Камо Туръ поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвЪчивая, тамо лежатъ поганыя головы Половецкыя; поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ тебе Яръ Туре Всеволоде

Камо Туръ поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвЪчивая, тамо лежатъ поганыя головы Половецкыя; поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ тебе Яръ Туре Всеволоде.

Крестьянские войны, вынуждали европейских монархов проводить реформы «сверху». Фридрих II Великий отменяет крепостное право в Пруссии в 1773 году, памятном в России по пугачевскому бунту.

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ ПЕТР ТРЕТИЙ

Император, и Самодержец Всероссийский.

И прочая, И прочая, И прочая.

И тако Мы в разсуждении упомянутых обстоятельств, по данной Нам от Всевышнего власти, из Высочайшей Нашей императорской милости, от ныне впредь на вечные времена, и в потомственные роды жалуем всему Российскому благородному дворянству вольность и свободу, кои могут службу продолжать, как в Нашей Империи, так и в прочих Европейских союзных Нам державах, на основании следующаго узаконения.

Подлинной подписан собственною

ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою, тако: ПЕТР
Место Печати
Контрасигнировал Генерал-Прокурор Александр Глебов.
Печатан в Санктпетербурге при Сенате. Февраля 20 дня 1762 года.

(извлечения из «Указа о вольности дворянства»)

Манифест 18 февраля имел очень важное принципиаль­ное и практическое значение. Он заканчивал почти трех­сотлетний период обязательной военной службы землевла­дельцев и превращал их из служивого в привилегированное сословие.

С освобождением землевладельцев от обязательной служ­бы их власть над крестьянами не только не была отмене­на или ограничена, но, наоборот, именно во второй половине XVIII века власть эта достигает своего крайнего развития.

Ключевский отмечает: «По требованию исторической ло­гики и общественной справедливости на другой день, 19 фев­раля, должна была бы последовать отмена крепостного права; она и последовала на другой день, только спустя 99 лет».

Естественно, что манифест 18 февраля был встречен дворянством с восторгом. Однако очень скоро политика Петра III и его личное поведение вызвали всеобщее не­довольство. Он не понимал и не уважал верований и обы­чаев православной Церкви и проявлял к ним полное пренебрежение. Он возбудил неудовольствие гвардии тем, что старался ввести в ней строгую дисциплину и муштру по прусским образцам, нарядил ее в узкие и неудобные прус­ские мундиры, отдавал предпочтение своим голштинским офицерам перед русскими.

Он вызвал общее возмущение своим преклонением перед недавним врагом России, Фридрихом Прусским (с которым он заключил не только мир, но и союз), затем он пред­лагал начать войну с Данией и готовился послать русскую гвардию сражаться за интересы его голштинской родины.

Ко всему этому, как подчеркивает Пушкарев, присое­динялась непристойность его личного поведения, пьянст­во, дурачество, грубое и пренебрежительное обращение с женой, которую он намеревался послать в монастырь, чтобы жениться самому на одной из ее фрейлин.

Поведение Екатерины было полной противоположно­стью поведению ее супруга. Она всегда старалась казаться русской и православной, была скромна, приветлива и лас­кова со всеми, посещала богослужения, соблюдала все праздники и посты.

Французский посол в Петербурге Бретейль доносил о ней своему правительству: «Императрица не пренебрега­ет ничем для приобретения общей любви и расположения отдельных лиц. Она любима и уважаема всеми в той же степени, как Петр ненавидим и презираем».

Русской гвардии грозила опасность нелепой войны за голштинские интересы, Екатерине грозило заключение в монастырь. Понятно, что они оказались в союзе против общего врага.

Группа гвардейских офицеров составила заговор про­тив Петра в пользу Екатерины, и в ночь на 28 июня Екатерина в сопровождении нескольких офицеров явилась в казармы Измайловского полка. Забили барабаны, сбежались солдаты и с восторгом приветствовали императрицу. За­тем все двинулись к казармам Семеновского полка. Затем было шествие в Казанский собор, где Екатерина провоз­глашается самодержавной императрицей. Из Казанского со­бора – в Зимний дворец. Здесь наскоро составляется манифест о вступлении Екатерины на престол для спасения церкви и государства от грозивших им опасностей.

