Аммиан фон Бек Хайреддин Барбаросса – легендарный османский адмирал Исторический роман



бет6/18
Дата10.06.2016
өлшемі2.06 Mb.
#126653
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

Глава V.Год 1537

1.Султан Сулейман рассказывает еще одну притчу своему сыну султаноглану Мустафе


В среднем и нижнем своем течении многоводный Днепр делал огромный изгиб и становился подобным гигантскому луку, выгнутому своей дугой в сторону восхода солнца. Другая же река Южный Буг, размерами поменьше, представала на карте земель, начертанной выдающимся османским ученым-географом и путешественником Эвлией Челеби, в виде тетивы этого гигантского оружия степных воинов. А все территории, лежащие внутри этого чудовищного «лука» между дугой – Днепром и тетивой – Южным Бугом, для скорого прохождения которых из края в край верхоконному требовалось с пяток дней, назывались Едисаном. Здесь кочевали древние родственники османов, именуемые тюрко-татарскими ногайцами и говорящие на сходном с ними языке – тюрко-ногайском.

Нижнее междуречье Южного Буга и Днестра, лежащее к западу от Едисана, носило обозначение «Буджак», здесь обитали другие древние османские родичи, именуемые тюрко-кыпчакскими гагаузами.

Немалая страна непроходимых лесов, чистых озер и высоких холмов, расположенная севернее Едисана и Буджака, называлась «Подолия», в ней проживали славянские народы русинов, руссов и украинцев.

Именно эти три земли: ногайский Едисан, гагаузский Буджак и славянская Подолия – были вожделенным объектом двух тайных союзников – казненного в прошлом году за измену молдавского господаря Петра Рареша и пока пребывающего сегодня в добром здравии крымско-татарского хана Хаджи Керея.

Степной устный боевой адет, лежащий в основе письменных наставлений для победоносного турецкого войска, гласил: любую военную кампанию надо начинать весной или летом, но обязательно завершать к середине осени, в исключительном случае, поздней осенью, но никогда не дожидаться зимы. Зима, когда природа засыпает под белым снежным покрывалом, – это не время боевых действий, воины-аскеры должны отдыхать и набираться сил, поедая свежезабитую баранину, козлятину и настрелянную на озерах жирную дичь.

В прошлом году великий султан Сулейман, однако, не выдержал это древнее правило степного боевого османско-сельджукского адета. Он не стал заканчивать осенью военный поход на Молдавию, привести которую к полному смирению не составило большого труда. Сами молдавские воины, поделившиеся на два противоборствующих лагеря (во главе одного стоял свергнутый и умерщвленный господарь Петр Рареш, а второго – его родной брат Стефан), в конце концов нашли примирение и успокоились, завидев 25-тысячную непобедимую турецкую армию. На сходе своих высших бегов-бояр молдаване сами свергли ненадежного Петра и провозгласили своим новым правителем Стефана. Только одну миссию выполнили заявившиеся османы – султаноглан Мустафа собственноручно казнил через удушение шелковой веревкой мятежного Петра Рареша, а вместе с ним и еще одного, своего государственного преступника – предателя османских интересов, бывшего главного визиря Ибрагима. Великий султан Сулейман Великолепный настоял на своем решении – чтобы молодой царевич самолично, своими собственными руками, совершил эту двойную казнь, – дабы видели подвластные народы, что турецкое правосудие неотвратимо и едино для всех – вассалов и своих – и что для свершения его даже сами султаны и султаногланы могут выступить в роли неумолимых палачей.

Но после приведения Молдавии к покорности и принятия присяги от нового господаря этого княжества христианина Стефана, принесенной в соответствии с христианскими обрядами на их священной книге Библии, десятый правитель Дома Османов не отбыл восвояси в Истанбул, а остался зимовать на северном берегу Кара дениза вместе со всем своим воинством, распределив его на зимние квартиры в трех городах вилайета Килия: Измаиле, Килье и Аккермане – и двух удаленных от них на север молдавских городах – Яссах и Сучаве.

Сам же великий султан Сулейман эту зиму провел вне городских стен. Сопровождаемый трехтысячным верхоконным отрядом коренных турок-тимарджи, он разбил зимний походный лагерь из кошмовых шатров, палаток и округлых юрт севернее Аккермана в раздольной снежной степи. В сознании и памяти правителя огромной Османской державы Сулеймана, сына Селима, эти три зимних месяца остались как самые лучшие: спокойные, беззаботные и умиротворенные.

У небольшого незамерзшего озерка, по восточным берегам которого стоял высокой стеной постукивающий на ветру своими трубчатыми стеблями желтый тростник с покрытыми тонкой снежной пеленой кистеобразными верхушками, привольно раскинулся османский временный лагерь, состоящий из 300 кошмовых переносных жилищ. Вокруг в отдалении паслись кони, в нескольких табунах насчитывалось до 10 тысяч лошадей местных пород, пригнанных молдаванами, гагаузами и ногайцами. Местные породы были пониже в холке и поменьше в туловище, нежели турецкие боевые кони. Последние же были отправлены осенью на морских транспортах на родину, в Анатолию, поскольку они не перенесли бы такой снежной холодной зимы, не умея добывать себе прокорм из-под снежного наста тебеневанием, то есть разбивая застывший снежный покров своими копытами, как это легко делали кони местных пород, отличавшиеся, таким образом, неприхотливостью в корме.

Османские кони когда-то также были неприхотливы, как молдавские, гагаузские и ногайские лошади. Но в погоне за быстроходностью в пути, изяществом изгиба шеи и стройностью тонких ног некогда непритязательная степная османская лошадь, скрещенная с красивыми арабскими конями, потеряла свои главные качества – приспособленность к зимним холодам, способность самостоятельно добывать пропитание из-под снега и нетребовательность в уходе.

Интересное наблюдение сделал для себя великий султан Сулейман, пребывая во вторую половину зимы в Буджаке и Едисане, – тамошние гагаузы и ногайцы не только имели язык, несколько схожий с османладжи, но также и одинаковую еду. Находясь на степной зимней охоте на волков, охотничья группа султана несколько раз попадала в селения местных жителей гагаузов и ногайцев, которые, с неподдельным удивлением узрев перед собой самого что ни на есть настоящего великого османского повелителя огромной империи Сулеймана Кануни, от радости не знали, куда его усадить и чем его угостить. Самое почетное угощение у них было, как и у османов, мясо на вертеле – шиш-кебаб. Нанизанные на металлический шампур куски жирного бараньего мяса обжаривались на костре. И что было более всего удивительно, эти степные гагаузы и ногайцы подавали к шиш-кебабу в качестве добавочного почетного блюда вареную в котле фасоль и нут – горох с острыми специями. А когда же предложили острый красный суп из козлятины, сваренный в огромном казане, то султану и вообще почудилось, что он ест котловую еду – чорбу в янычарских казармах. Также как и османы, эти гагаузы и ногайцы запивали еду холодным кислым молоком – айраном, а в конце пиршества долго угощались горячим черным китайским чаем со сладостями из тростникового сахара. Древняя их вера также походила на сельджуко-османскую, они называли бога-отца Танри, а богиню-матерь Омай. Хотя уже давно, говорят, с десяток поколений, они уже имеют другую веру: гагаузы являются христианами и верят в богочеловека Иссу, а ногайцы же стали, также как и турки, правоверными и верят в Аллаха и пророка его Мухаммеда.

Первую половину снежной зимы десятый властитель Дома Османов провел на одном месте у большого водоема, находящегося в десятке миль севернее Аккермана. Небольшое озерцо с низкими заболоченными западными берегами, заросшее на одну треть по окружности зимним сухостоем толстого тростника и более тонкого камыша, кишело фазанами. Рыжие лисицы и темновато-серого окраса шакалы, очень любящие лакомиться фазаньими яйцами и мясом, ежедневно рано поутру заявлялись к камышам на противоположном от султанского становища южном берегу озера.

Издалека, шагов с двухсот пятидесяти, прицеливался из особо улучшенной конструкции охотничьего мушкета – с длинным стволом на расходящихся длинных подставках-ножках – великий султан Сулейман и спускал курок, очередной рыжий или серый трофей оставался лежать на снегу, пораженный точно в голову, – османский правитель отличался отменной стрельбой. Шкуры лисиц и шакалов, продырявленные меткой свинцовой пулей и умело содранные с их «обладателей», сушились смазанные уже негодным к употреблению, прокисшим айраном на внутренних стенках небольших хозяйственных юрт в трех шагах от очага, дабы они пропитались дымом, с тем чтобы был заглушен «собачий» запах, особенно у шакальных шкур.

Местные беги из народа гагаузов прибывали со сворами гончих собак, дабы подсобить увлекшемуся охотой на шакалов турецкому правителю. Десяток загонщиков с собаками брал в кольцо определенный участок зарослей тростников и камыша на южном берегу озерка и спускал псов. Обычно одна из собак поднимала и выгоняла шакала на ровную местность. Великий султан при псовой охоте не стрелял из охотничьего ружья, а предпочитал мощный боевой лук, метать стрелы из которого он также был большой мастер. При стрельбе из лука на близком расстоянии до 60-100 шагов были хорошо различимы поджарая остроносая гончая и несколько схожая с ней взрослая шакалья особь.

Местная гагаузская знать, участвовавшая в таких охотничьих развлечениях великого повелителя турецкого государства, поцокивала языком, спуская с поводка очередную собаку: не понять простым разумом деяния сильных мира сего, хотя добыть шакала – дело нелегкое; они, гагаузы, специально никогда не ходят на шакала, ведь добыча эта не престижная, шкура малоценная, а побегать за этим зверем нужно изрядно; обычно они «берут» его попутно, охотясь на других видов животных, учитывая при этом немалый вред, который этот собакоподобный хищник наносит окружающим кочевьям, похищая зазевавшийся молодняк овец или коз.

На подобных охотничьих времяпровождениях великого правителя Сулеймана сопровождал его старший сын Мустафа. Оба, сидя на конях – турецкий султан на жеребце белой масти, а султаноглан на вороном коне – и держа в руках боевые луки, наблюдали однажды, как три быстроногие светлого окраса гончие гнали двух темноватых шакалов мимо них. Османский повелитель очередной стрелой завалил одного собаковидного хищника в семидесяти шагах от себя. Положив свой лук древком за переднюю луку седла на конскую гриву, турецкий властитель сказал своему первенцу:

– Мой сын, расскажу я тебе еще одну то ли притчу, то ли быль. Наш доблестный, знаменитый и боевой предок-баба Осман Гази, живший свыше 300 лет тому назад и давший свое имя в качестве названия всего нашего народа (османли – османец, османлар – османы), сказал как-то сидя на пиру в кругу своих близких и родственников, что за всю его долгую жизнь у него не было ни одного верного друга. Со всех сторон раздались возражения. Храбрец Арслан сказал ему: «Кто в битве с румийцами заслонил тебя? Это был я. Я твой друг». Другой смельчак Бурхан напомнил Осману Гази: «Кто в изгнании протянул тебе руку помощи и выступил в твою защиту? Это был я. Я твой друг». Третий мужественный аскер Назым вскричал: «Когда враги напали на твое кочевье, кто пришел к тебе первый на помощь? Это был я. Я твой друг». Великий воин Осман Гази ответствовал им: «Я помню все, что вы все сделали для меня, я люблю вас. Но вы друзья в несчастьях моих, и я благодарю вас за это. Я скажу правду: в счастье не было у меня друзей. А я часто бывал счастлив. Это было, когда я спас на охоте тебя, Бозан, и ты обнял меня благодарно и при всех назвал меня самым лучшим из людей. Все говорили мне приятные слова, но сердца друзей молчали. Это было, когда мой отряд победил заносчивых византийцев из Трабзона и освободил от неминуемой гибели в плену тебя, Нурдан. Меня тогда считали спасителем народа, но и тут молчали сердца друзей. Когда самую лучшую юную деву я ввел в свой шатер и ты, Сеит, делал вид, что радуешься за меня, слова твои, как и прочих друзей, шли не от сердца. В счастье человек как будто стоит на вершине горы, а сердца друзей находятся снизу. У нас, у османских султанов, никогда не будет друзей, поскольку все прочие люди, являясь нашими подданными, по наивности, но недомыслию или же злонамеренно полагают, что мы находимся на вершине счастья, а в счастье же никогда не бывает друзей. Но ты, мой сын, знай, что находиться на вершине счастья и пребывать на вершине власти – это не одно и то же.

Молодой султаноглан слушал своего отца-султана, прозванного франкскими и арабскими народами Великим Турком, с огромным вниманием.

Из записок ученого-историка, -географа и летописца Хаджи Хальфа: «Всю весну и половину лета шло османское войско, рассыпавшись по степи, как на облавной охоте, от вилайета Килия к стране Едисан в низовьях Днепра. Сильно напуганный крымско-татарский хан Хаджи Керей прислал богатейшие дары в золоте, серебре и металлических деньгах, а также многочисленные отары овец, коз и стада быков, которые ушли на прокорм 25-тысячного османского воинства. С изъявлением полной покорности и также с богатыми подношениями к порогу султанского шатра заявились ногайские беги из Едисана, гагаузские – из Буджака и славянские князья из Подолии, они были приняты великим султаном благосклонно. Десятый правитель Османского Дома образовал новую крупную провинцию Едисан, включив в нее и Буджак (Подолия же осталась автономным вассальным княжеством), и назначил беглербегом этого новообразованного вилайета своего 22-летнего сына султаноглана Мустафу. Определив главным городом новообразованной провинции древний эллинский город Херсон, Великий Турок Сулейман пустился в обратный путь в Истанбул на большой флагманской галере, идущей во главе эскадры из 21 морского судна. При новоиспеченном правителе укрупненной провинции Едисан Мустафе были оставлены для оказания всяческой помощи двое знатных вельмож: 57-летний генерал янычарского корпуса Кудеяр (во главе 5-тысячного «нового воинства») и 60-лений старший имам Ахмет Таш (вместе со своими 24 послушниками-муллами)».

2.Османские корабли выходят в свой очередной морской поход


Последний раз нога османского воина вступала на италийские берега Адриатики десять лет тому назад, но непонятная, а потому неизлечимая, заразная «трясучая болезнь», заставляющая людей с беспрерывным хохотом плясать до упаду и до гибели (самая большая вспышка этой необъяснимой болезни свирепствовала в окрестностях средне-италийского города Флоренции), вынудила тогда турков незамедлительно прекратить вторжение и убраться подобру-поздорову восвояси.

Если десять лет назад целью османов было – захват обильной добычи и невольников, то на этот раз главноначальствующий похода военно-морской министр Турецкой империи трехбунчужный адмирал-паша Хайреддин Барбаросса поставил задачу установления жесткого контроля над проливом Отранто. Адриатическое море, привольно раскинувшееся промеж двух огромных полуостровов: Балкан и Апеннин–, имеет протяженность в длину около 550 румийских миль, а в ширину до 155 румийских миль. Но самое важное состоит в том, что оно напоминает мешок с узкой горловиной, в качестве последней выступает 50-мильной ширины пролив Отранто, воды которого ограничиваются с востока Албанским нагорьем, а с запада – южно-италийской равниной. Кто станет контролировать Отрантский морской проход – пролив, тот будет хозяином всей Адриатики.

