Александр Дюма. Три мушкетера

быть, д'Артаньян в ее власти!

Одно только приводило миледи в трепет - воспоминание о муже, о графе де

Ла Фер. Она думала, что он умер или покинул Францию, и неожиданно узнала его

в Атосе, лучшем друге д'Артаньяна.

Но, если он друг д'Артаньяна, он, наверное, помогал ему во всех

происках, с помощью которых королева расстроила замыслы его

высокопреосвященства; если он друг д'Артаньяна, значит, он враг кардинала, и

она сумеет завлечь его в сети мщения, которые она расставит и в которых,

надо надеяться, задушит молодого мушкетера.

Все эти надежды навевали отрадные мысли; убаюканная ими, миледи вскоре

заснула.

глаза и увидела аббатису в сопровождении молодой женщины с белокурыми

волосами и нежным цветом лица, которая смотрела на нее с доброжелательным

любопытством.

Лицо молодой женщины было ей совершенно незнакомо. Обе они, обмениваясь

обычными приветствиями, внимательно оглядывали друг друга: обе были очень

красивы, но совсем разной красотой. Однако миледи с улыбкой отметила про

себя, что у нее самой гораздо более представительный вид и более

аристократические манеры, чем у этой молодой женщины. Правда, платье

послушницы, облекавшее ее стан, было не очень-то выгодно для такого рода

состязания.

Аббатиса познакомила их; выполнив эту формальность, она удалилась, так

как обязанности настоятельницы призывали ее в церковь, и молодые жепщины

остались одни.

Послушница, видя, что миледи лежит в постели, хотела уйти вслед за

аббатисой, но миледи удержала ее.

- Как, сударыня, - заговорила она, - едва я вас увидела, вы уже хотите

лишить меня вашего общества? Признаюсь вам, я немного рассчитываю на него,

пока мне придется жить здесь.

- Нет, сударыня, - ответила послушница, - я просто испугалась, что не

вовремя пришла: вы спали, вы утомлены...

- Ну так что ж? - возразила миледи. - Чего могут желать те, кто спит?

Хорошего пробуждения! Вы мне его доставили, так позвольте мне вполне им

насладиться.

И, взяв молодую женщину за руку, миледи притянула ее к стоявшему возле

кровати креслу.

Послушница села.

- Боже мой, как мне не везет! - сказала она. - Уже полгода, как я живу

здесь, не имея никаких развлечений. Теперь вы приехали, ваше присутствие

сулит мне очаровательное общество, и вот, по всей вероятности, я с минуты на

минуту покину монастырь!

- Как! - удивилась миледи. - Вы скоро выходите из монастыря?

- По крайней мере, я на это надеюсь! - ответила послушница с радостью,

которую она ничуть не пыталась скрыть.

- Я кое-что слышала о том, что вы много выстрадали от кардинала. Если

это так, то вот еще одна причина для нашей взаимной симпатии.

- Значит, мать настоятельница сказала правду: вы, так же как и я,

жертва этого злого пастыря?

- Тише! - остановила миледи молодую женщину. - Даже здесь не будем так

говорить о нем. Все мои несчастья проистекают оттого, что я выразилась

примерно так, как вы сейчас, при женщине, которую я считала своим другом и

которая предала меня. И вы тоже жертва предательства?

- Нет, - ответила послушница, - я жертва моей преданности, преданности

женщине, которую я любила, за которую я отдала бы жизнь и готова отдать ее и

впредь!

- И которая покинула вас в беде? Так всегда бывает!

я убедилась в противном и благодарю за это создателя: мне тяжело было бы

думать, что она меня забыла... Но вы, сударыня... вы, кажется, свободны, и,

если бы вы захотели бежать, это зависит только от вашего желания.

- А куда я пойду, не имея друзей, не имея денег, в незнакомых мне

краях, в которых я прежде никогда не бывала?

- Ах, что касается друзей, они будут у вас везде, где бы вы ни были!

- воскликнула послушница. - Вы кажетесь такой доброй, и вы такая

красавица!

