10
Эмоциональная поддержка, о которой я говорила, имеется не у всех женщин.
Я слышала, что, в соответствии со статистикой, девять из десяти женщин остаются со своими мужьями-алкоголиками. Девять из десяти мужчин бросают своих жен-алкоголичек.
Не только Джерри не бросил меня, но я постоянно ощущаю доброе отношение и чужих людей. Многие испытывают чувство взаимопонимания, основанное на одинаковом несчастье.
Однажды кто-то сказал мне: «Сейчас вы, кажется, более популярны, чем ваш муж». Я ответила: «Ну, у моего мужа не было таких испытаний, какие пережила я». Когда я прохожу в толпе, я должна быть осторожна, потому что какая-нибудь женщина обязательно подойдет, крепко сожмет меня в объятиях или стиснет мою руку со словами: «Вы знаете, мы выздоравливаем от той же болезни». А я, честно, не знаю, о какой болезни они говорят — раке, алкоголизме или артрите.
Какая бы ни была ее болезнь, я всегда надеюсь, что она не пытается выжать поддержку из камня, а имеет мужа, как у меня. Вскоре после удаления молочной железы по поводу рака и последующей химиотерапии я пыталась преодолеть комплекс неполноценности. Я никогда не была слишком уверенной. Если входила в комнату, мне всегда казалось, что я не нравлюсь половине присутствующих там людей. А потеря груди заставляет вас чувствовать себя калекой и психологически и физически, менее адекватной в супружеской паре. Вы теряете возможность жить физически полноценно, как бы вы хотели, совсем не для себя (вы-то можете жить без этого), но для вашего мужа.
Моя операция удаления груди пришлась на время, когда некоторые женщины начали ходить без нижнего белья и носить прозрачные блузки. Где бы я ни была, я всегда внимательно наблюдала за хорошо сложенными женщинами и страдала, что так подвожу своего мужа.
Для Джерри это было очевидной глупостью. Он всегда вдохновлял меня: «О, ты гораздо красивее, чем она!» В течение более чем тридцати лет он никогда не унижал меня и не заставлял меня чувствовать несоответствие, даже когда я пила и принимала таблетки, а это ведь не обычное явление. В группах поддержки или здесь в Центре я слышу, как женщины говорят: «Я потеряла семью. Мой муж не смог вынести моего заболевания и быть рядом со мной. Мои дети не хотят приходить домой».
Так много женщин имеют личные проблемы, что в Центре пришлось уже с самого начала сделать некоторые изменения. Дэн Андерсон, президент Газелдена, подсказал нам новое направление. Мы открыли западный холл через месяц после здания Маккэллюма, а затем северный холл. Все здания были для обоего пола до тех пор, пока Дэн не приехал и не осмотрел наш Центр. Его заключение было противоречивым.
В разговоре с Джоном Шварцлосом и мной он сказал: «Вы делаете огромную работу, но разве вы хотите быть только еще одним шестидесятикоечным лечебным центром? Вы имеете возможность сделать здесь что-то необыкновенное. Имеются клинические различия между алкоголиками — женщинами и мужчинами, и это требует особого подхода в лечении, а так как из-за репутации Бетти половина ваших пациентов женщины, то почему бы не отделить от них мужчин?» (Газелден в то время был единственным центром, насколько мы знали, где практиковалась раздельная терапия.)
Дэн сказал, что предвидит день, когда Центр Бетти Форд может стать образцовым, известным учреждением, обеспечивающим хорошее обслуживание для женщин с химической зависимостью. Такое обслуживание, которого у них никогда не было в прошлом.
На этом совещании мы отлично поняли, какой смысл он вкладывает в свои слова, поэтому начали советоваться с нашими комитетами докторов и профессиональным коллективом, как они отнесутся к этой идее. Коллектив разделился, девятнадцать человек на девятнадцать, мое мнение стало решающим. Западный холл мы сделали целиком женским зданием и никогда уже не отступали от этого.
Да, у нас были для этого основания, хотя не весь коллектив, как можно видеть по расколу в голосовании, был полностью согласен с идеей. Спрашивали, почему женщинам требуется другое лечение по сравнению с обычным, которое получают мужчины. Даже опытные консультанты не всегда понимали огромное раздражение и более сильное чувство обиды, ранимость, которые испытывают женщины-алкоголички. Алкоголизм всегда был мужской болезнью. Ирландцы говорят: «Выпивка — это недостаток настоящих мужчин». Когда мужчина становится взрослым, он должен поддержать свое мужское достоинство умением пить. И он может выпить много. Перед обедом — пару рюмок мартини, вечером выпьет и все же хорошо справляется с работой. Женщине с маленьким ребенком нельзя пить, если только она хочет, чтобы общество считало ее хорошей матерью.
