Альфред Бестер Обманщики Пер. М. Пчелинцев
жүктеу/скачать 0.78 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- БАНК "ВЕТКА САКУРЫ"
КОРОНАЦИЯLe Roi est mort, vive le Roi! [Король умер, да здравствует король!] Французское изречение Поцеловав на прощание Деми (вне поля зрения сплетниц), Уинтер взял курс на ротонду Beaux Arts. Блестящий Нью-Йорк, город-джунгли, был залит ослепительным утренним солнцем, везде и во всем чувствовалось радостное возбуждение. Витрины увешаны анахроничными рождественскими призывами: "У НАС НА МАРСЕ ТОРЖЕСТВО - МЫ ОТМЕЧАЕМ РОЖДЕСТВО! ШЛИТЕ ПОДАРКИ СВОИМ ЛЮБИМЫМ!" Непристойные украшения к Валентинову дню - это бастующие проститутки просят их поддержать. Из некоторых окон свешиваются белые простыни - знак сочувствия с борьбой Движения Хонков [Хонк (Honk) - этим словом американские негры пренебрежительно называют белых] за право соорудить на Ганимеде свой собственный купол. По центральной полосе улицы двигалось нечто вроде рекламной процессии; впереди - оркестр из флейт и барабанов, сопровождаемый жонглерами, почти столь же многочисленными, как и барабанщики. Адский шум оркестрика дополнялся воплями молодежной банды - "Порно-графов", если верить светящимся надписям на их куртках. Юнцы скакали, кувыркались и делали - в гармоничном соответствии со своим названием - непристойные жесты в адрес жонглеров. Далее плавно плыла платформа, рекламировавшая П+Л+А+С+Т+С+Ы+Р, на которой восемь селянок (живых) доили восьмерых коров (пластиковых). Синэргист мгновенно замер, словно парализованный лазерным пистолетом, которому еще только предстоит быть изобретенным. А может - и не предстоит. - Восемь! - Он повернулся, догнал голову шествия и пересчитал барабанщиков. - Ну да, двенадцать. Далее были пересчитаны "Порно-графы", флейтисты, барабанщики и жонглеры. - Одиннадцать, десять, девять, чтоб мне с места не сойти. Ни себе хрена! Синэргист продолжил свой путь к ротонде, но теперь его синэргические чувства насторожились, буквально ощупывали все окружающее. Следующим элементом структуры оказался расположенный у входа аркады игрушечный магазин, его витрину украшал великолепный кукольный дом. Дом этот размещался посреди миниатюрного парка. В крошечном пруду плавало семь еще более крошечных лебедей. Понимающе кивнув, Уинтер вошел под своды аркады и безо всякого уже удивления нашел за углом деликатесный магазин. В его витрине красовались шесть казарок, лежащих на слое битого льда. - Врубаюсь, - пробормотал врубающийся синэргист. - Хоть они и Порно, но графы. Лорды, значит. Казарки - чем они не гуси. А что же дальше? Теперь не оставалось и мысли о возвращении домой. Уинтер все осматривал, обследовал и обнюхивал, пока не обнаружил у входа на какую-то лестницу объявления об образовании общества цветоводов. Афиша изображала стилизованный мак, четыре золотистых кольца обводили его лепестки, а пятое - середину. - Угу. Пять золотых колец. Поднявшись по лестнице, он оказался в другой аркаде, миновал зоомагазин с изобилием щенят на витрине, прошел было дальше, остановился и сокрушенно помотал головой. - Суперфраер, - пробормотал синэргист, возвращаясь к магазинчику, и после внимательного осмотра обнаружил наконец искомое - большую клетку в глубине помещения. Клетка содержала четырех скворцов. - Разговаривают? - поинтересовался Уинтер, подойдя поближе. - Не остановишь. Одна беда, они трещат на гула [гула (gullah) - негры, живущие на островах, расположенных вдоль юго-восточного побережья США, этим же словом обозначаются многочисленные английские диалекты этих негров], потому такие и дешевые. - Вполне разумно. Спасибо. Покидая магазин через заднюю дверь, Уинтер задавался вопросом, каким же именно образом проявят себя три французские курицы. Как выяснилось - посредством вывешенной у входа в ресторан грифельной доски Сделанная на ней мелом надпись гласила: Меню: Poulet Gras Poularde Poulet de'l Annee Vieille Poule Coq Sauce Indienne, или Sauce Paprika, или Sauce Estragon Burgundy, Bordeaux, Cotes du Rhone. Не успел Уинтер начать охоту за двумя горлицами, как из ресторана выпорхнули две юные леди, одетые по последнему писку моды, вплоть до огромных странных шляп Eugenie. Поля каждой шляпы украшала крошечная перепелка из красных драгоценных камней. - Naturlich [конечно (нем.)], - удовлетворенно кивнул синэргист-полиглот. - Рыжая перепелка, разновидность горлицы В количестве двух штук. Держась на благопристойном расстоянии, он последовал за двумя юными модницами. Теперь нужно было найти какую-нибудь ветку, однако в этой части могучей Столицы деревьями и не пахло. Путеводительницы нырнули в огромный административный корпус. Над дверями, которые смело могли бы украшать вход какой-нибудь пагоды, шла надпись, сделанная стилизованными под иероглифы буквами: БАНК "ВЕТКА САКУРЫ"Уинтер начал хихикать. Структура обернулась чем-то похожим на дурацкую игру в поиски клада, оставалось только посмотреть, какой дурацкий приз заслужил он своей догадливостью. Пройдя через вестибюль, синэргист не стал тратить времени зря, а сразу же изучил список съемщиков помещений на букву "П", нашел строчку "Одесса Партридж - 3030", скоростным лифтом поднялся на тридцатый этаж и - вот она, внушительная трехстворчатая дверь с табличкой "ПАРТРИДЖ". Уинтер открыл дверь. И оказался посреди самого настоящего симфонического оркестра, правда - без музыкантов. Синэргиста окружали все известные и неизвестные ему инструменты - струнные, медные, деревянные, ударные. - Доброе утро, мистер Уинтер. - К нему приближалась очаровательная юная леди, успевшая уже снять шляпку Eugenie. - Очень приятно, что вы изыскали возможность прийти в назначенное время. Спинет готов к