В позапрошлогоднем вторжении европейских флотов в Тунис, когда эта страна на время была потеряна для Османской империи (в то, что на ненадолго, – в это славный шеф-адмирал Истанбульского Адмиралтейства бей Барбаросса верит твердо), участвовали многочисленные суда Австрийского королевства, которые базируются в портах на северо-востоке Адриатики: Триесте, Копере и Пуле. На северо-западе Адриатического моря расположены венецианские морские базы в портах их стольного града Венеции, прибрежных Чиоггиа и Комаччио, а также в гавани несколько удаленного от побережья города Адриа. Официально государство Венеция не принимало участия в захвате Туниса вместе с прочими христианскими государствами, но неофициально, то есть скрытно (а об этом улуг адмирал-бакану Денизлиманреислика Барбароссе ведомо достоверно), венецианские суда под фальшивыми флагами других стран перевозили с европейских средиземноморских берегов на северо-африканские тунисские многочисленные отряды солдат-наемников, беря с них определенную плату за это. Формально к венецианцам никак нельзя предъявлять каких-либо претензий – частные морские суда вольны менять хозяина и флаг, а также за плату перевозить кого угодно («Эти алчные венецианцы за деньги отвезут даже шайтана в ад», – думалось денизаскервизирю Хайреддину Барбароссе), лишь бы это не были регулярные солдатские полки, составленные из воинов, находящихся на действительной военной службе у какого-либо государства.

Основная задача турков на этот раз была одна – установить безраздельное господство над Отрантским проливом, для чего необходимо было захватить на востоке венецианский остров Корфу, называемый османами Керкерой, а на западе – город-порт Отранто и создать там турецкие военно-морские базы. И тогда неширокий Отрантский морской проход, расстоянием в 50 миль от восточных, албанских берегов местности Флера до западных, италийских берегов Отрантской долины, будет закрыт для разбойных судов Австрии, Венеции, а также и Алемании, последняя всегда швартует свои боевые суда на причалах, пристанях и пирсах родственного ей по языку Австрии-Остеррейха.

В первый весенний ясный день вышли из истанбульского Золотого Рога 105 больших, средних и малых морских судов в плавание вокруг Греции по Эгейскому, Средиземному и Ионическому морям, чтобы за 8-10 дней пройти 1000-мильное расстояние и достичь Отрантского пролива. В этом походе задействовано 12 огромных плавучих крепостей – галеасов и галеонов, а также 48 средне-объемных галер и шебекк, остальные же 45 судов – это пока еще незагруженные транспорты и баржи, в качестве которых использованы трофейные испанские каравеллы, португальские каракки, австрийские баркентины, а также и турецкие сайки; с транспортно-баржевых судов сняты все пушки и на них не имеется артиллерийских команд, дабы они могли взять на свои борта больше груза.

Это соединение кораблей составлено из судов трех турецких флотов: Мраморного, Черноморского и Эгейского. 21 судно принадлежало к флоту Мраморного моря и по давней османской традиции над ним начальствует сам улуг адмирал-бакан Денизлиманреислика Хайреддин Барбаросса. 42 корабля призваны в поход из состава Черноморского флота, над ними осуществляет руководство заместитель денизаскервизиря однобунчужный адмирал-паша Тургут Реис. 42 морских плавучих средства: галеасы, галеры, шебекки и приспособленные для транспортов и барж каравеллы и каракки – являются частью Эгейского флота, над ними предводительствует командующий Эгейским флотом однобунчужный адмирал-паша Назым Арслан.

45 пока еще идущих без груза транспортов и барж взяты из состава трех османских флотов намеренно – для перевозки янычар, артиллеристов и морских десантников с албанских берегов на италийскую землю и на венецианский остров Корфу. Два полка «новых воинов» под общим командованием янычарского ортан-дея – капитана Лютфи-бея уже подходят к условленному месту, для чего им пришлось на подводах, а на горных перевалах и пешим ходом преодолеть протяженные земли европейской османской Румелии, Македонии и Албании – словом, пересечь по суше весь Балканский полуостров в не самых узких его границах от одного края до другого. Один полк в 5 000 «новых воинов» является артиллерийским, он имеет 250 тяжелых и средних пушек на конно-верблюжьей тяге, другой полк-алай, также в 5 000 бойцов, является пехотным, однако обучен действиям в качестве морских десантников – башибузуков и имеет на вооружении, кроме ружей, также и 100 легких пушек – фальконетов, в случае стремительной атаки снимаемых с колес и переносимых с лафетом на руках в самую неожиданную и гибельную для врага позицию.

36-летний невысокий, худощавый, русоволосый и светлоглазый янычарский ортан-дей Лютфи-бей (звавшийся, вероятно, до зачисления в янычарскую кадетскую школу Людвигом и, по всей видимости, принадлежавший к славянскому народу поляков – ляхов), произвел на главного начальника похода улуг адмирал-бакана Барбароссу благоприятное впечатление, в первую очередь, своей рассудительностью и неторопливостью – такой человек всегда хорошо и четко обдумает свои приказы и будет действовать уже наверняка и успешно.

Стоит военно-морской министр Блистательной Порты на передней части верхней десятой палубы 100-пушечного, 7-мачтового, водоизмещением в тяжесть 20 тысяч быков, парусно-весельного флагманского галеаса, на котором экипаж насчитывает 500 матросов, гребцов, канониров и офицеров, и наблюдает, как икинджи капутан – старший помощник капитана немолодой, невысокий коренной осман в огромном белоснежном тюрбане и в красно-оранжевой военно-морской офицерской форме отдает приказы денизээрбаши – младшим начальникам матросских команд на утреннем разводе по распределению на различные корабельные работы. Выстроились в два ряда 45 морских унтер-офицеров, каждый из них является прямым командиром отделения в 10 моряков: палубных матросов, мачтовых матросов, матросов-гребцов и пушкарей-топджи. А также имеются на огромном галеасе и представители других морских специальностей, столь необходимых в долгом плавании: матросы-сигнальщики, -фонарщики, -плотники, -столяры, -шпаклевщики, трюмные матросы – специалисты по откачке воды ручными насосами – помпами, а самое главное, есть трое старших лекарей, имеющих патенты о врачебном образовании, и многочисленные младшие лекари, набранные из числа цирюльников-брадобреев и работников скотобоен. Наблюдает также денизаскервизирь, держась за поручни ограждения верхней палубы, за работой ловких молодцов-денизээров на узкой полоске бушприта – наклонного бруса, несущего перед носом корабля небольшие, но очень важные по значению носовые паруса, от которых зависит резкое уклонение судна в сторону от нежелательного столкновения.

Сегодня 22 марта, первый день весны. Некогда османы с ликованием отмечали этот день как Праздник весенней борозды – Бахарсабантуй, или наступление Нового года – Навруз, но столетия назад, после поселения в европейской Румелии, этот двойной праздник Бахарсабантуй-Навруз отодвинулся как бы в тень, уступив место празднику урожая, или просто сабантую, и Новому году – Йилбаши.

По древнему османскому летоисчислению, принесенному из далекой Великой Степи – Дешт-и-Кипчака (но еще полностью не забытому), сегодня 22 марта наступает Новый год (Йилбаши) – год курицы, поскольку прошлый год был годом обезьяны, а позапрошлый – годом овцы. Большой жизненный опыт и огромные познания имеет улуг адмирал-бакан бей Хайреддин, ведь ему в этом году курицы исполняется 61 год. Хоть и не окончил он среднюю мореходную школу в Афинах, но все же проучился там 2 года, с 15 до 17 лет, также он много читал редких книг по-османски и по-арабски, встречал много интересных и толковых собеседников и слыхал многое о людях, странах, обычаях и обрядах, ведь недаром он был не только пытливым читателем, но также и внимательным слушателем.

Слыхал бей Барбаросса притчу о том, что древний османский бог Танри некогда выслушал всех зверей, которые пришли к нему с жалобой, что у них нет никакой власти над человеком; и сказал тогда им всемогущий Танри: де, я не могу отдать вам власть над людьми, поскольку они созданы мною для верховенства над вами, зверями, но я могу дать в ваше правление время, каждому по году. И стали таким образом владетелями годов, а, следовательно, времени, звери: крыса, бык, тигр, заяц, дракон, змея, лошадь, овца, обезьяна, курица, собака и даже нечистая свинья, – а через обладание годами они стали косвенно влиять и на человека, делая его старым и забирая в конце концов его жизненные силы.