Большинство лечебных центров по всей стране приспособлены для мужчин. Первыми в эти центры приходили мужчины, сознавая, что они алкоголики. Они шли на лечение, их посылали начальники с работы или они решались прийти сами, потому что обнаруживали, что их способность зарабатывать на жизнь находится под угрозой. В то же время женщины пили дома, прячась и находясь под защитой своей семьи. Они не искали путей к лечению. И мало того, они часто обижаются, как и я какое-то время в Лонг-Бич, считая, что это лечение для мужчин.
К счастью для меня, группа женщин из Лагуны — Мю-риел Зинк, Пэм Уилдер и несколько других — пришла тогда ко мне. Они позволили сделать мне первые шаги к выздоровлению менее болезненными и менее страшными. Было намного удобнее находиться тогда вместе с другими выздоравливающими женщинами.
Я знаю, что мои друзья и я не были бы чем-то неслыханным до середины 1970-х. Известно множество женщин, которые начали выздоравливать двадцать и тридцать лет тому назад. Но двадцать лет тому назад женщина, которая шла на лечение, получала терапию, разработанную для мужчин. Даже большая книга «Анонимных алкоголиков» в основном для мужчин.
Двадцать лет тому назад большинство женщин упрямо отказывались от лечения, пытаясь справиться с болезнью своими силами, потому что стыдились детей и боялись поставить под угрозу работу мужа. Многие женщины выполняют работу в два раза труднее, чем мужчины, чтобы утвердиться в деловом мире. Поэтому я думаю, что женщины должны и при выздоровлении трудиться в два раза больше, чем мужчины, чтобы доказать свою трезвость.
Женщины не слабые. Иметь детей, поднимать их, вести домашнее хозяйство не под силу слабому человеку. Не под силу слабому и от алкоголизма выздороветь. Но веками создавался стереотип, согласно которому женщине требуется поддержка как слабому существу, стоящему всю жизнь на пьедестале, который создают мужчины из своих широких плеч. Ей не надо думать, за нее подумают. Не надо ни о чем заботиться. Может ли такое существо впасть в депрессию? Или сомневаться в том, что она собой представляет? Чья-то дочь, чья-то жена, чья-то мать — вот что она собой представляет. Ее идентификация как личности почти не существует.
Стефания Кавинтон, специалист по женскому алкоголизму и сексопатологии, разработала очень интересный психологический тест. Она просит группу студентов представить себе, что они находятся там, где большинство передач по радио и телевидению делаются женщинами, что основные силы страны и экономические ресурсы остаются в руках женщин, что во главе правительства находится мудрая, всезнающая женщина.
После объяснения этих главных правил Стефания проверяет по таблицам реакции студентов. Женщины в основном выражают чувства силы, уверенности и гордости, а мужчины выражают чувства страха, стеснения и беспомощности. И каждый надеется в конце на небольшую долю интеллигентности.
Женщины получают отрицательные импульсы в течение всей своей жизни и приносят отрицательные настроения с собой, когда поступают на лечение. Они продолжают жить в стереотипе, по которому должны быть женщинами. И когда они не могут получить всего того, что требует роль, они быстро приходят к мысли, что с ними происходит что-то неладное. Только теперь мы начинаем понимать, что, возможно, ошибка не в них, а в стереотипе. Искаженное представление постепенно изменяется, но это требует длительного времени.
Женский алкоголизм имеет больше эмоциональных проблем, больше медицинских проблем, больше родительских проблем, вызывает больше попыток самоубийства, чем алкоголизм мужчин. Женщина-алкоголик может создать угрозу своему еще не родившемуся ребенку, потому что алкоголь и лекарства проходят пуповину. Дородовое введение высоких доз химических веществ может вызвать гибель плода — непроизвольный выкидыш или мертворождение. Таким же образом возникают кровоизлияния в мозг плода с дальнейшими неполноценностью и задержкой развития. Алкогольный синдром плода является сейчас третьей ведущей причиной врожденных дефектов.
Женщинам-алкоголичкам приходится сталкиваться и с другими патофизиологическими проблемами. Наше тело имеет больше жировой ткани, чем мужское. А это значит, что мы абсорбируем наркотики и алкоголь быстрее и даем более выраженную реакцию отравления на одинаковое количество алкоголя. Наши внутренние органы более подвержены повреждающему действию, вызванному химическими веществами, которые мы используем. Изменения в уровне эстрогенов в крови у женщин могут повышать и удлинять воздействие алкоголя. Неустойчивость настроения, которая иногда сопровождает гормональные циклы, может усиливаться под влиянием химических веществ. Женщины чаще испытывают сексуальную дисфункцию. Многие принимают алкоголь, чтобы перебороть себя, расслабиться, дать волю страсти. К несчастью, алкоголь является депрессантом, и излишнее количество его будет только усиливать любую уже существующую дисфункцию.
