Александр Дюма. Три мушкетера

меня убить графа де Варда, и, так как здесь нет никого, кто мог бы

засвидетельствовать истинность этого обвинения, я сам ее свидетельствую! Я

кончил.

комнаты.

Барон вышел вперед.

- Перед богом и людьми, - заговорил он, - обвиняю эту женщину в том,

что по ее наущению убит герцог Бекингэм!

- Герцог Бекингэм убит?! - в один голос воскликнули все присутствующие.

- Да, - сказал барон, - убит! Получив ваше письмо, в котором вы меня

предостерегали, я велел арестовать эту женщину и поручил стеречь ее одному

верному и преданному мне человеку. Она совратила его, вложила ему в руку

кинжал, подговорила его убить герцога, и, быть может, как раз в настоящую

минуту Фельтон поплатился головой за преступление этой фурии...

Судьи невольно содрогнулись при разоблачении этих еще неведомых им

злодеяний.

- Это еще не все, - продолжал лорд Винтер. - Мой брат, который сделал

вас своей наследницей, умер, прохворав всего три часа, от странной болезни,

от которой по всему телу идут синеватые пятна. Сестра, от чего умер ваш муж?

- Какой ужас! - вскричали Портос и Арамис.

- Убийца Бекингэма, убийца Фельтона, убийца моего брата, я требую

правосудия и объявляю, что если я не добьюсь его, то совершу его сам!

Лорд Винтер отошел и стал рядом с д'Артаньяном.

Миледи уронила голову на руки и силилась собраться с мыслями,

путавшимися от смертельного страха.

- Теперь моя очередь... - сказал Атос и задрожал, как дрожит лев при

виде змеи, - моя очередь. Я женился на этой женщине, когда она была совсем

юной девушкой, женился против воли всей моей семьи. Я дал ей богатство, дал

ей свое имя, и однажды я обнаружил, что эта женщина заклеймена: она отмечена

клеймом в виде лилии на левом плече.

- О! - воскликнула миледи и встала. - Ручаюсь, что не найдется тот суд,

который произнес надо мной этот гнусный приговор! Ручаюсь, что не найдется

тот, кто его выполнил!

- Замолчите! - произнес чей-то голос. - На это отвечу я!

Человек в красном плаще вышел вперед.

- Кто это, кто это? - вскричала миледи, задыхаясь от страха; волосы ее

распустились и зашевелились над помертвевшим лицом, точно живые.

Глаза всех обратились на этого человека: никто, кроме Атоса, не знал

его. Да и сам Атос глядел на него с тем же изумлением, как и все остальные,

недоумевая, каким образом этот человек мог оказаться причастным к ужасной

драме, развязка которой совершалась в эту минуту.

Медленным, торжественным шагом подойдя к миледи на такое расстояние,

что его отделял от нее только стол, незнакомец снял с себя маску.

Миледи некоторое время с возрастающим ужасом смотрела на бледное лицо,

обрамленное черными волосами и бакенбардами и хранившее бесстрастное,

ледяное спокойствие, потом вдруг вскочила и отпрянула к стене.

- Нет-нет! - вырвалось у нее. - Нет! Это адское видение! Это не он!..

Помогите! Помогите! - закричала она хриплым голосом и обернулась к стене,

точно желая руками раздвинуть ее и укрыться в ней.

- Да кто же вы? - воскликнули все свидетели этой сцены.

- Спросите у этой женщины, - сказал человек в красном плаще. - Вы сами

видите, она меня узнала.

- Лилльский палач! Лилльский палач! - выкрикивала миледи, обезумев от

страха и цепляясь руками за стену, чтобы не упасть.

Все отступили, и человек в красном плаще остался один посреди комнаты.

- О, пощадите, пощадите, простите меня! - кричала презренная женщина,

упав на колени.

Незнакомец подождал, пока водворилось молчание.

- Я вам говорил, что она меня узнала! - сказал он. - Да, я палач города

Лилля, и вот моя история.