Знал также денизаскервизирь Хайреддин, сын Джакуба, что к «звериному» гороскопу османы издревле относились очень серьезно. По присущим животному – хозяину года повадкам они определяли будущий характер ребенка, народившегося в этот год. Также и погодные условия, как утверждали древние степные предки турков-османов, зависели от нрава главного зверя года. В год курицы весна и лето выдавались обычно нежаркими и дождливыми, а осень и зима – умеренными и ветреными.

И как бы в подтверждение мыслей военно-морского министра Богохранимого Турецкого государства Хайреддина Барбароссы в самый первый весенний день нового года – года курицы налетели пополудни со стороны европейского материка на воды Мраморного моря хмурые тучи, которые окропили поверхность Мармар дениза рассыпающимися крупными мокрыми горошинами.

Не забывает денизаскервизирь и улуг адмирал-бакан Денизлиманреислика турок Хайреддин Барбаросса и самое главное, что следует соблюдать в самый первый день любого нового года – не пользоваться шилом и иголкой, не есть с лезвия ножа, равно не произносить нехорошие слова: «убийство», «смерть» и «болезнь», – поскольку очень много нечистой силы (шайтанов, джинов и албысов) бродит в этот день рядом с богобоязненными османами, а они уж не упустят своего – сотворить зло.

3.Большие славные победы и мелкие бесславные поражения новоиспеченного беглербега всех османских морей Хайреддина, сына Джакуба


Из летописных записок выдающегося османского ученого-историка, -географа, -астронома, поэта и путешественника Хаджи Хальфа:

«Дано ли мне, простому смертному и восхищенному подданному, описать посредством моего жалкого пера-калама (на которое нанизываются, однако, графические буковки) великие деяния, глубокие помыслы и широту познаний моего несравненного повелителя, величайшего халифа – оберегателя веры и знаменитого султана – собирателя земель человеколюбивого Сулеймана, прозванного с превеликим восхщением его подданными Законодателем-Кануни, и называемого с огромным страхом его тайными недоброжелателями Великолепным, а его явными врагами – Победоносным, и изложить беспристрастно все те факты, которые имели место в связи с этим в нашей бренной жизни?!

Но как бы то ни было, все, о чем я буду свидетельствовать в дальнейшем самолично (дабы не переврали мои слова некоторые каллиграфы, записывающие со слуха диктуемый текст) на желтых страницах этой добротной шелковой бумаги, способной храниться столетия в хорошем состоянии, происходило достоверно, правдиво и реально в этом подлунном мире, как и верно Писание, изложенное в Священной книге Коране, который есть средоточие истинности и мудрости нашего Всевышнего, что подтверждается нижеследующими аятами соответствующих сур:

«Отправили Ису – сына Марии с подтверждением истинности Торы и Евангелия, в котором руководство и свет.

Обладатели Евангелия, если не исполняют повеления Аллаха, данных в Писании, то они – грешники.

Ниспослал Коран для подтверждения истинности Торы и Евангелия и для охраны этих книг».

Великий халиф-султан Сулейман Кануни вознамерился пресечь преступные деяния разбойных морских отрядов, которые имеют обыкновение внезапно появляться с северных италийских берегов Адриатики и рушить торговые водные трассы, пролегающие на морях: Средиземном (Ак денизе), Ионическом (Ион денизе) и Эгейском (Эгей денизе), – причиняя этим неимоверный урон мирным торговым людям как из мусульманских, так из христианских и иудейских народов. Ранней весной по указанию нашего великого султана Сулеймана Победоносного выступил в дальний морской поход денизаскервизирь Хайреддин, обладатель почетной клички Рыжебородый-Барбаросса, у коего количество кораблей было не менее 100 с общим экипажем в 20 000 боевых матросов и офицеров. Его сподручными капутан-пашами выступили заместитель-ярдымчи денизаскервизиря Тургут Реис и бывалый морской командир Назым Арслан. В помощь денизаскервизирю Барбароссе – Кызылсары-сакалу великий султан Сулейман придал янычар-топджи под водительством опытного дея Лютфи-бея, число коих было около 10 тысяч, а пушек на конно-верблюжьей тяге они имели 350. Янычары выступили в поход по суше, они из Эдирне прошли маршем через Балканы и вышли к албанскому нагорью Флера на восточном побережье Адриатики в условленное время, сразу же треть их была перевезена на кораблях на большой остров Корфу-Керкеру недалеко от албанского побережья, где они в одночасье свергли тираническую власть венецианского правителя-дожа и установили справедливое властвование нашего народолюбивого султана Сулеймана Кануни. Оставшиеся две трети доблестных янычар были доставлены через пролив Отранто на противоположный италийский берег и высажены южнее одноименного приморского города, давшего название этому неширокому проливу, соединяющему два моря: Адриатическое и Ионическое. Янычары во главе с деем Лютфи-беем с суши, а моряки под началом адмирал-паши Хайреддина Барбароссы с моря приступили к планомерной осаде города-порта Отранто, который взяли приступом уже через неделю после высадки «новых воинов» на италийское побережье. Оставив воинский гарнизон в 2 тысячи янычар и одну малую эскадру в 7 кораблей на западном берегу пролива в городе Отранто и такое же количество воинов и судов на противолежащем острове Корфу-Керкере, адмирал-паша Барбаросса утвердил господство османского флота и османского знамени на Адриатике – теперь уже никак не могли пиратские суда спокойно выходить из европейских портов с севера Адриатики и безнаказанно плавать в поисках легкой поживы на протяженных морских трассах благодатного Ак дениза.

Венеция до сего времени владела всеми 25 крупными и мелкими островами вдоль греческих берегов в Ионическом море и даже контролировала проход в Коринфский залив. Денизаскервизирь Барбаросса захватил и установил османское правление на двенадцати крупных островах (Корфу-Керкера, Лефкас, Итака, Кефалина, Закинф и другие), а также уничтожил господство венецианцев на тринадцати прочих, мелких. Было взято в плен 6 тысяч венецианских наемных солдат, родом из Алемании, а также свыше 5 тысяч гражданских подданных Венеции, среди которых насчитывалось около 2 тысяч молодых женщин с одним ребенком и совсем нерожавших девушек, все они были отданы морским и янычарским младшим офицерам в жены, нерожавшие девицы в биринджи кадынки, а молодки с ребенком в икинджи кадынки, приемный ребенок же становился турецким подданным в первом поколении, то есть некоренным турком. Взятые на 12 островах трофеи были оценены позже в Истанбуле в сумму четыреста тысяч золотых акдже. Этими своими решительными действиями мужественный адмирал-паша Рыжебородый – Кызылсары-сакал полностью уничтожил опорные пункты венецианцев на островах вблизи западно-греческого побережья. И самое главное – это было частью задуманной мести за позапрошлогоднее бесславное отступление османских войск из Туниса. И именно с этих пор улуг адмирал-бакан и денизаскервизирь Хайреддин Барбаросса избавился от настоятельной надобности защищать воды Эгейского моря от непрошеных европейских кораблей, оно стало (и я полагаю, навечно) еще одним внутренним «озером» Османской державы.

Также я полагаю, что великий султан, связанный обязательством мнимой дружбы и неопределенного сотрудничества с городом-государством Венецией, не особо возражал, когда его денизаскервизирь Барбаросса предпочел видеть в венецианцах откровенных врагов, нежели сомнительных друзей. И именно установление османского военно-морского господства над проливом Отранто с водружением красного османского стяга с белой восьмиконечной звездой и белым полумесяцем над всеми бывшими венецианскими островными владениями у западного побережья Греции в Ионическом море вызвало, как я считаю, полное доверие у великого султана к своему главному – улуг адмиралу. Многоопытный флотоводец Барбаросса оправдывал надежды халифа-султана на то, чтобы военные и военно-морские действия происходили на неблизких морях и в отдалении от сухопутных границ Блистательной Порты и ее мирных жителей.

В конце лета вернулись с блестящей победой и несметной добычей в бухту Золотого Рога, в благословенный Истанбул овеянные славой моряки денизаскервизиря Хайреддина Рыжебородого. И лично сам прославленный морской воин Барбаросса возглавил шествие из семисот молодых и крепких матросов в красивой красной униформе, несших на плечах кожаные мешки с золотом и серебром, драгоценностями и деньгами, тюки с отрезами шелка и парчи, бархата и бязи и кипы роскошной одежды. Затем под охраной янычар с обнаженными ятаганами на плечах прошли тысячи христианских пленных мужчин, предназначавшихся для продажи в рабство на истанбульском рынке рабов – кул-базаре. Сразу же за ними шли молодые, красивые белолицые пленницы, пока еще, по обычаям неверных, с полностью открытыми лицами и даже без платка на голове, однако пригодные в жены для удачливых османских победителей. Потом прошли в ровном строю со своими корабельными флагами и бунчуками над головой флотские экипажи во главе со своими капитанами – шебекки-баши. На искривленной неширокой улочке, ведущей из бухты Золотого Рога ко дворцу Топкапы, на протяжении пяти румийских миль толпился народ, ликуя и наслаждаясь зрелищем победного шествия своих доблестных денизээров, вернувшихся с неподдающимися исчислению завоеванными трофеями и плененными рабами-кулами. В трех удаленных друг от друга местах по пути следования победителей: возле высокой куполообразной резиденции Истанбульского христианского православного патриарха, большой мечети Селима Явуза с четырьмя самими высокими в Истанбуле минаретами и возле объемной и громадной водораспределительной башни Акведука – стояли группы военных музыкантов, которые били оглушительно в барабаны, стучали звонко в литавры и дули громко в трубы.

И во дворце Топкапы, и на близлежащих площадях-мейданах, и на боковых улочках на пути торжественного следования флотских команд победителя моря Хайреддина Барбароссы были выставлены для ликующих горожан столы с угощением: мясными пирожками, сушеными финиками и холодным айраном –, а также там же раздавали бесплатно в одни руки по три меры зерна, по две меры муки и по полкувшина оливкового масла.

На самой большой площади дворцового комплекса Топкапы перед Палатой аудиенций под раскинутым шелковым с рисунком дракона шатром (у которого во все стороны были подняты и свернуты боковые части) на установленном по такому важному случаю переносном золотом троне восседал его величество султан Сулейман, сын Селима, к ногам которого его немолодой воин Хайреддин, сын Джакуба, бросил захваченные в боях за пролив Отранто семь вражеских знамен и стягов.

Добычливый и неистовый старый флотоводец также вручил халифу-султану полагающуюся ему по древней османской традиции долю трофеев, самым главным украшением которых были семь луноликих, с миндалевидными глазами, белокожих и пухлых молодых пленниц, годных в наложницы очередного набора – гёздё-кадын, или же в женские комнатные прислуги – одалиски.

Великий халиф – хранитель ислама и падишах – правитель мусульманских народов Сулейман Кануни остался доволен врученной ему ритуальной долей и повелел Аяс-паше, дородному старцу и великому мудрецу Истанбула, исполняющему при султанской администрации роль советника по делам ученых богословов-улемов, зачитать султанский указ-фетву о титуловании денизаскервизиря и улуг адмирал-бакана Хайреддина Барбароссы «Беглербегом всех османских морей» и о закреплении лично за Барбароссой права собственности на остров Корфу-Керкеру, что означало: эта островная земля на стыке албанских и западно-греческих берегов будет его собственностью и будет приносить ему доход до конца его жизни (ну, а затем, как это практикуется в Османской империи, перейдет в собственность государства).



Но осенью произошло неприятное событие. Всю весну и лето старательно избегал самозванный трусливый «адмирал Средиземного моря» Андре Дориа даже случайного боестолкновения на море с доблестным улуг адмирал-баканом Хайреддином Барбароссой, как боязливый шакал всегда убегает прочь от свирепого волка. Но осенью, когда матерый предводитель волчьей стаи – денизаскервизирь Хайреддин уже отсутствовал в районе пролива Отранто, шакалий вожак Дориа осмелился с превосходящей по численности сворой – эскадрой напасть на опытного, но еще не ярого волка – ярдымчиденизаскервизиря (помощника министра военно-морского флота) капутана Тургута Реиса и взять его, раненного, оглушенного и находящегося в бессознательном состоянии, на подорвавшемся от своих же чрезмерных запасов пороха и ядер галеоне, в бесславный плен. Когда эта весть достигла ушей новоиспеченного Беглербега всех османских морей Хайреддина Барбароссы, он пришел в неистовство и поклялся раз и навсегда отбить охоту у своих врагов брать таких высокородных османских аскеров в плен. По его настоятельной челобитной перед султаном Сулейманом незамедлительно был освобожден из застенков Семибашенного замка – Едикуле содержащийся там по случаю войны с его страной венецианский посол, толстяк с непомерно большим животом, уже далеко не молодой Марко Меммон (свидетельствуют, он несколько похудел в своем узилище и его просторные одежды свисали с него мешком), который был посажен в огромную карету, впряженную четверкой вороных, и под охраной 300 янычар стремительным ходом по суше отправлен на свою родину в Венецию, куда уже был доставлен благородный османский пленный. Этот посол Меммон имел поручение от Барбароссы заняться освобождением капутана Тургута Реиса. Не прошло и трех месяцев, как в начале зимы в Истанбул уже вернулся из постыдного плена капутан флота Тургут Реис, его поменяли на некоего родовитого франкского графа из высокопоставленных рыцарей по имени Жан Ла Валет. К чести вернувшегося из плена ярдымчиденизаскервизиря, этот Ла Валет был его личным невольником, дожидавшимся своего выкупа в государственной темнице Едикуле. Так что бесчестие кратковременного плена было скрашено тем фактом, что свое освобождение в виде графа Ла Валета морской дей Тургут Реис подготовил словно бы намерено самолично и заранее. К месту сказать, об этом не очень приятном для турецкого слуха событии – о пленении неверными славного воина моря Тургута Реиса – знал только ограниченный круг людей, дабы не ходили разговоры и толки среди недоброжелателей и не опровергали бы они всем известного утверждения: османы на море не терпят поражений».

4.Служба эскадренного капутана-паши Бекстала в йеменской столице Ходейде


Уже больше года пребывает с большей частью османского флота (56 кораблей), создаваемого на Красном море – Шап денизе, в южно-аравийском, а именно, йеменском, приморском городе Ходейде османский военно-морской офицер высокого ранга – улуг-дениздей 35-летний бравый денизаскер Бекстал. Его семья: жена, 30-летняя миловидная молодка Зайнагуль, звавшаяся в девичестве Снежаной, и сын, 10-летний подвижный мальчик Алп-Арслан, – остались в Суэце, который является главным турецким административным центром в красноморском регионе. При них же осталась за домоправительницу-экономку 23-летняя светловолосая, рослая и даже несколько нескладная Айна, именовавшаяся в девичестве, когда она еще не была невольницей, Анной-Марией, жена темнокожего 31-летнего боцмана – ючюнджу капутана Асыма Баштуга. Главноначальствующий над османскими корабельными соединениями в зоне Шап дениза эскадренный капутан-паша Бекстал послал два месяца назад боцмана Асыма на своей флагманской галере за 1400 румийских миль на севере в далекий Суэц, дабы он проведал бы там свою супругу Айну, еще в прошлом году разрешившуюся от бремени коричневокожей дочкой, именно такой цвет кожи бывает у ребенка от темнокожего отца и белокожей матери. Уже подошло, однако, время для прибытия назад этого ючюнджу капутана Асыма.

Он же сам, турецкий морской офицер Бекстал, побывал зимой дома в Суэце и навестил там свою хабибу – любимую кадынку Зайнагуль (к сожалению, до сих пор единственную), а также своего боевого малыша Алп-Арслана. Что хорошо на здешнем Шап денизе – так это то, что и зимой не прекращается навигация, поскольку не бывает сильных холодных ветров и у берегов не замерзает вода, как это нередко наблюдается на Средиземном море – Ак денизе.

Тогда зимой османский наместник – бег Суэца, пожилой рассудительный араб Анад передал ему полученное несрочными гонцами предписание-буюрук из истанбульского Управления-реислика по расквартированию сухопутных османских войск о том, чтобы он, улуг аскер-дей Бекстал, готовил бы в Ходейде место для временной казармы, пригодной для размещения двух-трех пехотных полков.

