Аммиан фон Бек Хайреддин Барбаросса – легендарный османский адмирал Исторический роман

2.Османская империя борется с неприятелями на южных морях

Эскадренный капутан-паша Бекстал, сын Хайреддина, лично сам руководивший высадкой воинов с кораблей уже при затихающем ветре, поправил свою сбившуюся несколько набок белоснежную чалму и отдал приказ поднять якоря и распустить паруса. Большая половина его эскадры – 62 боевых корабля: галеры, шебекки, сайки, багиллы и бумы – ложились курсом на юг (прямо по стрелке компаса) на Баб-эль-Мандебский пролив, чтобы выйти в Аденский залив и сразиться там с многочисленным соединением португальских кораблей во главе с их пиратским капитаном беем – доном Эштованом да Гама. Говорили, этот бей Эштован – сын достойного отца, знаменитого мореплавателя бея Васко да Гама, но и у отца – чистокровного жеребца может родиться от ослицы уже нечистый мул, а этот бей Эштован да Гама ступил на скользкий путь морского разбоя, он обстрелял, напал и разграбил два самых больших портовых города мусульманского султаната Адал: Зейлу и Берберу, – расположенных на северных берегах Африканского Рога. Правявший султан этого княжества Ахмед Гыран направил представительную делегацию в Ходейду с чрезвычайной и слезной просьбой наказать обидчиков и освободить из плена 5 тысяч его несчастных подданных, вывезенных на остров Сокотра.

На своих бортах османские корабли имели 5 тысяч десантников-башибузуков из коренных румелийско-македонских османов.

На седьмой день неспешного крейсирования рано утром в оранжево-сиреневой дымке восходящего над морем солнечного диска с флагманской галеры очень далеко, чуть ли не на горизонте, различили белые хлопья парусов. По едва заметным корабельным силуэтам, строению и расположению мачт зоркий эскадренный капутан-паша Бекстал различил португальские корабли. Приказ поднять все паруса и развернуть их полностью перпендикулярно северному бризу Гамарталу, дабы надуть свисающие парусные полотнища и набрать по возможности самый полный ход, не заставил себя ожидать – заскучавшие было за эти дни медленного караульного плавания моряки заработали сноровисто и споро: с такелажными снастями, на канатах, на реях, на верхних мостиках и перекладинах всех корабельных мачт.

На португальских кораблях не сразу сообразили, что вот так внезапно, вдруг и неожиданно, на встречном курсе может возникнуть огромная турецкая эскадра с гордо поднятым на флагмане и трепыхающимся на ветру квадратным красным османским знаменем. 24 португальские галеры, каравеллы и каракки стали резко ложиться на обратный курс, сразу выдавая свое позорное желание удрать во что бы то ни стало от этих грозных и непобедимых на море кораблей Высокой Порты.

Ровно 24 османских судна пустились вдогонку, чтобы по законам моря сразиться в честном бою с неприятелем. 38 же прочих судов, большей частью транспортов с полком-алаем исконных османов на борту, намеренно отстали. Отдавая им через матросов-сигнальщиков флажками команду держаться поодаль, многоопытный улуг-дениздей Бекстал не желал рисковать большим количеством очень необходимых в береговых боях десантников-башибузуков – в случае беды для них не были предусмотрены на бортах лишние спасательные лодки и плоты, кроме тех, что имелись по морскому установлению – дениз-адету для штатных матросов и офицеров.

Много времени потеряла португальская флотилия для маневра обратного разворота, османская эскадра уже была на расстоянии ясной видимости в три румийские мили. Немалая практика морских боев, сопряженная с погонями и маневрированием, а также отличное знание тактико-технических характеристик европейско-христианских судов подсказывали эскадренному капутан-паше Бексталу, что не более чем как через два-три румийских часа первая турецкая авангардная быстроходная галера все же нагонит последнюю португальскую арьергардную бочкообразную каравеллу, ведь никогда не убежать упитанной дикой свинье от поджарого серого волка. Когда передний османский корабль поравнялся на одной прямой – на расстоянии одной румийской мили – с последним португальским судном, флагман-капутан Бекстал через ревущую сигнальную трубу отдал приказ на открытие орудийного огня. На османской галере уже командовали морские унтер-офицеры – начальники орудийных расчетов:

– Целься, три оборота ручки вверх, полтора – ствол налево!

– Готовьс!

– Фитиль поджигай!

– Огонь!

Грохотали пушки по правому борту османской галеры, извергая клубы сизо-туманного дыма. Залпы из тяжелых бомбард с нижних палуб пробили борта каравеллы, однако выше ватерлинии, но набегающие волны уже проникали в трюмы. Разрывные бомбы среднекалиберных мортир со средних османских палуб обрушивались сверху на неприятельские палубы, убивая и калеча португальских канониров, выстрелы которых с расстоянии одной румийской мили не достигали до турецкого борта. Страшной силы взрыв сотряс португальскую каравеллу – это взлетели в воздух бочонки с пороховым боезапасом, она переломилась надвое и под отчаянно-обреченные крики погибающих матросов стремительно ушла под воду, спастись не удалось никому.