Все не отрываясь смотрели на этого человека, с тревожным нетерпением

ожидая, что он скажет.

- Эта молодая женщина была когда-то столь же красивой молодой девушкой.

Она была монахиней Тамплемарского монастыря бенедиктинок. Молодой священник,

простосердечный и глубоко верующий, отправлял службы в церкви этого

монастыря. Она задумала совратить его, и это ей удалось: она могла бы

совратить святого.

Принятые ими монашеские обеты были священны и нерушимы. Их связь не

могла быть долговечной - рано или поздно она должна была погубить их.

Молодая монахиня уговорила своего любовника покинуть те края, но для того,

чтобы уехать оттуда, чтобы скрыться вдвоем, перебраться в другую часть

Франции, где они могли бы жить спокойно, ибо никто бы их там не знал, нужны

были деньги, а ни у того, ни у другого их не было. Священник украл священные

сосуды и продал их; но в ту минуту, когда любовники готовились вместе

уехать, их задержали.

Неделю спустя она обольстила сына тюремщика и бежала. Священник был

приговорен к десяти годам заключения в кандалах и к клейму. Я был палачом

города Лилля, как подтверждает эта женщина. Моей обязанностью было

заклеймить виновного, а виновный, господа, был мой брат!

Тогда я поклялся, что эта женщина, которая его погубила, которая была

больше чем его сообщницей, ибо она толкнула его на преступление, по меньшей

мере разделит с ним наказание. Я догадывался, где она укрывается, выследил

ее, застиг, связал и наложил такое же клеймо, какое я наложил на моего

брата.

бежать из тюрьмы. Меня обвинили в пособничестве и приговорили к тюремному

заключению до тех пор, пока беглец не отдаст себя в руки властей. Бедный

брат не знал об этом приговоре. Он опять сошелся с этой женщиной: они вместе

бежали в Берри, и там ему удалось получить небольшой приход. Эта женщина

выдавала себя за его сестру.

Вельможа, во владениях которого была расположена приходская церковь,

увидел эту мнимую сестру и влюбился в нее, влюбился до такой степени, что

предложил ей стать его женой. Тогда она бросила того, кого уже погубила,

ради того, кого должна была погубить, и сделалась графиней де Ла Фер...

Все перевели взгляд на Атоса, настоящее имя которого было граф де Ла

Фер, и Атос кивком головы подтвердил, что все сказанное палачом - правда.

- Тогда, - продолжал палач, - мой бедный брат, впав в безумное отчаяние

и решив избавиться от жизни, которую эта женщина лишила и чести и счастья,

вернулся в Лилль. Узнав о том, что я отбываю вместо него заключение, он

добровольно явился в тюрьму и в тот же вечер повесился на дверце отдушины

своей темницы.

Впрочем, надо отдать справедливость: осудившие меня власти сдержали

слово. Как только личность самоубийцы была установлена, мне возвратили

свободу.

- Господин д'Артаньян, - начал Атос, - какого наказания требуете вы для

этой женщины?

- Смертной казни, - ответил д'Артаньян.

- Милорд Винтер, какого наказания требуете вы для этой женщины?

- Смертной казни, - ответил лорд Винтер.

- Господин Портос и господин Арамис, вы судьи этой женщины: к какому

наказанию присуждаете вы ее?

- К смертной казни, - глухим голосом ответили оба мушкетера.

Миледи испустила отчаянный вопль и на коленях проползла несколько шагов

к своим судьям.

Атос поднял руку.

- Шарлотта Баксон, графиня де Ла Фер, леди Винтер, - произнес он, -

ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и бога на небе. Если

вы знаете какую-нибудь молитву, прочитайте ее, ибо вы осуждены и умрете.

Услышав эти слова, не оставлявшие ей ни малейшей надежды, миледи

поднялась, выпрямилась во весь рост и хотела что-то сказать, но силы

изменили ей: она почувствовала, что властная, неумолимая рука схватила ее за

волосы и повлекла так же бесповоротно, как рок влечет человека. Она даже не

пыталась сопротивляться и вышла из домика.

