Во время дебатов Боннье (Франция) внес предложение считать весь вопрос исчерпанным резолюцией Брюссельского конгресса. Смит (Англия) вносит поправку, что рабочие должны везде стремиться к более тесной взаимной связи и к усилению дружеских отношений, чтобы, благодаря этому международному братству, войны просто стали невозможны.
После долгих совещаний решено было держаться немецкой резолюции, так как она исключает всякую шовинистическую мысль и в то же время предоставляет каждой нации возможность бороться за устранение войны в тех рамках, которые соответствуют ее условиям дома. Следует твердо придерживаться того, что причины войны глубоко коренятся в капиталистическом способе производства; если будет отменен капитализм, то сама собой исчезнет и война. В Комиссию внесено было предложение сделать некоторую уступку голландцам в том смысле,
330
что в случае войны им предоставляется право занять особое положение, согласное с их резолюцией. Но и это предложение было отброшено, и в конце концов немецкая резолюция была принята без изменений всеми голосами против трех. Голландская резолюция была отвергнута по следующим соображениям. Всеобщая забастовка невыполнима в современном обществе, так как пролетариат не имеет для этого средств. Но если бы, с другой стороны, мы имели возможность провести всеобщую забастовку, тогда экономическая власть была бы уже в руках пролетариата, тогда всеобщая забастовка явилась бы смешной нелепостью.
Что же касается вопроса о военной забастовке, то подобная мысль может возникнуть лишь в такой стране, где милитаризм не так силен как, например, во Франции и Германии. В этих двух странах военная стачка является утопией. Она повела бы только к уничтожению одним ударом всех манифестантов, но и в других отношениях военная забастовка привела бы к противоположным результатам, чем предполагалось. Военная забастовка в первую очередь обезоружила бы культурные народы и отдала бы Западную Европу во власть русских казаков. Русский деспотизм смел бы всю нашу культуру, и вместо свободы пролетариата, призывом к которой должна была бы служить военная забастовка, везде господствовал бы русский кнут. И таким образом кажущееся таким революционным предложение Голландии превратилось бы в реакционную противоположность. Немецкая резолюция, наоборот, ясно указывает всем народам их линию поведения и вместе с тем она далека от неопределенного утопизма голландской резолюции.
Действительно революционной является только немецкая резолюция. Немецкая резолюция должна быть принята в интересах свободы, цивилизации и революционного пролетариата (Бурное одобрение).
В заключительном слове Плеханов говорит: «Неправильно говорить о немецкой резолюции. Резолюция эта не что иное, как принятая два года тому назад в Брюсселе большинством конгресса франко-немецкая резолюция; автором ее является Вальян, доблестный представитель революционной социал-демократии, имя которого хорошо известно в международной социал-демократии. Но, чтобы возбудить неправильное предубеждение, обыкновенно говорят о немецкой резолюции». Плеханов тогда дал более подробное резюме из этих доводов Вальяна. Последний указывал, что тройственный союз не является более позорным, чем двойственный союз между Россией и Францией, которая сто лет тому назад прокламировала права человека, а теперь ползает на коленях перед русским царем. Это была свободная речь, свободная от всякого шовинизма, и в этом духе нам следует рассматривать предлагаемую резолюцию. Из этой точки зрения исходит следующее объяснение части французской делегации:
«Мы не считаем возможным голосовать за резолюцию Домелы Ньевенгайса так как, по нашему мнению, она повела бы к бесполезному кровопролитию. Кроме того, даже не указано, как эта военная забастовка должна быть проведена. Поэтому мы полагаем, что даже те, которые голосуют за предложение Ньевенгайса, не могут отвергнуть немецкой резолюции, которая доказывает, что единственным средством
331
для исчезновения войны является окончание классовой борьбы посредством уничтожения капитализма. Резолюция Ньювенгайса является для нас опасной иллюзией. Каждый социалист может и должен голосовать за немецкую резолюцию, какого бы он ни придерживался мнения о предложении Домелы Ньювенгайса.
Жаклар (синдикат соц. прессы), Боннье (рабочая партия), Дезей (революционный центральный комитет), Вебер (независимые социалисты)».
Ньевенгайс возбудил во мне подозрение, не осуществил ли он уже для себя своего предложения о введении волапюка, так нелогична и бессмысленна была его речь (Шум со стороны голландцев).
Он упрекал немцев в шовинизме, но все его доводы были направлены к возбуждению зависти французов по отношению к Германии. Да, милостивый государь, не следует иметь никаких шовинистических чувств, и позор тем, кто явился сюда с такими чувствами, позор тем (живые и продолжительные протесты со стороны французов), которые в сердце своем таят национальную зависть и национальную вражду, — и я не тот, который питает эти столь достойные проклятия чувства. В этом упрекали немцев, и здесь ссылались на одну речь Бебеля, в которой он якобы проповедовал национальную вражду против России. Но на это я возражаю, что если бы Бебель действительно сказал то, в чем его упрекают, да, он был бы шовинистом, и я, русский, разделяющий его мнение, я был бы предателем своей родины! Но обстоит ли действительно дело так, как его излагают? Что же сказал Бебель? Какую национальную вражду проповедовал он? Но, граждане, Бебель выступал против официальной России, он нападал на царя, он приставил его к позорному столбу истории. Да, по отношению к нему мы вполне согласны с нашим другом Бебелем. Уже давно пора покончить с русским царизмом, позором всего цивилизованного мира, с постоянной опасностью для европейского мира и прогресса культуры. И чем больше на-ши немецкие друзья нападают на царизм, тем более должны мы быть благодарны. Браво, мои друзья, бейте его сильнее, сажайте его на скамью подсудимых возможно чаще, нападайте на него всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами. Что же касается русского народа, то он знает, что наши немецкие друзья желают его свободы.
Никто принятием нашей резолюции не высказался против русского народа, а только против русского царизма. Но если бы прошла голландская резолюция, то это только бы поддержало царя, человека, подавляющего свободу, морящего голодом народ, человека, который должен пасть вместе со всей его системой, если победит свобода. Если бы немецкая армия перешла наши границы, она пришла бы как освободительница, как пришли французы национального конвента сто лет тому назад в Германию, чтобы, победив князей, принести свободу народу.
Говорят, что русская опасность вовсе не является такой угрожающей. Но разве вы забыли, что русский царь соединился с вашей (обращаясь к французам) буржуазией, что он является убийцей Польши? Как может Франция настолько забыть свое революционное
332
прошлое, чтобы принятием голландской резолюции стать соучастником царизма (Шум среди французов).
Голландская резолюция только фраза; исполнение ее в лучшем случае, как заявляет французское меньшинство, привело бы к кровопролитию и к убийству лучших из рядов пролетариата, не причинив ни малейшего вреда деспотизму. Русской опасности как будто не существует, но спросите делегатов Венгрии, Болгарии, Сербии, какая опасность угрожает им со стороны русского царизма.
Ньевенгайс указывает на то, что немецкая буржуазия питает сильную вражду к Франции, которая в конце концов должна привести к нашествию германских армий во Францию. Но разве немецкое нашествие менее опасно, чем русское?
Но это полнейшее игнорирование действительного положения вещей. Во Франции и в Германии мы имеем организованный пролетариат, и народы поэтому должны стараться делать невозможным подобное нашествие. Но для достижения этого надо искоренить всякий шовинизм во Франции и в Германии, а чтобы это произошло, примите предлагаемую резолюцию подавляющим большинством голосов, как демонстрацию мира, как демонстрацию сильного и единодушного пролетариата.
Достарыңызбен бөлісу: |