«Берлин, — заявил он, — больше не является военной целью». Когда это заявление стало известно в американских войсках, некоторые их подразделения находились всего в 45 милях от Берлина

* * *

Несколько часов спустя он проснулся со странным ощущением какой-то неправильности и услышал голос: «Интересно, что случилось? Так тихо».

Мальчишки высыпали из бункера и увидели «фантастическую, неправдоподобную сцену, похожую на старую картину наполеоновских войн. Сияло солнце, повсюду валялись трупы. Дома лежали в руинах. Догорали разбитые и брошенные автомобили. Самыми страшными были мертвецы. Горы мертвецов. А рядом с ними их винтовки и фаустпатроны. Безумная картина. И тогда мы поняли, что остались совсем одни».

Они проспали всю атаку.

* * *

Даже Геббельс не мог дольше игнорировать угрозу штурма. Министерство пропаганды разразилось истерическим потоком новостей и призывов. Официальная газета нацистской партии «Вёлькишер беобахтер» объявила о форсировании Одера Красной армией: «Нас ждет новое тяжелое испытание, может быть тяжелейшее из всех. Каждый квадратный метр территории, за которую придется сражаться врагу, каждый советский танк, который подобьет фольксштурмовец или член гитлерюгенда, сегодня важнее, чем в любой другой момент этой войны. Лозунг дня: «Стисните зубы! Деритесь как дьяволы! Не отдавайте без боя ни крошки земли! Решительный час требует последнего величайшего усилия!» Берлинцев предупредили, что русские уже решили судьбу жителей города. Тех, кто не будет убит на баррикадах, заявил Геббельс, ликвидируют «депортацией на рабский труд».

Днем 18 апреля генерал Рейман получил из имперской канцелярии приказ, позже подтвержденный личным телефонным звонком Геббельса: «9-я армия запросила все имеющиеся в наличии войска, включая фольксштурм, для укрепления второй линии обороны». Другими словами, город лишали последних защитников ради внешней обороны. Рейман был в шоке, но поспешно собрал десять батальонов фольксштурма и полк противовоздушной обороны из гвардейской дивизии «Великая Германия». После долгих поисков реквизировали пеструю коллекцию средств передвижения, и войско двинулось на восток. Наблюдая за их уходом, Рейман повернулся к посланцу Геббельса и сердито сказал: «Передайте Геббельсу, что все возможности защиты столицы рейха исчерпаны. Берлинцы беззащитны».

* * *

Большинство берлинцев и понятия не имели об этой прекрасно снабжаемой лавке. Она обслуживала только избранных клиентов, включая высокопоставленных нацистских чиновников. Виберг давно оказывал частную финансовую поддержку хозяину и собирал здесь по крупицам новости, просто слушая таких посетителей, как эти упитанные дамочки. Сегодняшняя информация должна быть точной, думал Виберг; мужья этих дам — важные нацисты.

Наконец Виберг решил, что услышал достаточно. Он собрал свои покупки, прикоснулся к полям шляпы, прощаясь с хозяином, и вышел из лавки. На улице он ускорил шаг, надеясь побыстрее найти Иессен-Шмидта.

После нескольких часов обсуждения мужчины решили, что информация Виберга должна соответствовать истине. Во второй половине среды 18 апреля в Лондон ушла радиограмма. Хотя все другие надежды рухнули, Виберг отчаянно надеялся, что на это донесение союзники отреагируют. Согласно подслушанному в продовольственной лавке разговору, Гитлер определенно находился в районе Берлина — в штабе в Бернау всего лишь в 14 милях северо-восточнее города. Разве могли они подарить фюреру 20 апреля на его пятьдесят шестой день рождения что-нибудь получше, чем массированный авианалет?

* * *

Йодль поднялся наверх, чтобы побриться перед возвращением в бункер фюрера. Этот день рождения Гитлера не должен был ничем отличаться от остальных: обычная процессия правительственных чиновников и членов кабинета с поздравлениями, на которой ожидалось и присутствие Йодля. Когда он спустился, Луиза вручила ему фуражку и ремень. Он взял портфель с картами и поцеловал ее на прощание.

— Я должен поспешить с поздравлениями.

Как обычно в последнее время, Луиза подумала, суждено ли им увидеться снова.

— Благослови тебя Бог, — крикнула она мужу, когда он садился в машину.

Еще один из приближенных Гитлера уже был готов отправиться на церемонию. Рейхсмаршал Герман Геринг намеревался продемонстрировать свою лояльность, однако после поздравлений спешил на юг. Геринг решил, что настал момент расставания с огромным замком и поместьем Каринхалле в 50 милях к северо-западу от Берлина. Он принял это решение вскоре после половины седьмого утра, когда началась советская бомбардировка. Геринг тут же позвонил в близлежащий Пренцлау, в штаб Хейнрици. Командующий подтвердил, что наступление на севере началось: «2-й Белорусский фронт Рокоссовского наконец обрушился на 3-ю танковую армию фон Мантейфеля». Геринг прекрасно знал, что у фон Мантейфеля не хватит сил для сопротивления. В предыдущие недели рейхсмаршал несколько раз объезжал позиции, громко обвиняя генералов в том, что «из-за их безделья ничего не готово к обороне, и русские просто с хохотом прогуляются через их позиции».

Сам Геринг подготовился отлично. На главной дороге за воротами поместья выстроились двадцать четыре грузовика люфтваффе, груженные ценностями Каринхалле — антиквариатом, картинами, серебром и мебелью и готовые вот-вот отправиться на юг. Большинство работников штаба люфтваффе, расположенного в Берлине, должны были [326] покинуть столицу другими колоннами в тот же день, только позднее{49}.

Геринг сказал несколько напутственных слов начальнику колонны, и в окружении мотоциклистов грузовики тронулись с места. Геринг оглянулся на огромный замок с величественными флигелями и контрфорсами. Подошел офицер инженерной службы люфтваффе и доложил, что все готово. Провожаемый взглядами своих людей и нескольких местных жителей, Геринг перешел дорогу, склонился над детонатором и резко опустил стержень ударника. С ужасающим грохотом Каринхалле взлетел на воздух.

Не дожидаясь, пока осядет пыль, Геринг подошел к своему автомобилю и спокойно сказал одному из саперов: «Ну, вот что приходится иногда делать наследным принцам». Он опустился на сиденье и захлопнул дверцу. Его ждали Берлин и праздник в честь дня рождения фюрера.