Лорд Винтер, д'Артаньян, Атос, Портос и Арамис вышли вслед за ней.

Слуги последовали за своими господами. В опустевшей комнате с разбитым окном

и раскрытой настежь дверью печально догорала на столе чадившая лампа.

XXXVI. КАЗНЬ

Было около полуночи; ущербная луна, обагренная последними отблесками

грозы, всходила за городком Армантьер, и в ее тусклом свете обрисовывались

темные очертания домов и остов высокой ажурной колокольни. Впереди Лис

катила свои воды, походившие на поток расплавленного свинца, а на другом

берегу реки виднелись черные купы деревьев, выделявшиеся на бурном небе,

затянутом большими багровыми тучами, которые создавали подобно сумерек

посреди мрачной ночи. Налево высилась старая, заброшенная мельница с

неподвижными крыльями, в развалинах которой то и дело раздавался

пронзительный монотонный крик совы. На равнине, справа и слева от дороги, по

которой двигалось печальное шествие, кое-где выступали из темноты низкие,

коренастые деревья, казавшиеся уродливыми карликами, присевшими на корточки

и подстерегающими людей в этот зловещий час.

Время от времени широкая молния озаряла весь край неба, змеилась над

черными купами деревьев и, словно чудовищный ятаган, рассекала надвое небо и

воду. В душном воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра.

Мертвое молчание тяготело над природой, земля была влажная и скользкая от

недавнего дождя, и освеженные травы благоухали еще сильнее.

Гримо и Мушкетон увлекали вперед миледи, держа ее за руки; палач шел за

ними, а лорд Винтер, д'Артаньян, Атос, Портос и Арамис шли позади палача.

Планше и Базен замыкали шествие.

Слуги вели миледи к реке. Уста ее были безмолвны, но глаза говорили со

свойственным им неизъяснимым красноречием, умоляя поочередно каждого, на

кого она устремляла взгляд.

Воспользовавшись тем, что она оказалась на несколько шагов впереди

остальных, она сказала слугам:

- Обещаю тысячу пистолей каждому из вас, если вы поможете мне бежать!

Но если вы предадите меня в руки ваших господ, то знайте: у меня есть здесь

поблизости мстители, которые заставят вас дорого заплатить за мою жизнь!

Гримо колебался. Мушкетон дрожал всем телом.

Атос, услыхавший голос миледи, быстро подошел; лорд Винтер последовал

его примеру.

- Уберите этих слуг, - предложил он. - Она что-то говорила им - на них

уже нельзя полагаться.

Атос подозвал Планше и Базена, и они сменили Гримо и Мушкетона.

Когда все пришли на берег реки, палач подошел к миледи и связал ей руки

и ноги.

- Вы трусы, вы жалкие убийцы! Вас собралось десять мужчин, чтобы убить

одну женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!

- Вы не женщина, - холодно ответил Атос, - вы не человек - вы демон,

вырвавшийся из ада, и мы заставим вас туда вернуться!

- О добродетельные господа, - сказала миледи, - имейте в виду, что тот,

кто тронет волосок на моей голове, в свою очередь будет убийцей!

- Палач может убивать и не быть при этом убийцей, сударыня, - возразил

человек в красном плаще, ударяя по своему широкому мечу. - Он последний

судья, и только. Nachrichter, как говорят наши соседи - немцы.

И так как, произнося эти слова, он связывал ее, миледи испустила дикий

крик, который мрачно и странно прозвучал в ночной тишине и замер в глубине

леса.

- Но если я виновна, если я совершила преступления, в которых вы меня

чтобы судить меня и выносить мне приговор!

- Я предлагал вам Тайберн, - сказал лорд Винтер, - отчего же вы не

захотели?

- Потому что я не хочу умирать! - воскликнула миледи, пытаясь вырваться

из рук палача. - Потому что я слишком молода, чтобы умереть!