Янычары-артиллеристы улуг-чорбаджи Неждана, количеством 1 000 воинов при 50 орудиях-топах, смогли без особых затруднений за короткое время выстроить себе долговременный укрепленный лагерь севернее Ходейды на невысоких прибрежных холмах. Как и положено по боевому наставлению, берущему начало от первых янычар почти 200 лет тому назад, «новые воины» выкопали вкруговую на покатых склонах нагорья огневые пушечные позиции и выставили на самых опасных направлениях боевые посты из расчета два орудия на протяженность 300 шагов, дабы без затруднений отбить картечью внезапную вражескую атаку.

Внутри воинского лагеря были построены из камня и известняка пять янычарских казарм, каждая на 200 бойцов, кухня и столовая, конюшня, баня, отхожее место, протяженное здание цейхгауза для хранения запасного обмундирования, снаряжения и вооружения и склад с подвалом для продовольствия. Недалеко на морском побережье был устроен артиллерийский полигон для боевых занятий с молодыми янычарами – аджемогланами.

Но этот воинский стан предназначался всего лишь для одной тысячи бойцов. А для трех пехотных турецких полков – алаев, в которых общее число аскеров насчитывается 15 тысяч, надо в 15 раз больше площади, а свободную землю здесь, вокруг густозаселенной приморской Ходейды, для строительства 75 казарм, не считая прочих необходимых зданий: цейхгауза, столовой, бани и др., – найти очень проблематично.

Правитель горной и равнинной страны Йемен и Хадрамаута султан-имам Мухаммед Бен Исмаил, благообразный старец в длинном мужском белом платье с боковыми разрезами – галабее, в просторных белых же шальварах, ниспадающих на красные туфли без задников с загнутыми вверх носами, и в маленькой желтой чалме на седой голове, принял обоих османских старших офицеров, моряка Бекстала и янычара Неждана, в своем трехэтажном дворце на центральной площади – бедестане Ходейды очень приветливо, долго тряс им руки, заглядывал им в глаза, но не подобострастно, а с большой долей достоинства, расспрашивал их о житье-бытье и угощал их густым напитком «кофе», вкусом в некоторой степени схожим с крепко заваренным черным китайским чаем, и бледно-зелеными клейкими мелкими листочками кустарника ката, от которого настроение долго его жующего человека повышается и он становится веселым и разговорчивым. Морской улуг-дей Бекстал и янычарский улуг-дей Неждан от кофе не отказались, а тарелочки с листьями ката отставили в сторону, на стол – не пристало боевым туркам жевать жвачку, словно жвачное животное.

Опять вспомнил (уже четвертый раз в присутствии денизаскера Бекстала) забывчивый старый правитель Йемена и Хадрамауты султан-имам Мухаммед Бен Исмаил ту страшную историю с португальцами, случившуюся свыше года назад, еще до появления здесь османов. На далеком внешнем рейде показались тогда белые паруса с черными крестами, это были 28 португальских кораблей, они дали сигнал дымом и огнем, чтобы им выслали лоцмана. Дружелюбно настроенный ко всем прибывающим гостям, как со стороны суши, так и со стороны моря, султан-имам приказал двум опытным лоцманам помочь морским пришельцам при проходе через опасные коралловые рифы, которые возвышались далеко в море полукругом над морскими водами и прикрывали гавань Ходейды от нежелательных пришельцев. Когда все суда с крестами на парусах благополучно вошли в портовые воды Ходейды, то обрадованные возможностью заработать медный куруш, а то и золотую монету, портовые торговцы фруктами, зерном, хлебом, живностью и рыбой на многочисленных лодках устремились к бросающим якоря кораблям. 38 лодочных торговцев поднялись со своими корзинами по гибкому канатному трапу на борта нескольких каравелл, где были схвачены, ограблены и без объяснения каких-либо причин сразу же вздернуты на мачтовых реях. Объятые ужасом горожане, собравшиеся было на пристани поприветствовать заявившихся «гостей», бежали прочь от порта, не чуя под собой ног. А португальцы начали артиллерийскую бомбардировку города. Вскоре свирепые пришельцы сняли трупы с мачт, отрубили им головы, руки и ноги и бросили их в лодки, которые через некоторое время приливом были вынесены на берег. К лодкам прикрепили несколько пергаментных писем о том, что такова будет судьба всех непокорных граждан Ходейды. Последующим ранним утром две тысячи португальцев с огнестрельным оружием в руках, имея на себе железные доспехи, а на голове металлические рогатые шлемы, пошли в атаку на беззащитный город, ограбили его, изнасиловали женщин и девушек и разъяренные тем, что не нашли в городских лавках вина, убили много мирных жителей. Сам же правитель-султан Мухаммед Бен Исмаил спасся тем, что ночью со своими домочадцами бежал на быстром верблюде-дромедаре в недалекий город Сану, отделенный от приморской Ходейды труднопроходимыми горными дорогами.

– О Аллах, хвала тебе, что есть на свете наши защитники и поборники справедливости – великие османы во главе с их высочайшим султаном Сулейманом Великолепными и Победоносным! – в который раз завершил свое страстное и гневное повествование пожилой и белоголовый правитель султаната Йемен и Хадрамаута. – А насчет земли для размещения турецких казарм, так можете взять себе в бессрочное пользование территорию южнее Ходейды, там есть хорошая роща пальмовых деревьев, кустарники ката, родники и даже небольшая речка. Эй, визирь, – султан-имам обратился к своему такому же, как и он сам, старому седобородому министру, – готовь указ-хутбу, я подпишу его сей же час.

После торжественного обеда, которым султан Мухаммед Бен Исмаил настоятельно и гостеприимно потчевал своих дорогих османских гостей, он угощал их пока еще непривычным для них горячим напитком – «кофе», который следовало запивать холодной родниковой водой, беспрестанно жевал кат и в который раз интересовался:

– А ты, мой юный осман бей Бекстал, до сих пор еще не взял себе жену здесь в Ходейде? – и в который раз советовал: – Не бери у нас здесь вторую жену в народе «ахдам». Народ «ахдам» (в переводе «слуги») имеет, вне всякого сомнения, самых красивых женщин, смуглокожих, с узкой талией, широкобедрых и крутозадых, со стоящими крепкими грудями. Эти люди – потомки смешанных браков наших йеменских арабов с эфиопами, завоевавших нас десять столетий тому назад, а потом эти метисы (потомки арабов и эфиопов) смешались еще раз с персами, захватившими нас девять столетий тому назад. Так что здесь тройная смесь. А от такого смешения получаются прекрасного сложения женщины. На многих площадях Ходейды, Саны и Адена можно встретить платных танцовщиц, в основном, это ахдамки, арабки-йеменки только в случае крайней необходимости развлекают зрителей, ведь в Хадисе, собрании историй о нашем святом пророке Мухаммеде (мир ему и благоденствие!), говорится, что ремесло актера является недостойным мусульманина. Бесспорно, красавицы-ахдамки пляшут так, что загляденье, озабоченный зритель зачастую задумается: если она двигает так весело бедрами днем, то какова же она в постели ночью? А по шариату любой мусульманин может взять к себе в дом разведенную женщину (а адхамки всегда представляются заинтересовавшимися ими как разведенные) сроком до трех дней, чтобы «испробовать» ее как женщину и как хозяйку. И любой мулла обязан свершить обряд временного бракосочетания – никах, коли того желают и мужчина, и женщина, обряд этот предусматривает развод без соответствующего ритуала талака, так что многие любители женского пола пользуются услугами этих ахдамок на вполне законных основаниях, ведь развестись и разойтись можно уже через два-три часа. Такие временные жены имеют на обратной стороне ладони нарисованный красной краской, изготовленной из специальных тлей-кошениля и настоянной на детской моче, особые знаки, похожие на елочки. И потому ахдамские женщины и девушки, которые танцуют на улицах и площадях йеменских городов, считаются нежелательной кандидатурой в официальные жены, разве что в наложницы – гёзде.

Вскоре, в начале осени, в Ходейду прибыли первые транспортные суда, которые привезли полки коренных румелийских османов из Македонии. Над ними начальствовал старый знакомый улуг-дениздея Бекстала, некий старший воинский начальник – улуг аскер-баши Бурхан-Али. Свыше десятка лет тому назад этот Бурхан-Али в чине пехотного капитана – юзбаши командовал исконно османским полком в Алжире и прославился там как умелый, храбрый и рассудительный воинский начальник, берегущий как зеницу ока каждого своего солдата-ээра. И вот теперь в ранге полковника – улуг аскер-баши (улуг-дея) этот сметливый и мужественный старший офицер Бурхан-Али получил назначение сюда в Ходейду и во все земли, лежащие южнее Ходейды по обоим берегам Красного моря, в качестве военного наместника – аскер-бега. Эта должность редко вводится в Богохранимом Османском государстве, но если кого-либо назначают на этот высокий пост аскер-бега, то это значит только одно: новые земли надо захватить силой оружия, поскольку пока их в наличии нет.

Вместе с первыми кораблями из Суэца прибыл и боцман флагманской галеры улуг-дениздея Бекстала, темнокожий Асым Баштуг, который привез своему начальнику всякие засахаренные сладости из фруктов и муки, наготовленные дражайшей женушкой Бекстала, желанной и симпатичной Зайнагуль.

На первом совместном военном совете улуг аскер-баши Бурхан Али объявил о своих полномочиях, и оба других, равных ему по воинскому званию старших офицеров: морской капитан высокого ранга (полковник) Бекстал и янычарский командир также немалого ранга (тоже полковник) Неждан – беспрекословно подчинились ему – ведь при равенстве званий в османской армии главенствует тот из них, кто имеет приказ на завоевание новых земель.


5.Повседневные заботы генерал-губернатора маркиза Эрнандо Кортеса дель Валле де Оохака


Годичное безвластие в заморской колонии Новая Испания – Мексика, вызванное неправомочными с точки зрения законности и неправедными с точки зрения человеческих взаимоотношений действиями прибывших с неблаговидной целью трех коронных ревизоров: дона Франсиско Кордовы, дона Хуана Грихальвы и падре Фернандо Эспинозы, – преследовавших свои корыстные цели, и их сторонников из числа конкистадоров последней, третьей, волны, также искавших своекорыстных легких и скорых путей обогащения, принесло страдания простому местному туземному люду, и без того не испытывавших справедливого и мягкосердечного отношения к себе со стороны местных управителей. Белокожие начальники-кастилано приходили к ним только с одной целью – забрать имеющиеся у них в домашнем обиходе золотые вещи и предметы и вызывали их к себе только с другой целью – заставить их работать на новых закладываемых плантациях сахарного тростника, имеющиеся посевы которых многократно расширялись. Алчные полицейские альгвасилы и сборщики налогов из сторонников этих трех ревизоров от короны смогли добраться в поисках желтого металла даже до самой юго-западной окраины страны Мексика в местность, называемую Бичоло (Скудный край). Эта зеленая долина располагалась на побережье Южного моря – Тихого океана по обеим сторонам одноименной реки Бичоло и была укрыта от внешнего мира многими горами, холмами и нагорьями. Проживающий там индейский народ тауантепеков – загорных людей вначале приветливо встретил заявившихся к ним белокожих кастилано и своих краснокожих собратьев астеков, с которыми они испокон веков считались равными по достоинству, но однако их доброе отношение к пришельцам вскоре испортилось, когда те начали требовать от них сдать в королевскую казну все золотые изделия и предметы. Прибывшие испанцы – кастилано, объявившие себя их господами и хозяевами, долго не могли поверить, что у этих гордых загорных людей, живущих не только по горным склонам, но и в долине, нет никаких домашних вещей из желтого металла. Полагая, что тауантепеки попрятали свои золотые предметы, они схватили благородных старейшин загорных людей и объявили их заложниками: мол-де, если не выдадите все ваши драгоценности, то эти старцы, закутывающиеся в теплые шерстяные коричневые плащи от холода приморских ветров, будут казнены через сожжение на костре.

Край Бичоло оправдывал свое наименование и был на самом деле небогат на золото, серебро и ценные камни. Главное богатство здешних людей состояло в наличии умелых воинов, которые имели не дощечки для метания дротиков – атл-атлы, а самые что ни на есть настоящие дальнобойные луки, стрела из которых, оснащенная на конце острым наконечником из красивого прозрачного, режущего горного камня обсидена, пробивала насквозь ватно-соляную защитную одежду астеков на расстоянии до 200 шагов. И во времена астекской империи они подчинялись верховному касику Монтесуме лишь номинально, они не платили никакой дани, не посылали строителей на сооружение пирамидальных храмов и не снаряжали боевых отрядов в общеимперское войско. Но не только высокие горы оберегали тауантепеков от несправедливости центральной имперской власти верховного царя Монтесумы, а скорее их неукротимый дух, они никак и никогда не страшились выступать против тогдашних господ-астеков, в то время как одно только имя астеков вызывало священный ужас у всех прочих подвластных их империи народов. И на этот раз тауантепеки взбунтовались, перебив до 50 неопытных молодых конкистадоров и около 300 вооруженных астекских воинов.

Генерал-губернатор колониальной земли Новая Испания – Мексика маркиз Кортес дель Валле был твердого убеждения, что такие антииспанские выступления – мятежи надо пресекать в корне всеми известными методами устрашения, которыми отлично владели некогда прежние хозяева этой страны – астеки, дабы другим индейским народам было неповадно. Но посланное им немалой численности воинство, состоящее из 500 конкистадоров последнего призыва, к которым, кстати, он не испытывал особого доверия и расположения, и 2 500 астекских воинов, изъявивших желание посчитаться со строптивцами – таунтепеками, бывшими формальными поданными империи астеков, а на этот раз, после убийства прежних своих господ-астеков, уже ставших откровенными недругами, вернулось назад через восемь месяцев, разбитое и деморализованное. Каратели: испанцы и астеки – потеряли в своем многомесячном продвижении по горным ущельям до половины своего личного состава и, до смерти напуганные ужасными и бьющими точно в цель – прямо в лоб! – тауантепекскими дальнобойными стрелами, через полгода пути поспешили развернуться назад, а обратную дорогу до города Мехико они проделали втрое быстрей, за два месяца.

Что смог предпринять в этих тяжелейших условиях военного поражения хваленых белокожих солдат-кастилано от храбрых и боевых краснокожих воинов-тауантепеков генерал-губернатор Эрнандо Кортес, так это только одно – собрать всех вернувшихся испанцев и запретить им рассказывать кому бы то ни стало о своем позорном бегстве от индейских лучников. А им и самим было нельзя сообщать такие постыдные для себя вести, если они хотели и в дальнейшем оставаться в этой колонии и заработать себе много золотых слитков, – таких «беглецов» от индейских стрел никакой конкистадорский начальник-идальго не взял бы в свой отряд. А что же касается бывших хозяев этой земли – астеков, то и им также было не к лицу сообщать кому-либо о своем бесславном поспешном отступлении, если они стремились занять второе место в иерархии народов, племен и родов земли Новая Испания – Мексика после белокожих испанцев – кастилано.

И эти непокорные, неуступчивые и бесстрашные загорные люди – тауантепеки в своих теплых матерчатых плащах, полотняных рубахах, в кожаных штанах и кожаных же полусапожках – мокасах, или маасах, с длинными волосами, раскинувшимися по плечам, с орлиными перьями на маленькой шапочке, с короткими бронзовыми ножами и со своими нагоняющими ужас дальнобойными луками, были постоянной головной болью не терпевшего непорядка в своих владениях генерала-наместника маркиза Эрнандо де Оохака13, но он ничего не мог предпринять против них, белокожие конкистадоры напрочь отказывались идти походом в бедные земли, где нет благородных, золотистого и серебристого, металлов и драгоценных: прозрачных алмазных, зеленых изумрудных и красных рубиновых – камней.

Наконец, через шесть лет объявились двое членов северной экспедиции под началом капитана королевского военно-морского флота Панфило Нарваэса: заместитель начальника отряда по финансовой части младший коронный контролер Альваро де Вака и мавританский иудей матрос Эстеван Шепер, – которые поведали некогда командировавшему их дону Эрнандо Кортесу, за годы их отсутствия самым дивным образом превратившегося в знатного маркиза дель Валле де Оохака, о своих злоключениях. На их сбивчивом докладе присутствовал и главный альгвасил колониальной земли Мексика, грамотный летописец Берналь Диас дель Кастильо, который вечером в своем рабочем кабинете переложил услышанное им в ровные строчки рукописи.

Из хронологических записок дона Берналя Диаса дель Кастильо, найденных через два века, приведенных в порядок (дабы можно было читать) и, разумеется, во многих, сильно поврежденных временем и влагой местах дополненных (особенно в обозначении географических названий) по вдохновенному наитию исследователями-учеными, магистрами-докторами и профессорами-академиками отцом и сыном Магидович: «Другому неудачнику – Нарваэсу – удалось найти с помощниками губернатора-наместника Эрнандо Кортеса денежные средства и организовать экспедицию на пяти судах. 1 мая 1530 года он высадился с отрядом в 400 человек и 80 лошадей на западный берег Флориды, у залива Тампа. Здесь он принял бессмысленное решение отправить корабли на поиски удобной гавани на западе, а сам с 260 солдатами и 40 всадниками двинулся берегом. 25 июня, проделав первое пешее 400-километровое путешествие по болотам и лесам Флориды, испанцы с боями добрались до небольшого озера Микосуки14 (у 30º 30` с. ш. и 84º з. д.) и отдыхали там около месяца. В конце июля Нарваэс вышел к заливу Аппалачи в надежде обнаружить суда, но там их не оказалось. Через несколько лет выяснилось, что флотилия, потерявшая на старте один корабль, прошла вдоль северных берегов Мексиканского залива и, затратив год на поиски, не обнаружила отряда Нарваэса.

Солдаты Нарваэса в создавшейся грозной ситуации проявили смекалку и находчивость: лодки, мачты и весла они соорудили из сосны с помощью личного холодного оружия, паруса сшили из собственных рубах, а из шкур лошадей, пошедших в пищу, – емкости для воды. К 20 сентября 1530 года они построили пять больших лодок, в которых разместились 245 человек, и отплыли на запад, держась близ побережья, причем дважды – в заливах Пенсакола (у 87º з. д.) и Мобил (у 88º з. д.) – подверглись нападению индейцев. В конце октября 1530 года испанцы вошли в устье реки «Святого Духа», то есть Миссисипи. Здесь в начале ноября Нарваэс и часть его людей утонули, другие были перебиты индейцами; остались в живых лишь четверо, но и те попали в плен.

В 1536 году после почти шестилетних скитаний только двое чудом уцелевших людей Нарваэса: младший коронный контролер Альваро Нуньес Кавеса де Вака и мавританский (марокканский) моряк еврей Эстеван Шепер – вернулись в Новую Испанию. Они несколько лет были в плену у индейцев, переходили от племени к племени и невольно совершили изумительное путешествие с востока на запад – от Флориды и до Калифорнийского залива. Их одиссея началась 6 ноября 1530 года. Огромная волна выбросила несколько лодок экспедиции Нарваэса, в том числе и суденышко Кавеса де Ваки, на берег залива Галвестон (близ 95º з. д.). Дружелюбно настроенные индейцы снабдили потерпевших крушение пищей, хотя сами недоедали. Вскоре наступили холода, к ним присоединился голод, который буквально косил испанцев, и часть их стала людоедами. Доброжелательность индейцев резко пошла на убыль – и в мае 1531 года Кавеса де Вака бежал на запад, пересек низовья реки Бразос и на реке Колорадо, впадающей в Мексиканский залив, нашел приют у другого племени. Из раба он превратился в бродячего торговца, благодаря чему разыскал Эстевана. Вместе с ним Кавеса де Вака кочевал несколько лет по южной части Примексиканской низменности, в междуречье Тринити и Гуаделупе, впадающих в Мексиканский залив в пределах 95-97º з. д. Они выполняли разнообразную черновую работу и постоянно испытывали чувство голода. Лишь в осенние периоды, когда созревали плоды кактуса опунции, удавалось вдоволь поесть. Во время кочевок Кавеса де Вака увидел и описал бизона, называя его «коровой»; огромные стада бизонов приходили с севера.

После пяти лет скитаний у 26º с. ш. на реке Синалоа, впадающей в Калифорнийский залив, двое невольных кочевников встретили испанцев-охотников за рабами, а в апреле 1536 года в городе Кульякан закончились их скитания».

Едва только прояснилась ситуация с гибельным исходом экспедиции капитана Панфило Нарваэса, как еще одно неприятное для генерал-капитана и мексиканского губернатора-наместника письменное известие пришло из канцелярии губернатора Панамы идальго Авилы, в котором сообщалось, что небезызвестный благородный идальго Франсиско Писарро со своими двумястами вооруженными огнестрельным оружием пехотинцами, восьмидесятьюпятью кавалеристами и сотней артиллеристов с двумя десятками пушек покорил на берегах Южного моря (Тихого океана) огромную страну Биру, или Перу (наименование переводится с индейского на испанский как: Единая земля), взял в плен, судил и казнил не желавшего повиноваться верховного местного касика, называемого также Великим Инкой, имя которого звучало: Атауальпа (переводится с местного индейского как: Духовный отец), и овладел громадной страной с величайшими золотыми и серебряными рудниками, и за это всемилостивый король и император Карл V Габсбург своим указом-эдиктом присвоил ему воинское звание вице-маршала королевской армии и гражданский чин наместника-легата колониальной администрации, управляющего южной страной Перу и всеми прочими землями, к этой стране примыкающими. Глубокая внутренняя обида, которую обладатель воинского звания генерал-капитана и гражданского колониального чина губернатора-наместника дон Кортес вслух никак не высказывал, была вызвана тем, что этот выскочка Франсиско Писарро, один из четверых братьев Писарро, сразу же обошел его, идальго Эрнандо, на одну ступень как в воинском звании, так и в гражданском чине. «Вероятно, захваченная им территория намного богаче на благородные металлы и драгоценные каменья», – мелькнула вполне оправданная мысль в сознании неудовлетворенного и огорченного маркиза Эрнандо де Оохака.

В этот же день, сразу после получения такого сообщения о своем «конкуренте» Писарро, благородный идальго Кортес начал давать срочные распоряжения касательно сбора дани, налогов и подарков в метрополию. Поскакали в различные стороны страны Мексика из его резиденции в городе Мехико верхоконные курьеры, гонцы, порученцы и посланцы, которые везли местным начальникам-альгвасилам срочные депеши с одним единственным приказом – увеличить во что бы то ни стало поступление в колониальную казну золота, серебра и драгоценных камней. За несвоевременное исполнение приказаний генерал-губернатора и недостаточное рвение при сборе предписанного количества сокровищ, а также за воровство и лихоимство наместник испанского короля маркиз Кортес дель Валле грозил самыми жестокими карами, вплоть до повешения на ближайшем суку. Но местные альгвасилы, сборщики налогов и податей не особенно страшились таких суровых губернаторских письменных заявлений, так как до сего времени ни один испанский полицейский офицер и ни один колониальный чиновник не понесли никакого наказания – ведь всем было отлично известно, что, имея на руках золото, можно полюбовно договориться не только друг с другом, но даже и с самим чертом в преисподней, дабы он не разжигал бы особо большой огонь под котлом, в котором грешнику предстоит провести оставшуюся вечность. Как бы то ни было, генерал-губернатору Эрнандо Кортесу удалось все же отправить в Испанию 12 галер, груженых сокровищами, а в охрану придать им 22 хорошо вооруженных морских боевых судна: каравелл и бригантин.




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет