ТАМПЛИЕРЫ, МАСОНЫ, АНАРХИСТЫ

1

Занимаясь изучением следственных дел российских тамплиеров в XX веке, я не мог обойти постоянно встававший передо мной вопрос: а кто они, эти "рыцари", именуемые их противниками "анархо-мистиками", - прямые наследники исторического Ордена тамплиеров, как считали они сами, анархисты, только прикрывающиеся крестом тамплиерства, или же ответвление современного масонства? И то, и другое, и третье оказывалось в равной степени вероятным. На связь с анархистским движением указывало руководящее положение в ВФАК самого А.А.Карелина и его ближайшего окружения; на тамплиерство - почитание главных христианских праздников, культ Христа и архангела Михаила, как предводителя небесного воинства; на масонство - тот факт, что в "Древнем Шотландском обряде" мастер-тамплиер занимает самую высокую, 30-ю степень посвящения.

Впрочем, так полагали не только "рыцари". Некий более чем хорошо осведомленный об анархо-мистиках вообще и об А.А.Солоновиче и его жене в частности человек, скрывшийся за инициалами "Юр. А-т." (по всей видимости - анархист Юрий Аникст, уже тогда замеченный в сотрудничестве с органами ОГПУ) в одном из номеров 1929 г. парижского анархистского журнала "Дело Труда" напечатал обширный памфлет, посвященный А.А.Солоновичу, под броским и ядовитым заголовком "Трубадур мистического анархизма". Указывая на Солоновича, как на создателя "бесконечных орденов и братств - Света, Духа, Креста и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т.п." (заметим, что по первым двум как раз и велось следствие!), автор памфлета утверждал, что "вся эта иерархия (орденов. - А.Н.) подчинена верховной международной организации, ни имени которой, ни содержания я пока не назову. Могу сказать лишь одно: Карелин вывез ее в Россию из Парижа, а в Париж, по-видимому, имел рекомендацию от русских масонов. Должен, однако, предупредить, что в хронике этой верховной организации упоминается, что масонство тоже было маской для этой организации и, следовательно, она с масонством не тождественна. Ее задача - гегемония избранных..."<1>.

На что здесь намекал Ю.Аникст (будем так называть автора памфлета), что он имел в виду - мне было непонятно. Можно, конечно, предположить, что его задачей было только натравить на анархо-мистиков и мистическую интеллигенцию ОГПУ и "простых анархистов", как они себя именовали, то есть анархистов из рабочих, рвавшихся в то время к захвату Музея П.А.Кропоткина, чтобы сделать его своей политической 78

трибуной.<2> Но зачем тогда столь подчеркнуто отделять анархо-мистицизм (тамплиерство) от масонства? Больше того, уже на следующих страницах памфлета Аникст заявлял, что хотя Карелин и ввел А.А.Солоновича в одну из форм "строгого посвящения, привезенную из Парижа", характерную для одного из обрядов масонства, на самом деле это "фальшивая форма строгого посвящения. Так, например, многие идеи и методы (? - А.Н.) абсолютно противоречат документам хотя бы известного Братства Философов Древней Системы".<3>

Памфлет Аникста против Солоновича и анархо-мистиков являл собой столь невероятный сплав вымысла и реальности, что, похоже, им отказались воспользоваться даже следователи ОГПУ, хотя можно поручиться, что он был создан, переправлен в Париж и напечатан там не без помощи их агентов. Сомневаться в последнем не приходится: сотрудничество с ОГПУ редактора и издателя "Дела Труда" П.Аршинова, которому покровительствовал Н.И.Махно, оказалось одним из самых громких скандалов русской эмиграции того же 1929 г. и вызвало высылку Аршинова из Франции.<4> Но не это, как мне думается, остановило следователей. Им вполне достаточно было раскрытие подпольных кружков на Кавказе, в Нижнем Новгороде и в Свердловске, связанных с Москвой, ходившей по рукам рукописи А.А.Солоновича о "Бакунине и Иалдабаофе", а так же листовки, обнаруженной у И.Н.Уйттенховен-Иловайской, от авторства которой она не отказывалась.<5>

Меня же, наоборот, интересовало все то, что так и осталось за рамками следствия, тем более, что в русской истории, как известно, институт рыцарства, да еще в его орденской ипостаси, проявился лишь дважды. Первый раз он возник в самой что ни есть изуверской и сатанинской форме "ордена кромешников", для чего и была создана знаменитая "опричнина" Ивана IV<6>, а вторично - при кратковременном коммандорстве Павла I над мальтийскими рыцарями. Тамплиерами в России никто из историков специально не интересовался, и публикации, посвященные духовным рыцарским орденам, на русском языке появились только в последние десятилетия, без должной критики пересказывая не всегда достоверные выводы западных авторов.<7>

Так что сейчас известно об исторических тамплиерах?

Орден тамплиеров ("храмовников") был основан в 1118 г. в Иерусалиме девятью французскими рыцарями, во главе которых стояли Гуго де Пайен и Жоффруа де Сент-Омер, соратники Готфрида Бульонского. Во имя Богоматери они дали обет служить Спасителю по монашескому уставу - соблюдая целомудрие, послушание и бедность, охраняя пилигримов на пути в Святую Землю и на ее территории от христианских и мусульманских разбойников. Король Иерусалимский Балдуин II вскоре отдал в их распоряжение часть своего дворца, которая, согласно преданию, была построена на месте стоявшего здесь некогда храма Соломона. От этого разрушенного в древности храма они и получили свое название.

Поддержку рыцарям в их начинаниях оказал Бернард Клервосский, суровый мистик и сторонник строгой иерархической организации римской Церкви, пользовавшийся огромным авторитетом в тогдашней Европе. Он сам принял участие в разработке рыцарско-монашеского устава Ордена, который был утвержден на соборе в Труа в 1128 г. папой Гонорием II, и тогда же Гуго де Пайен стал его первым великим магистром.

В уставе Ордена тамплиеров были использованы правила, взятые из статутов древних каноников Гроба Господня и цистерианских монахов, регламентирующие соблюдение постов, обхождение с больными и бедными, посещение богослужений. Безусловно новыми следует считать параграфы, определявшие поведение рыцарей в бою: никто под страхом позора и извержения из Ордена не смел покинуть поле битвы, пока над ним развевался черно-белый флаг тамплиеров.

Члены Ордена должны были избегать мирских удовольствий, а устав регламентировал необходимое количество пищи, оружия, одежды и всего прочего, чем должен был довольствоваться каждый рыцарь, отказавшийся от всякой собственности. Никаких 79

украшений на платье и на оружии носить не полагалось. Женатые могли тоже состоять в Ордене, однако не имели права носить его знаки - белый льняной плащ с красным восьмиконечным крестом, символизирующим готовность к мученичеству, и белый полотняный пояс, служивший символом сердечной чистоты.

Члены Ордена делились на рыцарей, капелланов и служащих: последние состояли из оруженосцев и ремесленников. Во главе Ордена стоял магистр, которого избирали особым комитетом из членов капитула, а в его свиту входили капеллан, писец-клирик, два служащих брата, рыцарь, исполнявший обязанности ординарца, кузнец, повар и два конюха. В качестве адьютантов при магистре состояло двое рыцарей из благороднейших родов, составлявшие его совет. В случае необходимости магистра замещал сенешаль, которому прислуживали два оруженосца, капеллан, писец и двое слуг.

Войском Ордена и всеми рыцарями ведал маршал, в то время как великий прецептор был хранителем казны и заведовал всем имуществом Ордена в чем бы оно ни выражалось - в зданиях, замках, поместьях, кораблях, торговых складах и прочем. Комтур Иерусалимский с отрядом из десяти рыцарей (не отсюда ли "десятки" орденских кружков?) при развернутом черно-белом знамени сопровождал паломников к Святым местам Палестины.

Такие же должности были созданы и в провинциях Ордена - в Триполи, Антиохии, Франции, Англии, Пуату, Арагоне, Португалии, Апулии и Венгрии.

Вступающий в Орден должен был происходить из рыцарского рода и от законного брака, сам в браке не состоять, не быть связанным обетами с другими орденами и не быть отлученным от Церкви. Он мог иметь три лошади, одного оруженосца и один шатер. Точно так же регламентировалось количество его одежды, оружия и получаемой пищи.

Слава Ордена росла вместе с его численностью, подвигами и могуществом, потому что все перечисленное отвечало идеалу рыцарства и привлекало в его ряды представителей самых знатных фамилий. Не было ни одной сколько-нибудь знатной семьи в Европе, члены которой не состояли бы в Ордене. В его казну стекались пожертвования золотом, драгоценностями, поместьями, замками, а вместе с тем ему даровались все новые и новые привилегии. При всех европейских дворах тамплиеры занимали самые почетные должности, а по богатству и могуществу Орден в целом мог соперничать со всеми государствами христианского мира, что постепенно начинало вызывать опасения монархов.

Наоборот, папы, видевшие в Ордене опору своего влияния в Европе, расширяли покровительство рыцарям до того, что в 1162 г. папа Александр III особой буллой освободил Орден от подчинения иерусалимскому патриарху (а в Европе - от подчиненности местным духовным владыкам), дозволив иметь собственное духовенство, отвечающее непосредственно перед папским престолом. Если учесть, что к этому времени тамплиеры имели собственное войско, собственный суд, независимый от королевского, и огромные земельные владения, монастыри и замки в Европе, образуя независимые территории в каждом европейском государстве, куда от произвола королевских чиновников с охотой бежали крестьяне, горожане и даже дворянство, получая надежную защиту, то можно представить, какой грозной и страшной силой выглядел Орден в глазах европейских монархов.

Собственно говоря, в лице тамплиеров в Европе формировалась новая наднациональная власть, которой оставалось совсем немного, чтобы, объединив в своих рядах всю европейскую аристократию и горожан, встать над светской (а затем - и над церковной) властью, положив конец европейским раздорам и войнам, образовав "единую Европу" задолго до конца XX столетия.

Положение изменилось к началу XIV века. В 1291 г. пала Аккона, последний оплот христианского рыцарства на Востоке, заставив Орден тамплиеров перебраться на Кипр и во Францию. После бурных успехов на протяжении всего XII века, последующее столетие показало отсутствие реальных интересов для европейской аристократии в Передней Азии. 80

Рыцари привыкли к роскоши, а сам Орден был занят торговлей, ростовщичеством и вовсе не стремился сражаться с "неверными". Гораздо больше, чем судьба Гроба Господня, рыцарей занимали дела в Европе, где они и встретили своего главного противника - французского короля Филиппа IV "Фальшивомонетчика", прозванного так за непомерную алчность и порчу серебряных денег.

Здесь не место пересказывать ходы интриги, благодаря которой 13 октября 1307 г. по приказу короля все французские тамплиеры во главе с гроссмейстером Жаком де Моле, вызванные с Кипра вместе со своими сокровищами под предлогом подготовки нового крестового похода, были арестованы и брошены в темницы. Папа Климент V был послушной игрушкой в руках Филиппа IV, и все же для завершения процесса над тамплиерами потребовалось почти семь лет. За это время многие из арестованных погибли под пытками, а другие возвели на себя и на Орден чудовищные обвинения, от которых отказывались во время судебного заседания, чтобы "за возврат к заблуждениям" тотчас попасть на костер.

