Антон Павлович Чехов Том 30. Письма 1904. Надписи

3 июня 1904 г.

Печатается по подлиннику (Архив Горького) . Впервые опубликовано: «Звезда», 1944, № 5–6, стр. 83.

Телеграмма. Датируется по служебной помете на телеграфном бланке: «Принята 3» и по связи с письмом 4441.

Ответ на телеграмму М. Горького и К. П. Пятницкого от 2 июня 1904 г.; Пятницкий ответил телеграммами от 3 и 8 июня (ГБЛ ).

Маркс отказал.  – В телеграмме, полученной Чеховым, говорилось: «Просим поставить Марксу условие не выпускать пьесу раньше конца года. Пешков. Пятницкий». Об отказе Маркса Чехов сообщил Пятницкому накануне 2 июня (см. 4445).

Посоветуйтесь присяжным поверенным.  – Пятницкого консультировал юрист О. О. Грузенберг. На совет Чехова Пятницкий отвечал сначала в телеграмме от 3 июня: «Хорошо посоветуемся, отказом Маркс отнимает предоставленное Вам договором право помещать произведения сборниках сносных условиях, то есть нарушает договор». В следующей телеграмме давался совет: «Необходимо формально телеграфом протестовать против выпуска пьесы до конца года иначе Маркс скажет действовал согласно автора». Затем в письме, без даты, с пометой Чехова: «1904, VI», он сообщал: «Вы поручили мне посоветоваться с присяжным поверенным. Я обратился к Оскару Осиповичу Грузенбергу, так как он уже беседовал с Вами и хорошо знаком с текстом договора между Вами и Марксом. Его мнение следующее. Первый пункт договора предоставляет Вам право помещать новые произведения в повременных изданиях и литературных сборниках с благотворительной целью. Вы имеете право самостоятельно установить условия и обещать, что в течение известного срока отдельного издания не будет. Маркс может выпустить данное произведение лишь после того, как Вы передадите его Марксу в собственность „по особому договору“ <…> В данном случае нужно направить к Марксу формальное заявление такого рода: „Первый пункт нашего договора предоставляет мне право помещать новые произведения в повременных изданиях и литературных сборниках с благотворительной целью. Я воспользовался этим правом и отдал пьесу „Вишневый сад“ на одно издание в сборник „Знание“, книга II, причем обещал, что, согласно установившемуся обычаю, отдельного издания не будет до конца подписного года. Согласно первому пункту, готов передать Вам „Вишневый сад“ в полную литературную собственность „по особому договору“. Если хотите, моту подписать „особый договор“ немедленно, отметивши в нем время выхода отдельного издания. Настоятельно прошу иметь в виду, что раньше конца года отдельного издания выпускать нельзя“ <…> Послать заявление нужно заказным письмом с обратной распиской. Если Маркс уже пустил „Вишневый сад“ в продажу, нужно требовать, чтобы продажа была прекращена до конца года». Однако совет О. О. Грузенберга запоздал: Чехов подписал «особый договор», не оговорив время выпуска «Вишневого сада», еще 17 марта 1904 г. (см. примечания к письму 4372*).
4448. М. П. ЧЕХОВОЙ

3 июня 1904 г.

Печатается по подлиннику (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 386.

Телеграмма. Датируется по служебной помете на телеграфном бланке: «Принята 3 VI. 1904».

Он и мне в последнем письме, которое не попало в собрание его писем, писал в середине июня, что „чувствую себя недурно, заказал себе белый костюм“…» (ЛН , т. 68, стр. 668).

6 (19) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 388–389.

Открытка.

6 (19) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 387–388.

М. П. Чехова ответила письмом от 12–14 июня 1904 г. (Письма М. Чеховой , стр. 230).

…в четверг выехал за границу…  – Перед отъездом М. П. Лилина принесла Чехову на вокзал письмо от К. С. Станиславского: «Я опять захворал и не могу выезжать. Мне не придется Вас проводить, и я очень грущу об этом. Жена передаст Вам это письмо и пожмет Вашу руку за меня. Мысленно буду с Вами, постоянно буду вспоминать о Вас и желать, чтоб Вы поскорее ободрились и за лето окрепли настолько, чтоб провести всю будущую зиму безвыездно в Москве. Будьте здоровы и не забывайте любящего и душевно преданного К. Алексеева. 1904, 3 июня, Любимовка» (Станиславский , т. 7, стр. 288).

8 (21) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 389–390.

Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Берлин. 21.6.1904; Ялта. 11 VI. 1904.

М. П. Чехова ответила 14 июня в письме от 12–14 июня 1904 г. (Письма М. Чеховой , стр. 230).

Так мою фамилию печатают здесь на моих книжках…  – В Берлине Г. Б. Иоллос подарил Чехову несколько его книг, переведенных на немецкий язык.