Есть одна старинная поговорка для выздоравливающих, которая гласит: «Если не хочешь поскользнуться, держись подальше от скользких мест». Это легче для мужчин, чем для женщин. Мужчины для этого просто не должны ходить снова в бар, где они напиваются, просто не должны звонить по телефону торговцам кокаином. Для женщины «скользкое» место в подавляющем большинстве случаев — это собственная кухня, спальня, ванная комната. И люди вокруг нее, когда она пьет и принимает наркотики, это не какие-то подстрекатели, это члены ее семьи. После окончания лечения она возвращается к своим «скользким» местам и в те же самые условия, в которых она попала в беду. Она должна научиться быть осторожной и внимательной, если она собирается остаться здоровой.
И теперь, в такое время интенсивного внедрения женщин во все отрасли жизни, когда много женщин врачей, адвокатов, президентов банков, авиапилотов, членов Союза водопроводчиков, есть еще женщины, которые боятся просить о помощи, но их гораздо меньше, чем бывало раньше. Конечно, всегда были женщины, которые вступали в деловую жизнь, иногда по необходимости, иногда из амбициозных побуждений. Но в былые времена для работающей алкоголички получить помощь было не легче, чем для ее сестры — домашней хозяйки. Потому что в ситуации «хозяин — работник» мужчины обычно говорят друг другу: «Послушай, приятель, что-то ты меня начал беспокоить, не очень ты внимателен к своей работе и несколько дней не приходишь после обеда». Ну и все в таком роде. С женщиной говорить на эти темы значительно труднее. Чтобы не связываться с ней, ее просто увольняют.
В среднем пациентка, которая поступает в Центр Бетти Форд, это сорокачетырехлетняя замужняя женщина, имеющая детей и работу. (Самой молодой из наших больных восемнадцать лет, самой старой — восемьдесят четыре.) Лечение идет лучше, если вся группа состоит из женщин. В смешанных группах мы видим, что женщина стремится сохранить свою роль воспитателя — матери или жены, она старается заставить мужчин вести весь разговор.
В женских группах ей не позволяют позировать. Другие женщины скажут: «Ты расскажи-ка лучше про себя. Как это произошло с тобой? Как ты сама все это ощущаешь?»
Кроме того, есть еще интимные, сугубо личные вещи, такие, как сексуальная зависимость, кровосмешение, о которых женщинам удобнее говорить с женщинами. Они приходят в ужас, если встает вопрос о том, чтобы рассказывать об этих вещах в присутствии мужчин. К тому же они все еще пытаются нравиться мужчинам. Итак, хотя в каждом правиле есть исключения, женщины медленнее выздоравливают в смешанных группах.
У женщины-алкоголички меньше шансов по сравнению с мужчиной быть, например, уличенной в нетрезвом виде за рулем, или задержанной на улице, или отправленной в тюрьму. И у нее гораздо больше шансов, чем у мужчин, умереть от алкоголизма без диагноза.
По крайней мере треть, а может быть, и половина всех живущих в настоящее время алкоголиков — женщины.
Одной из причин, побудивших меня начать открытую дискуссию о моем собственном выздоровлении, явилось как раз то, что я была поражена, узнав о распространении среди женщин двойной зависимости от алкоголя и выписываемых врачами лекарств. Восемьдесят процентов американских женщин, которые являются алкоголичками, зависимы еще и от лекарств, особенно женщины старше сорока лет. А такая химическая комбинация чрезвычайно опасна.
Другой причиной, заставившей меня говорить (хотя многие считали, что мне бы лучше помолчать), была моя мать. Я уже писала, что моя мать была не только сильной и доброй, но еще и свободной, независимой женщиной, как в свое время и ее мать. Так что для меня было естественным участвовать в женском движении. Моя мать практически одна воспитала троих детей. Когда она во время экономической депрессии пошла работать, продавая участки для застройки, это оказалось под силу женщине, но никто из ее окружения не делал раньше ничего подобного.
Еще одним прекрасным примером для меня стала Элеонора Рузвельт. Я восхищалась ее способностью выступать в поддержку своих идей, хотя не всегда была согласна с мыслями, которые она отстаивала. Я бы не удивилась, если бы миссис Рузвельт взяла в арсенал своей политической деятельности чувства независимости и самоуважения, как и моя мать.
В то время, когда я была еще в Лонг-Бич, я получила письмо от престарелого кузена, который понимал, что я способна провести лечение, потому что мои предки были сильными людьми. Он писал, что всегда знал мою мать «как не только одного из самых приятных людей, когда-либо встреченных мной, но и как человека, который пережил тяжелые испытания».
Все это уже было во мне, когда я начала пытаться как-то решать проблему женского алкоголизма. Мне не требовались внешние поводы. Я уже до этого занималась сбором денег для Американского противоракового общества и Фонда лечения артритов, а также для психических больных и детей бедняков. Но проблема алкоголизма женщин увлекла меня полностью.
Иногда, как я уже упоминала, меня зовут в Центр и просят поговорить с женщиной, которая думает, что она слишком хорошего происхождения, чтобы стать алкоголиком, и не понимает, что просто пришла из другого окружения и является лишь дитем Господа Бога и ее проблема в сущности та же самая, что и у молодой девушки, которая проституирует, чтобы добыть наркотики. Девушки с панели просто не имеют возможности получать свой порошок от врачей легально.