осмотру. Фрэнсис! - Спинет? - тупо повторил Уинтер. - Ну, в действительности, конечно же, вирджинал. Знаете, настольный спинет, без ножек. Фрэнсис, проводи, пожалуйста, мистера Уинтера в студию. Вторая очаровательная леди, появившаяся за это время и тоже успевшая снять головной убор, провела Уинтера через симфонические дебри. - У нас возникли определенные трудности с настройкой, - доверительно, сообщила она. - Надеюсь, вы не будете излишне придирчивы насчет ля-четыреста тридцать девять, мистер Уинтер. Струны просто не выдерживают больше четырехсот тридцати пяти. Сюда, пожалуйста. Девушка открыла дверь студии и мягко впихнула ошеломленного журналиста внутрь. - Доброе утро, король Р-ог, - сказала я. Не думаю, чтобы Уинтер меня слышал. Он просто смотрел и смотрел, а потом заговорил: - Но вы же - та самая приятная леди с вечеринки доктора Йейла. Похожая на примадонну. Я еще подумал, что вам бы петь Брюнхильду. - Вы этого не говорили. Я - Одесса Партридж. К сожалению, не певица, хотя и имею некоторое отношение к музыке. Уинтер быстро окинул помещение взглядом. На стенах - толстая звукоизоляция, окна с двойными стеклами, кипы нот - и печатных, и рукописных, - золоченый клавикорд, вирджинал, концертный рояль, за роялем - Джей Йейл с обычной своей мягкой улыбкой. - И доктор Йейл тут? - Доброе утро, сынок. - Это уж чересчур. - Ничего подобного, мальчик. Садись. Я ни разу не видел тебя растерявшимся больше, чем на секунду. Соберешься. Уинтер сделал шаг назад, к креслу, и сел, удрученно тряся головой. Затем он глубоко вздохнул, плотно сжал губы и пристально посмотрел на меня. - Так это и есть мой приз, тот клад, который я искал? - Ну вот! Видишь? - широко улыбнулся Йейл. - Тебе всего-то и потребовалось каких-то пять секунд. Молодец, Роуг. - А кто это решил, что мне делать больше нечего, как такие вот загадки _р_о_у_гадывать? - Нам нужно проинформировать вас по крайне щекотливому вопросу, - проинформировала я его. - Ну и что? А позвонить не могли? - Я ведь сказала "по щекотливому". Телефонные звонки могут быть перехвачены. Ровно как и записки. И устные сообщения. Перед нами стояла задача привести вас сюда, не возбуждая ни у кого ни малейших подозрений, и мы понадеялись на ваше - действительно уникальное - чувство структуры. Такого чувства нет больше ни у кого. - Простите меня, пожалуйста, Брюнхильда, но сейчас вы говорите, как героиня третьесортной книжки про шпионов. - Чтобы поставить "Двенадцать дней Рождества", у нас была вся прошлая ночь, пока вы... были заняты несколько иначе. - Понятно, у вас ведь фамилия Партридж. А если бы Калликак? - Я знала, что никто другой не усмотрит эту структуру, а даже при наличии слежки ваш маршрут окажется настолько эксцентричным, что следящие неизбежно отстанут. - Слежка? Ну да, конечно. Роуг Мориарти, так меня обычно и называют, - рассмеялся Уинтер. - Шерлока Холмса почитываете? - Не смейся, сынок, это очень серьезно, - заметил Йейл. - Но почему король Р-ог? - неожиданно спросил Уинтер. - Блестяще! - искренне восхитилась я. - За пару минут вы синэргизировали самый корень проблемы. Душа Те Юинты покоится уже в вашем левом глазу. - Когда? Каким образом? - Неделю назад. Несчастный случай на охоте. Скафандр, вспоротый клыком. Правду говоря, он был слишком стар для встречи один на один с анаэробным мамонтом. Уинтер судорожно сглотнул. - Он был обязан подтверждать свою силу. Раз в год, каждый год. Такова традиция королей маори. - А теперь это предстоит вам, - напомнила я. - Послушайте меня, пожалуйста, Уинтер, и не встревайте некоторое время. Сечете? Он молча кивнул. - Мы используем вас, и много уже лет, хотя сами вы об этом не знали. Ваша помощь была просто неоценима. За вами наблюдали, шли по вашим следам. Вам дали кличку "Пойнтер". Я описала наши операции "ПЛАН" и роль, которую играл в них он - совершенно бессознательно; Уинтер слушал внимательно и ни разу меня не перебил. Быстрый и сообразительный, он не стал приставать с вопросами, ответы на которые очевидны, - вроде того, кто такие "мы". Был, правда, момент, когда он бросил взгляд на Йейла, который ответил пожатием плеч. - А теперь главное, - продолжала я. - Тот боевик принес в сады Болоньи Потрошильный Нож с двумя целями. Первая - убить, это очевидно, но была и вторая. Он хотел вернуться на Ганимед с вашими щеками. - А! - Вот именно. И он не имел никакого отношения ни к джинковой девушке с Тритона, ни к ее организации. Он выслеживал именно вас, Р-ога Юинта, наследника престола. - Вот как! - Именно так. Существует маленькая, но очень жесткая террористическая группа, которая вас не желает. Вы не маори. Вы воспитывались не в куполе. Вы развращены хонками. Вы мягкотелы. Вам нельзя доверять. Et cetera [и так далее (лат.)]. Ну и что же им остается делать? Необходимо вас уничтожить - чем они и занимаются. Эти убийцы весьма не глупы и хорошо обучены, вот мне и пришлось устраивать всю эту комедию с "Двенадцатью днями". - Зря они беспокоятся, - покачал головой Уинтер. - Мне ни с какого бока не нужен королевский титул. - Для них это совершенно безразлично. Кто бы ни занял ваше место, вы будете постоянной угрозой. Большинство населения купола навсегда сохранит благоговение перед вашими щеками. Так что выход у наших ребят один - привезти эти щеки домой, в качестве охотничьего трофея. - Я могу подписать акт об отречении. - Никого это не устроит. Почему они должны верить, что вы не отречетесь потом от своего отречения? Вас просто _н_е_о_б_х_о_д_и_м_о уничтожить, и они пойдут по этой дороге до конца. - Ни хрена себе! Чтобы такому приличному киндеру из гоев да такой крутой облом!.. Причем в тот самый момент, когда мы с Деми... - Уинтер осекся. - Но я не