А турецкая галера-победительница уже нагоняла очередное судно, шедшее предпоследним и теперь оказавшееся последним. Умелые пушкари-топджи молниеносно откатывали орудия от пушечных портов, ловко двумя-тремя рывками чистили банником канал ствола от нагара и ошметков холщовых мешочков-картузов, в которые насыпалась мера пороха для данного калибра, закладывали новый пороховой картуз, забивали ядро и снова подкатывали пушку-топ к орудийному порту, ожидая команды денизээрбаши на установку угла возвышения и прицела. Христианская каракка огрызалась артиллерийским огнем, но безуспешно – ее ядра падали в воду, не долетая одной четверти мили до турецкого борта, а османы же били умело, сноровисто и точно в цель. 20-пушечная португальская каракка в артиллейриской дуэли с 40-пушечной османской галерой была подобна старой лопоухой овчарке со сточенными зубами, которая из последних сил пытается противостоять ярому клыкастому волку. Османские канониры, мастерски владеющие своим морским боевым ремеслом (что приходит после многомесячных тренировок сначала на суше и только потом на море), разгромили вдребезги верхние палубы удирающего португальского судна, покалечили и убили более половины его экипажа, огромная пробоина в носовой части каракки ниже бушприта заглатывала все новую и новую чрезмерную дозу морской воды, зарываясь носовым острием все глубже и глубже в волны, пока вообще не ушла на дно.

По команде эскадренного капутан-паши Бекстала авангардная османская галера прекратила огонь и нагнала оказавшейся пятой сзади португальскую галеру, дав боевую работу османским канонирам-топджи еще на последующих в нагоняющей цепи двух галерах и двух шебекках. До пополудни не утихал шум морского боя в Аденском заливе в трех десятках миль севернее мыса Рас-Асейр, увенчивающей на северо-восточном конце Африканский Рог. Дерзкие подданные его величества турецкого султана Сулеймана Победоносного постарались на славу, пустив на дно восемь португальских кораблей и взяв в плен шесть. Десять христианских галер, каравелл и каракк под командованием до смерти напуганного капитана дона Эштована да Гама, сына знаменитого португальского морехода дона Васко да Гама, который первым из европейских мореплавателей нашел морскую дорогу в Индию, смогли из последних сил удрать с места морского боя, бросив на произвол судьбы своих тонущих и молящих о помощи и спасении соплеменников.

Из исторических записей кропотливого ученого, историка, географа и храброго путешественника Хаджи Хальфа, назначенного великим султаном в этом текущем году наместником – беглербегом большой страны Египет:

«Годами продолжаются осады всевозможных крепостей, месяцами находятся моряки в открытом море, неделями длятся походные марши войск. И на все это время людям нужны достаточные запасы скоро не портящихся продуктов. Чтобы сохранить на долгое время, а по возможности, на годы, завяленные в душной тени мясо и рыбу, сало и колбасы, выдержанные в прохладе погребов и подвалов растопленное масло и животные жиры, засушенные на свежем воздухе и легком ветру разнообразные овощи и сладкие фрукты, а также для долгосрочного хранения зерна и муки необходимы пряности: черный перец, красный перец, белый перец, горчица, мускатный орех, гвоздика, корица, ванилин, пахучий мирт, имбирь и укроп, – ибо без этих острых приправ невозможно долговременное сбережение воинского провианта. Таким образом, для ведения успешных войн на суше и на море, кроме боевого искусства полководца и воинского умения флотоводца, требуются и эти столь необходимые пряности; кто владеет пряностями, тот контролирует боевую ситуацию.

Четверть столетия тому назад (что равно одному человеческому поколению) наш величайший султан и воитель Селим Грозный-Явуз (мир ему и благословение!) четко осознавал огромное значение этих произрастающих из земли растений и потому двинул свое несокрушимое воинство на египетский красноморский Суэц, откуда Великая дорога пряностей пролегала по суше на расстояние всего 100 румийских миль к побережью Ак дениза, далее снова устремляясь в море. Пахучие приправы для долгосрочного сохранения продовольствия везли в портовый Суэц на Красном море – Шап денизе на кораблях из Китая, Индии, Южной Аравии, из африканских стран, среди последних были уже издавна известны мусульманские страны Адал на Африканском Роге и прибрежный красноморский Судан, а также прибрежная красноморская христианская страна Абиссиния-Эфиопия.

И вот в последние времена вознамерились нечестивые португальцы если не захватить, то порушить эту Великую дорогу пряностей, пролегающую по Красному морю. 20 лет назад некий дон Лопо Суареш, говорят, испанец на португальской службе, обстрелял Зейлу – столицу султаната Адал. Город был захвачен и беспощадно разграблен крестоносцами. Через год они же напали внезапно и взяли приступом другой важный порт Адала Берберу. Португальские пираты обосновались в Аденском заливе, как в своих охотничьих угодьях, и грабили все проходящие по заливу местные арабские и пришлые индийские и китайские суда. Они зверствовали на берегах залива, насиловали женщин, отбирали у людей продовольствие, захватывали рабов и ценные предметы и товары. И потому падение халифата мамлюков в Египте, которые не только не оказывали мусульманским Судану и Адалу никакой действенной помощи в борьбе с христианскими завоевателями-португальцами, но даже и противодействовали установлению справедливой власти народолюбивых турок – защитников ислама, было встречено в этих мусульманских странах с большим ликованием. И оберегатель правой веры и защитник угнетенных мусульман великий халиф-султан Сулейман Победоносный выслал на помощь африканским собратьям по вере воинскую помощь по морю и по суше.

Положение в этом африканском регионе для мусульманского султаната Судана – Берберистана, располагавшегося в Междуречье Белого Нила и Голубого Нила-Аббая и имевшего там столицу Соба-Хартум, и его правителя-султана Абдаллаха Джаммы и для другого исламского султаната «черных арабов»-фунджи Адала, раскинувшегося на севере Африканского Рога вдоль побережья Аденского залива со своим портом-столицей Зейлой, и его правящего султана Ахмеда Гырана осложнялось тем, что португальские пираты заимели союзников в лице двух императоров-негусов одной обширной христианской страны Абиссиния-Эфиопия: негуса-отца Либне Данбы-Давуда III, воюющего на востоке против султана Адала Ахмеда Гырана, и негуса-сына Либне Калауда-Клавдия, противоборствующего на севере султану Судана-Берберистана Абдаллаху Джамме.

И в этих тяжелых для африканских мусульман условиях великий султан Сулейман, сын Селима, протянул им руку помощи, послав в подмогу берберам и суданцам 10 тысяч самых храбрых воинов империи из числа коренных османов во главе с улуг аскер-баши бывалым воином Бурханом Али и 1 тысячу самых отчаянных янычар-артиллеристов, набранных еще детьми в славянской стране Подолия, во главе с дерзновенным улуг-чорбаджи Нежданом. Поскольку противостоящая Судану-Берберистану армия младшего негуса-императора Либне Калауда-Клавдия была многочисленна и боеспособна, постольку великий османский повелитель также выслал вверх по Нилу и Нильскую боевую флотилию из 60 речных судов с 3-тысячным хорошо обученным экипажем во главе с многомудрым и многоопытным преклонных лет старшим капутан-пашой Сулейман-беем.

Для оказания военной подмоги другому султану, темнокожему мусульманину Ахмеду Гырану (народ которого по имени «фунджи» всегда кичился своим благородным происхождением от Омейядов – династии арабских халифов, происходящих из арабского мекканского племени Омейя, хотя в их внешнем облике не просматривалось достаточного количества арабской крови, а их язык явно отличался от арабско-берберско-бедуинских языков), великий турецкий властелин отправил сотню боевых морских судов с экипажем на каждом из них в 200-300 матросов и офицеров во главе с эскадренным капутан-пашой Бексталом Хайреддин-оглу, который прославился в южно-османских морях безжалостным и умелым разгромом эскадры известного христианского капитана Эштована да Гама. Но поскольку султан Адала Ахмед Гыран сражался не только с португальскими морским разбойниками, но и с немалым воинством негуса-отца Либне Данбы-Давуда III, то постольку великий султан направил ему на помощь также нового командующего Красноморским флотом однобунчужного адмирал-пашу Бири Раиса».

3.Османская эскадра входит в большой греческий залив Арта

Только корабли под красно-сине-белым флагом дружественной Блистательной Порте небольшого славянского государства Дубровник, расположенного в прибрежной балканской долине между склонами Черных гор и адриатическим побережьем, имели свободное плавание в водах пролива, османские моряки не досматривали их на предмет обнаружения и изъятия лишних корабельных орудий, кроме разрешенных турецким морским кодексом и «правом сильного» 5 легких фальконетов и 5 средних мортир для самозащиты от пиратских судов.

Уже в середине лета туркам стало достоверно известно, что во всех адриатических прибрежных портовых кабачках, харчевнях и тавернах среди бесцельно склоняющегося темного люда набираются команды абордажных бойцов для сражений на взятом на абордаж вражеском судне, при этом им обещалась очень солидная доля в будущей добыче.

В конце лета налетели преждевременные осенние шквальные ветры – западный ураган Бора заявил о своем существовании и прибрежные ионические воды юго-западной Греции стали опасными для плавания. Но как бы то ни было с морской погодой, но все вокруг: цвет воды, формы водорослей, полеты и крики чаек, а главное, незлобивость даже сильного ветра, который веял иногда так, что скрипели увлекаемые рвущимися вперед парусами мачты, свидетельствовало о том, что Бора по-настоящему придет еще не скоро, а выдержит установленный природой срок.

Так размышлял Беглербег всех османских морей, военно-морской министр Турецкой империи, главный шеф-адмирал Адмиралтейства и трехбунчужный адмирал-паша 62-летний Хайреддин, сын Джакуба, когда возглавляемая им эскадра, состоящая из 84 боевых галер, шебекк, каравелл, каракк и сайков под красными османскими флагами и вымпелами, плыла на север вдоль плодородного западного эллинско-греческого побережья. Непогода еще не разыгралась до такой степени, когда следует укрываться в прибрежных лагунах и бухтах, все корабли шли только на передних малых бушпритных и нижних фок-мачтовых парусах, дабы не набирать скорость хода, и управлялись не только огромным задним рулевым веслом, но и нижним рядом боковых весел, на которых несли вахту дежурные матросы-гребцы. По команде икинджи капутана – старшего помощника капитана гребцы одного борта работали веслами, в то время как гребцы другого стопорили ход, погрузив полностью лопатки своих весел в воду, и таким способом судно сохраняло курс движения и дистанцию по отношению к впереди идущему кораблю.

Узкая горловина залива Арта расположена в полуста румийских милях от южного побережья протяженного острова Корфу-Керкера, а сам же немалого размера залив, подобный небольшому внутреннему морю, окружен с трех сторон горами: на севере Эпирскими, на юге Акарнарскими, а на востоке нагорьем Пинда. Природа сделала исключение для залива Арта лишь на севере, где оставила по обеим сторонам одноименной реки, впадающей в залив, неширокую долину. Вход в залив Арта стережет город-порт Превеза, в котором с недавних пор к имевшемуся там немногочисленному чисто греческому гарнизону турецких войск был присовокуплен и чисто османский артиллерийский полк-алай при 180 орудиях, которыми был основательно укреплен береговой форт.

В начале осени входили через узкий проход в залив Арта турецкие корабли под командованием самого денизаскервизиря Богохранимого государства Хайреддина Барбароссы. Опытные лоцманы осторожно проводили их промеж невидимых подводных скал. Вне всякого сомнения, пережидать разыгравшиеся осенние штормы все же лучше в относительно безопасных водах залива, нежели в открытом туманном море, к тому же в виду недалеких гористых берегов, куда разъярившиеся ветры могут запросто швырнуть самое тяжелое судно с самой глубокой осадкой.

Все 84 турецких боевых корабля входили в осеннюю штормовую погоду при молочно-белом тумане через протяженную горловину прохода в залив Арта около суток; последняя, флагманская 50-пушечная галера самого улуг адмирал-бакана Барбароссы зашла в проход уже в полночь.

Третий день употреблял, с целью заглушить непонятные душевные смятения, военно-морской министр Хайреддин Джакуб-оглу дорогое красное шипучее амфорное вино с виноградников некоей северо-франкской земли Шампань; при распечатывании небольших керамических одноведерных пузатых амфор этот напиток выстреливал в потолок кают-компании деревянной пробкой и, пенясь, выплескивался наружу. Вкус этого алкогольного шипучего напитка, не поощряемого, но напрямую и не запрещаемого священным Кораном, был великолепный: терпкий, слегка кисловатый и вяжущий на вкус, но одновременно и сладковато-манящий, сразу перехватывающий дыхание, а затем бьющий духом веселья в голову. В последние три дня Беглербег всех османских морей Хайреддин Рыжебородый был в плохом расположении духа – он, знаменитый морской воин, до сих пор не отомстил этому мнимому «адмиралу Средиземного моря» Андре Дориа, повинному в убийстве его старшего брата Оруджа почти двадцать лет тому назад. Того и гляди, прескверный 72-летний старик Дориа скончается в своей постели, и его, османское, благородное копье справедливой мести не достигнет подлого убийцы. Вспоминая уже давно погибшего за правое османское дело старшего брата Уруджа, не мог не вспомнить средний брат Хайреддин и своего младшего брата Ильяса, погибшего в боях с неверными свыше десяти лет тому назад.

В полночь вышел из своей флагманской кают-компании денизаскервизирь Хайреддин Барбаросса и поднялся под непрерывный шум несильного бокового ветра на штурманский мостик на передней фок-мачте. Ночь и туман царили вокруг, ни зги не было видно. Сопровождаемый вахтенным офицером, он стоял с непокрытой головой, подставляя волосы секущим наискось редким дождевым каплям. Лишь на близком севере, однако, на фоне темно-фиолетового неба просматривалась громада Эпирских гор. Трехбунчужный адмирал-паша поперхнулся в дыхании от запоздалого удара изнутри последнего кубка с игристым шампанским вином и крепко закрыл глаза, переводя дух; открыл глаза и не поверил им: все вокруг внезапно стало светло от ярко горящих фонарей шедшего встречным курсом огромного пятимачтового 120-пушечного галеона, самое сильное свечение наблюдалось на его четырех наблюдательных мостиках на трех мачтах: двух корзинообразных мостиках центральной грот-мачты и полумостиках передней фок-мачты и самой задней бизань-мачты. В мыслях хладнокровного улуг адмирал-паши непроизвольно пронеслось: не может нормальный галеон так легко и быстро, не соблюдая никакой предосторожности, скользить по водам залива.

На гафеле стремительно сближающегося с османской галерой огромного морского судна болтался флаг, верее его ошметки, по которым невозможно было никак установить государственную принадлежность корабля. Но в то же время, несмотря на яркие фонарные огни, приближающееся судно не имело четких очертаний и форм. Только теперь понял невозмутимый главный шеф-адмирал Османского флота, что это был корабль-призрак, о котором уже давно ходили легенды – Хава голланд-алеман – Воздушный голландец-алеман. Призрачный галеон был уже на расстоянии одной десятой румийской мили, можно было уже совсем близко рассмотреть неподвижных матросов на палубах, мачтах и реях, они застыли в какой-либо позе, словно бы работали, но на мгновение оторвались от работы и всматривались во встречное судно. Но взглянув на них ближе, сдержанный и крепкий духом денизаскервизирь Турецкой империи внутренне ужаснулся: это были не лица, а черепа, это были не матросы, а их скелеты, на которых висела неподвижно (словно бы не было вокруг сильного ветра!) вся оборванная и обтрепанная одежда. Лишь на светящемся капитанском мостике на основной грот-мачте застыл, словно изваяние, небольшого росточка капитан в просторном коричневом кафтане, полы которого трепыхались на ветру, с кортиком за поясом, но без головного убора, седые его волосы развевались в сильном потоке ветра. Скорость движения Хава голланд-алемана превышала самую быструю таковую нормальных кораблей при таких условиях в два раза. И еще более удивительное – у этого призрачного корабля был свой, «собственный», ветер, который веял навстречу другому, природному, все его паруса надувал ветер совершено иного направления, нежели дующий в это время западный Бора. С изумлением вглядывался уравновешенный Беглербег всех османских морей в быстро скользящее по левому борту судно-призрак, которое имело на своем курсе уже совсем близко огромные, выступающие из воды каменно-коралловые рифы. Когда до рифов оставалось с пяток шагов, внезапно появившаяся гигантская бесшумная волна подняла громадных размеров галеон-призрак в воздух и перенесла за подводные камни, а далее уже Хава голланд-алеман снова заскользил по воде сам, подгоняемый своим «собственным» ветром. Через некоторое мгновение призрачное судно пропало и опять вокруг упала непроглядная темень.

– О Аллах! – вырвался громкий возглас у молодого вахтенного офицера, и из этого денизаскервизирь Хайреддин Барбаросса заключил, что призрачный корабль действительно прошел встречным курсом на запад по левому борту османской флагманской галеры.

На другое утро молчаливый турецкий военно-морской министр принимал в красивой, меблированной кают-компании приплывшую на шлюпках из близлежащей Превезы греко-османскую делегацию, в которой был и один юный пехотный лейтенант – кичик-дей, 19-летний выпускник Белградской кадетской военной школы, где он провел последние 7 лет своей жизни в неустанной учебе и беспрерывной воинской тренировке. Его рота – сотня (юз) прибыла в Превезу по суше через все Балканы и дожидалась на берегу, чтобы подняться на борта судов в качестве десантников-башибузуков и абордажных бойцов. Этого кичик-дея – лейтенанта по воинскому званию и юзбаши – командира роты по занимаемой военной должности звали Ювейс-бей. Он предъявил денизаскервизирю рекомендательное письмо за подписью беглербега-правителя Ливии Юсуф-паши, этот достопочтенный человек ходатайствовал перед своим давним знакомым (по прошлым сражениям за Тунис) многоуважаемым господином военно-морским министром за своего внука Ювейса, сына своего сына Караджи, погибшего в бою на Мохачском поле в 1526 году христианского летоисчисления, с тем чтобы глубокоуважаемый денизаскервизирь оказывал бы доверие юноше Ювейсу и ставил бы его на самые ответственные и самые опасные участки во время сражений, ибо этот юноша Ювейс жаждет отомстить неверным за смерть своего родного отца (а его, Юсуф-паши, сына) храброго Караджи-бея, погибшего в неполные 25 лет во славу Аллаха за великого османского султана Сулеймана и за правое османское дело. Оглядел главный шеф-адмирал турецкого Адмиралтейства своего нового подчиненного и остался доволен решительным взглядом его голубых глаз. Высокий, пока еще по-юношески нескладный, но мускулистый, широкоплечий молодой человек, со слегка загнутым книзу крючковатым носом и с едва пробивающимися под носом светло-каштановыми усиками казался памятливому Беглербегу всех османских морей удивительно знакомым. Нет, этот юноша никак не походил на своего почтенного деда – ливийского наместника. Беглербег Юсуф-паша был невысокий и толстый и лицо у него было совсем не такое. Сына же этого беглербега по имени Караджи, погибшего молодым, военно-морскому министру Барбароссе видеть лично не довелось. Но все равно, какое-то приятное и смутное чувство давнего знакомства с юным лейтенантом (хотя он лицезрел этого юношу Ювейса впервые) и одновременно некоторое благоговение и благорасположение к этому кичик-дею и юз-баши не покидало цепкого на память немолодого улуг адмирал-бакана.

Отдав приказание местным прибрежным властям установить посты и пикеты на дорогах, дабы информация о пребывании в заливе Арта многочисленной турецкой эскадры не просочилась бы к врагам-европейцам, а также повелев молодому командиру десантной роты Ювейсу поднять своих людей на судовые борта, военно-морской министр Блистательной Порты ушел в свою каюту, где его дожидалась початая амфора-бутыль с игристым и поднимающим настроение светло-розовым шампанским вином.

4.Командир десантной роты Ювейс-бей берет в плен знатного франка

Хуже всего на свете для человека – долгое ожидание. Это кошки могут подкарауливать мышку часами, но ведь человек – не кошка. А притом дело осложнялось для ожидающих турецких моряков и их флотоводца, Беглербега всех османских морей Хайреддина Джакуб-оглу тем, что ожидаемое могло и не произойти. Уже прошло с десяток дней, когда 84 турецких боевых судна добровольно закупорились через узкую горловину в западно-греческом заливе Арта и не высовывали оттуда носа в открытое море.

Беглербег всех османских морей, военно-морской министр Турецкой империи, главный шеф-адмирал Адмиралтейства и трехбунчужный адмирал-паша Хайреддин, сын Джакуба, на другое же утро после ночного созерцания видения-призрака – корабля Хава голланд-алемана – повелел корабельному коку-ашчи подать ему к завтраку чашку воды, разведенной медом, выпил ее натощак залпом и только после нее приступил к утренней бобовой каше с кусочками вяленого бараньего сала. Затем он приказал вахтенному офицеру убрать прочь из кают-компании все амфоры-бутыли с игристым шампанским вином, как початые, так и полные, и запрятать их в трюм глубоко, дабы они никак не попадались ему на глаза.

Все эти дни османские матросы и офицеры не бездельничали, а занимались работой на кораблях и на берегу, они тренировались в составе своих вахтенных команд и совершенствовали боевую подготовку, чистили ружья и орудия, драили палубы, чинили свои порвавшиеся одежды и обувь, на переносных разведенных горнах ремонтировали личное холодное и огнестрельное оружие и вообще делали очень нужные и необходимые вещи, на завершение которых в обычном морском походе всегда не хватает времени.

Как и полагал много повидавший на своему веку опытный денизаскервизирь Барбаросса, не пришло еще время для настоящих осенних дождей, ливней и штормов. Свой истинный норов западный ветер Бора покажет позже, через месяц, когда осень полностью вступит в свои права. А пока на Адриатическом море и в заливе Арта установилась ясная, чудная, солнечная погода в сочетании с полным штилем.

Близкие северные Эпирские горы отражались в голубизне залива своими багрово-желто-оранжевыми красками. Всю свою сознательную жизнь проведший на море, трехбунчужный адмирал-паша любил эти цвета. Они представлялись ему теплыми: густо-красный, оранжевый и желтый. Ведь это были краски осенних листьев, солнца и огня, тепла и света, спелых яблок и апельсинов. И в то же время цвета: синие, фиолетовые и голубые – воспринимались им как холодные – краски весеннего неба, сумерек и теней над волнами, раздолья морей, хотя этот вид красок являлся ему близким, обыденным и ежедневным.

Долгое нахождение в открытом безбрежном море притупляет первый страх юнги, очутившегося в бескрайних морских водах, где не видно ни земли, ни гор, ни растительности, ни ручьев, и его невнятную боязнь: коли корабль пойдет на дно, то тогда смерть. И потому многие моряки, как бы они ни храбрились, всегда воспринимают краски моря – синий, фиолетовый и голубой – как нечто холодное, с которыми приходится иметь дело лишь по необходимости. И, напротив, цвета осени – темно-красный, оранжевый и желтый – всегда воспринимаются тепло, поскольку от них веет спелым духом осени и земной тверди. И даже морские сражения воюющие стороны устраивают обыкновенно вблизи берегов, дабы в крайнем случае, при поражении, можно было бы спастись на близкой и спасительно-твердой земле.

В ожидании условного сигнала всегда выдержанный улуг адмирал-бакан Денизлиманреислика Хайреддин Барбаросса стал проявлять признаки нетерпения, которые заключались в том, что он стал трижды в день: утром, в обед и вечером – плевать через левое плечо. Ведь злой дьявол-шайтан, мешающий исполнению задуманных людских планов, находится именно там; стало быть, поплевывая в нужном направлении, он мог угодить в злокозненного врага рода человеческого, отогнать его и приблизить выполнение задуманного. Знаменитый Беглербег всех османских морей также твердо знал, что плевать через правое плечо совершенно недопустимо, поскольку именно с этого бока сзади всегда пребывает человеческий Танри-Насиб – Судьба, преопределенная всевышним Богом. Танри-Насиб – Судьба от Бога есть существо ранимое и трепетное: плевком за правое плечо назад можно сильно обидеть и оскорбить посланницу голубых небес, в результате чего она может отвернуться от человека и лишить его своей поддержки.

На двенадцатый день пополудни, когда чувство ожидания несколько затупилось в предвкушении обеда, на который по установившейся морской османской традиции варили мясной плов – пилав, на вершине Эпирских гор вспыхнули сигнальные дымы, вскоре разведчики-сигнальщики передали флажками сообщение о том, что мимо прибрежного города Превеза курсом прямо по компасу на юг стремительно прошла османская эскадра из 32 кораблей. Через полтора румийских часа разведчики-доглядчики передали через Эпирские горы – с самого высокого побережья Адриатики, расположенного от покачивающейся на волнах залива Арта турецкой эскадры на отдалении в 10-12 румийских миль, сигнальными флажками – от одного сигнального поста к другому – свежие сведения: на море появились первые суда под европейскими флагами с христианскими крестами, через каждый час-полтора они передавали информацию о типе и количестве проходящих мимо судов христианских стран; их, в конечном итоге, насчитали 232, из них огромных галеасов и галеонов – 16, остальные корабли были среднего и малого водоизмещения: галеры, каравеллы, каракки, баркентины и бригантины. Огромное соединение европейских судов находилось в погоне за османским морским отрядом, превышая его по численности более чем в семь раз.

Давно были отданы боевые приказы, боцманы командовали над работающими палубными матросами, а кичик-деи – над гребными матросами на нижних палубах; турецкие корабли начали неторопливо продвигаться к узкой горловине выхода из залива Арта. Опытные лоцманы из местных греков при свете звезд осторожно один за другим проводили корабли по опасному проходу-горловине. Уже глубокой ночью последнее османское судно из эскадры трехбунчужного адмирал-паши Хайреддина Барбароссы покинуло воды залива Арта.

При самом слабом свете кормовых фонарей (ведь яркий, большой огонь громадного фонаря виден ночью на море за десяток румийских миль), чтобы только не наткнуться в темноте на идущее впереди судно, османская эскадра из 84 кораблей подняла свои паруса на всех без исключениях мачтах, включая малые носовые бушпритные, и стала набирать скорый ход.

Едва полыхнули первые проблески ранней утренней зари, как идущие в третьем морском эшелоне – после первого турецкого и второго европейского – османские корабли улуг адмирал-бакана Хайреддина Барбароссы начали выполнять маневр развертывания в полукруг, чтобы охватить полукольцом плывущую впереди европейскую морскую колонну. Через полтора часа турецкая эскадра флагман-адмирала Барбароссы завершила построение полукругом, выгнутой стороной назад, и произвела громоподобный залп из всех своих орудий, который был услышан в первой, убегающей, османской группе кораблей, они также начали маневр быстрого разворота из линейной цепи в другой полукруг, с выгнутой стороной вперед по ходу движения. И какое ошеломляющее удивление испытали европейские капитаны, заслышав грохот пушек позади себя и внезапное изменение морской диспозиции впереди, когда, казалось, во весь дух удирающие османы вдруг в одно мгновение превратились в нападающую сторону, выставив все свои пушки левого борта всех калибров и запалив фитильные шнуры, дым которых, мелкими струйками поднимающийся в мареве осеннего утреннего воздуха, стал различим уже и с неблизких европейских судов.

Попав в непонятную и сложную ситуацию, когда сзади с севера их флот нагоняла, развернувшись «веером», многочисленная османская эскадра, а впереди на юге вдруг неожиданно показала орудийные «зубки», казалось бы, небольшая флотилия, однако очень скоро рассыпавшаяся широким оборонительным полукружьем, европейские капитаны (а самым главным среди них являлся «адмирал Средиземного моря» старик Андре Дориа, огромный стяг которого с танцующим желтым львом с красной гривой на синем фоне – флаг Республики Венеция – и личными инициалами «А. Д.» трепыхался на чудовищных размеров семимачтовом галеасе, на котором было, по меньшей мере, по 90-100 пушек с каждого борта) пришли в недолгое замешательство. Их кратковременное смятение незамедлительно привело к ломке их стройной цепи, и христианские суда рассыпались в беспорядке на пространстве моря, ограниченной двумя османскими полукружьями кораблей, невдалеке от берегов совсем недавно ставшего турецким острова Лефкаса.

Турецкая флагманская 50-пушечная галера адмирала Барбароссы приблизилась к ближайшему 100-пушечному галеону под австрийским флагом – с двуглавым синим орлом и с красным крестом понизу на желтом полотнище – на расстояние досягаемости из крупнокалиберных орудий, развернулась к нему правым бортом и произвела одновременный залп изо всех орудий этого борта, сильно вздыбившись на волнах от содрогания после оглушительного пушечного грохота. Снова поднял трехбунчужный адмирал-паша руку, опять на второй палубе пронзительно звонко заиграла труба. Отменно и споро воевали османские канониры, поскольку через считанное время, за которое только можно очень быстро перезарядить орудие, заново прокатился над морем артиллерийский грохот, опять затряслись все палубы османской флагманской галеры. На второй раз прицел был взят точно, с десяток разрывных ядер смели перегородки на средней пятой палубе австрийского галеона, замешкавшиеся пушкари которого никак не могли открыть ответный огонь.

Третий ужасающей силы единовременный бортовой залп изо всех османских пушек заставил австрийский галеон вздрогнуть от носа до кормы и от киля до самой макушки грот-мачты. Одно из мортирных ядер угодило в пороховой трюм, но австрийцы были предусмотрительны и держали свои пороховые бочонки в разных местах судна – пороховой взрыв, огонь и грохот не был гибельным для судна.

232 европейских боевых корабля, среди которых были суда под венецианскими, австрийскими, испанскими, флорентийскими, неапольскими и мальтийскими флагами, стягами, штандартами, знаменами и вымпелами со всевозможными львами, медведями, орлами, коршунами, крестами, щитами, коронами, мечами, ключами, скрещенными саблями и другими животными, птицами и предметами, из них 16 плавучих крепостей – галеасов и галеонов, на каждом из них было никак не меньше 100 орудий разного калибра, были взяты на море южнее острова Лефкаса в кольцо, которое замкнули османские 32 средние галеры и шебекки с юга и 84 средних галер, шебекк и других судов малого водоизмещения с севера. Над флотилией из 32 турецких судов предводительствовал заместитель военно-морского министра Блистательной Порты 40-летний однобунчужный адмирал-паша Тургут Реис, а над отрядом турецких кораблей из 84 судов – сам военно-морской министр и трехбунчужный адмирал-паша 62-летний Хайреддин Барбаросса.

Особо отличился в морском сражении новоиспеченный молодой лейтенант и командир десантной роты Ювейс Караджи-оглу, который со своими башибузуками количеством в 100 удальцов ворвался при абордаже на флагманский галеас самого христианского «адмирала Средиземного моря» и умело уничтожил в жестоком рукопашном бою большую часть его команды. Сам Беглербег всех османских морей наблюдал издалека, как к громадному галеасу с двух сторон абордажными крючьями и лестницами-воронами с передним железным «клювом» намертво прикрепились два небольших двухмачтовых 20-пушечных турецких сайка, подобно двум быстрым борзым, вцепившимся в матерого волка с обоих боков, как, стреляя из своих ручных пистолей и раскручивая над головой остро отточенные ятаганы, врывались по абордажным лестницам на высокие борта венецианского галеаса отчаянные османские башибузуки в небольших белых чалмах.

С неслыханной добычей – было пленено 146 европейских кораблей! – возвращались в Превезу победители османы. Однако 65 кораблей, преимущественно средних и легких, смогли удрать с места морского сражения, бросив своих утопающих соплеменников в море, а утонуло не менее 6 тысяч христианских матросов с 21 ушедшего на дно европейского судна.

В Превезе орлиноносый, светлоглазый и статный молодой командир десантной роты юзбаши Ювейс привел к Беглербегу всех османских морей захваченного знатного капитана, отказавшегося назвать свое имя. Молодой кичик-дей полагал, что это и есть сам «адмирал Средиземнего моря» Андре Дориа. Но это был не Дориа, хотя тоже знаменитый пленный, франк средних лет – великий магистр рыцарского ордена иоаннитов-госпитальеров и начальник флота этого ордена капитан Хуан д’Омедес. Также воинами этого отчаянного юзбаши был взят в плен еще один знатный франк – граф Гаскойн Жан Ла Валет.

Позже об этом сражении известный христианский летописец алеман Гаральд Лэмб писал следующее: «В общем у Превезы случилось то, что иногда происходит на море, – более мощный флот, пытающийся маневрировать под разрозненным и неуверенным командованием, уступает в бою эскадре менее мощной.

С первыми шквальными порывами ветра с дождем Дориа дал сигнал уходить с места сражения и удалился на запад, прежде чем начался шторм. Дождь погасил сигнальные огни на адмиральском корабле.

Преследуя Дориа, Барбаросса увидел это. Беглербег морей усмехнулся и сказал своим людям, что Дориа преднамеренно погасил сигнальные огни на адмиральском корабле. Затем ветер и тьма сделали продолжение конфликта невозможным».

Уже в Истанбуле, куда незамедлительно явились венецианские послы с согласием мирного урегулирования взаимных государственных отношений (они безоговорно согласились на беспошлинные десять орудий на их кораблях, проходящих через пролив Отранто, а за каждую последующую пушку соглашались уплачивать возрастающую сумму таможенного сбора), вызванный в Государственный Совет – Диван военно-морской министр Хайреддин Барбаросса при докладе великому султану Сулейману о недавних победных событиях у Превезы, 28 сентября 1538 года христианского летоисчисления, взглянул на османского повелителя сбоку и у него перехватило дыхание – этот 43-летний высокий, стройный, широкоплечий, орлиноносый, голубоглазый и с короткими усами человек как две капли воды напоминал ему молодого лейтенанта, командира десантной роты Ювейс-бея, только с поправкой на возраст. Чуть не поперхнулся Беглербег всех османских морей, хотя у него ничего не было во рту. Сходство было просто поразительным! Но об этом никому и никогда, ни при каких условиях и обстоятельствах не следовало ничего говорить!

жүктеу/скачать 2.06 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: