человека злоумышляют и он, вовремя об этом узнав, заранее скажет об этом злоумышленникам, то они откажутся от своего намерения и остерегутся. Следовательно, это не могло произойти после его предсказания... Далее: если он сам так решил, если он принял казнь, повинуясь отцу, то очевидно, что все совершившееся с ним как с Богом по его воле и мысли не должно было быть для него болезненным и тягостным. Что же он зовет на помощь, жалуется и молит об избавлении от страха смерти, говоря: «Отец, если можно, да минет меня чаша сия»?.. Над ним надсмеялись, облачили его в пурпур, надели на него терновый венец и дали в руки тростник; почему же он, если уж не раньше, то хоть в этот момент не проявляет божественной силы, не спасается от этого позора, не карает оскорбляющих его самого и отца его? Ну а когда тело его было распято, какова была его кровь? Такая... «какая течет у жителей неба»?»

Далее Цельс продолжает:

«Почему Иисус на кресте так жадно потянулся к питью и не мог стерпеть жажду, как ее часто переносит любой человек?.. Он был казнен и претерпел такие страдания, не убедив никого при жизни, даже своих учеников; да и сам не показал себя свободным от всех пороков... Далее те, которые были с ним при жизни, слушали его речь и следовали ему как учителю,— видя его казнь и смерть, не умерли ни вместе с ним, ни за него, не убедились, что надо презирать мучения, но стали отрицать, что они его ученики... Лично он завербовал десяток лодочников и самых отверженных мытарей, и то не всех. Если при жизни он никого не убедил, а после его смерти желающие убеждают столь многих, то это разве не верх нелепости?..

Или вы говорите: «Мы на том основании считаем его сыном Божьим, что он исцелял хромых и слепых и воскрешал мертвых». Но, о свет и истина, Иисус сам собственными устами, согласно вашему писанию, ясно заявляет, что появятся и другие пользующиеся подобными силами злодеи и шарлатаны, и он называет того, кто хитро подстроит это, неким сатаной; таким образом, он и сам не отрицает, что такие чудеса не представляют ничего божественного... Разве это не наглость — на основании одних и тех же действий одного считать Богом, а других — шарлатанами?..

Что вас привлекло к нему, как не его предсказания, что он якобы воскреснет после смерти? Ну, хорошо, поверим вам, что он это сказал. Но сколько есть других, которые распространяют такие басни, убеждая простодушных слушателей и используя их заблуждение? Ведь то же самое говорят у скифов о Замолксисе — рабе Пифагора, в Италии — о самом Пифагоре, в Египте — о Рампсините; этот даже играл якобы в аду в кости с Деметрой и вернулся оттуда с подарком от нее — золототканым полотенцем. Такое же рассказывают об Орфее у одризов, о Протесилае в Фессалии, о Геракле в Тенаре и о Тезее...

Утверждение некоторых христиан и иудеев, что Бог или сын Божий не то сошел, не то сойдет на землю в качестве судьи над всем земным,— самое постыдное, и опровержение его не требует долгих слов. В чем смысл такого сошествия Бога? Чтобы узнать, что делается у людей? Значит, он не всеведущ? Или он знает все, но не исправляет и не может своей божественной силой исправить, не послав для этого кого-то во плоти?.. Но, говорят христиане, он хочет дать нам познание его... чтобы тот, кто обретет его, став праведником, спасся, а не обретший был наказан, как уличенный злодей. Что же, после стольких лет Бог вспомнил судить поведение людей, а до того не думал об этом?