И все же я не навязываюсь людям. Я провожу консультации один на один, только когда больной просит меня об этом. У меня нет квалификации профессионального кон- сультанта, я не знаю множества медицинских тонкостей, но я могу ответить на крик о помощи.
Если у женщины была операция удаления груди по поводу рака и она переживает тяжелые минуты, думая, что она никогда с этим не смирится, я могу поделиться с ней своим опытом. Ее операция не имеет никакого отношения к выпивке, но в период излечения от алкоголизма сексуальная заинтересованность имеет очень большое значение.
Операция мастэктомии может сделать женщину физически нежеланной, алкоголь же помогает почувствовать себя сексуально полноценной, желанной. Некоторые женщины никогда не ложатся с мужем в постель без того, чтобы не выпить несколько рюмок или не принять таблетки, потому что они с ужасом думают, как это теперь будет после операции. Они боятся, что теперь не могут быть сексуально адекватными.
Вы объясняете им, что не нужно ожидать при этом легкого пути, что необходимо время для достижения прежнего комфорта, потому что есть различия при сексуальной жизни в условиях трезвости. Вы убеждаете их, что постепенно все станет на свои места. И вы верите: это что-то значит для них, потому что верите, что они смогут это сделать.
Женщина-алкоголик, которая быстро глотает свое шерри, доставая его из кухонного буфета, находится с медицинской точки зрения в такой же опасности, как и женщина-алкоголик, получающая свое пойло в простом баре. Хотя, философски рассуждая, женщина в баре быстрее потеряет свою репутацию среди публики вместе со своей печенью. Потому что разный подход к женщине и мужчине еще существует. Если мужчина идет в бар, выпивает, смотрит футбол, говорит пошлости другим мужчинам, никто ничего плохого об этом не думает. Если же женщина идет в бар, это чревато неприятностями.
Французская писательница Симона де Бовуар провозгласила в своей книге «Второй пол», что женские характерологические черты приобретаются в процессе социальной жизни. «Никто не родится женщиной, а становится ею,— говорит она.— Это цивилизация создает существо, среднее между мужчиной и евнухом, которое называется женщиной».
Согласны вы с этим или нет, но безусловная правда заключается в том, что нашей цивилизации неприятно признать женское пьянство, для нашей цивилизации является совершенной новостью представление о том, что женский алкоголизм требует специального внимания.
Не только работодатели и обеспокоенные мужья повернуты спинами к факту женского алкоголизма, но и врачи.
Мюриел Зинк: Я пошла к своему врачу и сказала: «Думаю, что я алкоголик». А он ответил: «Мюриел, что вы придумаете в следующий раз? Наверное, что вы святой будда?» Масса профессионалов-медиков видели так много бесчестия в алкоголизме, что в их представлении женщина, которая пьет, позорит материнство, семейный яблочный пирог и всю Америку.
Мой муж был того же мнения. Если я напивалась, он тут же старался найти оправдания: «Луиза действительно выпила лишнее». Или: «Ты была очень уставшей». Или: «Это было недоброкачественное вино». Или: «Ты должна была получше поесть».
Подруга из Нью-Йорка, которая бросила пить, приехала в гости, и возле нашего бассейна я подала ей холодный чай, потому что хотела избавить ее от соблазна. Другая гостья, жена директора кинотеатра, сказала ей: «Вы должны попробовать этот коктейль, он совершенно сказочный». Моя подруга ответила: «Нет, благодарю вас, холодный чай — как раз то, что надо». Но директорская жена продолжала кудахтать про коктейль: «Туда положили что-то такое, что придает ему вкус миндаля». Наконец моя подруга не выдержала: «Нет, благодарю вас, я не пью, я алкоголик».
Мне было ужасно неприятно, я отвела подругу в сторону и стала извиняться за директорскую жену, а она сказала: «Милая, все в порядке. Трудно скрыть перед каждым, что я алкоголик». А я подумала, боже, в своем ли она уме!
Но именно она оказалась настоящим другом, когда я наконец поняла, что у меня та же проблема. «Думаю, я алкоголик»,— сказала я. Она не заметила, что это требует длительной проверки и т. д. Она сказала: «Ну что же, милая, пусть это тебя не стесняет. Знаешь, мы получаем то, что нам нужно, когда нам это нужно».
Иногда то, что особенно нужно женщине, так это помощь другой женщины. Больная из Центра вспоминала: «Я бродила в страхе, а потом обнаружила, что многие женщины так же боятся, как и я. И мне стало легче. Это было как в песне: „Робкий, держись за мою робкую руку"».
Один хорошо известный артист описал выздоровление как «вступление в огромный клуб. Выздоровление является уникальным процессом, и люди, которые успешно выздоравливают, образуют товарищество, это создает небольшое преимущество перед «нормальными» людьми. Но невозможно выкарабкаться без этой поддержки».
Товарищество выздоровевших женщин преодолело все барьеры. Я прочитала письменное свидетельство женщины, которая назвала себя Лулу Ф., в книге под названием «Женщина, как Вы». «Даже теперь, когда я хожу на собрания,— пишет она,— я нечасто вижу там чернокожих людей, если я не привожу их с собой. Но это меня не волнует. Я говорю и делюсь со всеми точно так же, потому что в работе «Анонимных алкоголиков» не имеет значения цвет вашей кожи. Меня никогда не учили быть предубежденной, но если вы ищете предлог, чтобы не лечиться, то первое оправдание чернокожего человека заключается в том, что «он не может быть наравне и в тех же отношениях с белыми людьми». Однажды я слушала выступление Бетти Форд, и мы чувствовали все точно так же, как она. У нее просто больше денег, чем у меня. Слава Богу, что у меня их не было, иначе я бы уже умерла».
Большинство женщин-алкоголичек чувствуют «точно так же, как она». Мы чувствуем себя виноватыми, потому что не в состоянии исполнить ту роль, которую общество возложило на нас, мы чувствуем себя подавленными из-за нашей слабости и неспособности обходиться без определенных веществ, мы чувствуем злость, потому что мы теряем контроль над нашими жизнями. Болезнь влияет на женщин быстрее и более интенсивно, так что, когда мы наконец ищем помощь — а мы отказываемся от лечения гораздо дольше, чем мужчины,— мы оказываемся более ослабленными и физически и эмоционально. Как только мы заканчиваем лечение, нам сразу же требуется интенсивная поддержка. Но надо хорошо усвоить, что, где бы мы ни были, рядом всегда должна быть другая женщина, которая все поймет.
В течение долгого времени, несмотря на мой изначальный интерес к женскому вопросу, женщины всегда играли в моей жизни вторые роли. У меня были подруги и в школе, и когда я начала работать, но, как большинство молодых женщин, я предпочитала находиться в обществе мужчин. Позднее знакомые женщины являлись более или менее придатками мужчин, которые были друзьями моего мужа. Мы находились с мужчинами и очень мало делились своей жизнью друг с другом.
Во время моего лечения и в период выздоровления я поняла, что женщины удивительны и неповторимы. Каждая из нас уникальна и иногда загадочно-самобытна. И я вспоминаю об этом каждый раз, когда иду в Центр и говорю с больными женщинами.
Одна из таких пациенток, мой друг, получившая лечение в прошлом году, дала мне свой дневник и сказала, что я могу использовать его по своему усмотрению. Мы обе подумали, что несколько страниц из этого дневника могут дать читателю представление, только схематичное, конечно, об ощущениях больной в первые дни лечения.
Она жила в западном холле.
Девять вечера. Постель. Книга «Письма В. Вулфа». Огни погашены, полудрема. Никаких снотворных. Ночь проходит в черном шифоне.
Джеймс Шайлер
11
Понедельник. Вотчина Бетти. Так они называют Центр.
Я прочитала в журнале «Парад», что этот реабилитационный центр состоит из отделений, которые переполнены «роскошными современными приспособлениями». Это верно. Но среди роскошных современных приспособлений вы лично вообще не имеете ничего. Приходит человек и отбирает у вас фен для волос, чтобы вы, не дай бог, не спрятали там наркотики. Они отбирают также витамины в таблетках и аспирин и, конечно, все, что сильнее аспирина, что вы по глупости взяли с собой.
Пришла поздно, почти в 4 часа пополудни, встретила свою соседку по палате. У малышки свеженькое личико, но она принимает наркотики с двенадцати лет. Много горечи. Она старшая по нашему отделению и как раз сейчас крикнула снаружи: «В круг!» Интересно, что это значит? А это значит, что перед ужином и перед любым другим мероприятием мы — все двадцать больных отделения — выходим через парадную дверь, образуем большой круг, положив руки на плечи друг друга, и произносим молитву мудрости.
Ужин в 17 часов 10 минут, так рано, что удивляюсь, когда у них обед. Кафетерий большой и светлый, две женщины пригласили меня сесть с ними. Я заметила, что мужчины из северного холла сидят вместе. Я поняла, что женский холл и мужской не смешиваются. Вы не только не едите с мужчинами, вам не рекомендуется сидеть с ними на лекциях или прогуливаться вечером. Компанейщина не позволяется. Сегодня появилась новая девушка. Не такая нервная, как я, или, может быть, она и нервная, но играет комедию. Она говорит, что была шокирована, когда у нее отобрали полоскание для рта и духи. А после этого консультант сказал: «Пойдем, Ева, я проведу тебя в твою комнату, ты будешь в „карьере"». Так они называют четырехместную палату. «Они думают, я собираюсь выпить свои духи,— сказала она.— И еще спать в «карьере». Да они ненормальнее меня». После ужина лекция Джона Шварцлоса, который здесь руководит. Он говорит нам, что 85—90 процентов людей в Соединенных Штатах, которым требуется лечение, никогда его не получат.
Разве им не поможет семья? Нет, семья отрицает алкоголизм так же упорно, как и сам больной.
Разве им не помогут врачи? Нет, они не обучены диагностике и лечению наркомании так же, как ремонту автомобиля.
Ну а как же ваш священник? Нет, для него более привычно отпустить ваш грех и сказать, что если вы будете ходить в церковь, то не погибнете.
Вернувшись в свою комнату, я думала записать мои дневные ощущения в блокнот, чтобы на следующее утро представить их моему консультанту. Но нам дали читать так много книг, так много вопросников для заполнения, тем для обдумывания, что не знаю, успею ли я выполнить и письменное задание. А я хочу вести этот дневник, просто чтобы помнить, что видела, слышала и чувствовала, когда была здесь.
«Ощущения» здесь большое дело. Нужно быть человеком, не способным выразить вообще никакие ощущения, потому что набор анкет, которыми нас снабжают, включает целый список слов на выбор для выражения ощущений. Например, для чувства «злость» нам предлагают эпитеты —«презрительная», «упорная», «раздражающая», «сердитая» и, могу поклясться, еще не менее двадцати четырех!
Ну, я-то испытываю сердитую злость. Но, думаю, только потому, что я очень устала за этот длинный день и подавлена от сознания того, сколько я еще должна прочитать, а завтра, надеюсь, будет более приятно. Женщины этого отделения милы друг с другом, и чувствуется товарищество и масса висельного юмора.
Я нервничаю, потому что мне завтра надо пройти врачебный осмотр, а я всегда очень стесняюсь. Вторник. Вас будят ни свет ни заря. Завтрак в 7.20, затем вы должны гулять почти час, а потом лекция. Три лекции в день — утром, днем и вечером.
У меня жутко болела голова, и я пошла к сестре попросить таблетку — любую таблетку. Мне отказали.
Во всяком случае, я прошла врачебный осмотр (он был очень тщательным, таким тщательным, что пропустила лекцию в 9 утра), а в 10— групповая терапия.
В члены моей группы входят «стильная доска», худосочная рыжая и леди среднего возраста со сломанной рукой, которая утверждает, что она не алкоголик. Еще одна интеллектуалка, чьи выражения внушают трепет, и женщина, которая кажется такой королевой, что я никакими силами, как ни пытаюсь, не могу представить ее пьяной.
Мы обсуждаем наши пристрастия. Интеллектуалка говорит, что она всегда держит флягу в своем кабинете, королева говорит, что она всегда имеет бренди в своей машине; худосочная говорит, что она постоянно ищет, где бы поживиться. «Сломанная рука» остается важной: «Это не относится ко мне, я вообще не пью в течение дня».
Наш консультант, деликатная женщина, спрашивает «сломанную руку», почему она так упорно отказывается: «Ваша семья поместила вас сюда, потому что они любят вас, и они говорят, что вы выпиваете раз пять за день и принимаете снотворные таблетки». На «сломанную руку» это не производит никакого впечатления. «Все, что они говорят, не является абсолютной правдой. Да, я принимала снотворное, да, я выпивала два глотка виски каждый вечер. Но я не мочилась в постели, и меня не нужно было поднимать с пола».— «Вы боретесь с чем-то,— сказала консультант.— Хватит бороться, сдавайтесь!»
Эта консультант восхитительна. Очень светлокожая, одета в блузку с оборочками, но никаких оборочек в том, как она вцепляется и заставляет каждую больную встать на правильную позицию, вежливо, но прямолинейно; ее глаза — как лазер. Она отметила, что в первый год ее консультирования все было, как в пословице — либо пан, либо пропал: «Я так была поглощена своими больными, могла быть с ними двадцать четыре часа в сутки. Теперь у меня вокруг что-то вроде завесы». Она говорит, что мы все, кто принимает алкоголь, чтобы быстро снять напряжение, должны быть способны пройти через боль и страх.
Это волнующий день. Я до сих пор не могу поверить, что так быстро начинаешь заботиться о двадцати чужих тебе людях. Вы вливаетесь в связку, это почти мистика, это происходит по сути дела в течение нескольких часов.
Время от времени Центр приглашает на собрания «Анонимных алкоголиков». В начале собрания они обходят лекционный зал и каждый называет свое имя: «Я такая-то. Я алкоголик», «Я такой-то, я наркоман и алкоголик». Всякие. Когда они подошли к «сломанной руке», она посмотрела радостно и сказала: «Я такая-то, я не алкоголик. Пока еще».
Один парень встал и сообщил: «Кокаин любит меня».
Другой больной поднялся и сказал, что боится, когда вернется на работу — а он работает в больнице,— ему не доверят ключи от шкафа с наркотиками. А я сидела и думала: «Ну, не дай бог доверить».
Один мужчина, который пил сорок лет, говорил, что не хотел идти на лечение до тех пор, пока не опустошит весь свой запас вин: «Никому не достанется мое бренди».
