А. И. Неусыхин роблемы европейского феодализма

Италии, и превратить ее в орган императорского контроля над исправ­ным поступлением регалий.

Полностью провести в жизнь Ронкальские постановления оказалось нелегко. Прежде всего этому воспротивились сами города (несмотря на нее попытки Барбароссы использовать противоречия между ними), а за­тем против политики Фридриха выступило папство, опасавшееся воз­вращения отнятых у городов регалий епископам и вытекавшего отсюда возможного возрождения епископальной системы в Северной и Средней Италии; наконец обе эти силы заключили союз против Фридриха. На сопротивление городов Фридрих натолкнулся тотчас же после Ронкаль-ского сейма. В этом смысле зловещим предзнаменованием для всего хода его ломбардской политики мог послужить весьма симптоматичный эпи­зод — активный и упорный протест маленького города Кремы, стены которой Фридрих повелел снести за невыполнение его требований (а от­части в угоду верной ему Кремоне) и которая выдержала 7-месячную осаду. Но Фридрих не обратил внимания на это серьезное предостере­жение, свидетельствовавшее о том, что на разногласиях между ломбард­скими городами нельзя основывать итальянскую политику императора. А между тем в то же самое время готовились важные перемены и в папской столице.

После смерти Адриана IV папой был избран противник Фридриха Александр III (1159—1181). Фридрих, правда, попытался обезвредить весьма опасного для него папу, но неудачно. На созванном Фридрихом в 1160 г. в Павии синоде, состоявшем из послушных ему епископов, Александр III был объявлен низложенным и отлученным и его преем­ником признан избранный перед тем антипапа Виктор IV (1159—1164). В ответ Александр III отлучил не только Виктора IV, но и самого Фридриха I со всеми его советниками, а к концу 1160 г. все главные государства Западной Европы признали законным папой Александра III, так что Барбаросса остался в одиночестве со своим антипапой. Так на­чалась новая, почти 18-летняя борьба папства и империи, которая тесно слилась с борьбою императора против автономии ломбардских городов.

Так как Милан всячески стремился обойти Ронкальские постановле­ния, Барбаросса предпринял новый поход против него, закончившийся в 1162 г. полным поражением миланцев. Опьяненный временным успехом, Фридрих расправился с непокорным городом с такой нелепой жестокостью, которая могла принести — и в будущем действительно принесла — толь­ко вред его собственной политике, не говоря уже о ее неоправданности по отношению к миланцам. Фридрих инсценировал целое судилище, за­ставил представителей города предстать пред его очами в одеждах каю­щихся преступников, с веревками на шее и заявил им, что они все за­служивают казни, но он милостиво дарует им жизнь, но они, тем не менее понесут наказание. Последствия монаршей «милости» не заставили себя долго ждать: Фридрих повелел просто-напросто уничтожить Милан. Город был до основания разрушен, стены его снесены, а территория превращена в совокупность деревенских поселений на императорском домене; в этих деревнях разместили жителей Милана, ставших теперь крестьянами, обязанными платить оброки и нести повинности со своих

320

Однако ломбардская политика привела к постепенному ослаблению вражды между ломбардскими городами перед лицом общей для них угро­зы германского завоевания. Через два года после разрушения Милана, в 1164 г., Венеция, к тому времени превратившаяся уже в сильную торговую морскую республику и опасавшаяся, как бы политика Фридри­ха I не нарушила ее самостоятельность, привлекла разными средствами на свою сторону три имперских города — Верону, Падую и Виченцу — создала Веронский союз городов, опиравшийся на помощь сицилийского короля и византийского императора, которые в то время были в равной мере враждебны Барбароссе. Хотя Фридрих и пытался заручиться под­держкой английского короля Генриха II Плантагенета (у которого как раз в 60-х годах возник конфликт с церковью в лице Кентерберийского архиепископа Фомы Бекета) и взял с германских князей клятву никог­да не признавать Александра III законным папой, тем не менее его римский поход 1167 г. оказался, несмотря на временные успехи, неудач­ным. Фридриху, правда, удалось взять Рим и вторично короноваться императорской короной, но бегство Александра III в Беневенто, а затем во Францию и эпидемия в войске Фридриха, унесшая около двух тысяч рыцарей, свела на нет все его — впрочем, весьма эфемерные и сомни­тельные — достижения.