Оставим, однако, в стороне все, в чем можно их уличить касательно их учителя, допустим, что то был действительно какой-то вестник неба. Так вот, явился ли он первым и один, или и до него являлись другие? Если бы они ответили, что только он явился, то они были бы обличены во лжи и в противоречии с самими собой: ведь они часто говорят, что и другие являлись... Итак, если были посланы и другие, то очевидно, что и этот — от того же Бога. Ну, надо полагать, его миссия была более серьезной ввиду того, что иудеи то ли сбились с пути, то ли извратили благочестие, то ли творили нечестивое... Итак, у христиан и у иудеев один и тот же Бог. (Помню, я испытал потрясение от открытия, когда до меня вдруг дошло, что Бог-отец христиан — это всего лишь закамуфлированный иудейский бог Иегова, а оказалось, что и это наблюдение не ново; его заметил еще во втором веке Цельс.— Д.В.). Во всяком случае, христиане, принадлежащие к главной церкви, открыто признают это, а также принимают за истину принятую у евреев космогонию, в частности, насчет шести дней творения и седьмого дня, в который Бог, отдохнув, ушел на свой наблюдательный пункт. Они называют первым человеком того же, что и иудеи, и точно так же включают его потомство в свои генеалогии; они рассказывают о тех же кознях братьев друг против друга, что и иудеи, те же истории о переселении в Египет и о бегстве оттуда... Они выдвигают некоего противника Бога, называя его Дьяволом, а на еврейском языке — Сатаной.

Вообще все это — темные представления, и отнюдь не является признаком святости утверждение, что в самом деле величайший Бог, желая чем-либо быть полезным людям, наталкивается на супостата и оказывается бессильным... Христиане говорят, что сын Божий наказан Дьяволом и что он учит проявлять стойкость, когда Дьявол будет их тоже наказывать; это совершенно нелепо: я думаю, надо было, чтобы наказан был Дьявол, а не угрожать людям, подвергшимся его козням...

У некоторых из древних сказано многое о сотворении мира и земли на основании глубокого понимания природы вещей; а Моисей и пророки, оставившие христианам свои писания, не зная, какова природа мира и человека, сочинили грубую нелепость; начать с того, что Моисей считает, что мир сотворен Богом, но не может указать, из чего. Совсем нелепо, что Бог уделил на сотворение мира несколько дней, когда дней еще не было. Ведь когда не было неба, еще не была утверждена земля и солнце еще не обращалось,— откуда взялись дни? А что означает «да будет свет» и к кому обращен этот призыв? Ведь не занял же творец свет сверху, как человек, зажигающий светильник у соседей?.. И Бог не создал человека по подобию своему, ибо Бог не таков и нисколько не похож ни на какой образ. У Бога нет ни уст, ни голоса; у него нет и ничего другого из того, что нам знакомо. Он не имеет фигуры или цвета, он не участвует в движении и в сущности. От него все исходит, а он ни от чего; Бог недоступен слову... его нельзя обозначить именем... он не обладает никаким свойством, которое может быть охвачено названием; он вне всякого восприятия...

Наиболее сильный учитель Платон, который в «Тимее» пишет: «Найти творца и отца всего этого — труд; а найдя, невозможно изъяснить перед всеми». Вы видите, как выразители воли Богов ищут пути к истине и как Платон знал, что всем идти по этому пути невозможно».

Все эти сентенции римского «язычника» Цельса,— я привел лишь крайне небольшую их часть,— звучат удивительно современно. И главное, чрезвычайно убедительно и мудро. И столь же убедительны и доказательны книги Порфирия, Юлиана. От них также остались лишь отрывки и переложения. Все было сожжено и уничтожено победившими иеговистами, назвавшими себя христианами.

Пожалуй, сказки и басни Библии никогда не восторжествовали бы в сознании миллионов людей, если бы Моисей и Иисус представляли лишь самих себя; они были бы сметены временем и давно забыты, как сотни таких же проповедников или пророков. Однако за ними стояла скрытая мощь тайной, глубоко законспирированной организации, уходящей корнями в структуры древних иерархий египетского жречества, в назначения еще более древнего и загадочного существа Я. Об этом античные противники новозаветного иеговизма не догадывались и не писали. А возможно, и догадывались, и писали, но до нас эти мысли и наблюдения не дошли. Дьявол уничтожил все, что перечило его замыслам и намерениям. Впрочем, что-то, может быть, и осталось. Ибо о чем писал Минуций Феликс? Разве не об этом?