Здесь проездом Екатерина Павловна ~ Вчера я виделся с ней.  – Об этом Е. П. Пешкова вспоминала: «В последний раз я видела Антона Павловича в начале июня 1904 г. в Берлине, где он остановился по пути в Баденвейлер, чтобы посоветоваться с проф. Эвальдом. Из-за болезни детей я тоже застряла в Берлине, направляясь в Карлсбад. Антон Павлович и Ольга Леонардовна узнали об этом еще в России, и по приезде в Берлин Ольга Леонардовна разыскала меня. Мы с ней поехали в гостиницу, где нас ждал Антон Павлович. Вошли в просторный номер <…> Облокотившись на правую ручку дивана, сидел Антон Павлович. Он привстал, я поспешила ему навстречу. Поздоровались. Села в кресло около него. Антон Павлович стал расспрашивать о детях, о том, как их лечат.

– Ведь я же врач, мне интересно.

Рассказала ему, как меня испугал врач, когда он, взяв мокрую простыню, обернул ею Максима, а у него была темпертура за сорок, и он был весь красный от коревой сыпи. Но после этой процедуры мальчик перестал бредить и заснул.

– Здоровое надо иметь сердце, – сказал Антон Павлович, – но способ неплохой.

Заговорил Чехов о впечатлениях от Берлина, где все „чересчур“ удобно и где у женщин огромные ноги, а у Вертхейма замечательные егеровские фуфайки… Рассказал, что был в Зоологическом саду, ездил по городу.

Антон Павлович был бледный, похудевший, но он был оживлен, ласковой иронией светились его глаза. Казалось, что поездка в Баденвейлер всколыхнула в нем надежду на жизнь. Настроения безнадежности, „пути навстречу смерти“, которое бросилось в глаза одному из его друзей в Москве перед отъездом, в нем совсем не было. Наоборот, он говорил, что, вероятно, поправится и после Баденвейлера поживет на озерах в Италии.

Когда я сказала, что после лечения на курорте собираюсь на лето с детьми в Швейцарию, он заметил, что, быть может, и они с Ольгой Леонардовной после Баденвейлера, пока в Италии жарко, поживут конец лета в Швейцарии. Мы сговорились списаться, чтобы устроиться в одном месте. Пробыла я у Антона Павловича недолго, боялась его утомить, да и дома были больные дети» («Встречи с Чеховым». – ЛН , т. 68, стр. 616–617).

…присылай письма ~ которые не покажутся тебе пустяковыми.  – Мария Павловна отвечала: «Сегодня еще получила от тебя письмо из Берлина <…> Не писала потому, что ждала точного адреса, хотя в Badenweiler уже давно послала открытку. Письма из Берлина идут шесть дней. Для тебя есть два письма от Лазаревского из Владивостока, оба заказные, и письмо из действующей армии без марки. Письма Лазаревского вскрою и пришлю заказным вместе с военным письмом. Читать их не буду».

10 (23) июня 1904 г.

Печатается по фотокопии с автографа (собрание проф. Луиджи Роньони, Милан). Впервые опубликовано: «Литературная газета», 1980, № 3, 30 января.

Год устанавливается по штемпелю на конверте; адрес на конверте – рукой О. Л. Книппер-Чеховой.

Г. Б. Иоллос ответил письмами без даты, относящимися к 26 или 27 июня 1904 г. (ГБЛ ).

…пошлите кого-нибудь к Мендельсону, пусть вышлет нам деньги…  – Через берлинский банк Мендельсона Чехов должен был получить гонорар за переводы своих произведений, изданных в Германии на немецком языке. Иоллос отвечал: «Получив вчера Ваше письмо, я зашел к Мендельсону, представил чек и добился обещания, что деньги немедленно Вам будут высланы в Badenweiler. Надеюсь, что Вы их уже получили».

12 (25) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 390–391.

…получили ли Вы книжную посылку ~ из Москвы…  – В последней партии книг, посланных Чеховым в Таганрогскую городскую библиотеку, были в основном книги издательства «Донская речь».

…так печатают сами немцы, мои переводчики.  – См. примечания к письму 4451*.

Запретили немцы пить кофе…  – О диете, которую Чехову назначил доктор Таубе, см. письмо 4430.

…табес…  – tabes (лат., мед.) – истощение, сухотка.

…едва выехал из московской квартиры ~ как боль стала проходить.  – Изменение в состоянии Чехова объясняет письмо О. Л. Книппер к М. П. Чеховой от 1 июня: «Я думаю, что его боли во всем теле от нетопленного каменного дома, а топить нельзя, так как котлы разобрали для починки. Я сама мерзну. Это ужасно меня мучает, и я не дождусь, когда мы тронемся в путь» (Книппер-Чехова , ч. 2, стр. 57).
4454. П. И. КУРКИНУ

12 (25) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 391–392.

Открытка.