Казалось, с Орденом покончено. Однако 17 марта 1314 г., когда парижское судилище приговорило гроссмейстера и высших должностных лиц Ордена к пожизненному заключению, у Жака де Моле и великого прецептора Жоффруа де Шарне хватило сил и мужества выступить с категорическим протестом против обвинения и с полным отказом от своих показаний под пытками, за что на следующий же день они были сожжены. Орден был распущен, все его богатства были конфискованы королем. Насколько надумано было обвинение, видно из того, что на заседании 3 апреля 1312 г., когда была оглашена запрещающая Орден булла, папа Климент V в присутствии Филиппа IV и множества рыцарей, говоря об Ордене, признался, что "даже если его нельзя уничтожить путями правосудия (поскольку доказательства вины тамплиеров не выдерживали проверки. - А.Н.), то все же он должен быть уничтожен путями благоразумия, дабы не разгневался дорогой сын наш король французский".

Стоит заметить, что во многих странах Европы - в Англии, Германии и в Португалии - королевские суды полностью оправдали тамплиеров от возводимых на них обвинений в противоестественных пороках, богохульстве и сатанизме, так что рыцари там не потеряли ни своего положения, ни имущества, а сами тамплиеры вошли в состав других рыцарских орденов. Но в целом гибель Ордена стала свершившимся фактом уже в силу папской буллы, запретившей его существование.

Что вменялось в вину тамплиерам?

Нам, россиянам конца XX века, знающим механику сталинских процессов 30-х годов, которые вызывали удивление и растерянность у европейцев, приходивших к выводу, что "значит, все так и было, если обвиняемые добровольно подтверждали выдвинутые против них столь чудовищные обвинения", намного легче разобраться в "свидетельствах", добытых следователями инквизиционных трибуналов средневековья, чем западным историкам прошлого и нынешнего веков.

Выросшие в условиях не снившихся нам демократических свобод, соблюдении буквы закона, уважения к "правам человека" (о которых вопрос тогда не вставал просто по отсутствию необходимости), эти люди не понимали и не могли понять, каким образом человек может взвести на себя чудовищную напраслину, которая означала для него верную и позорную смерть. Между тем, коммунисты в практике политических репрессий, чтобы окончательно сломить волю человека и столь же окончательно очернить его в глазах всего мира, применили испытанный прием инквизиции - утверждение абсурда, против которого логика оказывалась бессильна, ибо просто не допускалась в царство беспредельного пыточного произвола.

Абсурд состоял в том, что если человек строил государственную промышленность, добиваясь ее эффективности, его обвиняли именно в развале промышленности; если он отвечал за обороноспособность страны, в процветании которой был единственный смысл его жизни, его обвиняли в подрыве армии, в работе на иностранные разведки, в продаже 81

секретов тем державам, против которых строилась оборона. Если человек отвечал за развитие науки, подбирал наиболее способные кадры, создавал им условия для максимальной отдачи сил, его обвиняли в развале этой науки, в заведомом вредительстве и саботаже; если это был врач, боровшийся за жизнь своих пациентов, его заставляли признать, что подлинной его задачей было как можно скорее и как можно больше отправить людей на тот свет...

То же самое произошло и с тамплиерами, причем с тем большей легкостью, что, с точки зрения своих современников, они были повинны в нарушении монашеских обетов, которые приносили при вступлении в Орден, ставший к тому времени в значительной мере светской организацией.

Главные пункты обвинения складывались следующим образом.

Тамплиеры давали обеты почитания Девы Марии и Иисуса? Они носили на себе знак мученического креста? Стало быть, они поносили Деву Марию, кощунствовали против Христа, отрекались от Бога и поклонялись дьяволу. Они проводили публично и при свете дня торжественные богослужения, празднества, шествия с почитанием священных реликвий? Стало быть, ночью в своих неприступных замках они служили "черную мессу", кощунствовали над реликвиями, предавались противоестественным порокам - педерастии, содомии, богохульствовали и так далее. Никто не был этому свидетелем, никто не может доказать эти пороки тамплиеров? Это означает только, что они более хитры и лицемерны, чем можно предположить, и служит свидетельством того, как тщательно они скрывают свои пороки и злодейства, запугивая посвященных и уничтожая несогласных...

Сравнивая показания, вытянутые под пыткой и сохранившиеся в дошедших до нас инквизиционных актах процесса тамплиеров, с показаниями прочих жертв святейшей инквизиции, обвиняемых в сатанизме, колдовстве и ересях, мы обнаруживаем одну и ту же систему вопросов и ответов, что и в протоколах органов НКВД второй половины 30-х годов XX века. В результате жертвы средневековья возводили на себя поклепы в чудовищных извращениях и преступлениях, которые могли сниться только садистам-монахам, не только выполнявшим заказ светской власти, но, таким образом, получавшим удовлетворение своим собственным извращениям и подавляемым страстям.

Безусловно, среди тамплиеров, как и среди любых привилегированных организаций закрытого типа имели место пороки и преступления, связанные с отдельными личностями, однако в то время отнюдь не они определяли цели и задачи Ордена, характер жизни и деятельности рыцарей, по первому знаку своего магистра готовых жертвовать своей жизнью...

Суд современных историков безусловно оправдал тамплиеров, очистив их от грязи возводимых на них обвинений, - грязи, столь характерной для ревностных служителей якобы "христовой" церкви, переносившей на противника собственные грехи и реализацию своих тайных вожделений.

В известной книге Е.Парнова "Трон Люцифера", где истории падения Ордена тамплиеров отведено немалое количество страниц, вопрос этот почти не затронут, поскольку автора интересовала только одна его сторона - обвинение тамплиеров в сатанизме на том основании, что "во время своих тайных сборищ они поклонялись идолу Бафомета", под которым, естественно, подразумевался Сатана. Но так ли это было на самом деле?

Обращаясь к выдержкам инквизиционных протоколов, которые приводят различные авторы, можно убедиться, что ни один из допрошенных тамплиеров не описал этого "идола" в согласии с описаниями других. Один говорил о "мужской голове с длинной бородой", в которой он видел голову Иоанна Крестителя, другой - о серебряном изображении такой головы, третий - о женской голове, четвертый - о женской фигуре с козлиной головой, пятый об "отвратительном черном идоле", шестой - о человеческой фигуре с козлиными ногами и рогами, и так далее. До сих пор никто не попытался исследовать, что, собственно, означает слово "бафомет" - имя одного из демонов 82

преисподней, на чем настаивали инквизиторы, имя одного из эонов гностиков или же, что больше всего похоже на правду, "крещение мудростью", т.е. "посвящение в знание" (точнее - "погружение в знание" или "закаливание знанием"), что относилось не к самой голове, вероятнее всего изображавшей голову Иоанна Крестителя, которого особенно чтили гностики и тамплиеры, а к ритуалу тайного посвящения "избранных" - ордена внутри Ордена.

Здесь мы должны воспользоваться документами, которые проливают свет на действительное положение дел внутри Ордена тамплиеров. В 1877 г. в Галле был издан посмертный труд ольденбургского библиотекаря Мерцдорфа. Изучая историю масонства, он обнаружил в архиве главной гамбургской ложи ящик документов, полученных в 1860 г. из Санкт-Петербурга вместе с другими документами закрытых в 1822 г. русских масонских лож. Среди масонских документов оказался манускрипт конца XVIII века, воспроизводивший, как значилось в заголовке, тайные тамплиерские уставы, хранившиеся в Ватиканском архиве, в том числе известный в подлиннике устав Ордена, принятый на соборе в Труа. Остальные копии содержали два "тайных" устава, а третья - изложение тайных знаков и паролей, по которым посвященные могли узнавать друг друга, обращаться с призывом о помощи и эту помощь получать.<8>

Во втором по счету из этих документов, извлеченном из XXIV кодекса актов инквизиции и обозначенном как Statuta secreta Electorum (т.е. "Тайные установления Избранных"), содержались секретные постановления, которые, как отмечено в конце, "переданы братьями Рожером де Монтагю и Робертом де Барри, а переписаны братом Бернаром из S.Audomaro 18 августа 1252 года".

Устав этот начинается с заявления, что "теперь настали последние времена и к тем, которые крещены не водою, а духом святым и огнем, приблизилось царство Божие". Обращаясь к начальникам Ордена, составитель (или составители) призывает учреждать "капитулы избранных", в число которых дозволено принимать только самых достойных братьев, причем собираться они должны тайно, ночью, в месте, имеющем тайные выходы, и охраняемом стражей. Кроме чистоты жизни, твердости в соблюдении обетов, неустрашимости и благородного происхождения от кандидата требовалась высокая образованность, владение языками и занятия наукой. Кандидата следовало готовить исподволь, проверяя его качества и стойкость, постепенно открывая ему сомнения в истинности учения и жизни римской Церкви, уподобившейся библейскому Вавилону, давно уклонившемуся с пути истины и праведности.

Чрезвычайно любопытно, что в числе этих сомнений указывалась возможность рождения Христа от Девы Марии, обладание им реальным телом, возможности быть положенным в гроб и затем воскреснуть. Следом за этим пояснялось, что само по себе крещение не ведет к очищению, а в освящении вина и хлеба не происходит никакого таинства или "претворения", так что во всем, что "проповедуется в синагоге антихриста" (т.е. в римско-католической церкви), нет ни истины, ни спасения.

Когда кандидат усвоит эти мысли и согласится с ними, ему можно намекать, что "есть лица, имеющие доступ к ангельским откровениям, привезенным из восточных стран", и что от него самого зависит получить это знание или нет.

Подготовив таким образом кандидата и получив согласие капитула, назначалось место и время для приема неофита. Сама процедура оказывается весьма сходной с обстоятельствами приема в масонскую ложу, причем оговаривалось, что если приведенный к испытанию проявит колебания, весь церемониал предписывалось обратить в шутку с изрядной выпивкой и запрещением в дальнейшем привлекать этого рыцаря в члены тайного общества.

В случае же его достойного поведения начинался настоящий прием.

При вступлении неофита в комнату, собравшиеся пели псалом. Посвящаемый давал обет молчания, а затем "клялся, что верует в Бога Творца, в его единородного Сына и Вечное Слово (т.е. Логос. - А.Н.), которое никогда не рождалось, не страдало, не умирало 83

на кресте и не воскресало из мертвых". Вместе с тем он клялся в ненависти как к мирским тиранам, так и к "синагоге Антихриста, о пришествии которого известил Иоанн", по-видимому, Иоанн Богослов. После этой клятвы братья бросали на землю свои кресты и попирали их ногами - факт, в высшей степени знаменательный, поскольку, как известно, не только первые христиане, но несториане и многие сектанты доныне отказываются поклоняться кресту как орудию мученичества Иисуса, воздвигнутого руками его палачей.

Вместе с тем, специальный параграф, отказывавший Христу в полном воплощении, т.е. в его плотском существовании среди людей, требовал от посвященных с почтением относится к "Иисусу, сыну Марии", поскольку тот принадлежал к его ученикам.

Статуты, как указывалось, не были неизменными. Их предписывалось читать четыре раза в год - накануне Крещения, Великой Пятницы, дней Иоанна Крестителя и архангела Михаила, особо почитавшихся тамплиерами, причем членам капитула предоставлялось право их комментировать, пополнять и изменять. Запрещен был только их перевод с латыни на местный язык, чтобы они не попали в руки необразованных людей.