Тем временем в Ломбардии под влиянием Венеции и папы образо­вался новый городской союз во главе с когда-то верной Фридриху Кре­моной: в него вошли сначала четыре города, а потом число их возросло до восьми. Новый союз примкнул к прежнему, Веронскому союзу и начал общими силами восстанавливать разрушенный Милан. Это означало уже полное забвение городами всех ломбардских распрей перед угрозой им­перского нашествия. Попытка Фридриха, находившегося в то время в Павии, подавить оттуда разраставшееся и ширившееся городское дви­жение привела лишь к тому, что он чуть не оказался запертым в Ита­лии (поскольку были закрыты альпийские проходы) и смог пробраться в Германию только при помощи своего родственника — графа Савойского.

Оба союза городов сомкнулись в одну мощную Ломбардскую лигу, в ко­торую вошло сперва 15, а затем 22 города ². Она была создана для борь­бы с Фридрихом I сроком на целых 20 лет. Города признали законным папой и своим руководителем Александра III, а Виктор IV потерял последние остатки того влияния, которым обладал. Ломбардская лига выстроила к юго-западу от Павии особую крепость, которая должна была мешать продвижению Барбароссы через принадлежавшие ему западные альпийские проходы, и назвала ее в честь папы Александрией.

Для продолжения борьбы и осуществления новых итальянских похо­дов Фридрих мог рассчитывать только на военную помощь вассалов тех

² Важнейшие из них: Милан, Кремона, Бергамо, Брешия, Мантуя, Феррара, Ве-рона, Виченца, Падуя, Лоди, Пьяченца, Парма, Модена, Болонья, Венеция.

11 А. И. Неусыхин

321

Тогда он обратился за помощью к Генриху Льву, который, в соот­ветствии с вассальным договором 1154 г., участвовал в первом итальян­ском походе Барбароссы и оказывал ему и в дальнейшем некоторую во­енную поддержку. Однако Генрих Лев, весьма усилившийся к тому вре­мени благодаря захватам на славянском Востоке, потребовал за свою помощь (которую он обязан был оказывать Фридриху в силу вассальных отношений) передачи в полное его распоряжение принадлежавшего импе­ратору саксонского города Гослара, имевшего очень большое значение ввиду находившихся там серебряных рудников. Барбаросса отверг это условие, как неприемлемое и не соответствующее взаимоотношениям вас­сала и сеньора, в особенности же неподобающее и неуместное по отно­шению к верховному сюзерену — императору. Ему ничего не оставалось, как дать бой ломбардцам, не дожидаясь ничьей помощи. В 1176 г. в битве при Леньяно (к северо-западу от Милана) пехота ломбардских городов (и в первую очередь миланская) нанесла тяжелое поражение конным рыцарям Фридриха Барбароссы. После этого города потребовали от Фрид­риха отмены императорской юрисдикции, признания за ними права со­хранить свою крепость Александрию в ряда других уступок; ввиду во­зобновившихся раздоров между разными городами лига готова была даже отказаться от поддержки Александра III. Однако. Фридрих и на этот раз (как обычно) переоценил свои возможности: раздоры среди ломбардских городов были не столь значительны, чтобы помочь ему выиграть уже безнадежно проигранную борьбу с ними (из-за регалий) и с папой (из-за возрождения епископальной системы в Италии). Когда вновь разгорелась борьба Кремоны с Миланом и Фридрих попробовал усилить разногласия между городами внезапным признанием в 1176 г. Александра III (вопре­ки происходившим переговорам с Лигой), то это ни к чему не привело: Фридрих уже не мог разыгрывать роль верховного судьи над враждо­вавшими городами — эта роль перешла к папе Александру III.

Папа облек заключение так называемого Венецианского договора с Фридрихом (1177) в унизительную для того форму: с Фридриха снима­лось отлучение, а он признавал папский суверенитет и выполнял сим­волическую процедуру лобызания стопы папы (за столетие перед тем, в Dictatus papae, это рассматривалось как один из признаков непрере­каемого папского верховенства над всеми светскими государями Западной Европы). Фридрих обязался заключить мир с Ломбардской лигой и обме­няться с папой спорными землями.

Согласно условиям мирного договора с ломбардцами, заключенного в

322

Констанце, в 1183 г., Фридрих вынужден был признать законность су­ществования Ломбардской лиги (которая не была распущена), как свое­образного государства в государстве, сохранив за собой лишь общий и верховный суверенитет, но не претендуя ни на инвеституру ломбардских епископов, ни на присягу верности со стороны членов Ломбардской лиги.