«Они угрожают всей земле и самой вселенной с ее светилами пожаром, предсказывают им гибель, как будто бы установленный божественным законом вечный порядок может нарушиться, связь всех элементов — порваться, система небесная — распасться, та масса, которая ее поддерживает и окружает,— обрушиться. Не довольствуясь этим безумным представлением, они придумывают и прибавляют бабьи сказки: они заявляют, что они возродятся после смерти, когда превратятся уже в прах и пепел, и с какой-то непонятной уверенностью сами верят в свои измышления: можно подумать, что они уже пробовали оживать. Двойное зло, двойное безумие: небу и звездам, которые мы покидаем такими, какими застали, они предвещают гибель, а себе, рождающимся и умирающим, как и все мы, они обещают вечность, после того как помрут и будут уничтожены!»

Фантастика! И причем отнюдь не божественная, а какая-то сатанинская!

И начало этой фантастике — в пути обрезанного сына Я. на Голгофу.

* * *

Давайте еще раз, но более основательно, дотошно просуммируем все, что прямо или косвенно свидетельствует о существовавшем заговоре и об участии в нем Иисуса.

Первые косвенные данные, указывающие на круг заговорщиков,— свидетельства Иоанна Крестителя об Иисусе как о Спасителе, о Христе, а потом исчезновение этого человека из череды событий. Это как бы первое предуведомление о герое дня, возглас глашатая: «Смотрите, кто идет!» Всякий человек, что-то понимающий в театральном деле, знает: появлению главного героя на сцене, ведущего основную интригу спектакля, должна предшествовать информация о нем. И лучше всего, если она будет носить загадочный характер. Ту же, говоря языком XXI века, рекламно-пиаровскую цель — сосредоточение внимания, создание ажиотажа, нагнетание слухов, домыслов, сплетен — преследует изгнание Иисусом торговцев и менял из иерусалимской синагоги. В освященных пределах храма шла обычная для нравов того времени торговля волами, овцами, птицей, обмен различных валют. Чтобы обратить на себя внимание и запомниться людям, Иисус поднимает в синагоге громкий скандал: «Дом Отца Моего не делайте домом торговли!» Иерусалимская синагога — дом бога Иеговы. Почему основателю новой религии надо столь ревностно заботиться о чистоте храма Иеговы — старого племенного божка иудеев? И почему он не предпринимал таких акций прежде? Ведь в Иерусалиме Иисус бывал многократно.

Аналогичный пиаровский ход был устроен им и в синагоге Назарета. Когда кончилось богослужение, Иисус пожелал прочитать указанные им (по его выбору) отрывки из Писания и получил на это разрешение главы синагоги. Ему подали книгу пророка Исайи (входящую в состав книг Ветхого завета), и он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение...» А далее начал говорить: «Ныне исполнилось Писание сие, слышанное нами». Все закончилось изгнанием его из города. Но результат, видимо, был достигнут: Иисус в очередной раз «засветился». В синагоге Капернаума, одного из городков Галилеи, ему уже ассистировал человек, разыгрывавший сумасшедшего. Иисус успешно изгнал из него «беса». Обо всем этом можно прочитать в главе четвертой Евангелия от Луки.

Но вот последняя (страстная) неделя жизни Иисуса. Кульминационный момент.

Приближается Пасха, и толпы народа стекаются по долине Иордана к Иерусалиму. Иисус покидает городок Ефраим и вместе со своими учениками, с которыми он провел неотлучно три года, направляется также в Иерусалим. О чем он говорит по дороге членам своей секты? О том, что будет предан первосвященникам, которые осудят его на смерть. Более того, следуют уточнения: он будет распят и на третий день воскреснет. Это не предвосхищение, не предвидение, а знание. Похоже, план предстоящих событий сверстан, детально расписан, согласован с остальными исполнителями, и остается только точно разыграть намеченную игру. По пути в Иерусалим группа, ведомая Иисусом, останавливается на отдых в Иерихоне у государственного служащего, начальника мытарей, то есть сборщика податей, Закхея. Следующая остановка — в окрестностях Иерусалима, в селении Вифания в доме, где жили сестры Мария и Марфа и их брат Лазарь, незадолго перед этим четверо суток пролежавший мертвым в гробу и затем воскрешенный Иисусом. Правда, непонятно: иудеи обязаны хоронить умерших не позже завтрашнего дня, почему же разлагающегося Лазаря упорно держали в гробу четверо суток? Вероятно, по той причине, что бедный Лазарь был недостаточно мертв. Иными словами, и начальник мытарей Закхей, и сестры из Вифании Мария и Марфа, и их брат Лазарь, то ли бывший действительно мертвецом, то ли представлявшийся им, были, по-видимому, членами некоей законспирированной секретной организации, помогавшей Иисусу в осуществлении разработанного замысла.

В ту ночь в Вифании Иисус еще раз напоминает о предстоящем ему распятии на кресте, а Иуда Искариот, ближайший его ученик, с которым он не расставался три года, отправляется один в Иерусалим в дом Каиафы для того, чтобы согласовать, вероятно, последующие действия. Там было решено, по всей видимости, произвести псевдораспятие Иисуса на Голгофе после праздника Пасхи. Что дальше? А дальше Иисус с группой приближенных заговорщиков отправляется на следующий день из Вифании в Иерусалим. Это было воскресенье, называемое теперь «вербным». Момент кульминации приближался. В Иерусалим накануне Пасхи должен был войти не просто некий проповедник, а описанный в Писании Мессия. Пророк Захария (см. его книгу пророчеств в составе книг Ветхого завета) о пришествии Мессии писал так: «Ликуй от радости, дщерь Сиона; торжествуй, дщерь Иерусалима; се царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной». Мог ли предстоящий спектакль обойтись без осла с ослицей? Разумеется, нет. И через какое-то время Иисус посылает апостолов Петра и Иоанна в соседнее селение за, вероятно, припасенными заранее и ждущими своего часа ослом и ослицей. Он подробно указывает, где они найдут животных. Если их спросят, зачем им молодой осел и мать-ослица, они должны были произнести заветный пароль: «Они нужны Господу». Можно представить себе Бого-сына, сверяющего свои действия с текстами старца Захария. Уже этот факт говорит о том, что перед нами группа комедиантов, решивших сыграть исторические роли. Апостолы приводят Иисусу осла и ослицу, и Иисус на молодом осле, украшенном в знак царских почестей, въезжает в Иерусалим. При этом наемные квакеры бросают перед ним ветви смоковниц, оливковых или каштановых деревьев и кричат: «Осанна Сыну Давидову! Благословен грядущий во имя Господа! Осанна в вышних!»

В понедельник и во вторник он снова посещает в Иерусалиме синагогу — дом бога Иеговы. Вечером первого дня он опять предупреждает своих апостолов: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха и Сын Человеческий предан будет на распятие». В это же время другие участники трагифарса — фарисеи, саддукеи, иродиане, старейшины, члены Синедриона — собираются на совещание, чтобы обговорить последние детали предстоящего утверждения — через акт голгофского распятия — Иисуса в Мессию, в Спасителя, в Христа, то есть в сына Бога. На этом совещании принимает участие и один из ближайших апостолов Иисуса — Иуда Искариот.

Среду Иисус проводит в Вифании в уединении, а в четверг снова посылает Петра и Иоанна с поручением в Иерусалим. По указанному Иисусом адресу те извещают хозяина одного из домов, вероятно, тоже члена тайного ордена, что все они вместе будут праздновать в его доме Пасху. В четверг вечером в этом доме и состоялась так называемая «тайная вечеря». Собственно говоря, ужин заговорщиков. Уже отужинав, Иисус говорит: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня». Все допытываются, на кого падет такая роль. Но все заранее расписано и обговорено. Однако Иуда Искариот на всякий случай переспрашивает: «Не я ли, Равви (Учитель)?» Иисус отвечает: «Ты сказал», а затем, чуть погодя, громко добавляет: «Что делаешь, делай скорее». И Иуда, выполняя приказ, уходит в ночь, чтобы привести толпу.