Еще более для нас оказывается интересно изложение самого учения "избранных", от которых требуется "оставить мир, воздерживаться от лишнего употребления мяса, преследовать воров, ростовщиков, клеветников, развратников и разбойников, снискивать себе пропитание физическим и умственным трудом, не причинять оскорбления ни одному честному человеку, принимать с любовью всякого, кто выкажет ревность к нашему учению, повиноваться больше Богу, чем людям. Если будут исполнены эти правила, нет нужды в таинствах, которые продаются в синагоге Антихриста; а если они будут нарушены, никакие таинства не доставят спасения. Тут содержится вся сумма нашего оправдания, и в дополнение к ней не требуется установление каких-либо новых церемоний, так как все Евангелие и апостольское Учение ограничиваются этим немногим."

Определяя в последующих параграфах как должны себя вести посвященные, чтобы не подавать повода к подозрениям и пересудам со стороны других братьев и мирян, а также со стороны духовенства, авторы статута рассказывают далее об устройстве орденских зданий и помещений для тайного капитула, об участии в выборах на орденские должности и о разрешении "принимать участие в войнах на Востоке и в Испании, но с условием, чтобы они боролись ради освобождения угнетенных, а не из-за славы".

Наконец, нельзя обойти вниманием знаменательное указание, что при каждом орденском доме "следует завести библиотеку, в состав которой, кроме Библии и творений святых отцов, должны входить произведения Иоанна Эриугены, Ансельма Кентерберийского, Абеляра, собрание канонов Грациана, Петра Ломбардского и, наконец, недавно запрещенные синагогой Антихриста сочинения Амалика де Бена и Давида де Динато".

Третий устав, озаглавленный Liber Consolamenti (т.е. "Книга утешенных"), извлечен был из ватиканского кодекса XXXI и в конце имел помету, что "правила эти собраны магистром Ронцелином, а переписаны Робертом из Самфорда, прокуратором тамплиеров Англии, 28 июня 1240 года".

В отличие от предыдущего устава, он содержит в своей преамбуле заявление, что только одним "утешенным" доступен свет Истины, которого не ведают "ни прелаты, ни князья, ни ученые, ни сыны Нового Вавилона". Последние, то есть приверженцы римско-католической церкви, требуют наибольшей осторожности в сообщении им каких-либо сведений и в принятии их в число "утешенных". Наоборот, двери тайного братства следует открывать невзирая на национальные различия тем, "которые в тулузской провинции называют себя "добрыми людьми", в лионской области - "бедными", скрывающимся около Вероны и Бергама (т.е. речь идет о катарах и альбигойцах. - А.Н.), "байолям" Галисии и Этрурии, "боргам" (богумилам. - А.Н.) Болгарии, "друзам" на Кипре и в горах Ливана, а также сарацинам в Испании", причем в последнем случае в пример приводится прием в Орден Саладина по рекомендации Энфрида Турского. 84

Это уникальное известие, которому нет основания не верить, вместе с предшествующим документом открывает тайные цели Ордена, заключавшие в себе попытку коренной реформации христианства в духе собственно евангельского учения и построения на земле того утопического общества, о котором, как оказывается, мечтали не только бедняки Европы, но и самый образованный и просвещенный цвет ее рыцарства.

Видимо в силу этих причин, требовавших предельной конспирации, "утешенные" (самоназвание которых возникло, вероятнее всего, из провозвещанного Иисусом имеющего прийти за ним "Утешителя" - Параклета) составляли еще более узкий, затрудненный для приема кружок, чем "избранные" предыдущего документа. Возрастной ценз не допускал приема людей моложе 36 лет и ставил преграду монахам, клирикам, аббатам, епископам и клерикальным ученым, "потому что они поступают коварно, скрывая в сердце измену, или, отказавшись от своих заблуждений, ищут Света только для того, чтобы с большей свободой погрязнуть в пороках".

Строго и уже безо всяких зазорных испытаний совершался прием в "капитул утешенных".

"Каждый избранный, прежде чем он будет допущен в число утешенных, должен вручить своему учителю письменную, подробную и обстоятельную исповедь во всех своих грехах и проступках, совершенных им по настоящее время. Полноту и истину своей исповеди он обязан подтвердить клятвою в присутствии двух свидетелей. Эта исповедь должны быть положена на хранение в архив капитула..."

Подробное описание обряда с чередованием пения антифона и псалмов, последующих молитв и принятия клятв свидетельствует о церковном (собственно - антицерковном) характере "капитула утешенных", противопоставлявших свою "истинную Церковь" - "вавилонской блуднице", Риму, тогда как в уставе "избранных" ощущается гораздо более подлинной духовности и уважения к интеллекту.

Одно из самых интересных известий ритуала "утешенных" - провозглашение трех молитв трех пророков, "посланных Богом на утешение". Первая - молитва Моисеева - заимствована из книги Чисел, вторая - Иисусова - из евангелия Иоанна, а третья - Бафометова - раскрывает нам еще одно значение загадочного имени, потому что представляет собой пересказ начальных стихов Корана, к которым посвящающий присоединяет следующую фразу: "Один Господь, один алтарь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, и каждый, кто призовет имя Господа, спасен будет", на что присутствующие отзываются "ja allah!", что означает "слава Божия".

Здесь мы видим, как гностическое "крещение мудростью", связываемое первоначально с личностью Иоанна Крестителя, в результате контактов тамплиеров с эзотерическим мусульманством на Востоке оказалось переосмысленным именем Магомета. Этот удивительный пример синкретизма трех великих религий, имеющих одну основу и для всех трех представлявший в то время безусловную ересь, можно посчитать дерзостной попыткой всеобъемлющего экуменизма, утверждаемого в следующих выражениях: "Народ, ходивший во тьме, увидел Великий Свет, который возблистал и для сидящих в стране и сени смертной. Трое суть, которые возвестили миру о Боге, и эти трое - суть одно!"

Посвящение неофита на этом не заканчивалось. "В ту же или следующую ночь" ему предстояло узнать "тайное учение о Боге, о вочеловечении, об Иисусе, о Новом Вавилоне, о природе вещей и вечной жизни (по-видимому, о карме и реинкарнациях. - А.Н.), о тайнах, касающихся человека, о великой философии, Абраке и талисманах". Предостережение последующих параграфов "не совершать известных алхимических опытов, простые металлы превращая в золото и серебро" в тех домах, где, кроме посвященных, проживают и другие братья, а заниматься этим "в отдаленных местах с соблюдением величайшей тайны, на пользу себе и утешенным", совершенно определенно указывает, что это ответвление тайного тамплиерства имело дело не только с широко распространенными в те времена ересями, но и с алхимическим оккультизмом, от 85

которого открывался прямой путь к практической магии и каббалистике, т.е. к розенкрейцерству.

Таким образом, "Книга Утешенных" содержит косвенное, однако весьма серьезное подтверждение розенкрейцерской легенды о связи Христиана Розенкрейца с тамплиерами, что неоднократно подвергалось сомнению исследователями нового времени, по каким-то причинам упустившими из своего поля зрения эти примечательные документы.

Как можно убедиться, ни один из параграфов тайных уставов не дает основания заподозрить "избранных" и "утешенных" тамплиеров, составлявших, возможно с другими такими же группами, "орден внутри ордена", в какой-либо склонности к "сатанизму", на чем особенно настаивали их обвинители и настаивают клерикальные историки современности. Более того, их сопоставление неопровержимо доказывает, что в основании христианского гнозиса, воспринятого тамплиерами уже в первом столетии крестовых походов, оказалась личность Иоанна Крестителя, а соответствующие реликвии (мощами, псевдомощами) положили начало той самой его статуарной иконографии (фигура с головой в руках, голова на блюде), которая перешла каким-то образом от средневековых тамплиеров в православную иконографию как в живописном, так и в скульптурном ее исполнении.

Не это ли вызвало обвинение сначала в "идолопоклонстве", а затем и в "сатанизме", когда одна из ветвей тайного тамплиерства, вошедшая, по всей видимости, в более тесные контакты с эзотерическим мусульманством (суфизм) во время пребывания на Востоке, контаминировала этот образ с "третьим пророком" - Магометом - имя которого оказалось столь созвучно в формулой первоначального посвящения.

Теми же гностическими источниками следует объяснить и упоминание в "Статутах избранных" "Вечного Слова, которое никогда не рождалось, не умирало и не воскресало", т.е. Логоса, равно как и отказ видеть в Христе человека, отделяя его от "Иисуса, сына Марии", поскольку последователи христианских гностических учений точно так же видели в Искупителе "воплощенного Эона", принимая его как духовную сущность, а его физическое тело полагая только иллюзорной оболочкой.

Как известно, Христос - Эон Любви, у гностиков почитался сыном "Высочайшего Бога", поскольку был исходящей от него частью, однако Бога, который не был непосредственным творцом нашего мира. Последний был создан одним из низших демиургов, Иалдабаофом, не подозревавшим ни о заложенной в нем самом божественной искре Света, освобождение которой из косной материи могло произойти только через освобождение и поднятие человека, ни об иных сферах Божественного Мира, которые располагаются по ступеням "Золотой лестницы".

Мне представляется чрезвычайно примечательным тот факт, что большинство гностических параллелей, которые можно обнаружить в учении тайных тамплиеров XIII века, мы находим и у тамплиеров (анархо-мистиков) России в XX веке, в первую очередь у того же А.А.Карелина, в пьесах-диалогах которого действует не только Утешитель-Параклет, но и "другой Иисус, сын Марии", ничего общего не имеющий с одноименным ему Учителем (Христом), "который воспитывался в Египте и был посвящен в таинства его жрецами".<9>

Сходство учения анархо-мистиков 20-х годов нашего столетия с тайными обществами тамплиеров и с "ересями" средневековья, опиравшихся на евангелия и гностические учения ранних христиан, простирается и на отношение к церкви с ее властной иерархией, обскурантизмом, алчностью и гонениями на инакомыслие. Даже в кратком изложении "Статутов избранных" мы находим очень многое, почерпнутое непосредственно из евангелий. Вместе с тем, в этих документах отчетливо проступает новый этический момент, чуждый Востоку, который со второй половины XVII века приобретает, кроме личностного, еще и социальное значение - требование свободы, как "естественного права человека", в том числе свободы вероисповедной. 86

Так может быть именно об этих "избранных" писал в своем памфлете Ю.Аникст<10>, подтвердив, сам того не подозревая, историческую преемственность московских анархо-мистиков от древних тамплиеров?

В самом деле, обретая знание "добра и зла", "избранный" вместе с тем получал свободу выбора и в своих мыслях, и в своих поступках на пути совершенствования, целью которых является помощь страждущему и борьба за справедливость. Не случайно перед рыцарями, вставшими на этот путь, открывается свобода изменения первоначальных статусов, которые оказываются не догмой, а всего только помощью на первых шагах в поисках истины и подвига духовного... Это действительный путь рыцарства, путь служения и путь свободы, на котором рано или поздно встает вопрос об акратии, естественной для человека, научившегося управлять собой и видящего цель своей жизни и деятельности в служении окружающим его людям.

Наоборот, "Книга утешенных" приоткрывает нам формирование иных ветвей тайного посвящения - каббалистического розенкрейцерства и, по-видимому, масонства. Стоит напомнить, что происхождение этого документа связано именно с Англией, где раньше всего проявилась государственная оппозиция католической Церкви, завершившаяся английской революцией XVII века, и где впервые объявило о себе масонство. Очень вероятно, что эта оппозиция в предшествующие века поддерживалась тайными тамплиерами, которые, несмотря на запретительную буллу Климента V, были оправданы английским королевским судом и в последующее время проводили свое влияние через строительные ложи до объявления "правильного масонства".