- Что не мешает мне быть одинокой и гонимой, - возразила миледи,

придавая своей улыбке ангельское выражение.

- Верьте мне, - заговорила послушница, - надо надеяться на провидение.

Всегда наступает такая минута, когда однажды сделанное нами добро становится

нашим ходатаем перед богом. И, быть может, как я ни бессильна, как ни

ничтожна, - это ваше счастье, что вы меня встретили. Если я выйду отсюда, у

меня найдутся влиятельные друзья, которые, выступив на мою защиту, смогут

потом выступить и на вашу.

- Если я сказала, что я одинока, это не значит, что у меня нет

знакомых, занимающих высокое положение, - продолжала миледи в надежде, что,

говоря о себе, она вызовет послушницу на откровенность. - Но эти знакомые

сами трепещут перед кардиналом, сама королева не осмеливается никого

поддержать против грозного министра. У меня есть доказательства того, что ее

величество, несмотря на доброе сердце, не раз бывала вынуждена отдавать в

жертву гнева его высокопреосвященства тех, кто оказывал ей услуги.

- Поверьте мне, сударыня, королева может сделать вид, что она от них

отступилась, но нельзя судить по внешнему впечатлению: чем больше они

подвергаются гонениям, тем больше королева о них думает, и часто в ту

минуту, когда они этого меньше всего ожидают, они убеждаются в том, что не

забыты ее милостивым вниманием.

- Увы! - вздохнула миледи. - Я верю этому - ведь королева так добра!

- Ах, значит, вы знаете нашу прекрасную и великодушную королеву, если

вы о ней так отзываетесь! - восторженно произнесла послушница.

- То есть я не имею чести быть лично знакомой с ней, - ответила миледи,

спохватившись, что она зашла слишком далеко, - но я знакома со многими из ее

ближайших друзей: я знаю господина де Пютапжа, знала в Англии господина

Дюжара, знакома с господином де Тревилем...

- С господином де Тревилем! - вскричала послушница - Вы знакомы с

господином де Тревилем?

- Да, как же, и даже хорошо знакома.

- С капитаном королевских мушкетеров?

- Да, с капитаном королевских мушкетеров.

- В таком случае вы увидите, что скоро, очень скоро мы с вами станем

близкими знакомыми, почти друзьями! Если вы знакомы с господином де

Тревилем, вы, вероятно, бывали у него в доме?

- Да, часто, - подтвердила миледи. Вступив на этот путь и видя, что она

лжет удачно, она решила держаться его до конца.

- Вы, вероятно, встречали у него кое-кого из мушкетеров?

- Всех, кого он обычно у себя принимает, - ответила миледи, уже

по-настоящему заинтересованная этим разговором.

- Назовите мне кого-нибудь из тех, кого вы знаете, и вы увидите - они

окажутся моими друзьями.

- Ну, например... - в замешательстве начала миледи, - я знаю господина

де Сувиньи, господина де Куртиврона, господина де Ферюссака...

Послушница выслушала миледи, не перебивая ее, потом, видя, что миледи

умолкла, спросила:

- Не знаете ли вы кавалера по имени Атос?

Миледи побледнела, как полотно простыни, на которой она лежала, и, как

ни велико было ее умение владеть собой, она невольно вскрикнула, схватив

собеседницу за руку и пожирая ее глазами.

- Что такое? Что с вами? - спросила бедняжка. - Ах, боже мой, не

сказала ли я чего-нибудь такого, что оскорбило вас?

- Нет, но это имя поразило меня, так как я тоже знала этого кавалера, и

мне показалось странным встретить человека, который, по-видимому, хорошо

знаком с ним.

- Да, хорошо, очень хорошо! И не только с ним, но и с его друзьями

господином Портосом и господином Арамисом.

- В самом деле? Их я тоже знаю! - воскликнула миледи, чувствуя, что вся

холодеет от страха.

- Ну, если вы их знаете, вам, конечно, известно, что они славные и

смелые люди. Отчего вы не обратитесь к ним, если вам нужна помощь?