В Евангелии от Иоанна все это описано, каждый может прочитать сам.

Обратите внимание: во время «тайной вечери», когда Иуда по указанию Иисуса внезапно уходит куда-то, последний вдруг предлагает всем оставшимся прогуляться и ведет их зачем-то за город — за речку Кедрон, в Гефсиманский сад, где ночью ни души. Для чего? Но самое любопытное: Иуда вроде бы не должен был знать, куда направится Иисус с остальными учениками. Ведь он ушел раньше. Однако он приводит фарисеев именно в Гефсиманский сад. Выходит, действия Иуды были полностью согласованы с Иисусом?

Хотя все и обговорено и случайностей быть не должно, но Иисуса томит страх смерти, и он обращается к богу Иегове: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия». Однако уже слышится лязг мечей и звуки шагов, и виден впереди толпы Иуда Искариот. Вот он подходит к Иисусу и шепчет: «Радуйся, Равви!» — и целует его. А где все его другие ученики, особенно из числа любимых —Иоанн, Петр, Иаков? Может быть, они решили вступиться и отбить от стражи своего учителя? Это было нетрудно. Их было двенадцать человек. Петр, поскольку открыто носил меч, был, по всей видимости, римлянином, а значит, лицом неприкосновенным. Иудеям за ношение оружия полагалась смертная казнь — через распятие, и даже храмовая стража Синедриона могла быть вооружена только дубинками. Прилюдное нападение на римлянина также грозило каждому участнику смертью. Петр успевает отрубить ухо одному из напавших, некоему Малху, но Иисус вдруг прекращает потасовку. С чего вдруг? Ведь он всегда ходил с охраной! Кто его ученики? В первую очередь охранники, телохранители! Однако все они покидают Иисуса. По договоренности?

Весьма странна линия поведения Иисуса на допросах у римского прокуратора Понтия Пилата. Он молчит или отделывается какими-то отдельными фразами. Пилат, вероятно, чувствует, что его хотят вовлечь в какую-то авантюру и не находит никакой вины за Иисусом, но похоже, что и сам Иисус, и те, кто якобы судят его —первосвященники и саддукеи,— хотят непременно, чтобы он оказался распятым на кресте. То, что запланировано, должно исполниться. К народу Иудеи с голгофского креста после распятия и воскрешения должен явиться грозный Мессия. И поэтому толпа вопит: «Распни его!» Пилат пытается вывернуться: «Царя ли вашего распну?» Но его реплику перекрывает ответный рев: «Нет у нас царя, кроме Кесаря! Если отпустишь его, ты не друг Кесарю!» Пилату, собственно, угрожают доносом, и он отступает. Путь на Голгофу для Иисуса открыт. И путь с Голгофы — в мир.

Сам момент казни Иисуса на кресте отмечен некоторыми отступлениями от принятых в то время норм. Во-первых, у римлян было принято наносить распятому удар копьем под мышку, который не был смертельным, но ускорял смерть и сокращал его страдания. Это, как правило, делалось в начале казни. На этот раз этот обычай почему-то не был соблюден. Во-вторых, в иудейском варианте казни через распятие осужденному сразу же после распятия на кресте давали глоток вина, которое приправлялось сильным усыпляющим средством. Так поступали с каждым преступником, независимо от симпатий или антипатий. Слева и справа от Иисуса находились два преступника. Они приняли предложенный им традиционный напиток, Иисус же отказался от него¹. Почему? Так требовалось по сценарию? Надо было сохранить силы?

Иисус провисел на кресте несколько часов, но достаточно мало, если исходить из практики такого рода казней. Последнее его слово было: «Совершилось!» — и тут же его голова упала на грудь, и он якобы скончался.

Вспомним, был пятничный вечер, надвигалась суббота,­ день Шабад, день отдыха для иудеев, когда согласно Торе им не позволялась никакая работа — даже сморкаться, даже ходить в сапогах, подбитых гвоздями (гвозди — это тяжесть, таскать их — значит делать какую-то работу).