Сын Фридриха Барбароссы Генрих VI (1190—1197) примирился с воз­вращенным из изгнания Генрихом Львом, который провел годы изгнания в Англии у своего коронованного тестя Генриха II Плантагенета и кото­рому были вновь переданы все его владения. Затем в длительной и тя­желой борьбе с пронорманским антигерманским движением в Сицилий­ском королевстве Генрих VI закрепил его за собою. Эта борьба вовлекла его в новые конфликты с папством и английским королем, сыном Ген­риха II Ричардом Львиное Сердце, из которых Генриху VI удалось вый­ти благодаря использованию противоречий между Ричардом и француз­ским королем Филиппом II Августом, обострившихся после III крестового похода.

Тем временем в Германии подняли голову князья, что было на этот раз особенно опасно для короля, так как сблизились те две княжеские коалиции, на вражде которых строил свою игру Барбаросса,— а именно рейнско-кёльнская и саксонская. За обеими группами стояла Англия, экономически связанная с Кёльном и родственными узами — с Вельфами. К тому же Генрих VI своими попытками возродить епископальную систе­му вызвал раздражение и в среде епископата. С подавлением княжеских восстаний и сложными перипетиями постоянно менявшихся взаимоотно­шений с Вельфами связана вся внутренняя политика Генриха VI. Его попытка добиться наследственности королевской власти ценой ряда при­вилегий, которые он предоставлял князьям, оказалась безрезультатной — князья отвергли его предложение. Планы грандиозного крестоносного пред­приятия, с которыми носился Генрих VI, не осуществились. После его смерти, при малолетнем сыне Генриха VI и Констанции Фридрихе Роже-ре (родился в Палермо в 1194 г.), Сицилийское королевство попало на целые полтора десятилетия под патронат самого мощного папы средневе­ковья Иннокентия III (1198—1216 гг.).

В Германии в это время с новой силой вспыхивает вражда Вельфов с Штауфенами, вылившаяся в борьбу двух претендентов на престол — Филиппа Швабского, младшего сына Барбароссы, и Оттона IV, сына Генриха Льва. Иннокентий III сначала поддерживал Оттона, но после того как тот заявил притязания на Сицилийское королевство, папа отлу­чил Оттона от церкви, произнеся при этом крылатую фразу: «Жалею, что сделал его человеком». Папа выдвинул в противовес ему молодого сицилийского короля Фридриха II, который до тех пор находился под его опекой, а теперь достиг совершеннолетия. При поддержке папы и французского короля Филиппа II Августа Фридрих II короновался в 1212 г. короной германского короля, дав предварительно присягу вассаль-

323

ной верности папе (1211 г.), который вынудил у Фридриха юридически оформленное повторение всех обещаний Оттона IV, скрепленное согласи­ем князей. Тем временем Оттон IV тоже вернулся в Германию.

Вместе с тем к концу понтификата Иннокентия III папство чрезвы­чайно усилилось. Ему удалось протянуть свои щупальцы во Францию, Англию, Испанию (в связи с успехами реконкисты), Прибалтику (в ре­зультате немецкой военной агрессии) и на Балканы (после IV крестового похода и основания Латинской империи), не говоря уже о хозяйничании пап в Германии и Сицилийском королевстве.

Одновременно с усилением международных позиций папства проис­ходило изменение самой его структуры: централизация церковной юрис­дикции в Риме, рост притязаний на юрисдикцию над светскими областя­ми, увеличение денежных требований курии, злоупотребление дисципли­нарной церковной властью и отлучениями, интердиктами и пр. Все это вызывало в начале XIII в. еще большее недовольство папством в низших слоях городского и сельского населенпя, чем в XII в.. и, конечно, под­тачивало устойчивость папской власти, несмотря на то, что были созда­ны (в противовес этому недовольству) новые ордена доминиканцев и францисканцев. Однако до начала упадка средневекового папства остава­лось еще целое столетие, а сейчас, при Иннокентии III и его преем­никах, оно переживало период своей наивысшей мощи, и никогда — ни раньше, ни позже — оно не было ближе к осуществлению теократической программы Григория VII, чем именно теперь, в первой половине XIII в. (при папах Иннокентии III, Григории IX и Иннокентии IV).

Тем временем германские князья все более и более определенно скла­дываются в особое сословие, а сама Германия бесповоротно вступает на путь превращения в совокупность территориальных княжеств.