…я хорошо сплю, великолепно ем, только одышка…  – В этот же день, 12 (25) июня, О. Л. Книппер писала Вл. И. Немировичу-Данченко о здоровье Чехова: «В дороге Антон Павлович почувствовал себя очень хорошо, начал спать, есть с аппетитом. Но выглядит он страшно. Был у него в Берлине местная знаменитость prof. Ewald, но так шарлатански вел себя, что по его уходе мне сильно хотелось написать ему неприятное письмо. Или он нашел здоровье Антона настолько безнадежным, что не стоило заниматься, но и тогда это можно было сделать деликатнее… Как мне по ночам жутко бывает, если бы Вы знали! Когда Антон не спит, когда он так мучительно кашляет и лицо такое безумно страдальческое! Здесь ему велено лежать все время на солнце в chaise longue, хорошо питаться; утром делают легкое обтирание водой. Температуру измеряют 3 раза. Вот в все. Одышка ужасна. Двигаться он почти не может. Я ему читаю немецкие газеты, т. е. считываю по-русски. Получаем две русские газеты. Пасьянс раскладывает, полеживает» (Из прошлого , стр. 179).

Badenweiler хорошее местечко…  – Книппер вспоминала: «В Баденвейлере первое время Антон Павлович начал как будто поправляться, немного ходил около дома – его сильно мучила одышка, эмфизема легких; катались мы с ним почти ежедневно, и Антон Павлович очень любил эти поездки по прекрасной дороге с чудесными вишневыми деревьями по сторонам, среди выхоленных полей и лугов с журчащими ручьями – искусственное орошение, – мимо маленьких уютных домиков с крохотными садиками, где на маленькой площадке с любовью разбит и огород, и тут же цветут лилии, розы и гвоздики. Вся эта мирная панорама радовала Антона Павловича, ему нравилась эта привязанность и любовь к земле, и он с тоской переносился мыслями в Россию и мечтал о том времени, когда русский крестьянин с такой же бережной любовью будет выхаживать свой клочок земли» (Книппер-Чехова , ч. 1, стр. 63).
4455. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ

12 (25) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ ). Впервые опубликовано: с выпусками – «Русские ведомости», 1904, № 183, 3 июля; полностью – Письма, собр. Бочкаревым , стр. 130–131.

В. М. Соболевский ответил 18 июня 1904 г. (ГБЛ ).

…спасибо за «Русские ведомости»…  – В письме от 11 июня Соболевский извещал Чехова, что «Русские ведомости» высылаются ему в Баденвейлер с 1 июня (ГБЛ ).

…низко кланяюсь за знакомство с Г. Б. Иоллосом.  – Г. Б. Иоллос писал позднее В. М. Соболевскому: «Я лично в Берлине уже получил впечатление, что дни А. П. сочтены – так он мне показался тяжело больным: страшно исхудал, от малейшего движения кашель и одышка, температура всегда повышенная. В Берлине ему трудно было подняться на маленькую лестницу Потсдамского вокзала, несколько минут он сидел обессиленный и тяжело дыша. Помню, однако, что когда поезд отходил, он, несмотря на мою просьбу оставаться спокойно на месте, высунулся из окна и долго кивал головой, когда поезд двинулся» («Русские ведомости», 1904, № 189, 9 июля).

Книппер вспоминала: «В Берлине же Антон Павлович впервые познакомился с покойным Г. Иоллосом, много беседовал с ним и сохранил к нему теплую симпатию» (Книппер-Чехова , ч. 1, стр. 63).

…его письма из Берлина.  – Иоллос печатал в «Русских ведомостях» корреспонденции из Берлина. В 1904 г. вышла книга: Г. Иоллос . Письма из Берлина. СПб., куда вошли его лучшие корреспонденции, напечатанные в газете.

12 (25) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовало: Письма , т. VI, стр. 392–394.

М. П. Чехова ответила 21 июня 1904 г. (Письма М. Чеховой , стр. 231).

…villa Friederike ~ Мы живем здесь и платим пансион.  – См. предыдущее письмо и примечания* к нему.

…в Ялту мы ~ приедем морем через Триест…  – После смерти Чехова Г. Б. Иоллос писал В. М. Соболевскому: «По приезде сюда, в Баденвейлер, он первые дни чувствовал себя бодрее, говорил о своих планах, мечтал о путешествии по Италии и хотел вернуться в Ялту через Константинополь. Аппетит и сон были лучше…» («Русские ведомости», 1904, № 189, 9 июля).

13 (26) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 398.

Открытка (с видом Badenweiler’а). Год устанавливается по почтовым штемпелям: Badenweiler. 27.6.04; Ялта. 18 VI. 1904.

15 (28) июня 1904 г.

Печатается по автографу (Мелихово) . Впервые опубликовано: Ю. Авдеев . В чеховском Мелихове. М., 1968, стр. 99-100.

Мы живем в Badenweiler’е местечке ~ скучном.  – Ср. письма 4454 и 4468.

Эля – Э. И. Книппер, первая жена Владимира Леонардовича.

Завтра Оля уезжает ~ в Базель…  – См. следующее письмо.

Будьте веселее.  – В. Л. Книппер вспоминал: «С А. П. Чеховым я виделся в последний раз весной 1904 г. в Берлине <…> Я только что обосновался в Дрездене, чтобы готовиться там к сцене у профессора Рихарда Мюллера. Этот перелом в моей жизни, тревога за будущее и намечавшееся расхождение с первой моей женой Э. И. Книппер (рожденной Бартельс) сильно повлияло тогда на меня. От чуткого Антона Павловича мое душевное состояние не укрылось. Он спросил о причине моей подавленности, но я отделался какой-то шуткой. Я никогда не переписывался с Антоном Павловичем и вдруг 29 июня н/с получаю от него открытку. Почему он написал мне? Все, кто знал его чуткость и внимание к людям, сразу скажут: из-за двух последних слов – „Будьте веселее“…

Это последнее свидание с Антоном Павловичем мне особенно памятно еще по одной детали. Увлекаясь игрой на скрипке и пением, я совершенно не задумывался над политическими событиями, войной с японцами и близостью революции. И когда я выразил надежду на победу русских войск, то отлично помню, как сидевший на диване Антон Павлович, волнуясь, снял пенсне и своим низким голосом веско мне ответил: „Володя, никогда не говорите так, вы, очевидно, не подумали. Ведь наша победа означала бы укрепление самодержавия, укрепление того гнета, в котором мы задыхаемся. Эта победа остановила бы надвигающуюся революцию. Неужели вы этого хотите?“ Я был сражен и уехал пристыженный, глубоко задумавшись над этими словами и тем волнением и силой, с которыми они были сказаны Антоном Павловичем» («Последнее свидание с Чеховым», – ЛН , т. 87, стр. 302).

16 (29) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 398–399.

Ответ на письмо М. П. Чеховой от 6 июня 1904 г.; Мария Павловна ответила 26 июня (Письма М. Чеховой , стр. 229 и 232).

…Ваня у нас, поклонись ему.  – И. П. Чехов находился в это время в Ялте. 26 июня Мария Павловна писала о нем: «Хотим завтра с Ваней выехать на пароходе в Батум и обратно, останавливаясь на берегу <…> Ваня очень тоскует, у них с Соней вышла неприятность из-за теток, которые не пустили Соню в Крым. Она уехала с Володей в Никитино».

Что в женской гимназии ~ Бородулин жив?  – Ответ на эти вопросы содержится в письме Марии Павловны от 21 июня: «Варвара Константиновна <Харкеевич> остается, она сильна. Здоровье Василия Андреевича <Бородулина> все в том же положении, хотя он выезжает. Софья Павловна <Бонье> напишет тебе подробно» (Письма М. Чеховой , стр. 231). О здоровье доктора Бородулина писал Чехову 26 мая Л. В. Средин (ГБЛ ).
4460. Г. И. РОССОЛИМО

17 (30) июня 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 400.

Открытка.

Г. И. Россолимо ответил 23 июня 1904 г. (ГБЛ ).

…я уже выздоровел…  – Россолимо писал в своих воспоминаниях: «Несколько слов и об отношении А<нтона> П<авловича> к своей болезни, которое было удивительно характерным. Как известно, он более десяти лет страдал туберкулезом легких, позднее поразившим и его кишечник; известно также, что туберкулезные больные крайне оптимистически относятся к своей болезни, то игнорируя симптомы ее, то стараясь объяснить явление чем-либо иным, но не туберкулезом, и нередко даже накануне смерти считают себя совершенно здоровыми. Чехов, образованный врач, крайне чуткий человек, обладавший способностью глубокого анализа и самоанализа, хотя не отрицал существования болезни, но относился к ней крайне легкомысленно, чтобы не сказать больше, и различные проявления ее старался объяснить по-своему» («Воспоминания о Чехове». – Чехов в воспоминаниях , стр. 670).

…неизлечимая лень.  – В своем ответе Россолимо успокаивал Чехова: «Не бойтесь теперь той лени, о которой пишете: это лень благодетельная, как необходимый размах перед возобновлением работы после болезни: сперва лень, потом чувство скуки и, наконец, та тоска, которой я придаю очень большое значение для всякого процесса творчества».

…поеду в Сев<ерную> Италию…  – Россолимо отвечал: «Вы думаете проехаться в Италию? Мне очень любопытно было бы знать, какое Вы себе наметили место, чтобы мысленно сопровождать Вас по хорошо известной мне стране. Быть может, я об этом узнаю из письма от Вас, которое принесет мне вместе с тем и новые добрые вести о Вашем здоровье?»

19 июня (2 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 400–401.

Открытка.

М. П. Алексеева (Лилина) ответила 29 июня 1904 г. (Ежегодник МХТ , 1944, стр. 239–240).