поверю, что вы заманили меня сюда, словно котенка бумажкой на ниточке, только ради дурных вестей с Ганимеда. Вы что-то задумали. Так что именно? - Отправляйтесь на Ганимед и вступайте в королевские права. - У вас что, крыша поехала? - Вас будет сопровождать Йейл. - А при чем здесь доктор? - Я никогда не говорил тебе этого, сынок, но Те Юинта платил за твое воспитание и образование. Он считал, что маори очень пригодится король, разбирающийся в привычках и обычаях белых. - Вот-вот, - пробормотал Уинтер. - Ну совсем как титанианская мамаша Деми. - И я просто обязан провести тебя через этот кризис, - продолжал Йейл. - Это мой долг перед Те, иначе вся наша подготовка пойдет псу под хвост. - С вашего позволения, сэр, она и так пошла псу под хвост. Быть монархом - для этого нужно призвание, которого у меня нет и никогда не будет. - Но зато вы останетесь в живых, - пояснила я. - После официальной коронации террористы на крайние меры не пойдут, иначе большинство от них отвернется, полностью и окончательно. - А вам то, Одесса, какого черта тут надо? Защитить меня? Теперь, получив предупреждение, я и сам сумею себя защитить. Господь свидетель, я неплохо справился с этим на Венуччи. - Я и в мыслях не имела защищать вас, - взвилась я. - Я защищаю работу, выполняемую вами для нас. Вы же напрочь перестанете воспринимать какие-либо структуры, кроме тех, что угрожают вашей драгоценной жизни. Возразить было трудно, так что Уинтер только хмыкнул. - А после коронации беспокоиться будет больше не о чем, и вы вернетесь к своим обычным, нормальным занятиям. - Я немного помолчала, давая ему время все переварить, а затем добавила: - Ну и ваша девушка, она тоже будет в безопасности. - А ведь ты - сука, - негромко сказал он, глядя на меня с ненавистью. - Даже не сука, а сучка - прирожденная, за всю свою жизнь так и не повзрослевшая. Знаешь ведь, какое место у мужика нужно выкручивать? - Работа у меня такая. - Ну да, вроде как музыка, "Музыка сфер"... защемленных дверью... Деми должна быть прикрыта на все время моего отсутствия. - Я позабочусь. - Ясно. Когда? Молодец. Я готова была в него влюбиться. Приняв наконец решение, он прекратил все свои протесты, действовал дальше без всякого писка. - Сегодняшний рейс, в полдень. Йейл все организовал. - Организовал чисто? - В лучшем виде. - Вы понимали, что я не откажусь, ведь моя девушка у вас в руках. А Деми, она узнает что-нибудь после моего отлета? - Объясним ей ровно столько, сколько ей положено. Положитесь на меня. - Да уж придется. Avante, dottore! [Вперед, доктор! (итал.); обыгрываются первые слова итальянской революционной песни "Бандера росса" - "Avanti, popoli!": "Вперед, народы!"] - Уинтер вскочил на ноги. - А я рассказывал вам когда-нибудь, как мамонт ограбил ювелирный магазин? Благодаря энергии мета ракетный полет длится теперь не месяцы и годы, как раньше, а дни, в крайнем случае - недели; ну а джинки в результате еще крепче держат всех за глотку. Ничего не попишешь, это цена, которую платит Солнечная за свое превращение из реденькой сети изолированных друг от друга аванпостов в тесное сообщество склочничающих друг с другом планет и спутников, а заодно и волшебная палочка, превращающая бандитов из мета-мафии в Благородных Контрабандистов. (На исследование по анализу и синтезу мета было затрачено не менее 5.271.009 часов - и это еще по самым консервативным оценкам. Но я говорю так совсем не из пренебрежения - древние угробили примерно столько же времени на поиски философского камня.) К главному люку купола Маори Уинтера и Йейла доставил катер на воздушной подушке. Стоял второй из трех дней светового дня, так что погода была достаточно ясной и приятной. Если интерьер этого купола и напоминал что-нибудь, так только Рапа Нуи - или, если желаете полуперевод "Великий Рапа", - более известный под фамилией "остров Пасхи". Отличия, конечно же, есть. Остров треугольный, а купол круглый. Нет крытых тростником хижин, вместо них - маленькие сборные домики. Нет титанических каменных истуканов, вместо них перед каждым из родовых поселений стоит огромный тотем, вырезанный из дерева (левый глаз выложен пластинками слюды). Все до восхищения дико и примитивно, однако центральный кампонг, где маори собираются, чтобы посоревноваться, посплетничать, посклочничать, провести какую-либо церемонию und so weiter расположен прямо над ультрамодерновой системой жизнеобеспечения купола, приближаться к которой - особенно после трагедии в джонсовском куполе на Меркурии - табу для всех, кроме специального на то уполномоченных техников. Йейл оказался просто неоценим. За время перелета с Земли он успел выкрасить Уинтера сепийной вайдой, под стать коричневому цвету кожи настоящих маори - и это при яростном сопротивлении окрашиваемого (есть мнение, что благодаря вайде приобретается импотенция, хотя за что же тут ее благодарить?) - Паблик рилейшнз, сынок, создание верного имиджа. Насчет той импотенции - одни ничем не подтвержденные слухи да и вообще к тому времени, как ты вернешься к своей женщине, вся вайда сгинет давно без следа. - И я тоже, от беспокойства. - Побеспокойся лучше о мамонте. Проходя через шлюз, они ожидали увидеть внутри купола толпу встречающих, песни и пляски и на лужайке детский смех - одним словом, полный сумасшедший дом. Но ничего подобного не оказалось, их встретили торжественным и немноголюдным ритуалом. Двенадцать племенных вождей при полном параде, то есть в перьях, жемчугах, ожерельях и браслетах выстроились полукругом. Затем они преклонили колени, на коленях же подошли к Уинтеру и мягко, но настойчиво раздели его догола. - Опаро? Это ты? - прозаикался Уинтер на смеси полинезийского и английского. - Я