Таким образом, Фридриху II предстояло действовать в резко изме­нившейся обстановке, сильно отличавшейся даже от ситуации времен Фридриха Барбароссы. И сущность этих изменений — усиление папства и городов в Италии, князей в Германии — была такова, что не предвещала ничего хорошего централизаторским стремлениям нового императора

324

(1220—1250). Но и сам деятель этой имперской централизации XIII в, резко отличался от своих предшественников. По воспитанию и привыч­кам Фридрих II (со стороны матери — внук Рожера II) — прежде всего сицилийский, а не германский король. Выросший в Палермо и воспри­нявший наряду с норманскими политическими традициями централи­зованного сицилийского феодализма также и византийские, арабские, а с другой стороны, италийские и провансальские культурные влияния, Фрид­рих II, интеллектуально разносторонне одаренный и хорошо ориентиро­ванный во всех течениях тогдашней научной и философской мысли (при­том не только европейской, но и восточной — мусульманской и иудей­ской), и в то же время весьма склонный к поверхностному дилетантизму в науке и искусстве, был в еще большей мере дилетантом в политике. Это резко отличает его от Фридриха Барбароссы, несмотря на все его умственное превосходство над своим столь же, как и он, неудачливым дедом.

Интересами этого королевства он жил, его укрепление считал самой насущной практической своей задачей — даже тогда, когда был вынужден отчасти подчинять ее более широким целям общеимперской политики. Она в отличие от имперской полигики Барбароссы производит такое впечатление, словно Фридрих II вел ее, либо преследуя конкретные ин­тересы как сицилийский король, либо из каких-то теоретических сообра­жений, мало общего имеющих с реальной политикой (хотя он весьма упорно боролся за осуществление этой «теории» на практике!). Это объяс­няется, конечно, не только личными свойствами Фридриха II как поли­тика и не только теми традициями, в которых он вырос, но — в гораздо большей мере — еще и тем, что сама «Священная Римская империя гер­манской нации» (это название укоренилось как раз при Барбароссе) все более переходила из сферы реального ее бытия как государства в сферу юридического умозрения и разного рода теорий относительно того, какой должна быть эта империя, иными словами, находилась на пути превра­щения из реальности в фантом. Но так как это была еще не последняя стадия такого превращения, то Фридрих II попытался оживить дряхлев­шую империю; неудача его попытки приблизила завершение указанного процесса. Предпринимая эту попытку, Фридрих II поставил целью объеди­нить Италию и Германию в единую империю наряду с централизацией Сицилийского королевства (что отчасти должно было служить средст­вом для достижения этой цели, а отчасти осуществлялось совершенно независимо от нее) и предоставить Германию в распоряжение князей.

Можно сказать, что Фридрих II был больше всего сицилийским коро­лем и южноитальянским герцогом, в меньшей мере — императором и уж

325

С Фридрихом II Германия как бы утрачивает носителя королевской власти, и центр тяжести империи перемещается при нем в Италию. Его имперская политика направлена не с севера на юг (как у его предшест­венников), а с юга на север. Опираясь на материальные ресурсы Сици­лии, он стремится завладеть Средней и Северной Италией и обеспечить за собой хотя бы признание его суверенитета в Германии. Из сказанного отнюдь не следует, что имперская политика Фридриха II была недоста­точно активной. Наоборот, она была чрезмерпо агрессивной, тем более упорной, чем значительнее были стоящие на ее пути препятствия и чем более недостаточны были средства для их преодоления. И теория импе­раторского верховенства у Фридриха II была более разработана, чем у кого бы то ни было из его предшественников,— в полном соот­ветствии с тем переходом империи из реальности в область государст­венно-правовых умозрений, который мы отметили выше. Как раз Фрид­рих II стал глашатаем уходивших в прошлое идей общеевропейской феодальной империи с гегемонией ее итало-германского ядра над осталь­ными государствами.

Заимствовав с византийского и мусульманского Востока идею обоже­ствления императорской власти, Фридрих II попробовал скомбинировать ее с каролингскими традициями Западной Европы и с идеей сильной централизованной королевской власти, сложившейся в норманской Сици­лии. Из сочетания всего этого он создал странный сплав, в котором мотивы восточной теократии причудливо переплетались с учением о двух мечах, светском и духовном, о верховенстве императора над королями как первого над равными и с чисто феодальными представлениями о господстве верховного сюзерена над своими вассалами. В многочисленных памфлетах и законодательных актах, которые, впрочем, в значительной мере принадлежат не самому Фридриху, а его канцлеру Петру из Ви-

326

Из двух мыслимых (хотя реально одинаково неосуществимых) форм теократического объединения феодальной Европы — империи и пап­ства — папская теократия была, во всяком случае, действеннее имперской, особенно в XIII в., в эпоху укрепления централизованных феодальных го­сударств. Фридрих II не понял этого, в чем и заключалась его вторая крупная политическая ошибка. Что мы имеем дело именно с такой двой­ной ошибкой, красноречиво свидетельствует тот факт, что Фридрих II не ограничился лавированием между различными социальными и поли­тическими силами своего времени, а выдвинул широковещательный ло­зунг unio regni ad imperium, совершенно не считаясь с реальной воз­можностью осуществления этого замысла.

Препятствия, стоявшие на пути Фридриха II, были поистине колос­сальны, а средства к их устранению, конечно, совершенно недостаточ­ны. Для того чтобы объединить в единую империю Германию, Северную и Среднюю Италию и Сицилийское королевство, нужно было прежде все­го совершенно сломить папство как политическую силу (притом мощное папство XIII в.) и захватить Папскую область. Затем предстояло под­чинить власти императора города Средней и Северной Италии и, нако­нец, как-то справиться с князьями в Германии. Последнюю задачу Фриг-дрих II с самого начала признал неосуществимой и потому вместо борь­бы с немецкими князьями стал раздавать им привилегии; первые же две задачи он стал выполнять с яростью и настойчивостью человека, сое­динявшего в одном лице фанатика и дилетанта, деспота восточного об­разца и коварного территориального князя Южной Италии, преемника норманских завоевателей и сицилийских королей, предтечу итальянских тиранов XV—XVI вв. Поэтому Фридрих II принужден был с самого на­чала вести весьма различную — иногда даже прямо противоположную — политику в Сицилийском королевстве и в Германии.

327

В 1220 г. Фридрих II уступил духовным князьям целый ряд весьма существенных прав королевского суверенитета: влияние на назначение епископов в пределах данного княжества; основание новых таможенных монетных дворов (которое императором отныне могло осуществляться лишь с согласия данного князя); частично — право короля на регалии, которые он мог с этих пор взимать лишь в строго определенные и зара­нее возвещаемые дни пребывания его и его двора на территории того или иного княжества (так называемые Hoftag); отчасти — право коро­ля ставить любое лицо вне закона в силу лишения его королевского мира (Achterklarung), ибо это высшее проявление королевской юрис­дикции должно было отныне механически следовать за церковным отлу­чением, налагавшимся духовным территориальным князем.

Кроме этих уступок, духовные князья получили ряд гарантий непри­косновенности их земельных владений и политических прав: их лены объ­явлены были не подлежащими отчуждению в пользу короля как их сеньора; король обязывался защищать духовные княжества от всякого рода притязаний со стороны светских владельцев, от злоупотреблений фогтов, от постройки бургов в пределах церковных княжеств против воли князей, от привлечения несвободных держателей духовных князей в ряды городского населения, а также от присвоения светскими властителями движимого имущества умерших клириков (т. е. от применения так на­зываемого права сполий). Это право вытекало из верховенства некото­рых светских князей над церковными учреждениями и принадлежало прежде всего верховному светскому властителю — королю.

Особенно настаивал на применении права сполий Фридрих Барбарос­са. Фридрих II практически отказался от него, так же как и от поль­зования регалиями в Германии, из-за которого Барбаросса вел такую упорную борьбу в Ломбардии. За все эти привилегии на князей воз­лагалось лишь одно обязательство — военная помощь императору в его борьбе за Северную и Среднюю Италию. Так, Сицилия должна была дать Фридриху II денежные, а Германия военные средства для создания уни­версальной империи. В том же году Фридрих II сделал ряд, правда, менее значительных уступок и духовным князьям Средней и Северной Италии: он освободил италийских епископов от ряла светских платежей и от судебной зависимости (главным образом за счет городов) и объ-

328

явил королевское «лишение мира» последствием церковного отлучения. Кроме того, духовные князья Италии получили право вооруженной борь­бы с еретиками, которое индифферентный в религиозных вопросах им­ператор даровал им отчасти в угоду папству, а отчасти за обещание военной помощи при подавлении возможных мятежей против него са­мого.