…выслать ей пьесу Ярцева «У монастыря»…  – Лилина отвечала: «Завтра высылаю пьесу, извиняюсь очень перед Ольгой Леонардовной, что задержала ее, но не могла найти, с переездом на дачу засунула ее и только вчера нашла. Сегодня не могла послать ее, т. к. никто не едет в Москву, и воспользовалась случаем, чтобы дочитать ее. Пьеса мне не нравится, есть несколько интересных взглядов, удачно выраженных, кот<орые> Ярцев стащил у какого-нибудь немецкого философа и для них придумал пьесу. Вот и все. А как будут играть последний акт, я не знаю! Он до того неестественен, что даже смешно. Впрочем, я не судья, пьеса одобрена более компетентными людьми. Публике, может быть, она и понравится». Пьеса П. М. Ярцева «У монастыря» готовилась к постановке в Художественном театре во второй половине 1904 г., премьера состоялась 21 декабря 1904 г. Книппер исполняла в пьесе роль Ольги.

19 июня (2 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (Архив Горького ). Впервые опубликовано: «Звезда», 1944, № 5–6, стр. 83.

Ответ на письмо К. П. Пятницкого, без даты, с пометой Чехова: «1904, VI» (ГБЛ ).

…я не думал о том, о чем надлежало подумать…  – Отклик на упрек Пятницкого: «…Последний совет Грузенберга был: дать доверенность для переговоров и дела с Марксом кому-нибудь из родных или просто присяжному поверенному, которому Вы доверяете. Это нужно было сделать немедленно, еще в Москве, до отъезда. В самом деле: Вы сообщили об отказе Маркса 3-го июня, в этот же день Вы уехали за границу, не оставив никому полномочий. Каждый день был дорог. Нужно было отправить формальный протест, не теряя ни часу. Тогда издание не появилось бы. Между тем как раз на эти дни Вы исчезли из виду, и нам не к кому было обратиться. Я телеграфировал в Badenweiler. Но оттуда еще 9 июня мне отвечали, что Вас там нет. А Маркс в это время помещал объявления о выходе отдельного издания в газетах. Наше положение было безвыходное. Нужно же вспомнить, что мы не имели права обращаться к Марксу: это может сделать только автор <…> Поступайте как найдете нужным».

…большую долю вины я должен взять на себя.  – Пятницкий писал: «Мы с Алексеем Мак<симовичем> просили Вас не выпускать пьесу, проданную в сборник, в другой фирме раньше конца года. Эта просьба вызывалась необходимостью. Мы не думаем о прибыли с данной книги. Но расходы должны быть покрыты: нужно вернуть стоимость бумаги и типографских работ, гонорар авторов и те отчисления в пользу разных учреждений, какие указаны в начале книги. Расходы эти, как Вы знаете, велики <…> Составляя второй сборник, мы рассчитывали, что его будут покупать, главным образом, из-за „Вишневого сада“ <…> Что же теперь вышло? Не успел второй сборник поступить в магазины, как Маркс выпускает „Вишневый сад“ отдельной книгой – по 40 коп. Об этом напечатаны сотни тысяч объявлений в „Ниве“ и крупных газетах. Значит, он печатал пьесу одновременно с нами – еще когда мы боролись с цензурой? Пьеса появилась в двух фирмах одновременно. Будут ли теперь покупать сборник из-за „Вишневого сада“? Конечно, не будут. Его приобретут только те, кому интересно познакомиться с новыми рассказами Чирикова и Юшкевича. Круг читателей уменьшился в несколько раз. Вероятно, расходы не будут покрыты. Если бы мы предполагали что-нибудь подобное, мы сделали бы одно из двух: или ввели бы во второй сборник крупную вещь Горького или Андреева, или напечатали б всего несколько тысяч, соответственно сокративши расходы по книге <…> Появление „Вишневого сада“ в другой фирме, одновременно со вторым сборником, остановит сбыт сборника и причинит значительные убытки».

…возвратом 4500 р…  – Гонорар за «Вишневый сад», напечатанный во второй книге «Сборника товарищества „Знание“ за 1903 год», полученный Чеховым в конце мая 1904 г. (см. письмо 4440 и примечания* к нему).

…он уж от меня ведет дело с Марксом…  – Основываясь на консультации с юристом О. О. Грузенбергом, Пятницкий писал Чехову: «Маркс не имел никакого права распоряжаться пьесой, выпускать издание, печатать объявления и пр. Это – хищничество, не больше. Нужно было из Москвы послать определенный протест. Нужно было не просить, а требовать».

…считаю себя обманутым довольно мелко и глупо…  – См. примечания к письму 4372*.

19 июня (2 июля) 1904 г.

Печатается впервые, по подлиннику (Архив Горького ).

Телеграмма. Датируется по служебной помете на бланке: «Принята 19.VI.1904».

21 июня (4 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 401–402.

М. П. Чехова ответила 28 июня 1904 г. (Письма М. Чеховой , стр. 233).

…посылаю тебе чек ~ 800 р. вышли мне…  – М. П. Чехова отвечала: «Получила деньги 1200 рублей. Посылаю тебе, милый Антоша, 800 рублей. За 400 рублей большое мерси. Теперь пошлю в казначейство, заплачу по счетам Янаки, Бабакаю и т. д. Еще больше спасибо за письмо, значит, ты поправляешься, теперь я спокойно выеду с Ваней в Батум, через 10 дней буду дома».

Доктор Швёрер, который меня лечит…  – А. С. Суворин писал в своем очерке «О Чехове» уже после смерти Чехова: «Лечивший его врач, доктор Швёрер, телеграфировавший нам о последних днях его жизни, говорит, что он переносил свою болезнь как герой и с изумительным хладнокровием ожидал смерти. Он страстно хотел жить, но не боялся и смерти: он жил тем русским простым, не кричащим героизмом, который хорошо понимает всякая благородная русская душа, и умереть он мог только как герой, смело смотря в глаза надвигающейся неизбежности и шепча умирающими устами: „Здравствуй, смерть!“…» («Новый мир», 1980, № 1, стр. 242).

…Ване и Жоржику…  – И. П. и Г. М. Чеховым.

22 июня (5 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 402–403.

Открытка. Датируется по почтовым штемпелям: Badenweiler. 5.7.1904; Ялта. 29 VI. 1904.

М. П. Чехова ответила 28 июня 1904 г. (Письма М. Чеховой , стр. 233–234).

…в чеке вместо 24 июня написал 24 июля.  – М. П. Чехова отвечала: «Сегодня получила деньги и отправила тебе 800 рублей. Действительно, ты написал „июля“, и если бы не открытка, которую я получила утром, то, пожалуй, была бы задержка. Исправить пришлось самой, Вани не было дома. Форточку сделаю непременно. Марки все будут целы».

6 июня (9 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 403.

Открытка.

…стало очень жарко…  – Книппер вспоминала: «Началась жара <…> Антон Павлович, идя по коридору, сильно задыхался и, вернувшись в комнату, затревожился, просил переменить комнату – окнами на север, и часа через два мы уже устраивались в новой комнате, в верхнем этаже, с прекрасным видом на горы и леса. Антон Павлович лег, просил меня написать в Берлин, в банк, чтобы выслали нам остающиеся там деньги. И когда я села писать, он вдруг сказал: „Вели прислать деньги на твое имя“. Мне это показалось странным. Я засмеялась и ответила, что я не люблю возиться с денежными делами (и это Антон Павлович знал) и что пусть будет по-прежнему. И написала, чтоб выслали Herrn A. Tschechof (деньги пришли, когда он уже лежал без жизни). И когда я разбирала вещи и приводила в порядок комнату, он вдруг спросил: „А что, ты испугалась?“ Может быть, моя торопливость заставила его так думать. Через три дня уже оба эти обращения получили какое-то огромное значение, мучительное» (Книппер-Чехова , ч. 1, стр. 64–65).

Получил сегодня от Жоржа письмо…  – Письмо Г. М. Чехова от 20 июня 1904 г. (ГБЛ ).

От тебя писем ~ было всего два.  – От 6 и 12 июня 1904 г. (см. Письма М. Чеховой , стр. 229 и 230).

Из Берлина я писал тебе…  – См. письма 4450 и 4451. 12 июня Мария Павловна писала: «Дорогой Антоша, слава богу, что ты поправляешься. Я получила сегодня твое письмо из Берлина. Все радуемся и сразу повеселели. Положительно долго не было известий, но спасибо Вишневскому – он прислал ту телеграмму, которую получил от Вас из Берлина» (там же, стр. 230).
4467. Г. И. РОССОЛИМО

28 июня (11 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ ). Впервые опубликовано. Письма , т. VI, стр. 403, 405.

Вы как-то рассказывали мне вечером…  – Россолимо вспоминал о последней встрече с Чеховым накануне его отъезда в Германию: «Воспользовавшись вопросом о том, что поделывал я в последнее время, я подробно рассказал ему о своей недавней поездке на о. Корфу, о прелестях тамошней природы и климата, о дивных экскурсиях в Грецию – на Марафон, к развалинам храма Диониса и подножию Пентеликона, о волшебных панорамах во время проезда по Архипелагу, о розовой утренней заре, освещавшей покрытую в то время снегом и точно висевшую в безбрежности глубокого южного неба вершину старого Афона, о том душевном покое, который испытываешь среди морской прохлады во время морских путешествий. Не помню еще, о чем в этом роде старался я рассказывать метавшемуся в жару А. П-чу, хотя и слушавшему с напряженным вниманием. Мне казалось, что, унеся его мысленно в волшебные края, подальше от окружавшей его обстановки, я облегчил его томление и отгонял призрак „Черного монаха“» (Чехов в воспоминаниях , стр. 667–668).

…в какой день пароход выходит из Марселя ~ приходит в Одессу…  – Накануне, 27 июня, Книппер сообщала Вл. И. Немировичу-Данченко: «Антону Пав<ловичу> нехорошо. Страшная слабость, кашель, температура повышенная. Я не знаю, что делать, буквально. Думаю, что прямо ехать в Ялту. Он мечтает пожить на оз<еро> Комо. Затем из Триеста морем кругом через Константинополь в Одессу. Здесь ему сильно надоело. В весе теряет. Целый день лежит. На душе у него очень тяжело. Переворот в нем происходит» (Из прошлого , стр. 180).

28 июня (11 июля) 1904 г.

Печатается по автографу (ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма , т. VI, стр. 406, 408.

…я задыхаюсь и мечтаю о том, чтобы выехать отсюда.  – О здоровье Чехова Книппер с тревогой писала Марии Павловне 30 июня: «Все время здесь он себя чувствует нехорошо, кашлял все время, ночи мучительные, бессонные, одышка такая, что почти не может двигаться. Я приходила в отчаяние, положительно не знала, что делать, умоляла доктора отпустить нас скорее в Ялту, домой, но, пока Антон лихорадит, нельзя его везти. Вчера сделалось очень нехорошо. Умоляю тебя, Маша, не нервись, не плачь, опасного ничего нет, но очень тяжело <…> Как только Антону будет полегче, я все сделаю, чтобы скорее ехать домой. Вчера он так задыхался, что я не знала, что делать, поскакала за доктором. Он говорит, что вследствие такого скверного состояния легких сердце работает вдвое, а сердце вообще у него не крепкое. Дал вдыхать кислород, принимать камфору, еще капли, все время лед на сердце. Ночью дремал сидя, я ему устроила гору из подушек, потом два раза впрыснула морфий, и он хорошо уснул лежа. Сегодня весь день лежал и не двигался, только к вечеру пересел в кресло. Доктор ездит два раза в день <…> Кашель перестал в эти дни. Температуру мерить прекратили, так как его нервит, что все время немного повышенная. Кушает хорошо, ест санатоген, сегодня пьет старый рейнвейн.

Я долго мучилась, не знала, писать ли тебе <…> Антону, конечно, не давай чувствовать в письмах, что я тебе писала, умоляю тебя, а то это его будет мучить. Пока я пишу, а он все твердит, чтобы я писала, что ему лучше <…> Антон все мечтал о возвращении домой морем, но, конечно, это несбыточно, то есть если бы он настолько поправился, это было бы отлично, чем в такую жару ехать в вагоне.

Пиши ему чаще и больше. На днях ездила в Оренбург, велел заказать себе светлый фланелевый костюм.

Если бы я могла предвидеть или если бы Таубе намекнул, что может что-то с сердцем сделаться, или что процесс не останавливается, я бы ни за что не решилась ехать за границу. Ну, хочешь, ругай меня за письмо, а я знаю, что я должна была так написать. Очень хочу видеть тебя и очистить наши отношения от всего ненужного <…> Если бы я писала не в присутствии Антона и не спешила бы – написала бы полнее, не так сухо» (Книппер-Чехова , ч. 2, стр. 58–59).

…Ольга поехала в Фрейбург заказывать мне фланел<евый> костюм…  – Книппер вспоминала: «За три дня до кончины Антон Павлович почему-то выразил желание иметь белый фланелевый костюм (и в шутку упрекал меня: плохо одеваешь мужа). И когда я говорила, что костюм нельзя купить здесь, он, как ребенок, просил съездить в ближайший город Фрейбург и заказать по мерке хороший костюм. На эту поездку потребовался целый день, так что Антон Павлович оставался совсем один и, как всегда, спускался к обеду и к ужину. Как раз когда я вернулась, Антон Павлович выходил из общей столовой и, по-видимому, гордился своей самостоятельностью и остался очень доволен, когда узнал, что костюм будет готов через три дня» (там же, ч. 1, стр. 64).

…от одышки, единственное лекарство – это не двигаться.  – О последних днях жизни Чехова Книппер писала своей матери А. И. Книппер: «Вообще здесь он томился, мечтал о морском путешествии в Ялту. Во вторник ему стало нехорошо, доктор велел дышать кислородом, прописал дигиталис. Ночь была ужасная, он безумно тяжело дышал, то сидел, то лежал, заговаривался. Я ему впрыснула два шприца морфия, под утро заснул хорошо. День было нехорошо, он лежал, то есть сидел в подушках, лежа задыхался, к вечеру пересел в кресло. Ночь опять страшно мучительная, бессонная, он опять потребовал два раза морфия, к утру отлично заснул. Проснулся хорошо, весь день не было одышки, раскладывал пасьянс, сидел в кресле, ел только жидкое. Кишечник исправен. Перед сном доктор велел дать хлоралгидрату.

Он заснул, через час проснулся, в первом часу, начал томиться, заговаривался, снимал лед с сердца, говорил, что на пустое сердце не надо льду. В два часа велел послать за доктором, когда тот пришел, он ему сказал: я умираю, потом по-немецки: ich sterbe. Доктор впрыснул большую дозу камфоры, дал шампанского, но сердце все слабело, не успела я подойти с другой стороны кровати, как он уже без вздоха, без боли, без хрипа тихо заснул. Смерть чудесная была, без агонии, без страданий. Весь день лежал в номере, удивительно красивый. Ночью перенесли в часовню. Вчера приезжал батюшка из Карлсруэ, чудесно служил, было много народу. При мне все время московский студент Рабенек, помогал; Эля здесь, Иоллос из Берлина. Консул баденский обо всем, всем хлопочет, о вагоне, о препятствиях» (там же, ч. 2, стр. 59–60). Более подробно последние часы Чехова описаны в воспоминаниях Книппер: «Предпоследняя ночь была страшная. Стояла жара, и разражалась гроза за грозой. Было душно. Ночью Антон Павлович умолял открыть дверь на балкон и окно, а открыть было жутко, так как густой, молочный туман поднимался до нашего этажа и, как тягучие привидения самых фантастических очертаний, вползал и разливался по комнате, и так всю ночь… Электричество потушили, оно мучило зрение Антону Павловичу, горел остаток свечи, и было страшно, что свечи не хватит до рассвета, и клубы тумана все ползли, и особенно было жутко, когда свеча то замирала, то вспыхивала. Чтобы Антон Павлович, приходя в сознание, не заметил, что я не сплю и слежу за ним, я взяла книгу и делала вид, что читаю. Он спрашивал, приходя в себя: „Что читаешь?“ Томик Чехова был открыт на рассказе „Странная история“, я так и сказала. Он улыбнулся и слабо сказал: „Дурочка, кто же возит книги мужа с собой?“ – и опять впал в забытье. Когда я ему клала лед на сердце, он слабо отстранял и неясно бормотал: „Пустому сердцу не надо…“ <…> я утром с нетерпением ждала прихода доктора Швёрера, чтобы посоветоваться с ним и выписать сестру или брата Антона Павловича из России. Мне казалось, что я могла потерять присутствие духа, если еще повторится такая ночь. И как ни странно, – о смерти не думалось, о конце. Доктор успокоил меня, ласково, мягко поговорил с Антоном Павловичем. Стало легче утром, Антон Павлович поел даже жидкой кашки и попросил устроить его в кресле поближе к окну. И очень много и долго, с перерывами, раскладывал пасьянс „тринадцать“.

В сумерки я пошла в аптеку за кислородом, и он сам велел мне выкупаться в бассейне, пробежаться по парку и вздохнуть, так как эти дни я ни на минуту не выходила из комнаты. Вернувшись, я увидела его мягко улыбающееся лицо <…> И тут-то <…> Антон Павлович и начал придумывать рассказ, как в богатом курорте, вечером, собираются все, уставшие за день от всякого рода спорта, сытые, богатые англичане, американцы и с жадностью ожидают сытного ужина, и – о ужас – оказывается, что повар скрылся, и как эта трагедия отозвалась на желудках всех этих сытых, избалованных людей. Антон Павлович так увлекательно говорил, что я смеялась от души, и казалось, что точно камень свалился с груди. Приняв лекарство, Антон Павлович велел взять лишние подушки и лег, как обыкновенно, и с улыбкой сказал: „Вот видишь, сегодня мне уже легче, я не так задыхаюсь“. Вскоре уснул и спокойно, тихо проспал часа три…

Около часа он проснулся. Жаловался, что ему жестко лежать, жаловался на тошноту, „маялся“ и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Стало жутко. Но чувство, что надо все делать необычайно уверенно и быстро, заставило собрать все силы. Я разбудила нашего знакомого русского студента Л. Л. Рабенека, жившего в этом же отеле, и попросила сбегать за доктором. Разбудила швейцара и велела дать льду. Когда вернулся Рабенек, мы быстро и молча на полу кололи лед в ожидании прихода доктора… Выражение лица Антона Павловича было сосредоточенное, ожидающее, как бы прислушивающееся к чему-то…

Пришел доктор Швёрер и с мягкой лаской начал что-то говорить, обняв Антона Павловича. А. П. как-то необыкновенно прямо приподнялся, сел и сказал, громко и ясно: „Ich sterbe“. Доктор успокаивал, взял шприц и сделал впрыскивание камфоры, велел подать шампанского. Антон Павлович взял полный бокал, оглянулся, улыбнулся мне и сказал: „Давно я не пил шампанского“. Выпил все до дна, лег тихо на левый бок – я только успела перебежать и нагнуться к нему через свою кровать, окликнуть его – он уже не дышал, уснул тихо, как ребенок…» (там же, ч. 1, стр. 65–66).