так долго был в отъезде... Тубуаи? Мы боролись с тобой когда-то, ты всегда меня побеждал. Вайху? Помнишь, как мы попытались забраться на ваш тотем и нас за это выдрали? Теапи? Чинча? Никто ему не отвечал. Уинтер никогда не видел коронацию, так что ожидал почти чего угодно, но очень скоро убедился, что все его предположения ошибочны. Никаких возбужденных толп, никаких приветствий, барабанов, песнопений; вместо этого вожди провели его - в чем мать родила - через совершенно безлюдный кампонг и, храня все то же торжественное молчание, оставили одного во дворце Те Юинты, дворце, знакомом ему с самого раннего детства. По понятиям маори дворец был огромен, он состоял из десяти отдельных комнат, в настоящий момент - пустых и голых. Из здания вынесли абсолютно все. Уинтер присел на корточки посреди самого большого из помещений - огромного и великолепного (опять же по меркам маори) - тронного зала и начал ждать, что будет дальше. Дальше не было ничего. Он ждал, и ждал, и ждал. - Интересно, а доктора они тоже так встречают? - подумал Уинтер, растягиваясь на полу. (Йейла тем временем осыпали гостеприимством, кормили и развлекали. У племени сохранились о нем самые лучшие воспоминания.) - Предполагаю, они предполагают, что я должен погрузиться в размышления, - в такие размышления погрузился Уинтер. - Об огромной ответственности, ложащейся на мои плечи. О моем долге перед предками и перед народом. Вот так. Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь, что буду честно стоять за дело Бога и отечества, неукоснительно исполнять Законы скаутов... - Так вот, однажды утром приходит этот парень в свой ювелирный магазинчик, пораньше приходит - хотел бумаги привести в порядок. Только успел сесть за стол, как видит: подъезжает фургон, прямо к магазину. Задняя дверца фургона открылась, вылезает оттуда мамонт, весь волосатый, расшибает бивнями стекло витрины, а затем сгребает хоботом все, что там лежало. После чего забирается снова в фургон и - только их и видели... Негромкое шуршание и позвякивание. Уинтер посмотрел на звук и обнаружил, что в комнату проскользнула темно-коричневая девушка. У нее были волнистые черные волосы - у маори они всегда либо прямые, либо волнистые, курчавых не бывает - привлекательные полинезийские черты лица и юное, совсем еще подростковое тело. Последний факт был голой, неприкрытой истиной, так как вся одежда девушки ограничивалась цепочкой серебряных (вот оно, позвякивание) раковин вокруг талии. - А это еще что за хренопень? - недоуменно спросил себя Уинтер. - Элемент ритуала? Или будущая моя супруга, она же королева? Могли бы хоть со мной посоветоваться! Девушка не стала тратить времени попусту. Через мгновение она была рядом и молча сплелась с голым, беззащитным журналистом, весьма недвусмысленным, возбуждающим образом проявляя, как сперва показалось Уинтеру, более чем серьезное отношение к будущим своим супружеским обязанностям. Вот именно - сперва, пока что-то не царапнуло ему ногу, чуть повыше подколенной ямки. Тренированные рефлексы не подвели, наследник маорийского престола молниеносно ударил свою так называемую будущую супругу коленом в пах и вышиб из ее руки бритвенно-острую раковину. - Поджилки, говоришь? Вот так вы это, значит, придумали? - пробормотал Уинтер, глядя на согнувшуюся от боли вдвое девушку. - Нет, Одесса права, эти типы - далеко не клоуны. Хорош бы я был, охотясь на мамонта с перерезанными поджилками. Он подхватил беспомощную девицу с полу и выкинул ее, словно охапку ветоши, через переднюю дверь дворца, но прежде доставил себе злорадное удовлетворение, до крови укусив голую коричневую задницу. С треском захлопнув дверь - чтобы показать решительность своих намерений, - он вновь обосновался на полу тронного зала, готовый к любому развитию событий. Уинтер не успел еще осознать, что это нападение и собственная его реакция пробудили в наследном принце с детства прививавшуюся ему кровожадность. Следующие полчаса прошли в полном спокойствии, и он вернулся к своему внутреннему монологу. - Так значит, как я рассказывал в тот момент, когда нас столь грубо прервали, смотрит этот парень на отъезжающий грузовик, смотрит в полном опупении, а потом приходит кое-как в себя и звонит копам. Те являются и подходят к делу вполне серьезно, профессионально. - Нам нужна какая-нибудь ниточка, зацепка. Ты усек помер машины? - Нет, я видел только этого лохматого слона. - А марка фургона? - Не знаю, я и смотреть-то ни на что не был способен, кроме как на долбаного мамонта. - Олл райт, а какой это был мамонт? - Вы что, хотите сказать, что они бывают разные? - Конечно. У азиатского мамонта большие висячие уши, как лопухи, а у американского мамонта - наоборот, уши маленькие и крепкие. Какие уши были у этого? На этом вопросе Уинтер заснул. Проснулся он от оглушительного шума и гвалта. Пришлось встать, открыть дверь и выглянуть наружу. Теперь кампонг был под завязку набит людьми, все они пели, вопили, топали ногами, лупили в барабаны. К дворцу шествовали племенные вожди, нагруженные шестифутовым королевским щитом Те Юинты и его же королевским копьем - Уинтер мгновенно узнал обе эти регалии. - Уши! - пробормотал он. - Уши! Да откуда же мне знать? Этот долбаный мамонт натянул себе на голову чулок. На этом с английским было покончено, далее наследный принц маори и думал на маори, и вел себя как маори. Голый и царственно-величавый, он вышел из двери навстречу приближающейся депутации, тронул каждого из вождей за грудь, в районе сердца, и пробормотал традиционное приветствие. Вожди водрузили щит себе на плечи, он позволил взгромоздить себя на этот шаткий помост и встал для всеобщего обозрения - высокий, неустрашимый. Три раза его обнесли вокруг кампонга, и все время стоял такой шум и грохот, что закладывало в ушах. Затем щит опустили, Р-ог Юинта гордо выпрямился и замер в напряженном ожидании. Появился главный исполнитель обряда помазания, жрец - а скорее шаман - с чашей масла. Откуда-то из глубин всплыло давно позабытое, и Уинтер осознал, что это - жир, вытопленный из трупа его отчима. Помазали его щедро - и макушку, и глаза, и щеки с монархической символикой, грудь, и ладони и пах. - Сим коронуется Король Семи Боевых Каноэ, - возгласил шаман. - Король Гавайки, Апаи, Эвава и Маори. Р-ог Юинта, сын и ближайший наследник нашего последнего, недавно усопшего короля. На голову Роуга возложили диадему Те Юинты, сплетенную из серебряных и угольно-черных прядей. - Он и никто другой, - снова возгласил шаман. Именно в этот момент любой член племени мог оспорить законность коронации. Гробовая тишина. Приблизились вожди, вложили в ладонь Роуга, на манер скипетра, королевское боевое копье Те Юинты, и тут снова начался полный бедлам. Теперь оставалось совсем немного - в одиночку убить мамонта и тем доказать свое королевское право главенствовать над племенем. Ганимедский мамонт - еще один пример вселенской эксцентричности матери-природы (Деми Жеру предпочитает именовать ее "Космическая Maratre" [мачеха (фр.)]), которой помог в силу сил своих и возможностей и человек. Свинина - один из самых любимых продуктов питания обитателей Солнечной системы (отвлекаясь от всяких тронутых религиозных сект). А свиньи - народ просто восхитительный. Они умны, активны и обладают необыкновенной способностью к адаптации. Ни в коем случае не думайте, что свиньи любят возлежать в прострации и распространять вокруг себя нестерпимую вонь; этим занимаются только те несчастные представители гордого свинячьего племени, которых держат в грязных стойлах и откармливают до умопомрачения отбросами и помоями. Это прекрасно знает любой, наблюдавший чистую шуструю свиноматку, весело резвящуюся на лугу в окружении толпы столь же радостных поросят. К сожалению, когда свинина ценится на килограммы, свинине этой самой приходится валяться в грязи - для поддержания избыточной массы - и она жирно хрюкает и постоянно воняет, а именно в таком жалком состоянии и наблюдает свиней большая часть человечества. Но под куполом нет места для вони животных (с человеческой-то справиться бы), поэтому животноводы и мясники бросились в ножки генетическим чародеям с просьбой сконструировать такую свинскую разновидность, которая сумеет выжить не под куполом, а в наружных стойлах при почти анаэробных, убийственных для всего живого условиях Ганимеда. Пришедшие в полный восторг от столь неожиданной и заковыристой задачи ученые выбрали для своих экспериментов тамвортов, одну из древнейших свинячьих пород. Тамворты выносливы, активны, плодовиты и состоят в близком родстве со всеми уважаемым диким кабаном. У них длинные морды, длинное тело, длинные ноги, крепкие плоские ребра и, к сожалению, далеко не самый приятный характер. Генетики занялись обратной селекцией тамвортов, то сеть посредством селективного скрещивания и последующего отбора вернули по возможности эту породу к ее первоначальным, диким корням; одновременно на основе природной выносливости развивалась устойчивость к анаэробным условиям, иными словами искоренялась потребность в снабжении кислородом. Результатом был ганимедский "астрохряк", выращивавшийся с минимальными затратами и продававшийся по всей Солнечной за весьма приличные деньги. Можно привести характерные примеры рекламы: ЖДЕШЬ ГОСТЕЙ? ТАК НЕ СКУПИСЬ! АСТРОХРЯЧИНУ КУПИ! или МАЛО ЖИРА, МАЛО САЛА, И ХОЛЕСТЕРИНА МАЛО. СВИНИНА ЖИЗНЬ ТВОЮ ПРОДЛИТ, АСТРОХРЯЧИНУ КУПИ! Иногда кому-нибудь из этих ценных животных удавалось улизнуть из загона и скрыться. Свиноводы только пожимали плечами - гоняться? Овчинка (свининка) не стоила выделки. Казалось, свободолюбивые парнокопытные обречены на верную гибель, но вот здесь-то и начались шуточки природы. Сотни миллионов лет назад прилив выбрасывал на берег первобытных рыб, обрекая их, вроде бы, на гибель; однако некоторые умудрились выжить. Совершенно так же умудрились выжить и некоторые из отдаленных их потомков, беглых астрохряков. Они рыли скованную вечным холодом почву, разыскивая мхи и лишайники, они вели голодную, опасную жизнь, они встречались друг с другом, спаривались, производили потомство. По большей части они быстро подыхали, тем не менее самые выносливые сумели приспособиться к суровым условиям и постепенно эволюционировали, в результате чего на Ганимеде появились так называемые мамонты. Правду говоря, "мамонты" эти больше походили на гигантских кабанов, чем на слонов. Высота их достигала двух метров - по сравнению с четырьмя метрами у настоящих, древних Mammuthus. Уши у них вроде слоновых - чтобы поглощать максимальное количество солнечного тепла. Они покрыты шерстью, подобно шерстистому мамонту. Изогнутые кверху бивни - главный инструмент для разрыхления почвы - чудовищно огромны. Тамворты, с которых все и пошло, были всеядными, такими же остались и ганимедские мамонты; к тому же трудности с пропитанием привили им вкус к людоедству. Темпераментом они крайне походят на настоящих кабанов - злые, вспыльчивые, агрессивные; инстинкт самосохранения у этих животных стоит на самой низкой, опасной не только для них самих, но и для всех окружающих отметке. Вот такого-то пятисоткилограммового психа ежегодно выслеживал и убивал каждый из королей маори. - Уж хоть бы я свинину любил, - мрачно подумал Уинтер. Одетый в скафандр и шлем, нагруженный кислородными баллонами, он держал в руке охотничье копье с длинным наконечником; с пояса синэргиста