Впрочем, вопрос этот требует особого рассмотрения, поскольку, как осторожно замечали в прошлом веке рецензенты труда Мерцдорфа, в Ватиканском архиве тогда еще не был обнаружен оригинал документа, с которого в конце XVIII столетия была снята публикуемая копия.

Примечательно и другое. Как я уже говорил, содержание обоих статусов, "избранных" и "утешенных", их безусловная связь с гностическими учениями, позволяет нам попытаться определить истоки обвинений тамплиеров в "сатанизме", что, стоит заметить, в те достаточно варварские времена имело совсем иную окраску, чем теперь.

Древнехристианские гностики полагали, что Эоны уже дважды сходили на Землю, чтобы освободить мир и человека от власти злого и ограниченного демиурга Иалдабаофа, тождественного ветхозаветному Яхве, который по незнанию вложил в человека частицу божественного Света, но запретил ему путь познания, дозволив пользоваться только ощущениями тела. Первым из них был Эон Мудрости, который в облике Змия освободил человека от пут незнания и власти Яхве, дав ему возможность двигаться в высшие миры через познание окружающего (гнозис). Он сошел на Землю, чтобы пробудить в человеке спящие божественные силы, развитие которых обеспечивает торжество духа над материей.

У гностиков была своя система отсчета ценностей, которая строилась не на именах (они не играли роли), а на определении того, что есть добро и что - зло. Яхве-Иалдабаоф был богом материального мира, богом запретов, ограничений и страданий, богом, создавшим несправедливость и умножающим ее, как о том повествует Библия. Вместе с тем он требовал к себе внимания, поклонения, жертв и только так, на сделках между ним и людьми, мог существовать этот мир. Можно ли было считать его Богом с большой буквы? Гностики однозначно говорили "нет", потому что если Яхве-Иалдабаоф и был богом, то богом не добра, а зла.

Вот почему, по мнению гностиков и в отличие от церковного учения, "ветхозаветный Змий" был ни "падшим архангелом", ни "врагом рода человеческого", ни олицетворением зла, а всего только посланцем высших сил. К слову сказать, у манихеев и болгарских богумилов Сатанаил ("Бог-противник") прямо указывается "братом Христа", так что ни о каком "олицетворении зла" и речи быть не может.<11> 87

Вторым на Землю сходил Эон Любви, известный под именем Христа, чей приход был возвещен Иоанном Крестителем. Крещение людей водой предшествовало и предуготовляло их к истинному крещению в духе. К обретенному ранее знанию, т.е. гнозису, они должны были теперь присоединить любовь ко всему сущему в мире, любовь к самому миру, чтобы осознать свою с ним общность. Конечно, это было совсем не то, что содержится в каноническом четвероевангелии, активно зовущему к отказу и забвению этого мира, но кто возьмет на себя смелость утверждать, что более истинно - "апокрифические евангелия" или те, что освящены авторитетом Церкви?

Вот почему мне представляется, что если "крещение мудростью" у "избранных" тамплиеров сопровождалось открытием неофиту той истины, что трое - Эон Мудрости (позднее явившийся в образе Иоанна Крестителя), Эон Любви (Христос) и ожидаемый Параклет ("Утешитель") - в своей божественной сути едины, поскольку являются эманациями одного и того же Логоса, проросшими семенами которого являются и люди, и духи, одинаково идущие вверх, к Свету, к Высшему Богу, Сущему и Непостижимому, поскольку несут в себе искры Божественного Света, то у другой ветви тайного тамплиерства, "утешенных", они персонифицировались как основатели трех ветвей иудео-христианства - Моисея, Иисуса и Магомета.

С точки зрения ортодоксальной Церкви все это было ересью, гораздо худшей, чем идолопоклонство или сатанизм, поскольку утверждало подлинный экуменизм и объявляло несущественными все конфессиональные различия при тождестве основного постулата - единого Творца, не могущего иметь ни противника, ни соперника. Учение Церкви (в противоположность собственно проповеди Христа) строилось на изначальном дуализме мира, который является ареной борьбы света и мрака, темных и светлых сил, духов добра и зла, причем постоянно указывало, что "в данный момент" торжествует "враг рода человеческого", которому "дана воля" с тем, что по прошествию неопределенно долгих лет раз и навсегда восторжествует справедливость.

Собственно говоря, Церковь в лице ее иерархов молчаливо соглашалась с тезисом, согласно которому Земля и человечество отданы во власть зла, почему сама она и ведет себя "применительно ко злу", как можно сказать, перефразируя Ф.М.Достоевского.

Церковное учение в известной мере было учением "о несвободе человека", с которым по самой сути своей не могло примириться рыцарство, взраставшее в Европе на началах равенства, взаимного уважения, братства и свободы выбора. Во время крестовых походов на Востоке европейские рыцари не просто столкнулось с миром новых для него идей и представлений, а смогли глубоко в этот мир проникнуть - во время долгих перемирий и тесных контактов со столь же рыцарственным, но во многих случаях гораздо более просвещенным противником. Естественно, что они не могли пройти мимо тех тайных учений Востока, которые здесь всегда жили бок о бок друг с другом, заимствуя друг от друга знания и не обращая внимания на национальные и вероисповедные барьеры.

Сравнивая полученные из такого краткого сопоставительного анализа результаты с тем, что сейчас нам известно о гностиках, с одной стороны, а с другой - об анархо-мистиках, особенно по содержанию их легенд, невольно приходишь к заключению не просто о схожести многих положений и образов, но и об их тождественности. Другими словами, возникает убежденность, что общие гносеологические корни исторических тамплиеров и тамплиеров нашего века в России питались одними и теми же источниками.

Я не надеюсь и не стремлюсь доказать, что гностические представления московских анархо-мистиков были восприняты именно от исторических тамплиеров в непосредственной устной передаче через столетия, как в это верили многие из членов "Ордена Света". На мой взгляд, пути передачи этих сведений были куда менее загадочны и тривиальны. К 20-м годам большая часть интересующих нас источников была опубликована, так что наиболее вероятно прямое заимствование тем и сюжетов из книг, в том числе и из публикаций Мерцдорфа. Человек, желавший воссоздать ритуалы и легенды тамплиеров, как это мы находим в масонстве XVIII века, легко мог это сделать уже по 88

актам инквизиции, опубликованным в XVII веке, выбрав из них тот материал, который представлялся ему наиболее интересным и достоверным.

С другой стороны, публикация собственно гностических текстов в XIX и в начале XX века давала пищу не только таким сочинениям, как "Разоблаченная Изида" и "Тайная доктрина" Е.П.Блаватской, но и направлению, известному под именем "французского оккультизма", прямо связанного с розенкрейцерством у масонов, а через него - и с тамплиерством, которое оказалось упомянутым на самой вершине масонской иерархии.

Все темы и сюжеты неотамплиерских легенд - космогония и теогония, история Грааля и копья Лонгина, крестовые походы, встречи в пустынях с друзами, Атлантида и Египет, средневековье с его шабашем ведьм, монастырями, искушениями рыцарей и монахов, не сохранившие, практически, ни одной достоверной или "датирующей" детали о событиях, которая не была бы известна по другим источникам, - все это заставляет думать, что тамплиерство, привитое на российскую почву А.А.Карелиным, имело не столько исторический, сколько общекультурный характер.

Такой вывод косвенным образом подтверждает и анализ рыцарской символики, насколько ее удается восстановить по материалам следственного дела "Ордена Света". Единственной деталью, напоминающей об историческом Ордене тамплиеров, оказывается белый холщевый пояс, символизирующий чистоту сердца, который получали переходящие на третью ступень посвящения "рыцари". Знак восьмиконечного красного креста на белом фоне - основной символ Ордена тамплиеров - насколько я мог выяснить у живых анархо-мистиков, никогда в их обиходе не фигурировал, подобно тому, как в обиходе исторических тамплиеров никогда не употреблялись ни восьмиконечная голубая ("богородичная") звезда, ни белая и красная розы, попавшие в ритуал московских тамплиеров, скорее всего, из символики розенкрейцеров.

Конечно, опираясь на "статуты избранных" можно предположить, что "в мирах и веках", а точнее - на протяжении протекших столетий, многие параграфы тайных уставов тамплиеров были пересмотрены и изменены до неузнаваемости. Однако правомерно ли в таком случае говорить об "Ордене тамплиеров", поскольку это понятие предполагает не только определенное содержание, но и столь же определенную форму? К тому же и эти "статуты" принадлежали не всем тамплиерам, а только "избранным", которые, образовав "орден в ордене" с совершенно иной программой, чем первоначальная, с иным уставом, иными идеалами и целями, представляли совершенно новую духовную организацию, которая рано или поздно неминуемо должна была принять совершенно иной облик, чем та, в недрах которой она зародилась.

Еще большее основание говорить о подобной эволюции части Ордена дают документы "утешенных", чья организация развивалась хоть и в сходном, но все же ином направлении, чем братство "избранных".

Безусловно одно: и те, и другие могли стать основой для развития будущих масонских организаций с их лозунгами "братства, равенства, справедливости и свободы", однако стали ли они ими? Другими словами, осуществился ли в веках реальный перенос из рук в руки через столетия древнего знания в европейских странах, или всякий раз при возникновении оппозиции господствующей церкви и власти происходило спонтанное открытие древних истин? Пока я более склонен принять второе утверждение, хотя окончательно можно решить этот вопрос только сравнив московских тамплиеров с другой организацией, о которой упомянул Ю.Аникст в своем памфлете против А.А.Солоновича, - с масонством.

С тем самым масонством, о котором почему-то ни разу не поинтересовались следователи ОГПУ, хотя именно масонство в двух своих главнейших системах - "Строгого шотландского послушания" и "Шведского строгого послушания" - утверждает свою преемственность от тамплиеров, скрывшихся от преследований папистов в Шотландии среди "вольных каменщиков", которым они передали свои знания и свое учение. 89

2

Вопрос о связях масонства с предшествующими ему во времени тайными организациями поднимался постоянно на протяжении всего его существования. И следует признать, что в этом плане открытие "Книги утешенных" 1240 г., о которой шла речь выше, и связанного с нею описания тайных знаков и символов, содержащегося в том же кодексе, является серьезным аргументом в пользу признания собственно масонской традиции. Прямое указание на преимущественное право приема тайным капитулом тамплиеров представителей гонимых ересей (альбигойцев, богомилов, катаров и пр.) вскоре после их окончательного разгрома на юге Франции в 1229 г., и тот факт, что этот статут был переписан именно в Англии, а не на континенте, делает версию о происхождении масонства от преемников тамплиеров в высшей степени вероятной. Споры идут о том, каким образом передавалась эта традиция и существовали ли "братья каменщики" в качестве самостоятельной орденской организации в Англии и Шотландии XIV века, поскольку официальное зарождение масонства в его нынешнем виде обычно относят к концу XVII века.<12>

С этой стороны, как мне представляется, не было недостатка в приверженцах восточной и древнехристианской мистики, связанной с ересями, алхимией, каббалой, астрологией и настойчивыми попытками проникнуть в мир духов и стихийных сил, чтобы подчинить его себе. Об этом свидетельствует как развитие опытной и теоретической науки на протяжении XIV-XVII веков, так и многочисленные инквизиционные процессы этого периода, с помощью которых Церковь продолжала бороться с пытливостью ума последователей тайных тамплиеров.<14>

Но, кроме общих рассуждений, в пользу такого предположения есть и прямые свидетельства, заставляющие подозревать московских анархо-мистиков XX века в преемственной связи с масонством, как его изображает М.Морамарко.

Начать следует с того, что в масонстве уже первый шаг на пути посвящения в первую ступень "ученика" определяется его "стремлением к Свету". Символикой Божественного Света проникнуто все масонство, поэтому наши "рыцари Света" уже на основе одного этого факта могут быть восприняты в качестве одного из ответвлений всемирного братства, чьи идеи выражались в тех же требованиях "свободы, братства, справедливости". Столь же показателен и пиетет, проявляемый обеими сторонами к Евангелию от Иоанна, наиболее мистическому из четырех, к Апокалипсису и к памяти Иоанна Крестителя, день которого для всех масонов является главным праздником, отмечаемым торжественными собраниями и процессиями в тех странах, где масонство легализовано и уважаемо.

Кроме того, в Древнем Шотландском обряде, разделенном на 33 степени или "градуса", 17-й градус - Рыцарь Востока и Запада - отмечен "почетным знаком восьмиугольника", заставляющим сразу же вспомнить "голубую восьмиконечную звезду", которая, по показаниям некоторых арестованных, фигурировала при посвящении "рыцарей" Ордена Света. На лицевой стороне этого восьмиугольника изображен был Агнец с Книгой Семи Печатей, которая ассоциируется, с одной стороны, с Апокалипсисом, а с другой - с 90

"печатями мистического молчания", фигурирующими в орденских легендах анархо-мистиков.

Как пишет (довольно кратко) об этой ступени посвящения Морамарко, главным в раскрытии ее содержания является призыв к возможно большему синкретизму, соединению духовных учений Востока с рыцарскими идеалами Запада, т.е. то самое, что мы обнаружили как у тайных тамплиеров средневековья (см. "Книгу утешенных"), так и у анархо-мистиков XX века. С этой степенью связано и мистическое значение числа "7", проходящего лейтмотивом в Апокалипсисе, а у московских тамплиеров отраженное "семью степенями посвящения" по свидетельству некоторых арестованных.

Столь же любопытен для сравнения оказывается и 18-й градус масонства, вводящий посвященного в степень "Князя Розенкрейцера". Согласно масонской легенде, после разрушения своего орденского Храма рыцари Востока и Запада (т.е. тамплиеры 17-го градуса) скитались в горах и лесах, скрываясь от гонений, пока их не приняли в свои ряды розенкрейцеры. Истолковать это можно как сообщение о синтезе гностицизма раннего христианства с миропостижением посредством оккультных знаний и опытных исследований, над которым возвышается фигура исторического Христа и его гностического двойника Христа-Эона (Логоса). Вместе с тем, как сообщает Морамарко, "обязанностью масона, посвященного в степень розенкрейцера, по крайней мере в итальянской традиции, было вести работу в больницах, общественных и частных организациях, занимающихся благотворительностью, во всех учреждениях, как сказано в уставе, созданных для того, чтобы облегчить страдания человека"<15>, - то есть деятельность эта оказывается никак не связанной с мистическим содержанием самой степени.

Как совместить и объяснить такое противоречие, М.Морамарко не говорит, и здесь мы остаемся в неведении, что же на самом деле превалирует: вытесненное из жизни воспоминание о действительно происшедшем некогда слиянии ветвей тайного тамплиерства и взраставшего под его непосредственным влиянием розенкрейцерства, сыгравшего значительную роль в последующие века до выступления на историческую сцену масонства, или же собственно благотворительная деятельность, воспринятая масонством в качестве закономерного претворения в жизнь их собственных идей и как продолжение деятельности собственно рыцарско-монашеских орденов средневековья с их госпиталями, больницами, приютами и т.п.

Между тем, все это мы находим и у московских тамплиеров с их разнообразными благотворительными лекциями, вечерами, концертами, с "Черным Крестом", формально обслуживающим анархистов, а еще больше - в анонимной деятельности "Братства Милосердия", поставившего своей задачей такую же заботу о больных и нуждающихся, - пусть не в столь широкой форме, как это могли делать (и делают сейчас) на Западе тамплиеры и масоны, однако с использованием всех средств, доступных в условиях советской России.

Рассматривая "градусы" "Древнего шотландского обряда" в их символическом значении и содержании, нельзя не заметить, что 17-й и 18-й "градусы" больше соответствуют "Книге утешенных", нежели "Статуту избранных", что, по-видимому, и предопределило вхождение той ветви тайных тамплиеров в Орден розенкрейцеров, а затем и формированию на этой почве масонства в Англии и Шотландии. Наоборот, для тайных тамплиеров, следующих "Статуту избранных", в Шотландском обряде предусмотрена гораздо более высокая, завершающая "градусы" масонский лестницы 30-я степень "Рыцаря Кадоша", т.е. "Святого Рыцаря", которого можно истолковать также как "Рыцаря Света". Следующие за ней три степени в масонстве имеют чисто административное значение и не знаменуют никакого духовного восхождения или совершенствования Мастера.

И здесь мы опять сталкиваемся с любопытными параллелями. 91

Символика ритуала возведения Мастера в "градус" Рыцаря Кадоша прямо связана с воспоминаниями о гибели Ордена тамплиеров и смерти на костре великого магистра Ордена Жака де Моле, который, воплощаясь в новом Рыцаре Кадоше, возвращается в мир, чтобы восстановить попранную справедливость. Наиболее существенно при этом, что под восстановлением справедливости подразумевается не совершение нового зла, а преодоление зла в окружающей жизни, воспрепятствование его распространению и торжеству. С этой задачей прямо связано и напоминание посвящаемому о его долге, как пишет об этом Морамарко.

"Для Рыцаря Кадоша долг - это "дхарма", устремленность осуществить смысл своего существования путем реализации всех возможностей своей личности... Рыцарь Кадош должен претворять на практике знания, полученные им в храме. Но каким образом? Никто не в состоянии его научить этому. Секрет инициации остается секретом до самого конца. При этом следует учесть, что масоны обычно гордятся тем фактом, что никогда не подавляют творческую индивидуальность своих адептов, но способствуют "индивидуализации", то есть стремятся раскрыть в личности человека все то, что в ней отложилось в ходе совершаемого пути, то, что было усвоено в доктринах и символах предыдущих степеней, то, что свидетельствует о развитости духа..."<16>

Последнее замечание чрезвычайно важно. На протяжении всего своего исследования Морамарко (или его переводчик на русский язык) подчеркивал ту безграничную степень духовной свободы и свободы мнений, которая характеризует масонство, требующее от братьев единственно только веры в существование Великого Архитектора Вселенной, но за всем тем предоставляющее полную свободу как его восприятия и осмысления, так и самостоятельности в выборе собственного пути и разрешении встающих перед каждым вопросов.

В этом плане с изложенным замечательно совпадают показания двух арестованных, отрицавших свою причастность "Ордену Света", первый из которых, судя по всему, имел высокую степень посвящения, тогда как второй только слегка соприкоснулся с кругом посвященных.

Первое свидетельство принадлежит Д.А.Бему - доценту теоретической механики, преподавателю МВТУ им. Баумана и других московских вузов, заместителю заведующего Музеем П.А.Кропоткина. "Анархо-мистицизм я считаю попыткой дать анархизму некоторое философско-идеалистическое толкование, - показывал он на допросе 15.9.30 г., - хотя думаю, что ни анархизм, ни мистика не могут иметь места, как явления массовые: они - для отдельных индивидуумов. В настоящее время считаю пропаганду анархических идей преждевременной, так как, будучи неправильно поняты, они могут нанести только вред. Усвоение их возможно лишь при очень высоком культурном уровне масс, а для этого необходима интенсивная культурная работа не менее 50 лет... В своей личной жизни я стараюсь избегать всякого насилия над людьми, выработал спокойное отношение к различным взглядам людей и считаю, что каждый человек имеет право иметь свои убеждения и должен при этом считаться с тем, чтобы они не приносили вреда окружающему обществу. За жизнь нужно постараться узнать возможно больше, а при жизни принести окружающим людям наибольшую пользу..."<17>

Второе чрезвычайно любопытное свидетельство принадлежит В.И.Сно - человеку, случайно попавшему в дом Никитиных, а затем к А.А.Солоновичу в Музей П.А.Кропоткина. Он был неудачник по природе, поскольку не обладал ни здоровьем, ни достаточным образованием, ни сколько-нибудь определенными интересами в жизни, а главное - стремлением в этой жизни утвердиться. Его постоянно преследовали личные неудачи, отсюда возникала неустроенность быта, безработица, и попав в середине 20-х годов в Москву, он так и не смог найти в ней для себя места.

"Анархизм" Сно был чисто декларативным, и посещая собрания в Музее Кропоткина, слушая выступавших, он, по его словам, хотел, чтобы его "наполнили содержанием", не замечая, что для этого в себе надо еще иметь определенный "сосуд". Ему следовало идти 92

или в церковь или в комсомол. Вот почему, "пообдумав над вопросом об анархистах", как В.И.Сно написал после ареста в своей "Подробной автобиографии", он "понял, что мне начинают предъявлять требования в каком-то послушничестве; во-вторых, я не встретил со стороны анархистов ни совета, ни поддержки. У них это не принято, и они ясно дали понять, что обращаться за советами нельзя. Можно говорить только свое мнение и вносить свои предложения..."<18>

Определенную близость к масонским заседаниям можно усмотреть и в действиях "орденских кружков", о которых рассказывала, например, Е.А.Поль: "На этих собраниях говорили о работе над собой (по масонской терминологии это называлось "работать над камнем". - А.Н.), о воспитании духа, твердой воле, избавлении от имеющихся недостатков, о помощи близким. В области искусства каждый должен был овладевать своей областью, чтобы через нее влиять на людей облагораживающе, так как искусство может смягчать дурные инстинкты и пробуждать лучшие чувства..."<19> Кроме этого, каждый должен был рассказать о том, что он сделал хорошего, и что, по его мнению, - плохого.

И все же, несмотря на такую близость, а порою даже и схожесть действий анархо-мистиков и масонства, попытка их сравнения производит обескураживающее впечатление. В первую очередь - в отношении символики и ритуала.

Масонство ритуально и символистично от начала до конца. Каждый шаг масона, каждый жест, каждое его слово полно тайных смыслов. Его невозможно представить среди посвященных без фартука, перевязи, перчаток, лопатки, угольника, циркуля и прочих атрибутов, не говоря уже о знаках и паролях, которыми открывается вход в ложу. Точно так же нельзя представить масонство без ложи - специального помещения, являющегося копией масонского Храма, где обязательно должны присутствовать перечисленные предметы и много других, в которых проявляется (опять же символистично) мировоззрение "свободных каменщиков".

Ритуал в масонстве с самого начала его возникновения занимал главнейшее место. У каждой ложи имелись свои знаки и пароли, сохранявшиеся втайне от членов других лож, а в целом структура масонства, несмотря на провозглашаемое в нем равенство, являло строгую иерархичность и подчиненность снизу вверх. Иерархичность проявлялась в первую очередь в регламентации, степенях, дипломах, знаках и прочих документах, которыми управлялись ложи и подтверждалась их законность, подобно тому как статус ("градус") того или иного масона удостоверял его принадлежность к определенной ветви "братства" и его место в общей иерархии лож.

Существующая на русском языке литература о масонстве, если не считать книги М.Морамарко и еще некоторых статей в научных журналах и отведенных им отдельных глав в соответствующих изданиях, посвящена почти исключительно русскому масонству XVIII-XIX вв., когда содержанием общих собраний ложи оказывается театрализованная ритуальность, дружеские пирушки, а также надежды некоторых легковерных получить власть над "духами природы", чтобы научиться "деланию камня философов". Впрочем, подобную приверженность нынешних масонов к обрядности и ритуалам подтверждают и современные авторы - черта, которую мы при всем желании не находим у московских тамплиеров и анархо-мистиков.

Единственными знаками, имевшими символическое значение, для членов "Ордена Света" служили белая роза, напоминавшая о чистоте устремлений "рыцаря", и голубая восьмиконечная (богородичная) звезда. Последняя обозначала, как указывал А.С.Поль, "мир восьми измерений", т.е. мир "легов" (ангелов), согласно космогонии тамплиеров, промежуточный между миром людей (мир четырех измерений) и миром "арлегов" (т.е. архангелов), обладающим шестнадцатью измерениями. Ничего подобного мы не находим ни в одном масонском ритуале, который, к тому же, не знает культа Богоматери, хотя в 18-м градусе (Князя Розенкрейцера) и присутствует восьмиугольник.

Несколько больше соответствий при желании можно найти в упоминании 7 степеней "Ордена Света" (впрочем, по другим показаниям их было 8, 10 и даже 12), поскольку 93

действительными степенями в Шотландском обряде считаются тоже семь степеней: 1) ученик, 2) подмастерье, 3) мастер, которые одинаковы для всех масонских систем, после чего идет 4) тайный мастер, 5) рыцарь-избранник Девяти (что соответствует 9-му градусу), 6) Князь Розенкрейцер (соответствующий 18-му градусу) и 7) Рыцарь Кадош (соответствующий 30-му градусу).

Вообще, о количестве степеней и об их содержании в самом масонстве идут вековечные споры, поскольку большинство склоняется к тому, чтобы признавать только три первые степени - ученика, подмастерья и мастера, - все же остальные оказываются "декоративными" и, по существу, не прибавляют их обладателям никакого особого авторитета и власти. Что же касается промежуточных степеней, то их присвоение оказывается еще более запутанным и обычно объединяется с присвоением последующей "основной" степени Шотландского обряда.

Но если в масонстве восхождение по основной триаде степеней (ученик, подмастерье, мастер) весьма серьезно изменяло статус посвящаемого, то в "Ордене Света", как согласно показывали все его члены, переход из степени в степень не давал никаких новых прав, кроме права присутствия при посвящении новых членов и возможности в дальнейшем вести свой собственный кружок.

В связи с этим стоит остановиться и на самом ритуале посвящения в Орден, столь отличном от ритуалов масонского посвящения, неоднократно описанных как в специальной, так и в художественной литературе весьма подробно.

Наиболее обстоятельно об этой церемонии на допросах в ОГПУ осенью 1930 г. рассказывали Ф.Ф.Гиршфельд и А.С.Поль, чьи показания рисуют одинаковую картину. Проводящий посвящение "старший рыцарь" с белой розой в руке рассказывал вступающим в Орден легенду о древнем Египте (о существовании среди египетских жрецов трех степеней посвящения и, соответственно, знания - для народа, для жрецов, для избранных), после чего к каждому посвящаемому подходили два других старших рыцаря, мужчина и женщина, завещая ему быть мужественным, блюсти четь рыцаря и хранить молчание о том, что ему предстоит узнать.

Затем посвящающий ударял каждого неофита рукой по плечу, иммитируя удар мечом плашмя, как то происходило в реальном рыцарском посвящении, и предлагал избрать орденское имя. Примечательно, что в разных кружках имена выбирались в каждом на свою букву алфавита, что, по-видимому, было связано с какой-то их "систематизацией".

При вступлении посвященному сообщались следующие сведения об Ордене: что он состоит из семи степеней, что во главе Ордена стоит коммандор, что рыцари переводятся из степени в степень в зависимости от их активности (на самом деле - по ознакомлении с определенным количеством рыцарских легенд), что цель Ордена - борьба со злом, которое заключено во всякой власти и в насилии над человеком. Также он узнавал, что в Орден не принимаются лица, состоящие в политических партиях, в том числе в коммунистической, однако принадлежность к анархическим группировкам допускается, и что средства Ордена образуются путем ежемесячного отчисления средств рыцарями в размере одного или полутора процента от их заработка.

В этом изложении при всем желании нельзя найти ни одной черты, роднящей тамплиеров с масонами, особенно если вспомнить, что центральной темой (или сюжетом) масонских обрядов, начиная с посвящения, всегда оставалось "возрождение человека", т.е. смерть и воскрешение, где важнейшую и обязательную роль в ритуале играли череп, скелет, гроб и тому подобные атрибуты смерти и похоронного обряда. Изображения этих предметов заполняют перевязи и фартуки масонов, их можно видеть на печатях, брелоках, часах, предметах обихода, переплетах книг, в орнаментике домов и, конечно же, в помещении самой ложи, обязательно драпированной в соответствии с ритуалом. Ничего этого у анархо-мистиков нет - ни в показаниях, ни среди предметов, обнаруженных при обысках их квартир, хотя на отыскание религиозных символов, "крестов с розой", 94

символических рисунков и всего прочего работниками органов ОГПУ обращалось особое внимание.

Стоит также напомнить, что масонство было исключительно мужским братством, куда не допускались и до сих пор не допускаются женщины, хотя за последнее время и появились собственно женские ложи. Наоборот, среди тамплиеров мы не просто обнаруживаем женщин, но их присутствие при посвящении считалось особенно желательным, возможно, как своего рода отражение рыцарственного "культа Дамы". Другой чертой, резко отличающей московских тамплиеров от французского масонства было, насколько я смог заметить, резко отрицательное отношение к оккультизму и спиритизму, занятия которыми считались недопустимыми для человека, идущего по пути Света и опирающегося в своих действиях на огонек Божественной Искры, которую он смог ощутить в себе и теперь несет столь же трепетно, как сохраняемое в ладонях трепетное пламя свечи от Светлой заутрени...

Все сказанное заставляет признать, что несмотря на некоторые совпадения тамплиеры (анархо-мистики) не принадлежали и не были связаны ни с одной известной ветвью масонства, хотя принадлежность к масонству самого А.А.Карелина на первых порах представлялась более чем вероятной. Такое заключение косвенным образом подтверждается и действиями следователей ОГПУ, ни разу не попытавшихся поставить знак равенства между тамплиерами и масонами, по которым в предшествующие годы прошло несколько крупных "дел" в Москве и в Ленинграде<20>, или просто поинтересоваться о наличии таких связей.

Но что же тогда представлял собой "Орден Света" и его филиации, такие как "Храм Искусств", "Орден Рыцарей Духа" и другие, о которых упоминало, с одной стороны, обвинительное заключение 1931 года, а с другой - Юрий Аникст в своем памфлете против А.А.Солоновича?

Мне представляется, что понять их возникновение и распад, их характер и место в общественной жизни советской России 20-х годов в целом дают возможность показания людей, в тот или иной момент следствия искренне объяснявших свое мировоззрение и свою жизненную позицию. В том, что такая искренность была не только возможна в тех условиях, но и использована многими из них, убеждают ответы подследственных на следующий день после ареста, когда, заполняя так называемую "Анкету арестованного", а затем и в первом протоколе допроса, они указывали на свое "анархическое мировоззрение", часто не скрывая, что "к советской власти относятся, как и ко всякой власти, отрицательно", иногда поясняя, что "считают нужным ее поддерживать за неимением лучшей".

И все же это были очень разные люди по своим характерам, судьбам, устремлениям, как разнствовали пути, которыми каждый из них пришел в "Орден Света". Среди них были люди равнодушные к церковной обрядности, прямо враждебные церкви, как таковой, люди, глубоко верующие, и люди, только еще вступившие на путь своей веры.

Через интерес к мистике и толстовству к евангелическому христианству, например, шел Н.К.Богомолов, один из ближайших сподвижников А.А.Карелина по Всероссийской федерации анархистов-коммунистов. На допросе 14.9.30 г. он писал: "Еще раньше (смерти Карелина. - А.Н.) я начал интересоваться учением Л.Н.Толстого. Одного анархо-коммунизма мне казалось мало, казалось необходимым подвести под него более обширные основания идеологического порядка. Толстой связывал свое учение с христианством, и мне казалось необходимым изучить эту связь как в рамках учения Толстого, так и вообще.<...> Я вошел в число членов-соревнователей Толстовского общества в Москве. Посещал собрания Общества и много думал о том, какой путь правильный: с применением насилия или без применения насилия. Решение этого вопроса я считал для себя важным. На этом пути мне пришлось обратиться даже к прочтению Евангелия и литературы по истории христианства. Отношение к этому вопросу церкви меня тоже интересовало. Должен оговориться, что я вообще не церковник, никогда не 95

хожу в церковь. К Церкви, как властной организации, как к организации принципиально иерархического порядка у меня всегда было ярко отрицательное отношение. Нужно проводить резкую грань между Церковью и христианством, беря последнее как одно из учений о нравственности. Прочитавши некоторые из источников, я увидел, что поучения Церкви в вопросе об оправдании государства и власти, оправдании насилия, являются нелогичными, двойственными и явно неверными. Размышления над текущей политической деятельностью как в СССР, так и за границей, привели меня к мысли, что применение насилия должно быть и становится все менее действенным для тех, кто его применяет. Насилие не дает тех результатов, которые от него ожидают, оно решительно для всех сторон приносит только неприятные в конечном счете последствия..."<21>

И позднее, на допросе 29.12.30 г. разъяснял: "Ознакомление с мистическими идеями, с учением Христа по Евангелию, показало мне правильность и с этой стороны основных установок анархизма, как я их понимал, т.е. о принципах любви, красоты, принципах безвластия, принципе добра. <...> Для меня было крайне важно, что у Христа нет ни одного изречения, оправдывающего государственность и насилие. <...> В отношении же вопросов тактического характера ознакомление с мистикой укрепляло во мне те толстовские взгляды, которые у меня были по этому вопросу и ранее. <...> Вот в этом понимании во мне уживались анархизм и мистика, но все же у меня были некоторые сомнения и искания, т.к. я осознавал, что что идеи мистического и толстовского порядка все дальше уводят меня от социально-революционного элемента в анархизме, каковой элемент ранее, в первые годы революции для меня превалировал..."<22>

Более подробно и с указанием возможности практической деятельности в этом направлении внутри советского общества, но под углом зрения христианских идей, как мировоззренческой основы современного человека, писал в своих показаниях Н.И.Проферансов, в юности - активный революционер, после 1922 г. заведующий кабинетом истории социальных движений в Институте Маркса-Энгельса, а к моменту ареста работавший техническим редактором Большой советской энциклопедии.

"Приблизительно с 1910-1912 г. я перестал быть материалистом, а когда стал анархистом, то не считал, что для анархиста обязательно быть материалистом. Я считал и считаю, что в социализме и анархизме сущностью их являются требования, которые общи с требованиями первоначального христианства, именно - общечеловеческая солидарность и любовь к каждому человеку. Первоначальное христианство привлекает меня также тем, что отрицает собственность, государственную власть и стоит за экономическое равенство. В связи с этим я стал думать, что задачей анархистов в условиях советской действительности является пересмотр старого отношения к религиозным проблемам и обоснование синтеза анархического мировоззрения и мировоззрения раннего христианства, а также обоснование новой философии анархизма - осуществление в жизни таких учреждений, которые бы вытекали из этого синтеза анархии и религии. Это мне представляется возможным в результате длительной работы над просвещением в этом духе народных масс. Под такими учреждениями я мыслю всякого рода союзы, артели, коммуны, создаваемые на принципах религиозно-философского анархизма... Основываясь на существовании толстовских коммун, я думаю, что в таких коллективах можно вести анархическую и духовно-просветительную работу..."<23>

Как это все преломлялось в сознании члена "Ордена Света" и внутри самого Ордена раскрывает в своих показаниях К.И.Леонтьев на ряде допросов.

"Я исповедую христианские идеи, заключающиеся в той проповеди любви, которая изложена в Евангелии, - писал он 14.09.30 г., - но не в церковном толковании, а в моем собственном, а именно: Церковь истолковывает учение Христа для поддержки власть имущих, а в моем истолковании учение Христа является попыткой построить на земле братство на основах любви и равенства. Пропагандой учения Христа я не занимаюсь и считаю это бесполезным навязывать каждому..."<24> 96

На допросе 15.11.30 г., возвращаясь к этой теме, Леонтьев пояснял смысл и содержание "Ордена Света" следующим образом.

"Кружок мистико-анархического направления, именуемый "Орденом Света", который существовал, как мне помнится, с декабря 1924 по осень 1925 года, ставил своей задачей ознакомление с этикой мистического анархизма. В основе ее лежала христианская этика, очищенная от примесей церковного догматизма. В образе так называемого "рыцаря" мыслился человек самоотверженный, осуществлявший любовь и добро в жизни. Одним из основных положений этой этики было то, что как в жизни личной, так и общественной - в политике, цель не может оправдывать средства. Это значит, что как бы ни была высока цель, она не может осуществляться нечистыми средствами, как, например, ложь, насилие над совестью, спекуляция на народной темноте и дурных человеческих инстинктах.

Занятия этого кружка и заключались в том, что во время встреч, которые происходили раз или два раза в месяц, разбирались те или иные вопросы этики, возникавшие при чтении или рассказывании легенд и лекций А.А.Солоновича.

Именование членов этого кружка "рыцарями" имело чисто символическое значение и связывалось с воспитанием в себе начал христианской этики..."<25>

С иной подготовкой и иными мыслями оказался в Ордене А.В.Уйттенховен, продолжавший до конца следствия категорически отрицать какую-либо свою причастность Ордену и признававший только факт личного знакомства с А.А.Карелиным, Ю.А.Завадским, В.С.Смышляевым, А.А.Солоновичем и рядом других тамплиеров и анархо-мистиков. Впрочем, в данном случае важно не его утверждения (которые опровергаются содержанием его литературного творчества и тесной связью с оставшимися в живых тамплиерами), а набросанный им самим эскиз эволюции его интересов, приоткрывающий душевный (и духовный) мир многогранного и талантливого человека.

А.В.Уйттенховен был блестящим художником, зарабатывавшим на жизнь в середине 20-х гг. портретами и иллюстрациями в театральных журналах Москвы, переводчиком с нескольких языков, включая санскрит, который он начал изучать в Московском университете, редактором военного журнала, дипломатом, поэтом... и проведя большую часть жизни по лагерям и ссылкам, скончался убежденным мистиком в инвалидном доме под Архангельском.

Вот, что он писал о себе 14.10.30 г.

"На повторный вопрос об эволюции моего мировоззрения могу сообщить следующее. Интерес к вопросам философского характера возник у меня очень рано (мне было тогда лет четырнадцать), и первым тогда был интерес к анархизму, выразившийся в чтении Эльцбахера и Ницше. Чтение Эльцбахера (книга "Анархизм", где излагаются разные системы анархизма) привело меня к изучению Льва Толстого и к увлечению его "Евангелием", так что в течении нескольких лет (до 1915-1916 гг.) я считал себя толстовцем. От этого периода осталась у меня склонность к вегетарианству (мяса я не ем до сих пор, рыбу - изредка) и некоторые взгляды на искусство (например, нелюбовь к Шекспиру). Знакомство с различными религиозными системами (через Толстого) привело к изучению буддизма и теософии. Первое выразилось в том, что в университете я занялся изучением санскрита, прерванное призывом меня на военную службу в мае 1916 г. В университете же прочитал почти все книги по теософии, имевшиеся на русском языке. Пребывание на военной службе до октября 1917 г. (когда я вернулся с юго-западного фронта), прервало это изучение, возобновившееся отчасти осенью этого же года. В университете я занятия не возобновлял, т.к. интересующие меня предметы (санскрит и экспериментальная психология) не начинали читаться. В это время я нашел (по объявлению на обложке книги) библиотеку Теософского общества, некоторое время брал там книги и познакомился с некоторыми теософами [председателем московского Общества Герье, библиотекарем Зелениной, Н.А.Смирновой, П.Н.Батюшковым. - А.Н.] Книги Р.Штейнера привели меня, в свою очередь, к антропософии, и это увлечение 97

(вытеснив теософию) продолжалось вплоть до осени 1920 г. Попав в это время за границу (в г.Ригу в качестве секретаря военного атташе), я стал знакомиться с последними работами Штейнера в области социального учения. Эти работы показались мне настолько наивными <...>, что и к прочим учениям антропософии я стал относиться гораздо более критически. Процесс постепенного расхождения с антропософией продолжался до 1922 г. и закончился прочтением [в Антропософском обществе. - А.Н.] доклада "Очередная утопия", после которого всякие связи с антропософией были прерваны..."<26>

Остается неизвестным, когда и каким образом А.В.Уйттенховен познакомился с А.А.Карелиным, но можно думать, что это произошло в 1922 или, самое позднее, в 1923 г., когда он учился во ВХУТЕМАСе и был связан с московскими театрами, - через В.С.Смышляева, Ю.А.Завадского или даже М.А.Чехова. Причину можно угадать: все тот же интерес к тамплиерским легендам и тайнам Ордена тамплиеров, как вообще ко всем "древним тайнам", будоражившим воображение в те годы в связи с открытиями сокровищ древних цивилизаций и, конечно же, первоочередной сенсации - гробницы Тутанхамона.

Этим "интересом к древним легендам" объясняли свое вступление в Орден А.С.Поль, а знакомство с Карелиным - Ю.А.Завадский и П.А.Аренский, до которого рука ОГПУ-НКВД дотянулась только в мае 1937 г., когда был продолжен "отлов интеллигенции" по именам, упоминавшимся в делах, проходивших "инвентаризацию" в архивах этого заведения, как это было и с архивно-следственным делом "Ордена Света", получившим свой настоящий вид только в 1936 г.<27> Стоит вспомнить, что по показаниям А.С.Поля, Е.А.Поль, Ф.Ф.Гиршфельда, В.Ф.Шишко и, по-видимому, свидетелей, упоминаемых только в обвинительном заключении Э.Р.Кирре по делу "Ордена Света" (А.Ф.Евстратовой и Г.Е.Ивакинской), П.А.Аренский, Ю.А.Завадский, В.А.Завадская и В.С.Смышляев проходят в качестве "старших рыцарей", которые вели кружки и проводили посвящения. Но к 1930 г. В.А.Завадская уже умерла, ее брат Ю.А.Завадский был вытащен из Бутырской тюрьмы стараниями К.С.Станиславского и (как я полагаю) А.С.Енукидзе, а В.С.Смышляев по каким-то причинам не тронут. Судя по пометам на характеристике, которую дал ему на следствии А.С.Поль<28>, Смышляеву предстояло весной 1937 г. разделить участь Аренского, но он успел умереть осенью 1936 г. от инфаркта. Аренский же был арестован, осужден на пять лет колымских лагерей и скончался на Колыме в декабре 1941 г. за несколько месяцев до окончания срока, что, впрочем, в той ситуации не принесло бы ему освобождения.

В письме из лагеря от 18.08.40 г. своей жене, актрисе В.Г.Орловой-Аренской, которая спрашивала его о причине ареста и обстоятельствах дела (она ничего не знала о тамплиерах, поскольку Аренский не посвящал ее в орденские дела), он писал полуправду, рассчитанную на цензуру, тем не менее, представляющую для нас интерес: "...С Карелиным я был знаком только по одной причине: он обладал древнеегипетскими и средневековыми рыцарскими легендами, которые привлекали меня своей художественностью, и в подлинности которых я хотел убедиться. Поэтому и после смерти Карелина продолжал видеться с Солоновичем, который читал мне эти легенды. Солонович же - один из последователей Карелина по анархизму. Он передал мне тетрадку с некоторыми древне-рыцарскими обрядами, которые мы изучали и даже разыгрывали в кружке знакомых Веры Александровны (т.е. В.А.Завадской, которая до 1925 г. была женой Аренского, а с осени 1928 г. - В.С.Смышляева. - А.Н.). Там был и А.С.Поль. (По-видимому, В.Г.Орлова писала Аренскому в лагерь, что следует хлопотать о пересмотре его дела, и интересовалась, почему А.С.Поль в курсе всех этих дел. - А.Н.). Когда я сошелся с тобой в 1925-1927 гг., все это мне уже надоело и я перестал видеться с Солоновичем..."<29>

Конечно, все это было не так. А.А.Карелин умер 20.03.26 г., и "видеться с Солоновичем" Аренский мог только в последующие годы, скрывая это от В.Г.Орловой, которая совершенно не интересовалась этой стороной его жизни. Наоборот, по воспоминаниям Е.А.Шиповской, бывшей в те годы женой А.С.Поля, П.А.Аренский более 98

чем серьезно относился к своей миссии "рыцаря", ведя орденские кружки. Здесь же интересно другое: такая же попытка представить "игровой" характер орденского ритуала и занятий, как та, что была предпринята Л.А.Никитиным уже по окончании следствия и вынесении приговора.

"Изучение средневекового искусства и литературы, посвященной Средневековью, - писал он, - побуждали меня отнестись с особым интересом к идеям средневекового рыцарства и формам его внешнего проявления... Возникла мысль проделать лабораторно-экспериментальную работу по театральной реализации известных художественных образов, связанных с рыцарством, вплоть до воссоздания внешних форм ритуала посвящения и других торжественных церемоний по историческим материалам, имеющимся в литературе. Однако, делясь своими мыслями на эти темы с рядом лиц, я выяснил большую сложность всего этого, что отчасти определялось необходимостью учета мистической мотивации ряда явлений, связанных с рыцарством. В частности, ритуалы посвящения требовали некоего мистического смысла и содержания, без чего они не могли быть оправданы психологически. Должна была быть создана атмосфера вчувствования в художественный образ. И вот тогда для достижения этой, совершенно конкретной цели возникла необходимость известной лабораторной работы над теми или иными материалами и темами, могущими способствовать подобного рода настроенности. Другими словами, здесь мне казалось целесообразным применить уже испытанный на театре в системе Станиславского метод лабораторного вживания в художественный образ..."<30>

Возвращаясь к этой же теме позднее, он писал: "Наряду с этой основной работой наметилась также возможность идеологической проработки вообще проблем искусства под лозунгом "искусства большого стиля" в духе мистерий с привлечением соответствующей терминологии вроде "Храма Искусств". Мистериальная основа такого искусства взята была именно потому, что вообще представляла собой форму синтетического искусства, из которой в дальнейшем развился театр и другие виды искусства. Все это в целом, однако, не ставило никаких политических целей и задач, и те организационные формы, в которые это выливалось, существовали постольку, поскольку какой-то минимум организованности должен был быть для осуществления этой работы..."<31>

Перевод мистериального действа в некий "театр для себя" - безусловно, не самая убедительная форма защиты, которую могли выбрать подследственные. И все же в таком объяснении, повторенном через десять лет Аренским в письме к жене, были какие-то непонятные нам сейчас основания, коренившиеся в обстоятельствах тогдашней жизни. Тем более, что упомянутое "романтическое увлечение", насколько я могу сейчас судить, не укладывалось ни в рамки начала 20-х годов, как давал понять Ю.А.Завадский, ни в краткий период 1924-1925 года, на чем настаивали мой отец и П.А.Аренский, а для многих из них длилось фактически до 1930 г.

Мне думается, прежде чем выносить хотя бы предварительное суждение по данному вопросу, следует обратить внимание на некоторые факты, установленные выше.

Напомню, что все мои попытки установить сколько-нибудь "правильные" истоки "Ордена Света" и связанных с ним организаций (т.е. непосредственное исхождение от розенкрейцерства, масонства или тамплиерства в их организационных европейских формах) не привели к успеху. "Тамплиерство", привитое Карелиным в Москве на одну из ветвей движения анархистов-синдикалистов (коммунистов) не имело, по-видимому, никаких реальных "предков" и было явным новообразованием, использовавшим в различной степени элементы и достижения других духовных движений, с которыми мог быть знаком его основатель.

С одной стороны, это была попытка распространения анархистских идей среди интеллигенции, в общем-то довольно равнодушной к собственно политическому анархизму с его примитивным экономическим материализмом, мало чем отличавшимся от 99

такого же материализма коммунистов; с другой стороны - попыткой возрождения самого анархизма уже как философского направления, зашедшего к тому времени в тупик, путем внесения в него этического момента, который еще до П.А.Кропоткина начал разрабатывать в плане "безвластничества" (акратии) Л.Н.Толстой, подойдя к проблеме государства и личности с позиций христианства.<32>

Если оставить в стороне загадку происхождения орденских легенд, часть текстов которых сохранила явные следы перевода, в том числе с французского языка, а часть - столь же безусловные следы переработки уже на российской почве, впервые этот своеобразный сплав христианского гностицизма, розенкрейцерства, средневекового рыцарства, оккультизма и анархизма получил своих слушателей и последователей в 1920 г., тогда как собственно "Орден Света" с его кружками - не ранее конца 1923 - начала 1924 года. На последний отрезок времени приходится работа ведущих "рыцарей" в Белорусской драматической студии в Москве, во МХАТе 2-м, в Студии (затем - театре) им. Е.Б.Вахтангова, в Студии Ю.А.Завадского и других местах, в том числе - и в Музее П.А.Кропоткина.

Ситуация в стране как нельзя лучше способствовала успеху этой затеи. Православная Церковь к этому времени подверглась не просто сокрушительному погрому со стороны государства: задолго до революции она растеряла подавляющую часть своей паствы из-за собственного обскурантизма, сотрудничества с государством в области запретительной и доносительной (духовная цензура, фискальная обязанность священников нарушать тайну исповеди и т.п.) и сопротивления давно назревшим внутренним реформам в вопросах брака, образования и пр. Церковь в России не сумела объединить общество и, наоборот, противопоставила себя прогрессу и науке, которая бурно развивалась на протяжении предшествующего столетия, совершив в умах живущих гораздо больше переворотов, чем революция политическая. В результате возникла ситуация, аналогичная той, о которой, применительно к Западу, говорил Дж. Гамберини, некогда Великий Мастер Великого Востока Италии, отмечая "универсализм" масонства:

"Благодаря протестантской реформе этическое единство западного мира прекратило свое существование в силу распадения христианства. Европейцы доказали, что они вполне могут обходиться без единства веры. Однако они оказались не в состоянии развиваться при отсутствии этического единства, общей нравственной ткани, связующей их воедино. Когда окончательно погибла иллюзия Священной Римской империи, а религиозное единство вступило в полосу трагического кризиса, вот тогда европейцы и обратились к масонству. Оно приняло их в объятия своего конкретного универсализма, который тем прочнее, чем меньше в нем идеологических примесей."<33>

Не так ли произошло и в нашем случае? Анархо-мистицизм в форме тамплиерства не был религией и никогда не посягал на это, неуклонно подчеркивая свою приверженность первоначальному христианству. Он не давал конкретной программы действий, не требовал исполнения какого-либо устава, не вмешивался ни в личную, ни в духовную жизнь человека. По существу, он не требовал от человека даже веры, убеждая, что главное - это соблюдение общечеловеческой этики, содержащейся в евангельских заветах, стремление к познанию и совершенствованию - ко всему, что влечет ум человека, не обращаясь во вред другому. Единственно, в чем пытался убедить анархо-мистицизм своих адептов, так это в том, что данная им жизнь, имея физический конец, отнюдь не является концом жизни и развития духовной личности, для которой совсем не все равно, как именно будет пройден этот краткий, но обязательный отрезок земного существования.

В мире распада и разрушения, в мире крушения - казалось бы - всех ценностей, такая философия, питаемая достижениями человеческого духа всех времен и народов, к тому же опиравшаяся на один из наиболее понятных для европейцев идеал нравственной чистоты - рыцарство, оказалась способной заинтересовать и увлечь множество людей, чье сознание не хотело смириться с разрушением многовековой культуры, с превращением человека в биологический механизм, с растлением и физическим уничтожением миллионов людей, 100

по большей части не понимавших, что с ними происходит. У тех же, которые понимали, была отнята не только религия, но и сама вера. Они не могли обратиться к разгромленной и даже подмененной Церкви, пошедшей на сотрудничество с властями, не могли ей довериться, потому что уже убедились в пропасти, разделяющей эту Церковь (организацию вполне мирского порядка) от Учения, которое ею было истолковано и перетолковано в свою пользу.

Нужна была не столько новая вера, сколько ее новые горизонты, ее живое применение к новым формам жизни и быта. Эту потребность уже эксплуатировал поток чувственной мистики, оккультизма, тайных (и не тайных) учений Востока, спиритизм, теософия и антропософия, вербующие своих адептов. Однако у всех этих новых религий, учений и "откровений" присутствовало либо явно выраженное требование "учительства", либо попытка уловить души посредством обещания наделить их "сверхъестественными" силами, заглянуть в "тайное тайных", чтобы подчинить их и управлять ими. Так человек опять оказывался в руках неких посредников между ним и Неведомым, теряя представление о собственной ценности, собственном пути и предназначении в мире. А именно это каждому следовало понять и найти самому, чтобы с успехом пройти испытание подаренной ему земной жизни.

Если христианская, в том числе и православная Церковь учила человека смирению и выполнению своих обязанностей - перед нею, перед Богом, перед властями и перед обществом, то уже масонство дополнило ее, указав на необходимость активных действий в круге этических задач, заговорив об обязанностях человека развивать и совершенствовать собственную личность. Обращение московских тамплиеров к гнозису еще более расширило задачи, стоящие перед человеком на протяжении его жизненного пути: теперь от него требовалось не только упражнения в нравственности, но и приобретение знаний об окружающем его мире как опытным, так и мистическим способом.

Все это никак не обогащало его материально (хотя он был даже обязан использовать благоприобретаемое знание на пользу себе и людям), не наделяло его никакими сверхъестественными способностями, однако рождало уверенность, что он не стоит на месте, а двигается в назначенном ему направлении к какой-то далекой, непостижимой, но изначально заложенной цели. А раз это так, то все остальное, что с ним может здесь произойти - нищета, личные неудачи, болезни, арест, заключение или ссылка, даже смерть, - не может затронуть или помешать той, заключенной в нем Божественной Сущности, которая идет "в мирах и веках" раз и навсегда предначертанным путем, на котором все отклонения, остановки и даже возвраты зависят исключительно от него самого, а не от привходящих случайностей очередного воплощения на "физическом плане"... И движущей силой является не зло, которое он ощущает в качестве того или иного препятствия на своем пути, а добро, которое становится средством постижения Абсолюта.

В связи с этим я не могу отказать себе в удовольствии процитировать отрывок из обращения другого Великого Мастера, который приведен в книге М.Морамарко, о важности естественной эволюции и преступности попыток ее искусственного ускорения.

"Чередование времен года дало человеку понимание меры времени: арка, состоящая из 365 дней годового цикла, есть синтез того, чем является его жизнь. Природный порядок вещей переменчив, но его устроение таково, что человек не испытывает при этом страданий. Медленно, но неуклонно, день сменяется ночью, из царства дня человек переходит во владения ночи, испытывая наслаждение этой неизреченной гармонией... Данный порядок вещей приводит в равновесие миры - мир человека и мир природы. Человечество продвигается вперед только в том случае и тогда, когда перемены совершаются постепенно, путем восхождения с одной ступени на новую, высшую. Так восходит к Свету человек посвященный: медленно, но изо дня в день трудясь над своим внутренним совершенствованием, работая в тайниках своего личного опыта, пользуясь 101

поддержкой символов, он оказывается в силах отказаться от всего, что преходяще и мнимо... Вот почему, всякий раз, когда мир потрясает насилие, чинимое во имя перемен, все остается так, как было прежде, или даже хуже, чем прежде..."<34>

Пытаясь определить временные границы существования кружков "Ордена Света" как одной из ступеней Ордена российских тамплиеров, я не могу отделаться от мысли, что показания подследственных, указывавших интервал между весной 1924 года и 1927 годом, были вызваны не просто попыткой преуменьшить свою "вину". Скорее всего, на этот период приходится наибольший энтузиазм неофитов и работа кружков, после чего интерес идет на спад и большая их часть сворачивает свою работу.

Но толчок был дан, искра разгорелась. Дело было не в организации, не в символах, а в пробуждении внутреннего импульса к активной духовной и общественной жизни наперекор обстоятельствам быта; к жизни, которая на какое-то время стала замерзать от ужаса и безысходности происходившего. Друг другу тайно передавалась литература по религиозным и философским вопросам, размножался и циркулировал "самиздат", делались переводы с древних и новых языков, шло активное общение людей друг с другом, коллективное посещение выставок, докладов, обсуждались вопросы, действительно формировавшие мировоззрение человека и заставлявшие его аналитически подходить к себе и к событиями окружающего мира.

Люди читали, люди думали, обменивались мнениями и включались в творческую работу. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что упавшие в 1929-1930 гг. репрессии на членов орденских кружков уже не могли искоренить и уничтожить само движение. И хотя на основании этих следственных дел в 1936-1937 гг., а затем в 1941 г. и позднее изымались те, на кого по каким-либо причинам не упали первые репрессии, и повторно забирались уже вышедшие на свободу, "российское тамплиерство" продолжало существовать, передавая свои заветы молодому поколению во время очередных "затиший", приобретая новые черты, новые формы, возникая под новыми названиями...

Собственно, так оно и должно было быть. Ибо до тех пор, пока жив человек, он будет верить в свое бессмертие и будет стремиться к познанию, которое и есть путь к Свету. И это единый путь для Мироздания и Человека "в мирах и веках", как говорили московские тамплиеры.