После того как собрание закончилось, одна женщина из нашего отделения заявила: «Я получила такое удовольствие! Уже и не помню, когда я получала такое удовольствие». Как будто бы она была в кино! А мужчина, который вел собрание, посоветовал ей: «Прекрасно, когда вы придете домой, пригласите „Анонимных алкоголиков"».
Моя голова все еще трещит, но я счастлива. Мне нравятся безопасность и прочность, которых не хватало в жизни, и сам процесс. Я действительно, кажется, начинаю любить этих людей. Я заплатила за свою тяжелую работу в течение длительного времени ценой потери личных взаимоотношений. Или, может быть, я сама хотела избежать личных взаимоотношений, исключая виски или таблетки. Я чувствую, что становлюсь человечнее.
Среда. Эти дни были переполнены. Если удавалось на пять минут выйти посидеть на своей террасе или во дворике, который они называют «патио» на итальянский манер, и посмотреть на горы и почувствовать запах деревьев, это переполняло душу. Но такие минуты выпадали редко, во второй половине дня в дополнение к лекциям и упражнениям — иногда аэробика, иногда бассейн — и к изучению книг была еще церемония вручения медалей выпускаемым больным.
Сегодня малышка В. получила свою медаль. Она в моем отделении, но не в группе, и очень мне нравится. Она такая же ненормальная, как и я. Идет в бассейн в трико, чтобы никто не видел ее полных бедер. Завтра она уходит, и все здесь думают, что у нее все будет хорошо. Но она возвращается домой к своему деспоту-мужу, и я беспокоюсь за нее. Я беспокоюсь за свою соседку по палате, хватит ли у нее силы воли удержаться от наркотиков. Не означают ли эти беспокойства, что; может быть, у меня еще есть надежда стать человеком, связанным взаимными узами с другими людьми?
Малышка В. сказала на церемонии вручения медалей, что ей долго казалось, будто консультант ее не любит: он исчезал, когда у нее возникали неприятности. «Я не хотел, чтобы вы слишком на меня опирались,— говорит теперь ее консультант.— Я не хотел, чтобы вы чувствовали во мне что-то магическое, потому что я только такой же алкоголик, как и вы».
Сегодня, впервые с тех пор как «сломанная рука» поступила в Центр, она не отрицала в группе полностью своего алкоголизма. Консультант спросила: «Что вы думаете о лечении здесь?» И она ответила: «Кое-что очень мило».
Четверг. Кокаинисты должны купаться в бассейне ночью. Они гиперреактивны, и ночное купание успокаивает их. Есть определенное количество невропатов среди людей, которые хотели бы тоже купаться ночью, но, так как они просто старые алкоголики, им не разрешают.
Было несколько интересных вещей, которые я услышала на лекциях в эти четыре дня: чувства стыда и вины различны. Стыд означает — я плохой человек. Вина означает — я совершил плохой поступок. (Я как раз работаю над этим.) Депрессия — это злость, направленная внутрь человека, и может вызвать развитие артрита, простуды, гриппа, рака, стенокардии.
Доктор Вест, здешний главный врач, прочитал лекцию о личности алкоголика. Он сказал, что алкоголики малоустойчивы к неприятностям, они легкоранимы, они замкнуты. «Вы должны вырваться, рискнуть»,— говорил он. Еще он сказал, что не существует такой вещи, как возвращение к ограниченному количеству алкоголя и наркотиков. «Если однажды, например через пятнадцать лет, вы увидите пьяного и скажете: «О, какой ужас! Я-то теперь уже больше не такой!», то это будет неправда. Вы только больше не делаете этого».
Он сказал нам, что для духовного здоровья имеют значение две вещи: первая — вы должны иметь чувство собственного достоинства и вторая — вы должны, по крайней мере с одним другим человеком, быть откровенным и открытым без всяких условностей. Если вам не удается вьшолнить хотя бы одно из этих условий, вы духовно больной человек.
Конец беседы доктор Вест подсластил, сказав: «После выздоровления вы все будете чертовски привлекательны».
Мы здесь очень заняты. У нас совершенно нет времени читать газеты, смотреть телевизор, слушать музыку. Нас заставляют проводить каждую минуту по возможности во взаимодействии друг с другом, потому что люди с пагубными привычками это эгоистичные младенцы, которых нужно активно направлять на внимательное отношение к другим людям.
Прежде чем вы закончите лечение, вам предлагают написать автобиографию, а затем собирают вашу терапевтическую группу в гостиной и читают ее всем.
Гостиная очень красивая, там удобные стулья, цветы, большой камин, в двух шагах кофеварка, холодные напитки и фрукты, но вот уже три вечера, прежде чем пригласить в гостиную слушателей, я изучаю «Интеллектуальную тренировку». Кажется, что так страшно поделиться своими постыдными секретами с другими, потому что они будут слушать с болезненным любопытством, а потом разнесут эти новости по всему городу. Но вдруг вы обнаруживаете, что не удается даже зазвать их послушать вас. Это меня поразило.