свисал Потрошильный нож - чтобы вырезать сердце поверженного противника, принести его в купол, а затем съесть. Ничего не поделаешь, такая вот симпатическая магия. Маори желали, чтобы их правитель обладал дикой жестокостью мамонта, для чего, собственно, и устраивалась эта ежегодная королевская охота. - Смех да и только, - обреченно бурчал Уинтер. - При чем тут я, изнеженный землянин? Но бурчал он на маори. Местность оказалась очень неровной, похожей на лунную - каменные осыпи, сланцы, сланцевые глины, выходы изверженных пород, черный обсидиан - стеклоподобное напоминание о бурном вулканическом прошлом Ганимеда, в узких расселинах - тошнотворно-белесые клочья анаболических грибов, одного из немногих средств пропитания тех самых Мамонтов. (Дай жизни хоть один шанс из тысячи, она в него вцепится и не отпустит уже никогда.) Через час после выхода из купола Уинтер встретил первые следы Мамонтов, точнее не следы, а конические кучки помета. Ест мамонт непрерывно и столь же непрерывно испражняется. Двинувшись осторожно по следу, не совсем еще утвержденный король маори обнаружил, что след этот сливается с другими и выводит в конце концов к неглубокому кратеру, густо усеянному подобными кучками. - Мамонтовый кампонг, - хмыкнул он. Затем охотник взял верх над юмористом. - Вот здесь-то и есть ошибка Те Юинты. Они все делают эту ошибку, а в результате нарываются на неприятности. Не нужно идти к мамонту и пытаться его перехитрить - пусть он идет к тебе и пытается перехитрить тебя. Да, именно так. Один взгляд на ослепительно-яркий диск садящегося солнца и гигантский ломоть Юпитера, выпирающий над горизонтом сказал - до начала трехдневной ночи остается всего один час. Времени вполне достаточно, раньше эти зверюги, ведущие почти ночной образ жизни, не выйдут. Уинтер вернулся немного назад, внимательно осматривая местность, и нашел наконец то, что надо - небольшой кратер с примерно десятифутовой высоты валом. Метеорит, наверное, ударил. Дно кратера состояло из покрытого сетью трещин сланца. Удовлетворенно кивнув, хитроумный охотник подбежал к замеченному им ранее выходу обсидиана и начал осторожно, чтобы не проколоть скафандр, собирать длинные игольчатые осколки этого черного стекла. Ударами металлических подошв удалось отколоть несколько еще более длинных стеклянных сталактитов. Все эти режущие предметы он рассовал внутри кратера по трещинам, поближе к десятифутовому валу. Кровать из гвоздей обкидала факира. Уинтер выпрямился во весь рост и некоторое время стоял неподвижно, тяжело дыша, сглатывая слюну и стараясь наполнить сменный пластиковый мочеприемник скафандра, а потом нащупал сзади вентиль; через секунду его карикатурно раздувшийся скафандр напоминал то ли воздушный шарик, то ли труп утопленника. Следующая операция требовала определенного проворства: он нагнулся, просунул руку в анальный клапан и мгновенно вытащил мочеприемник. К тому времени, как Уинтер закрыл клапан и отрегулировал давление в скафандре, моча уже замерзла. Он перелез через вал кратера и снова направился к мамонтовому кампонгу, разбрасывая по пути отколотые Потрошильным ножом кусочки мочи. Кампонг так и оставался пустынным, но солнце уже село, колючими искрами сверкали звезды, среди которых выделялась ушастая электрическая лампочка Сатурна, отдельные его кольца невооруженный взгляд не различал. Уинтер бросил на почву остатки мочи, растер ее металлическими подошвами и еще раз прогулялся к маленькому кратеру. И стал ждать. Ждать приходилось стоя, сесть мешала болезненно отмороженная при извлечении мочи задница. Он ждал, почти уверенный - Хряки не оставят без внимания такое откровенное посягательство на свою территорию. Он проверил древко копья; фиберглассовое, оно обладало прочностью и гибкостью прыжкового шеста. Он ждал. Он собрал небольшую кучку камней - гладких, которые не повредят перчатки скафандра. И снова ждал. И ждал. И вот наконец появился астрохряк, молча и мрачно принюхивавшийся к этому невиданной наглости defi [вызов на дуэль (фр.)] - чужой моче. Вид животного, мягко говоря, впечатлял - жесткая обледенелая шерсть встала дыбом, налитые кровью глаза ворочаются, выискивая противника, огромные лопухи ушей нервно подрагивают, жутко блестят, отражая неверный звездный свет, устрашающие бивни. Полтонны дикой злобы и ненависти. Уинтер взял из своей кучи камень, сильно швырнул его и промахнулся. Только четвертый камень попал в мамонта и привлек наконец его недовольное внимание. Уинтер высоко подпрыгнул, помахал рукой, пробежал несколько шагов вперед, угрожающе потряс копьем, бросился назад и швырнул еще один камень, который угодил свиномамонту прямо в пятачок. Окончательно взъярившийся зверь задрал хвост, пригнул голову и рванулся вперед; острые бивни грозили разорвать обидчика пополам, от паха до шеи, Уинтеру потребовалось все его хладнокровие, чтобы замереть и внимательно следить за этой атакой, подобно матадору, оценивающему скорость быка. В самый последний момент он развернулся, пробежал три шага, перепрыгнул - пользуясь древком копья, как шестом - вал кратера и полосу, утыканную осколками обсидиана, приземлился на колени и снова развернулся. Преследуя отступающего противника, мамонт перебрался через вал и всей своей тушей рухнул на "кровать факира". Теперь он бился в агонии, из мягкого брюха, вспоротого не менее чем десятком стеклянных кинжалов, обильно хлестала, здесь же замерзая, кровь. Уинтер поднялся на ноги, глазами поискал копье и вспомнил, что уронил его за пределами кратера. Он содрогнулся, только сейчас осознав, насколько сильно рисковал. Не упади этот поросеночек на колья... Ладно, обойдемся и без копья, заключительный удар совершенно излишен - мамонт и сам сдохнет с минуты на минуту. Он стоял и смотрел на предсмертные судороги животного - и вдруг поднял голову, краем глаза заметив осыпающиеся в кратер мелкие камешки. Через вал перебиралась безутешная вдова безвременно усопшего хряка. Эта двигалась немного помедленнее. Мамонтиха соскользнула по внутренней стенке кратера, очень удачно (для себя) прокатилась по немногим оставшимся торчать осколкам стекла, раздавив их при этом, и вскочила на ноги - еще одна полутонна ярости. Она бросилась на известного нью-йоркского журналиста, острыми копытами попирая все еще вздрагивающее тело предательски умерщвленного хряка. В широко распахнутой пасти виднелись огромные корявые зубы, способные раздробить булыжник. Уинтер приплясывал на месте - то отступал на полшага, то подавался на полшага вперед, пытаясь уловить момент последнего, смертельного броска. Он высоко вскинул руки, а затем, когда страшные челюсти были уже почти рядом, поймал тяжелые уши, рванул, сделал полусальто, перелетел через огромное свинячье рыло и уселся верхом, цепляясь за жесткую густую шерсть. Такой номер выполняют иногда на Крите при играх с быком. Затем последовало неизбежное вставание на дыбы, вскидывание зада, броски из стороны в сторону; все это сопровождалось высокими - тяготение на Ганимеде довольно слабое - прыжками. Крепко сжимая широкую спину ногами и придерживаясь одной рукой, Уинтер обнажил Потрошильный нож. И перерезал отважной вдове глотку. Он явился в купол маори с двумя сердцами, нанизанными на копье Те Юинты. Чествование победителя прошло в самой радостной обстановке. Уинтер оказался первым из королей, принесшим с охоты двойную добычу, и это сочли за благое предзнаменование. Дважды король Р-ог! Били барабаны, но не в привычных белому человеку однообразных ритмах две четверти, три четверти или четыре четверти - традиционный маорийский стиль вообще не допускает постоянного ритма, барабаны ведут рассказ со всеми его паузами и знаками препинания, примечаниями и объяснениями. Девушки и женщины танцевали, в их танцах тоже не было жесткой, раз и навсегда заданной структуры. Они разыгрывали древние маорийские предания, символическими жестами рассказывали о победоносных войнах, сломленных врагах, о героях, совокупляющихся со своими женами, чтобы произвести могучих потомков, которые поведут маори к еще более славным победам. Пиршество поражало великолепием - нежный молодой крокодил (скорее всего похищенный из какого-нибудь негритянского купола), анаконда, десятифунтовые лягушки, импортное акулье мясо, конина и - конечно же - шашлык из мамонта. Из Мамонтов. Какой смысл оставлять две огромные туши друзьям и родственникам покойных на съедание? Кроме того имелись опиум и гашиш, приобретенные в турецком куполе. Великолепно выбрав момент, в самый разгар празднества, когда дальше оно могло идти только на убыль, шаман препроводил Уинтера к тому самому возвышению, на котором его короновали; теперь там жарились мамонтовые сердца. Это была кульминация. Глубоко поклонившись, шаман отступил и присоединился к вождям, ровным кольцом обступившим невысокую земляную насыпь. Ни один мускул не шевельнулся на лице Уинтера, когда раскаленный вертел обжег ему руки; он откусил огромный кусок первого сердца, разжевал - снова не поморщившись - шипящее от жара мясо и проглотил. Дикие крики восторга! Он повторил ритуал, проглотив кусок другого сердца, снова прозвучали вопли, но на этот раз они резко оборвались. Уинтер недоуменно посмотрел на толпу своих подданных, а затем - на вождей и шамана, в ужасе пятившихся от возвышения. - В чем дело? - громко вопросил он. Лицо шамана тряслось, он немо тыкал Роугу в ноги. Роуг посмотрел вниз. Возвышение кишело какими-то мелкими тварями, все вылезающими и вылезающими из-под земли. У тварей не было отчетливой формы - серые, волосатые комки, они бестолково сновали под ногами, словно что-то разыскивая. - Души Мамонтов! - Крик, прозвучавший из самой гущи собравшихся был полон ужаса. - Это души Мамонтов! Души Мамонтов, убитых королями! Непонятное и неприятное происшествие потрясло Уинтера, но на лице его это никак не отразилось. Разве может король бежать, поддаваться панике? Повторив (на этот раз в мертвой, гнетущей тишине) церемониальное сердцеедство, он положил вертел на прежнее место, повернулся и гордо, величественно покинул возвышение, даже взглядом не удостоив загадочных существ, все также ползавших под ногами. По словам Йейла, представление было первоклассным, с чем он и поздравил Роуга чуть позднее, уже в королевском дворце. - Спасибо, Джей. Господи, да у меня же прямо ноги подкосились. - Вот и у меня. - А ты веришь в жизнь после смерти? В духов? В привидения? Вообще во всю такую мистику? - Насчет животных - точно нет. - Я тоже не верю. Что же это за штуки ползали тогда у меня под ногами? Ведь не души же Мамонтов. - Сейчас узнаем, - пообещал Йейл. - Я поймал одну такую душу. - Что? - Подобрал ее, когда ты сходил с возвышения. - Ну и где же она? - Здесь. Йейл распахнул церемониальную мантию и встряхнул одну из ее складок. На пол вывалился маленький комок, покрытый серой шерстью; мгновение полежав неподвижно, он начал неуверенно ползать. - Похоже на шкуру мамонта, - пробормотал Йейл. Он потрогал комок, осторожно его ощупал, а затем сдернул серый шерстистый лоскуток, обнажив существо совсем иного, чем прежде вида. - Да это же просто детеныш подковного краба, покрытый мамонтовой шкурой! - Не трогай, - осек его Уинтер. - Это не детеныш краба, а вполне взрослая панцирная стоножка Кринга, ее яд смертельно опасен. Йейл отскочил в сторону, Уинтер встал, сильным ударом каблука раздавил ядовитую тварь и начал задумчиво расхаживать. - Такая вот, значит, картинка, - произнес он наконец. - Какая картинка, сынок? - Подумай сам, Джей. Эти крингоножки живут под землей. А что там у нас под кампонгом вообще и под насыпью в частности? - Силовая установка купола. - Значит оттуда они и явились. - Похоже на то. - Там вполне можно наловить этих тварей, обрядить их в маскарадные костюмы, а затем сунуть под насыпь, чтобы они вылезли прямо на меня. - Больно уж это сложно, сынок. - До коронации эти ребята пытались угробить своего наследного принца прямо и без затей. Желание послать меня на тот свет не пропало, но теперь я - его королевское величество, так что открыто действовать они не могут. Слишком дорого обойдется. - Тоже верно. - А почему бы тогда и не посредством ядовитых душ покойных Мамонтов? Король Р-ог оскорбил богов, и те его покарали. Суеверные маори легко в такое поверят и не будут чинить никаких препятствий воцарению другого монарха. - Так что, опять та же самая террористическая группа? - Опять, Джей, опять. - Уинтер упрямо, по-бычьи покачал головой. - Нужно разобраться с этой историей, иначе покоя не будет. - Роуг, а ты хоть представляешь себе, кто это такие? - Даже догадок не имею. - Ну и как же будешь ты с ними разбираться? - Спущусь вниз, посмотрю, что делается на энергостанции. Очень удобное место для организации ячейки - ведь вход туда строго запрещен. А уж гнев богов обрушился на меня точно оттуда. - Уинтер повернулся к выходу. - Пока, Джей. Энергостанция представляла собой огромный темный подвал, битком забитый чем-то вроде стальных цистерн, только поставленных на попа и по-приятельски обнявших друг друга за плечи. В действительности это были последовательно соединенные силовые блоки, каждый - в бронированном кожухе, запертом на замок, чтобы никто не совался. Посреди подвала тускло светил фонарь, но что там происходит Уинтер не видел из-за густо натыканных цистерн. Ни на секунду не отпуская рукоятку ритуального Потрошильного ножа, так и оставшегося висеть на поясе, он начал осторожно, бесшумно пробираться сквозь стальной лабиринт. Голоса доносились все громче и громче. Еще один поворот - и маорийские карбонарии предстали во всей своей красе. Три женщины и двое мужчин; тесно сбившись вокруг фонаря, они что-то тихо обсуждали. Сердце Уинтера болезненно сжалось. - Надо было давно догадаться, - печально покачал он головой, узнав в женщинах трех своих сводных сестер. Не стараясь более ступать тихо, новоинаугурированный (я не запуталась?) король маори вошел в круг света, отбрасываемого фонарем: пятеро повернулись и узнали нежданного гостя. Наступило долгое молчание, говорить не было смысла - все все понимали. - Уходите, - махнул он мужчинам. - Здесь семейные дела. Двое помедлили, нерешительно глядя на женщин, но те утвердительно кивнули. Уинтер остался один на один (на трое?) со своими сестрами. - Мне нужно было догадаться, - нарушил он новое тягостное молчание, - еще когда вы не явились на коронацию. Но обо всем сразу не подумаешь, а тут так много нового, незнакомого. Молчание. - Куити, Тапану, Патеа, вы отлично выглядите. Что было правдой. Высокие, красивые женщины лет сорока с чем-то, все еще стройные, едва начинающие седеть. - Почему? Почему? - Кроме нас нет настоящих наследников. - Ну да, ведь я - сирота-приемыш. Согласен, Куити, но ведь вы это всегда прекрасно знали. - И не могли с этим примириться. - Ничуть вас не осуждаю. Согласен, я - чужак, вломившийся в вашу семью, да ведь не я это придумал, на все была воля вашего отца. - Он не имел права. - А вот право он имел, Патеа, самое полное. Женщина не может сидеть на троне. - У нас есть мужья. - Понятно. Вот, значит, в чем дело. А сыновья? Ответом было враждебное молчание. - Ясно. Извините за такой вопрос. Так значит, прямая линия Юинта пришла к концу. Очень печально, однако такое случалось со многими царственными семьями. И вы хотите возвести на трон одного из своих мужей, а самим оставаться настоящей, скрытой за кулисами властью. А если он не будет вас слушаться? Что тогда? - Он _б_у_д_е_т_ слушаться. Нас трое и только мы - настоящие потомки Те Юинты. - Конечно, конечно, вот только чей это будет муж? Твой, Куити? Ты ведь старшая. - Ты убил его! - в резком голосе женщины дрожала ненависть. - Убил? Что за чушь! - На Венуччи. - На Ве...? Ты имеешь в виду... как там его звали? Кеа Ора? Я думал, он простой боевик. - Он должен был стать королем. - Боже мой! Боже мой! - Уинтер был совершенно ошеломлен. - Какой ужас! Муж моей сестры... - Я никогда не была тебе сестрой. - А теперь никогда не будешь королевой. Кто такие эти мужчины, которые сидели здесь? Тоже мужья? - Нет. - Боевики? - Да. - По ним и похоже. Сколько у вас человек? - Увидишь, когда мы будем готовы. - А вот уж нет, Куити, - медленно процедил Уинтер. - Нет, теперь, когда я все знаю и могу сделать так, чтобы вас привлекли к ответственности вне зависимости от того, что случится со мной - теперь вы никогда не будете готовы. Так что, сестренки дорогие, сестренки вы мои любвеобильные, Куити, Тапану и Патеа, с вашими девичьими играми покончено. - Никогда! - Покончено, - уверенно кивнул Уинтер, обнажая Потрошильный нож. Ни одна из трех сестер не дрогнула. - Случись хоть что-нибудь со мной или моими близкими - в ответе будете вы. И я скрепляю это своей священной кровавой клятвой. Он полоснул ножом по своей руке и, прежде чем женщины успели отшатнуться, измазал их лица кровью. - На вас моя клятвенная кровь. Это - конец вашей вендетты. Больше мы не увидимся. Уинтер повернулся и ушел. - Вы ни разу не произнесете больше моего имени, - донесся из темноты его голос, жүктеу/скачать 0.78 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|