Петр, находившийся в это время вне Петербурга, пы­тался организовать оборону, но за него никто не хотел сра­жаться, и 29 июня он подписал акт об отречении от пре­стола. Его отвезли в Ропшу, где через несколько дней он был убит офицерами, назначенными его охранять.

Как отмечает Антон Керсновский в своей «Истории рус­ской армии» (Москва, 1992), вся трагедия Петра III за­ключалась в том, что, вступив на престол своего великого деда, он продолжал чувствовать себя прежде всего гер­цогом Голштинским, а потом уже императором Всероссий­ским. Интересы его маленькой родины ему были ближе и понятнее интересов громадной вотчины, доставшейся от нелюбимой тетки.

Керсновский утверждает, что Петр Федорович обещал быть правителем справедливым и гуманным, судя по его кратковременному царствию. Он подтвердил обещание Ели­заветы: никого не казнить смертью, а также упразднил тай­ную канцелярию. Дана была широкая терпимость расколь­никам, прощение беглым крепостным, наконец, издан знаменитый указ о вольности дворянской (о котором мы уже упоминали).

Кто знает, может, со временем он упразднил бы и раб­ство, заменив его барщиной на голштинско-прусский об­разец. Однако все его благие намерения уничтожались пол­ным непониманием государственных интересов России и подчинением их частным интересам Голштинского герцогства.

Петр окончательно восстановил против себя гвардейцев подчеркнутым пренебрежением к ним и предпочтением вы­писанных из Голштинии образцовых немецких войск, с ко­торых русским гвардейцам надлежало брать пример.

Были введены прусские строевые учения, на которых было указано ежедневно присутствовать вельможам, чис­лившимся шефами полков, батальонов и рот. Для людей, в большинстве своем пожилых и давно отвыкших от строя, это нововведение было не из приятных.

В апреле были упразднены прославленные в боях на­именования полков, им велено впредь именоваться по шефам, как в прусской армии.

Фридрих II любил кирасир, потому и в русской ар­мии большинство драгунских полков было обращено в ки­расирские.

Молодые сыны дворянские, служившие в Сенате с 1771 по 73 годы под началом Вяземского хорошо помнили и другие свычаи и обычаи – Глебовы. В 1762 году генерал-проку-рор Сената Александр Глебов, вслед за императором Петром III, подписал указ о вольности дворянства, который сотряс всю Россию, а удалые сыны Глебовы появились не только в дворянской среде, но и в других сословиях российского общества.

У дворянства в это время воз­никали свои заботы. Оно было, наконец, уволено в чистую: законом 18 февраля 1762 г. его служба из государ­ственной повинности превращена была в простое требо­вание гражданского долга. Но с обязательной службой тесно связано было, как следствие с причиной, владение крепостными людьми. Сословие смутно почувствовало приближение кризиса в своем положении и зарождение тревожного вопроса: что же станется с их имениями, державшимися на крепостном труде? Что станут делать они сами, вольные дворяне, без службы? Еще живее по­чувствовали крестьяне, что с отменою обязательной службы их господ в крепостном праве весы обществен­ной правды наклонились в одну сторону; со времени из­дания закона 18 февраля усиливаются крестьянские вол­нения.

Перед этими столь разнообразно взволнованными умами стала Екатерина со своей революционной по про­исхождению властью и со своими либеральными идеями. Эти умы были уже несколько подготовлены; если не пря­мо к этим новым идеям, то вообще к новизнам в мышле­нии, как и в жизни. Подготовка началась с самой поло­вины того века. Во-первых, Семилетняя война дала рус­ским офицерам-дворянам не одни лавры, но и хозяйст­венные уроки. Участник войны Болотов уверяет в своих записках, что все лучшее служившее тогда в армии рос­сийское дворянство, насмотревшись в немецких землях всей тамошней экономии и порядков и получив потом в силу благодетельного манифеста о вольности увольне­ние от военной службы, «в состоянии было всю свою прежнюю весьма недостаточную деревенскую экономию привести в несравненно лучшее состояние». Притом с то­го же времени в русском обществе пробуждаются лите­ратурные и эстетические вкусы, развивается охота к чте­нию, к романам, романсам, музыке, к занятиям, пита­ющим чувства, а чувства – предтечи идей. А в кресть­янской среде бродили уже и самые идеи: на другой год царствования Екатерины в народе пущен был подложный указ императрицы с обвинением дворянства в том, что оно весьма пренебрегает закон божий и «государст­венные правы».