Каждый к вечеру полностью истощен, а кроме того, у всех есть задания заполнить анкеты. Если вы в состоянии бодрствовать после девяти вечера, вы будете в гордом одиночестве. Даже люди, которые обычно принимают снотворные таблетки, мертвецким сном засыпают без них.
Пятница. Консультант из вечерней смены дал мне задание. Я должна поделиться историей своей болезни с шестью такими же больными и попросить их сделать то же самое. Мне нужно было описать вещества, которые я принимала в течение жизни, их количество, как часто я их принимала, сравнить это с прошлым моих напарников и описать душевное состояние после этого задания. Я смогла выловить только четырех больных. (Неужели только четыре человека хотят послушать о той ночи, когда мне промывали желудок?) Но я написала свою грустную сагу, и, когда мы все высказались, было ясно, что я нисколько не отличаюсь ни от одного из этих четырех. Я очень боялась, у меня был комплекс неполноценности, я хотела быть обожаемой, а наркотики и вино давали мне ощущение большей уверенности и большей привлекательности. Когда я вернулась в нашу комнату, моя сострадательная соседка принесла мне плитку шоколада. Фантастически вкусно. Я чувствовала большое удовольствие.
Сегодня в группе была интеллектуальная игра «горячее место». Все члены группы говорят одной больной о том, что она мелодраматична, рассудочна, может подтасовывать факты, прощать себя, своевольна, любит пожалеть себя, злая, агрессивная, но при этом и модная, и талантливая, и привлекательная. Она соглашается со всем этим и говорит, что принимала наркотики, чтобы «усмирить свое бешенство». Она не должна говорить ни с кем в течение 24 часов. Ни слова, ни с кем. У нее на шее висело объявление, предупреждавшее о том, чтобы никто с ней не заговаривал.
«При выздоровлении,— сказала консультант,— мы должны смотреть на вещи просто: если по возвращении домой вы безупречно делаете первый шаг «Анонимных алкоголиков», вы не должны пить или снова принимать наркотики».
Увы, это здесь легко рассуждать о своем бессилии против алкоголя и наркотиков, о том, что ваша жизнь не поддается контролю; это легко, потому что здесь вы защищены, а вот дома это не так просто.
В течение этой недели у меня были собеседования с психологом и священником. Священник сказал, что он здесь не для того, чтобы проповедовать людям, а чтобы помочь им постичь духовность лечебной программы и найти силу вне себя. Он выздоравливающий алкоголик, ему потребовалось много времени, пока он понял свое состояние, потому что трудно было поставить диагноз. «У меня не было развода, я не бросал детей, я не был скандальным бродягой, которого постоянно задерживали». Распознавание алкоголизма — это загадка. Трудно отождествлять себя с другими.
На одном собрании женщина заявила: «Это звучит снобистски, но я не отождествляю себя с пьющими деревенскими женщинами, горланящими из-за того, что корова перевернула бадью с молоком». А наш консультант сказала: «Постарайтесь сравнить свои ощущения и их, а не себя с ними самими. Разве нельзя сравнить ваше разочарование? Разбитые надежды?»
Вечером собрались питомцы Центра Бетти Форд для дискуссии в лекционном зале. Первый выступающий рассказал, что он решился на лечение, чтобы сохранить свою семейную жизнь. Но это, конечно, было совсем не так, как показывают в телевизионных программах. «Джон, не слишком ли много ты пьешь?»—«Да, дорогая, но теперь все в порядке, я записался на лечение в Центр Бетти Форд». Черта с два!
Один бывший больной — кожа да кости, весил еще на двадцать фунтов4 меньше, когда употреблял наркотики,— говорил о том, что выздоравливающие не должны окунаться в эмоциональные взаимоотношения с другими людьми, потому что еще недостаточно крепки. И продолжал говорить очень много об этом тонком предмете, пожалуй, больше, чем требуется.
Ну и неделя. Игры, упражнения, уроки, уроки, уроки. Проповеди.
Следующую неделю я планирую быть сильнее, проворнее и, может быть, буду лучше понимать вещи, о которых мне говорят. Я спросила одну леди среднего возраста, почему она приехала на лечение сюда, а не в какой-нибудь другой центр. Она ответила, что из-за миссис Форд. «Я однажды слушала выступление Бетти Форд, и в выражении ее лица было так много ясности и покоя, что думала, если и я смогу иметь такое же выражение лица, то буду счастлива».
Сегодня я недолго разговаривала с миссис Форд — она приходила беседовать с больными,— и я передала ей слова этой женщины, думала, это ей будет приятно. «Эта женщина не знает, какой долгий путь прошла я до этого выражения лица»,— ответила миссис Форд.
Независимость? Это предрассудок среднего класса. Мы все зависимы друг от друга, каждый живущий на земле.
Джордж Бернард Шоу
Достарыңызбен бөлісу: |