- Женщина, которую вы отравили в Бетюне, была еще моложе вас, сударыня,

и, однако, она умерла, - сказал д'Артаньян.

- Я поступлю в монастырь, я сделаюсь монахиней... - продолжала миледи.

- Вы уже были в монастыре, - возразил палач, - и ушли оттуда, чтобы

погубить моего брата.

Миледи в ужасе вскрикнула и упала на колени.

Палач приподнял ее и хотел отнести к лодке.

- Ах, боже мой! - закричала она. - Боже мой! Неужели вы меня утопите?..

Эти крики до такой степени надрывали душу, что д'Артаньян, бывший до

сих пор самым ожесточенным преследователем миледи, опустился на ближайший

пень, наклонил голову и заткнул ладонями уши; но, несмотря на это, он

все-таки слышал ее вопли и угрозы.

Д'Артаньян был моложе всех, и он не выдержал:

- Я не могу видеть это ужасное зрелище! Я не могу допустить, чтобы эта

женщина умерла таким образом!

Миледи услышала его слова, и у нее блеснул луч надежды.

- Д'Артаньян! Д'Артаньян! - крикнула она. - Вспомни, что я любила тебя!

Молодой человек встал и шагнул к ней.

Но Атос выхватил шпагу и загородил ему дорогу.

- Если вы сделаете еще один шаг, д'Артаньян, - сказал он, - мы скрестим

шпаги!

Д'Артаньян упал на колени и стал читать молитву.

- Охотно, ваша милость, - сказал палач, - ибо я добрый католик и твердо

убежден, что поступаю справедливо, исполняя мою обязанность по отношению к

этой женщине.

- Хорошо.

Атос подошел к миледи.

- Я прощаю вам, - сказал он, - все зло, которое вы мне причинили. Я

прощаю вам мою разбитую жизнь, прощаю вам мою утраченную честь, мою

поруганную любовь и мою душу, навеки погубленную тем отчаянием, в которое вы

меня повергли! Умрите с миром!

Лорд Винтер тоже подошел к ней.

- Я вам прощаю, - сказал он, - отравление моего брата и убийство его

светлости лорда Бекингэма, я вам прощаю смерть бедного Фельтона, я вам

прощаю ваши покушения на мою жизнь! Умрите с миром!

- А я, - сказал д'Артаньян, - прошу простить меня, сударыня, за то, что

я недостойным дворянина обманом вызвал ваш гнев. Сам я прощаю вам убийство

моей несчастной возлюбленной и вашу жестокую месть, я вас прощаю и оплакиваю

вашу участь! Умрите с миром!

- I am lost! (Я погибла! (англ.)) - прошептала по-английски миледи. - I

must die! (Я должна умереть! (англ.)) И она без чьей-либо помощи встала и

окинула вое вокруг себя одним из тех пронзительных взглядов, которые,

казалось, возгорались, как пламя. Она ничего не увидела.

Она прислушалась, но ничего не уловила.

Подле нее не было никого, кроме ее врагов.

- Где я умру? - спросила она.

- На том берегу, - ответил палач.

Он посадил ее в лодку, и, когда он сам занес туда ногу, Атос протянул

ему мешок с золотом.

- Возьмите, - сказал он, - вот вам плата за исполнение приговора. Пусть

все знают, что мы действуем как судьи.

- Хорошо, - ответил палач. - А теперь пусть эта женщина тоже знает, что

я исполняю не свое ремесло, а свой долг.

И он швырнул золото в реку.

Лодка отчалила и поплыла к левому берегу, увозя преступницу и палача.

Все прочие остались на правом берегу и опустились на колени.

Лодка медленно скользила вдоль каната для парома, озаряемая отражением

бледного облака, нависавшего над водой. Видно было, как она пристала к

другому берегу; фигуры палача и миледи черными силуэтами вырисовывались на

фоне багрового неба.