- Дело в том... - запинаясь, ответила миледи, - что я ни с кем из них

не связана дружбой. Я их знаю только по рассказам их друга, господина

д'Артаньяна.

- Вы знаете господина д'Артаньяна? - вскричала послушница, в свою

очередь схватив миледи за руку и впиваясь в нее глазами.

Заметив странное выражение во взгляде миледи, она спросила:

- Простите, сударыня, в каких вы с ним отношениях?

- Он... - смутилась миледи, - он мой друг.

- Вы меня обманываете, сударыня, - сказала послушница. - Вы были его

любовницей!

- Это вы были любовницей д'Артаньяна! - воскликнула в ответ миледи.

- Я? - проговорила послушница.

- Да, вы. Теперь я вас знаю: вы госпожа Бонасье.

Молодая женщина удивленно и испуганно отшатнулась.

- Не отпирайтесь! Отвечайте мне! - продолжала миледи.

- Ну что ж! Да, сударыня! - сказала послушница. - Значит, мы соперницы?

Лицо миледи вспыхнуло таким свирепым огнем, что при всяких иных

обстоятельствах г-жа Бонасье со страха обратилась бы в бегство, но в эту

минуту она была во власти ревности.

- Признайтесь же, сударыня, - заговорила она с такой настойчивостью,

какую нельзя было предположить в ней, - вы его любовница? Или, может быть,

вы были его любовницей прежде?

- О нет! - воскликнула миледи голосом, не допускавшим сомнения в ее

правдивости. - Никогда! Никогда!

- Я верю вам, - сказала г-жа Бонасье. - Но отчего же вы так вскрикнули?

- Как, вы не понимаете? - притворно удивилась миледи, уже оправившаяся

от смущения и вполне овладевшая собой.

- Как я могу понять? Я ничего не знаю.

- Вы не понимаете, что господин д'Артаньян поверял мне, как другу, свои

сердечные тайны?

- В самом деле?

- Вы не понимаете, что мне известно все: ваше похищение из домика в

Сен-Клу, его отчаяние, отчаяние его друзей и их безуспешные поиски. И как же

мне не удивляться, когда я вдруг неожиданно встречаюсь с вами? Ведь мы так

часто беседовали с ним о вас! Ведь он вас любит всей душой и заставил меня

полюбить вас заочно. Ах, милая Констанция, наконец-то я нашла вас,

наконец-то я вас вижу!

И миледи протянула г-же Бонасье руки, и г-жа Бонасье, убежденная ее

словами, видела теперь в этой женщине, которую она за минуту до того считала

соперницей, своего искреннего и преданного друга.

- О, простите меня! Простите! - воскликнула она и склонилась на плечо к

миледи. - Я так люблю его!

Обе женщины с минуту держали друг друга в объятиях. Если бы силы миледи

равнялись ее ненависти, г-жа Бонасье, конечно, нашла бы в объятиях миледи

смерть. Но, не будучи в состоянии задушить ее, миледи ей улыбнулась и

воскликнула:

- Милая моя красавица, дорогая моя малютка, как я счастлива, что вижу

вас! Дайте мне на вас наглядеться!

И, говоря это, она пожирала ее глазами.

- Да-да, конечно, это вы! По всему тому, что он говорил мне, я сейчас

узнаю вас, отлично узнаю!

Бедная молодая женщина и не подозревала жестоких замыслов, которые

таились за этим ясным лбом, за этими блестящими глазами, в которых она

читала только участие и жалость.

- Значит, вам известно, сколько я выстрадала, если он рассказывал вам о

моих страданиях, - сказала г-жа Бонасье. - Но страдать ради него -

блаженство!

Миледи машинально повторила:

- Да, блаженство.

Она думала о другом.

- И к тому же мои мучения скоро кончатся, - продолжала г-жа Бонасье.

- Завтра или, быть может, сегодня вечером я его опять увижу, и грустное

прошлое будет забыто.

- Сегодня вечером? Завтра? - переспросила миледи, которую эти слова

вывели из задумчивости. - Что вы хотите этим сказать? Вы ждете от него

какого-нибудь известия?

- Я жду его самого.

- Его самого? Д'Артаньян будет здесь?

- Да, будет.

- Но это невозможно! Он на осаде Ла-Рошели, вместе с кардиналом. Он

вернется только после взятия города.

- Вы так думаете? Но разве есть на свете что-нибудь невозможное для

моего д'Артаньяна, для этого благородного и честного кавалера!

- Я не могу вам поверить!

- Ну так прочтите сами! - предложила от избытка горделивой радости

несчастная молодая женщина и протянула миледи письмо.

"Почерк госпожи де Шеврез! - отметила про себя миледи. - А, я так и

знала, что они поддерживают сношения с этим лагерем!"

И она жадно прочитала следующие строки:

"Милое дитя, будьте наготове. Наш друг вскоре навестит вас, и навестит

только затем, чтобы вызволить вас из тюрьмы, где вам пришлось укрыться ради

вашей безопасности. Приготовьтесь же к отъезду и никогда не отчаивайтесь в

нашей помощи.

Наш очаровательный гасконец недавно выказал себя, как всегда, человеком

храбрым и преданным; передайте ему, что где-то очень ему признательны за

предостережение".

- Да-да, - сказала миледи, - в письме все ясно сказано. Известно вам,

что это за предостережение?

- Нет. Но я догадываюсь, что он, должно быть, предупредил королеву о

каких-нибудь новых кознях кардинала.

- Да, наверное, это так! - сказала миледи, возвращая г-же Бонасье

письмо и в задумчивости снова опуская голову.

В эту минуту послышался топот скачущей лошади.

- Ах! - вскричала г-жа Бонасье, бросаясь к окну. - Уж не он ли это?

Миледи, окаменев от удивления, осталась в постели: на нее сразу свалилось

столько неожиданностей, что она впервые в жизни растерялась.

- Он! Он! - прошептала она. - Неужели это он?

И она продолжала лежать в постели, устремив неподвижный взор в

пространство.

- Увы, нет, - вздохнула г-жа Бонасье. - Это какой-то незнакомый

человек... Однако он, кажется, едет к нам... Да, он замедляет бег коня...

останавливается у ворот... звонит...

Миледи вскочила с постели.

- Вы вполне уверены, что это не он? - спросила она.

- Да, вполне.

- Вы, может быть, не разглядели?

- Ах, стоит мне только увидеть перо его шляпы, кончик плаща, и я его

тотчас узнаю!

Миледи продолжала одеваться.

- Все равно. Вы говорите, этот человек идет сюда?

- Да, он уже вошел.

- Это или к вам, или ко мне.

- Ах, боже мой, какой у вас взволнованный вид!

- Да, признаюсь, я не так доверчива, как вы, я всего опасаюсь...

- Тише! - остановила ее г-жа Бонасье. - Сюда идут!

В самом деле, дверь открылась, и вошла настоятельница.

- Это вы приехали из Булони? - обратилась она к миледи.

- Да, я, - ответила миледи, пытаясь вернуть себе хладнокровие. - Кто

меня спрашивает?

- Какой-то человек, который не хочет назвать себя, но говорит, что

прибыл по поручению кардинала.

- И желает меня видеть?

- Он желает видеть даму, приехавшую из Булони.

- В таком случае, пожалуйста, пригласите его сюда, сударыня.

- Ах, боже мой, боже мой! - ужаснулась г-жа Бонасье. - Уж не привез ли

он какое-нибудь плохое известие?

- Боюсь, что да.

- Я оставлю вас с этим незнакомцем, но, как только он уедет, я, если

позволите, вернусь к вам.

- Конечно, прошу вас.

Настоятельница и г-жа Бонасье вышли.

Миледи осталась одна и устремила глаза на дверь; минуту спустя раздался

звон шпор, гулко отдававшийся на лестнице, затем шаги приблизились, дверь

распахнулась, и на пороге появился человек.