И здесь все было просчитано. Время торопило, надо было спешить. Чтобы ускорить смерть распятого, в обычаях того времени было принято перебивать голени ног тяжелым молотком, после чего тело беспомощно повисало и наступала смерть. Так поступили с другими казненными вместе с Иисусом. Но зачем Иисусу перебивать голени, если он уже «испустил дух»? Вот для чего понадобилась быстрая смерть Иисуса: его тело не должно было быть повреждено, ведь после распятия он обязан был на третий день воскреснуть.

Все было продумано до мелочей, было обговорено, но и на старуху бывает проруха, как гласит поговорка. В де­ло вмешалась случайность, которую не смог никто ­пре­­­дотвратить. Все случилось за какую-то секунду. Один из римских стражников, не входивший, видимо, в число заговорщиков, естественно, усомнился в смерти Иисуса и метнул острое копье ему в грудь. И «тотчас истекла кровь и вода». Предчувствие смерти, томившее Иисуса в канун событий, оправдалось. Можно представить потрясение, испытанное всеми участниками этого трагического ­фар­­са. Человек, который находился уже у порога ис­полнения назначенной ему роли грозного Мессии — Спасителя иудейского народа, Христа, или сына Бога, был мертв. И мертв непритворно, неподдельно, вполне натурально. Мертв так, что воскреснуть ему было уже невозможно.

Что дальше? А дальше снова возникают вопросы. Богатый человек, видный член Синедриона, по существу (во всяком случае, внешне) вынесшего смертный приговор Иисусу и настоявшего на его исполнении перед римским прокуратором, Иосиф Аримафейский отправляется к Пилату, дабы тот разрешил снять тело Иисуса для погребения. Почему Иосиф так заботится о теле казненного проповедника? Ведь для члена Синедриона последний — заведомый шарлатан, мошенник, явный преступник? Все объясняется, если допустить, что Иосиф Аримафейский тоже из тайного ордена. Удивительны и дальнейшие хлопоты. Тело Иисуса заворачивают в дорогое полотно, роскошно сдобренное ста литрами смирны и алоя, которые принес некий Никодим, тоже член Синедриона, то есть высшего иудейского религиозного Совета, наделенного судебной властью. Далее тело переносят в избранную для него гробницу, находящуюся в саду у Иосифа Аримафейского. Гроб высечен из цельной скалы и был изначально предназначен для самого хозяина, и вот туда, предварительно омыв тело, умастив его благовониями, завернув голову белым платком и обвив полотнами, и кладут труп Иисуса.

Вы понимаете что-нибудь или нет? Я ничего не понимаю.­

Повторяю, для любого фарисея и саддукея, для любого члена Синедриона, какими являлись Иосиф Аримафейский и Никодим, Иисус — враг, достойный лишь шельмования, оплевывания и жестокой казни. Чем же объяснить посмертные почести, которые Синедрион в лице своих известных и влиятельных сочленов вдруг оказывает казненному преступнику?

По всей видимости, всех посвященных в тайну голгофского распятия в первые часы охватывает чувство растерянности. Но достаточно скоро они уже приходят в себя. Тело Иисуса исчезает из гробницы. Во всяком ­случае, утром в пасхальное воскресенье его уже нет в гробнице богатого Иосифа, а Мария Магдалина уже возвещает всем, что якобы наблюдала его видение у гроба. Больше того, в то же воскресенье вечером о появлении Иисуса свидетельствуют собравшиеся в одном из домов его апостолы и в числе их неверующий Фома, которого заставили-таки поверить, что Иисус воскрес. В третий раз, по Иоанну, Иисус появляется среди людей на берегу Тривердиадского моря — об этом «свидетельствуют» давние члены его тайного ордена Петр, Фома, называемый еще Близнецом, Нафанаил из Каны Галилейской, сы­­новья Заведеевы и еще двое его бывших учеников... Надо сказать, это были очень убедительные и весьма «доказательные свидетельства». Сотни миллионов людей в течение двух тысяч лет будут свято веровать в эти «истины».

Поразительно и фантастично: из какого мелкого сора рождаются порой величайшие мировые религии.