Во время переправы миледи удалось распутать веревку, которой были

связаны ее ноги; когда лодка достигла берега, миледи легким движением

прыгнула на землю и пустилась бежать.

Но земля была влажная; поднявшись на откос, миледи поскользнулась и

упала на колени.

Суеверная мысль поразила ее: она решила, что небо отказывает ей в

помощи, и застыла в том положении, в каком была, склонив голову и сложив

руки.

Тогда с другого берега увидели, как палач медленно поднял обе руки; в

послышался свист меча и крик жертвы, затем обезглавленное тело повалилось

под ударом.

Палач отстегнул свой красный плащ, разостлал его на земле, положил на

него тело, бросил туда же голову, связал плащ концами, взвалил его на плечо

и опять вошел в лодку.

Выехав на середину реки, он остановил лодку и, подняв над водой свою

ношу, крикнул громким голосом:

- Да свершится правосудие божие!

И он опустил труп в глубину вод, которые тотчас сомкнулись над ним...

Три дня спустя четыре мушкетера вернулись в Париж; они не просрочили своего

отпуска и в тот же вечер сделали обычный визит г-ну де Тревилю.

- Ну что, господа, - спросил их храбрый капитан, - хорошо вы

веселились, пока были в отлучке?

- Бесподобно! - ответил Атос за себя и за товарищей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Шестого числа следующего месяца король, исполняя данное им кардиналу

обещание вернуться в Ла-Рошель, выехал из столицы, совершенно ошеломленный

облетевшим всех известием, что Бекингэм убит.

Хотя королева была предупреждена, что человеку, которого она так

любила, угрожает опасность, тем не менее, когда ей сообщили о его смерти,

она не хотела этому верить; она даже неосторожно воскликнула:

- Это неправда! Он совсем недавно прислал мне письмо.

Но на следующий день ей все же пришлось поверить роковому известию: Ла

Порт, который, как и все отъезжающие, был задержан в Англии по приказу

короля Карла I, приехал и привез последний, предсмертный подарок, посланный

Бекингэмом королеве.

Радость короля была очень велика, он и не старался скрыть ее и даже

умышленно дал ей волю в присутствии королевы: Людовик XIII, как все

слабохарактерные люди, не отличался великодушием.

Но вскоре король вновь стал скучен и угрюм: чело его было не из тех,

что надолго проясняются; он чувствовал, что, вернувшись в лагерь, опять

попадет в рабство. И все-таки он возвращался туда.

Кардинал был для него зачаровывающей змеей, а сам он - птицей, которая

порхает с ветки на ветку, но не может ускользнуть от змеи.

Поэтому возвращение в Ла-Рошель было очень унылым. Особенно наши четыре

друга вызывали удивление своих товарищей: они ехали все рядом, понурив

голову и мрачно глядя перед собой. Только Атос время от времени поднимал

величавое чело, глаза его вспыхивали огнем, на губах мелькала горькая

усмешка, а затем он снова, подобно своим товарищам, впадал в задумчивость.

После приезда в какой-нибудь город, проводив короля до отведенного ему

для ночлега помещения, друзья тотчас удалялись к себе или шли в

расположенный на отшибе кабачок, где они, однако, не играли в кости и не

пили, а только шепотом разговаривали между собой, зорко оглядываясь, не

подслушивает ли их кто-нибудь.

Однажды, когда король сделал в пути привал, желая поохотиться, а четыре

друга, вместо того чтобы примкнуть к охотникам, удалились, по своему

обыкновению, в трактир на проезжей дороге, какой-то человек, прискакавший во

весь опор из Ла-Рошели, остановил коня у дверей этого трактира, желая выпить

стакан вина, заглянул в комнату, где сидели за столом четыре мушкетера, и

закричал:

- Эй, господин д'Артаньян! Не вас ли я там вижу?

Д'Артаньян поднял голову и издал радостное восклицание. Это был тот

самый человек, которого он называл своим призраком, это был незнакомец из

Менга, с улицы Могильщиков и из Арраса.