Миледи радостно вскрикнула: этот человек был граф до Рошфор, душой и

телом преданный кардиналу.

XXXII. ДВЕ РАЗНОВИДНОСТИ ДЕМОНОВ

- А! - воскликнули одновременно миледи и Рошфор. - Это вы!

- Да, я.

- Из-под Ла-Рошели. А вы?

- Из Англии.

- Бекингэм?

- Умер или опасно ранен. Когда я уезжала, ничего не добившись от него,

один фанатик его убил.

- А! - усмехнулся Рошфор. - Вот счастливая случайность! Она очень

обрадует его высокопреосвященство. Известили вы его?

- Я написала ему из Булони. Но каким образом вы здесь?

- Его высокопреосвященство беспокоится и послал меня отыскать вас.

- Я только вчера приехала.

- А что вы делали со вчерашнего дня?

- Я не теряла даром времени.

- О, в этом я не сомневаюсь!

- Знаете, кого я здесь встретила?

- Нет!

- Как я могу отгадать?

- Ту молодую женщину, которую королева освободила из тюрьмы.

- Любовницу этого мальчишки д'Артаньяна?

- Да, госпожу Бонасье, местопребывание которой было неизвестно

кардиналу.

- Ну, вот еще одна счастливая случайность, под пару той, - заметил

Рошфор. - Положительно, господину кардиналу везет!

- Можете представить мое удивление, - продолжала миледи, - когда я

очутилась лицом к лицу с этой женщиной!

- Она вас знает?

- Нет!

Миледи улыбнулась:

- Я ее лучший друг!

- Клянусь честью, только вы, милая графиня, можете творить такие

чудеса!

- И счастье мое, что мне удалось стать ее другом, шевалье: знаете ли

- Нет!

- Вот как! Кто же это?

- Д'Артаньян и его друзья.

- Право, они дождутся того, что мы будем вынуждены засадить их в

Бастилию.

- Почему же они до сих пор на свободе?

- Ничего не поделаешь! Господин кардинал питает к этим людям какую-то

непонятную для меня слабость.

- В самом деле?

- Да.

в гостинице "Красная голубятня" был подслушан этой четверкой; скажите ему,

что после его отъезда один из них явился ко мне и силой отнял у меня

охранный лист, который кардинал дал мне; скажите ему, что они предупредили

лорда Винтера о моем приезде в Англию; что и на этот раз они едва не

помешали исполнить данное мне поручение, как уже помешали в деле с

подвесками; скажите ему, что из этих четырех человек следует опасаться

только двоих: д'Артаньяна и Атоса; скажите ему, что третий, Арамис, -

любовник госпожи де Шеврез; его надо оставить в живых, тайна его нам

известна, и он может быть нам полезен; а что касается четвертого, Портоса,

то это дурак, фат и простофиля, и не стоит даже обращать на него внимание.

- Но все четверо теперь, должно быть, на осаде ЛаРошели?

- Я сама так думала, но письмо, которое госпожа Бонасье получила от

супруги коннетабля и имела неосторожность показать мне, заставляет меня

предположить, что все четверо, напротив, сейчас в дороге и явятся сюда,

чтобы увезти ее.

- Черт возьми! Что же делать?

- Что приказал вам кардинал относительно меня?

- Получить ваши донесения, письменные или словесные, и вернуться на

почтовых; а когда он будет осведомлен обо всем, что вы сделали, он решит,

как вам дальше поступить.

- Так я должна остаться здесь?

- Здесь или где-нибудь поблизости.

- Вы не можете увезти меня с собой?

- Нет, мне дано точное приказание. В окрестностях лагеря вас могут

узнать, а ваше присутствие, сами понимаете, будет бросать тень на его

высокопреосвященство.

- Ну что ж, придется мне ждать здесь или где-нибудь поблизости.

- Только скажите мне заранее, где вы будете ожидать известий от

кардинала, чтобы я всегда знал, где вас найти.

- Послушайте, я, вероятно, не смогу остаться здесь...

- Почему?

- Вы забываете, что с минуты на минуту сюда могут приехать мои враги.

- Это правда. Но в таком случае эта юная особа улизнет от его

высокопреосвященства?

- Ну нет! - ответила миледи с присущей только ей улыбкой. - Вы

забываете, что я ее лучший друг.

- Да, это правда! Итак, я могу сказать кардиналу относительно этой

женщины...

- ...что он может быть покоен.

- И это все?

- Он поймет, что это означает.

- Он догадается. А что же мне теперь делать?

- Немедленно ехать обратно. По-моему, известия, которые вы доставите

кардиналу, стоят того, чтобы поспешить.

- Моя коляска сломалась, когда я въезжал в Лилье.

- Чудесно!

- Как так - чудесно?

- Да так, ваша коляска нужна мне.

- А как же я, в таком случае, доберусь?

- Верхом. Скачите во весь опор.

- Хорошо вам это говорить! А каково мне будет проскакать сто

восемьдесят лье?

- Пустяки!

- Ну, так и быть. А дальше?

- Дальше: когда вы будете проезжать через Лилье, вы пошлете мне коляску

и прикажете вашему слуге, чтобы он был в моем распоряжении.

- Хорошо.

- У вас, конечно, есть с собой какой-нибудь приказ кардинала?

- У меня есть письменное полномочие действовать по своему усмотрению.

- Вы предъявите его настоятельнице и скажете, что сегодня или завтра за

мной приедут и что мне велено отправиться с тем лицом, которое явится от

вашего имени.

- Отлично!

- Не забудьте резко отзываться обо мне в разговоре с настоятельницей.

- Зачем это?

- Я жертва кардинала. Мне необходимо внушить доверие этой дурочке

Бонасье.

донесение обо всем, что произошло.

- Я ведь вам рассказала то, что случилось. У вас хорошая память:

повторите все, что я вам говорила, а бумага может потеряться.

- Вы правы. Только бы мне знать, где потом найти вас, чтобы не рыскать

напрасно по окрестностям...

- Верно. Подождите-ка...

- Дать вам карту?

- О, я прекрасно знаю эти места!

- Вы? А когда же вы бывали здесь?

- Я здесь воспитывалась.

- Вот как?

- Как видите, иногда и то обстоятельство, что вы где-то получили

воспитание, может на что-нибудь пригодиться.

- Итак, где вы меня будете ждать?

- Дайте минутку подумать... Да вот где: в Армантьере.

- А что это такое - Армантьер?

- Небольшой городок на реке Лис. Мне стоит только переправиться через

реку, и я буду в чужом государство.

- Превосходно! Но, разумеется, вы переправитесь только в случае

опасности?

- Разумеется.

- А если это случится, как я узнаю, где вы?

- Вам не нужен ваш лакей?

- Нет!

- Он надежен?

- Отдайте его мне. Никто его не знает, я его оставлю в том месте,

откуда уеду, и он проводит вас туда, где я буду.

- Так вы говорите, что будете ждать меня в Армантьере?

- Да, в Армантьере.

- Напишите мне это название на клочке бумаги, а то я боюсь, что забуду.

Ведь в названии города нет ничего порочащего, не так ли?

- Как знать... Ну, так и быть, я готова набросить тень на свое доброе

имя! - согласилась миледи и написала название на листке бумаги.

- Хорошо, - сказал Рошфор, взял листок из рук миледи, сложил его и

засунул за подкладку своей шляпы. - Впрочем, будьте спокойны: если даже я

потеряю эту бумагу, то поступлю, как делают дети - всю дорогу буду твердить

это название. Ну, как будто все?

- Кажется, да.

- Вспомним хорошенько: Бекингэм убит или тяжело ранен... ваш разговор с

кардиналом подслушан четырьмя мушкетерами... лорд Винтер был предупрежден о

вашем приезде в Портсмут... д'Артаньяна и Атоса в Бастилию... Арамис -