Д'Артаньян выхватил шпагу и кинулся к двери.

Но на этот раз незнакомец не обратился в бегство, а соскочил с коня и

пошел навстречу д'Артаньяну.

- А, наконец-то я вас нашел, милостивый государь! - сказал юноша. - На

этот раз вы от меня не скроетесь.

- Это вовсе не входит в мои намерения - на этот раз я сам искал вас.

Именем короля я вас арестую! Я требую, чтобы вы отдали мне вашу шпагу,

милостивый государь. Не вздумайте сопротивляться: предупреждаю вас, дело

идет о вашей жизни.

- Кто же вы такой? - спросил д'Артаньян, опуская шпагу, но еще не

отдавая ее.

- Я шевалье де Рошфор, - ответил незнакомец, - конюший господина

кардинала де Ришелье. Я получил приказание доставить вас к его

высокопреосвященству.

- Мы возвращаемся к его высокопреосвященству, господин шевалье, -

вмешался Атос и подошел поближе, - и, разумеется, вы поверите слову

господина д'Артаньяна, что он отправится прямо в Ла-Рошель.

- Я должен передать его в руки стражи, которая доставит его в лагерь.

- Мы будем служить ему стражей, милостивый государь, даю вам слово

дворянина. Но даю вам также мое слово, - прибавил Атос, нахмурив брови, -

что господин д'Артаньян не уедет без нас.

Шевалье де Рошфор оглянулся и увидел, что Портос и Арамис стали между

ним и дверью; он понял, что он всецело во власти этих четырех человек.

- Господа, - обратился он к ним, - если господин д'Артаньян согласен

отдать мне шпагу и даст, как и вы, слово, я удовлетворюсь вашим обещанием

отвезти господина д'Артаньяна в ставку господина кардинала.

- Даю вам слово, милостивый государь, - сказал д'Артаньян, - и вот вам

моя шпага.

- Для меня это тем более кстати, - прибавил Рошфор, - что мне нужно

ехать дальше.

- Если для того, чтобы встретиться с миледи, - холодно заметил Атос, -

то это бесполезно: вы ее больше не увидите.

- А что с ней сталось? - с живостью спросил Рошфор.

- Возвращайтесь в лагерь, там вы это узнаете.

Рошфор на мгновение задумался, а затем, так как они находились всего на

расстоянии одного дня пути от Сюржера, куда кардинал должен был выехать

навстречу королю, он решил последовать совету Атоса и вернуться вместе с

мушкетерами. К тому же его возвращение давало ему то преимущество, что он

мог сам надзирать за арестованным.

Все снова тронулись в путь.

На следующий день, в три часа пополудни, они приехали в Сюржер.

Кардинал поджидал там Людовика XIII. Министр и король обменялись

многочисленными любезностями и поздравили друг друга со счастливым случаем,

избавившим Францию от упорного врага, который поднимал на нее всю Европу.

После этого кардинал, предупрежденный Рошфором о том, что д'Артаньян

арестован, и желавший поскорее увидеть его, простился с королем и пригласил

его на следующий день осмотреть вновь сооруженную плотину.

Вернувшись вечером в свою ставку у Каменного моста, кардинал увидел у

дверей того дома, где он жил, д'Артаньяна без шпаги и с ним трех вооруженных

мушкетеров.

На этот раз, так как сила была на его стороне, он сурово посмотрел на

них и движением руки и взглядом приказал д'Артаньяну следовать за ним.

Д'Артаньян повиновался.

- Мы подождем тебя, д'Артаньян, - сказал Атос достаточно громко, чтобы

кардинал услышал его.

Его высокопреосвященство нахмурил брови и приостановился, но затем, не

сказав ни слова, пошел в дом.

Д'Артаньян вошел вслед за кардиналом, а за дверью остались на страже

его друзья.

Кардинал отправился прямо в комнату, служившую ему кабинетом, и подал

знак Рошфору ввести к нему молодого мушкетера.