Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова

же времени. Неужели же это не ясно? Ясно, да только не г. В. Чернову.

Предупреждаем читателя: все, что говорит в своем предисловии г. В. Чернов о марксизме и марксистах, похоже на то, что мы сейчас ука­зали: все основывается на непростительной путанице понятий и фак­тов. И это не только там, где речь идет о теории. Излагая практиче­ские стремления марксистов,— иностранных и русских,— г. В. Чернов еще более перемешивает быль с небылицей. Место не позволяет нам, к сожалению, приводить новые примеры. Мы ограничимся тем, что по­советуем читателю проверить с помощью более достоверных источни­ков все то, что говорит г. В. Чернов в своем «предисловии» о марксист­ской теории и практике.

Что касается возражений, делаемых г. Черновым против теории романских синдикалистов, то их надо признать справедливыми в той мере, в какой они основываются на положениях научного социализма, но только в этой мере. А эта мера весьма невелика вследствие того что, как мы уже видели, положения научного социализма часто прини­мают в голове — или, может быть, только в изложении? — Чернова до последней степени уродливый вид.

Еще одно. Справедливо восставая против проповедуемой Сорэлем теории «социального мифа», г. В. Чернов, к сожалению, забывает спро­сить себя: не состоит ли эта поистине жалкая теория в родстве с на­шей российской субъективной социологией, всегда пользовавшейся та­кой горячей симпатией со стороны его, г. Чернова.

О книге H. Критской и Н. Лебедева

Гг. Критская и Лебедев говорят в предисловии к своей книге, что они хотели ответить на вопросы: что такое представляет собою синди­кализм? Каковы его цели? В силу каких причин он явился во Франции? И это, конечно, очень похвальное намерение. Жаль только, что ему не суждено было осуществиться. Книга гг. Критской и Лебедева дает самое превратное представление о том, что такое синдикализм; она очень не­умело освещает его цели и вводит читателя в заблуждение насчет тех причин, которыми вызвано было его появление на свет. Словом, это — совсем плохая книга.

Эта совсем плохая книга снабжена плохим предисловием г. Э. Пужэ, который видит заслугу гг. Критской и Лебедева в том, что они предста­вляют нам синдикализм «бьющим ключом из недр самого народа, не вытекающим из какой-либо предвзятой доктрины, но являющимся инстинктивным проявлением духа протеста, стремлением народа — часто бессознательным — к улучшению своего благосостояния» (стр. III). Видя в этом заслугу авторов интересующей нас здесь книги, г. Пужэ, раз­умеется, и сам должен смотреть на синдикализм, как на движение, «не вытекающее из какой-либо предвзятой доктрины». Но такому взгляду явно противоречат следующие его же слова:

«Постановление Амьенского конгресса Всеобщей Конфедера­ции Труда ¹) определило положение синдикалистского движения и ясно провозгласило, что согласование рабочих сил происходит не только вне политических партий или философских сект, но помимо них... со­вершенно в другом направлении. Нельзя не настаивать на громадном значении этого постановления. Полная индифферентность в вопросах ре-

140

Оставим в стороне вопросы религиозные, патриотические и фило­софские, обратив внимание лишь на отношение «синдикализма» к поли­тическим вопросам. «Синдикализм» относится к ним, по словам г. Пужэ, с полной индифферентностью. Почему же? Потому ли, что французские рабочие, увлекающиеся синдикализмом, еще не доросли до интереса к политике? Нет, у г. Пужэ выходит, что они уже переросли этот интерес и, повернувшись спиной к политическим партиям, пошли «совершенно в другом направлении», вследствие чего и сделались великой силой буду­щего. Политический индифферентизм такого рода может быть результа­том лишь вполне определенного взгляда на отношение политики к эко­номике. А если это так, то ясно, что г. Пужэ не прав, когда говорит, что «синдикализм не вытекает из какой-либо предвзятой доктрины». На самом деле ему следовало утверждать прямо противоположное: он дол­жен был бы сказать, что отличительную черту французского синдика­лизма составляет именно его отрицательное отношение к политике являющееся результатом известной «предвзятой доктрины» и именно доктрины анархизма. Но г. Пужэ не хотел сказать это, и понятно — по­чему. Он сам анархист, и, в качестве анархиста, он существенно заинте­ресован в том, чтобы не ослаблять влияние «предвзятой доктрины» анар­хизма на умы увлекающихся синдикализмом французских рабочих. А влияние на них анархизма, несомненно, ослабело бы, если бы эти рабо­чие поняли что, отворачиваясь от политических вопросов, они дей­ствуют по анархической указке. Вот почему французские анархисты, т. е., собственно, те из них, которые примкнули к синдикализму, охотно изображают свойственное ему и у них же заимствованное отрицательное отношение к политике в виде стихийного результата развития клас­совой борьбы. И нельзя не признать, что этот их тактический прием по-своему весьма удачен. Но если бы гг. Критская и Лебедев сами не находились под влиянием все той же «предвзятой доктрины», то они поняли бы, что, противореча самому себе, г. Пужэ в то же время же­стоко искажает истину, и что поэтому его предисловие не разъ­ясняет настоящего положения дела, а, напротив, очень сильно за­темняет его,

Как плохо поняли наши авторы роль «предвзятой доктрины» син­дикализма во французском синдикальном движении нашего времени

141

. Синдикалистская теория, взятая в целом, в самом деле, отличается как от анархизма, так и от социализма в том смысле, что она предста­вляет собою винегрет из положений, заимствованных у того и у дру­гого. Но как бы там ни было, а ясно, что раз она существует и раз она признана единой «чисто пролетарской теорией», то нельзя уже утверждать, что синдикальное движение во Франции развивается неза­висимо от какой бы то ни было «предвзятой доктрины». И нельзя говорить, как говорят наши авторы, что, «чуждый узкого доктри­нерства, синдикализм привлекает в свои ряды пролетариев из всех областей промышленности и земледелия, что он объединяет их без различия их политических, философских и религиозных воззрений, требуя только одного — желания улучшить свое положение» (стр. 314).

Это — очевидная неправда: современный французский синдикализм требует от рабочих не только одного желания улучшить свое положение, но также и признания той теории, которую Лятапи провоз­гласил на Амьенском конгрессе официальной теорией Всеобщей Конфе­дерации Труда. Что бы ни представляла собой синдикалистская теория: «самопроизвольный» ли продукт развития рабочего класса, или же неудачную теоретическую стряпню анархистов, примкнувших к синда-

¹) Курсив в тексте.

142

Дело нисколько не исправляется тем, что наши авторы провоз­глашают синдикализм «самостоятельной доктриной», которая будто бы представляет собою «синтез всего пролетарского мировоззрения» (стр. 312 и 313). Это одна «словесность», свидетельствующая лишь о том, что гг. Критская и Лебедев очень не сильны в анализе и... в «син­тезе». В самом деле, если на Амьенском конгрессе рабочий класс «определенно заявил», что он считает себя способным вести борьбу без всякого постороннего руководительства, то это заявление может иметь двоякий смысл:

Как в том, так и в другом случае ни о какой «самостоятельности» синдикалистской доктрины, очевидно, не может быть и речи.

На самом деле заявление, о котором мы говорим,— т. е. собственно резолюция Амьенского конгресса, отклоняющая всякое сотрудничество Всеобщей Конфедерации Труда с Французской Социалистической Пар­тией,— должно быть понимаемо в смысле анархического отрицания по­литики. Это принципиальное отрицание политики и показывает нам, как сильно было влияние анархистов на будто бы самостоятельную доктрину синдикалистов. То же сильное влияние сказывается и во всех рассужде­ниях наших авторов, являющихся, как видно, убежденными синдикали­стами. Они говорят: «В своей социальной борьбе за освобождение про­летариат встречает сильного защитника буржуазии — современное го­сударство. Долгое время большинство рабочих надеялось... добиться улуч­шения своей судьбы с помощью правительственной власти. Рабочий

143

В этих рассуждениях нет ровнехонько ничего «самостоятельного». Они целиком заимствованы у анархистов. Когда читаешь подобные рас­суждения,— а их очень много в книге гг. Критской и Лебедева,— то ка­жется, что читаешь какую-нибудь страницу из сочинений М. А. Баку­нина. У Бакунина же заимствовали синдикалисты вообще, и наши синди­калисты в частности (т. е. авторы разбираемой книги), ту логическую ошибку, которая составляет неизменную основу всех подобных рассу­ждений: так как политическая власть представляет собою простое отра­жение экономической организации общества, то она всегда является лишь исполнительницей воли господствующих классов. Это совсем не­основательный вывод. Во-первых, то обстоятельство, что политическая власть является простым отражением ¹) экономической организации об­щества, отнюдь не ручается за то, что политическая власть всегда будет простой исполнительницей воли господствующих, т. е. эксплуатирующих, классов. А если «экономическая организация» общества в своем развитии приведет к тому, что пролетариат захочет и будет в состоя­нии взять политическую власть в свои руки? Будет ли она и в этом случае орудием эксплуатирующих классов? Ясно,— что нет; ясно, что в таком случае политическая власть явится орудием рабочего класса, и что лишь от сознательности этого класса будет зависеть более или менее удачное употребление в дело этого орудия. Но Бакунин никогда не понимал этого. Усвоив себе ту мысль Маркса, что политические отношения всякого данного общества определяются его экономической структурой, он сделал из этой правильной мысли тот неправильный вы-

144

Наши авторы утверждают далее, что «парламент, по мнению синди­калистов, представляет специфически буржуазное учреждение, где абсо­лютно невозможна борьба классов, возможно только их сотрудниче­ство» (стр. 292, 293). В подтверждение этого они приводят следующие слова анархиста Пужэ: «внутреннее разложение парламентов, их не­знание народных стремлений, а также их бессилие настолько обще­известны, что на этом бесполезно настаивать» (стр. 293). Очень жаль, что они поверили Пужэ и сочли «бесполезным» остановиться на этой мысли. В ней очень много несообразного. Что значит бессилие парла­мента? То ли, что парламент не способен обнаружить силу там, где речь идет о защите интересов буржуазии? Конечно, нет. Сам Пужэ, конечно, не откажется признать, что парламенты вовсе не бессильны, как орудие защиты буржуазных интересов. А в таком случае остается предполо­жить, что парламент бессилен, как средство выражения воли пролета­риата. Но тогда возникает вопрос: чем же обусловливается это его бес­силие? На этот вопрос мы не находим никакого ответа ни у наших авто­ров, ни у цитируемого ими Пужэ. Впрочем, позвольте, у Пужэ, в преди­словии к разбираемой нами книге, мы встретили мысль, которая может быть, пожалуй, принята и за ответ на указанный вопрос: Пужэ превозно­сит политический индифферентизм сознательных рабочих. И если бы со­знательные рабочие были в самом деле индифферентны в политическом отношении, то стало бы совершенно понятно, почему их воля не находит себе выражения в парламенте: именно потому, что они поворачиваются к парламенту спиной. Но на самом деле даже во Франции сознатель­ные рабочие вовсе не так равнодушны к политике, как этого хотелось бы Пужэ. Поэтому нам приходится искать другого ответа на вопрос: в какой мере парламенты могут служить орудием защиты интересов пролетариата. Наши авторы цитируют следующие слова О’Дерейма: «Мы считаем парламент учреждением, только регистрирующим рабочую волю; все законы, издаваемые им, имеют ценность постольку, поскольку им придает ее рабочая сила» (стр. 293). Гг. Критская и Лебедева, а с ними и сам Мерейм, думают, что эти слова поясняют и подтверждают мысль

145

о бессилии парламента. Но это — огромная ошибка. Слова Мерейма, на­оборот, опровергают эту мысль; они говорят, что парламенты бессильны лишь до тех пор, пока не определилась рабочая воля и не окрепла рабо­чая сила. И это в известных пределах справедливо. Но отсюда следует совсем не то, что пролетариат должен отказываться от политики. Слова Мерейма о парламентах, как учреждениях, только регистрирующих ра­бочую волю, могут, пожалуй, быть поняты в том смысле, что там, где существует парламент, внутреннее развитие страны, вследствие точного регистрирования парламентом воли народа, не может подать повода к политическим «скачкам и катастрофам». Но это неверно, именно потому я и говорю, что слова Мерейма справедливы лишь в известных пределах. Однако это отнюдь не устраняет того чрезвычайно курьез­ного обстоятельства, что всякий раз, когда синдикалистам приходится высказать более или менее правильную политическую мысль, они при­ходят в противоречие со своим собственным принципиальным отрица­нием политики.

На стр. 301 мы встречаемся с тем утверждением, что социали­стическое правительство неспособно было бы ввести социалистический порядок, потому что «для этого нужно вполне сознательное отношение рабочих, иначе декреты правительства останутся без изменения».

Тут каждое слово опять обнаруживает безнадежную путаницу по­нятий. Само собой разумеется, что полная победа пролетариата немы­слима без ясного сознания им своих целей и без наличности сильных рабочих организаций. Само собой разумеется, что никакое правитель­ство не может основать новый порядок там, где этого порядка не по­нимают те люди, которые должны участвовать в его осуществлении. Но почему же наши авторы думают, что при наличности сильных рабочих организаций и ясного сознания своих целей пролетариатом этому по­следнему не будет никакой надобности в обладании политической вла­стью? Только потому, что они, к сожалению, находятся под сильнейшим

146

История французского синдикализма очень интересна и поучитель­на особенно для России, в которой профессиональное движение только еще начинается. Русским людям, сочувствующим этому движению, как нельзя более полезно будет вдуматься в судьбы и в «самостоятельную теорию» французского синдикализма. Но плохая книга гг. Критской и Лебедева не принесет им ровно никакой пользы в этом случае. О ней приходится сказать то же, что мы сказали выше о предисловии к ней Пужэ: она не выясняет настоящего положения дела, а только затем­няет его.

Ответ на анкету о всеобщей стачке ¹)

Вам желательно узнать мое мнение о всеобщей стачке.

Вот оно:

Всеобщая стачка — всеобщей стачке рознь.

Всеобщую стачку можно рассматривать, как средство произвести социальную революцию путем одновременного прекращения работ во всех отраслях производства данной страны; в этом смысле она есть лишь утопическая и противоречивая идея.

Прекратив всю производственную деятельность, рабочие рисковали бы умереть от голода прежде, чем они уморили бы голодом буржуазию.

Это не все. Для того, чтобы рабочий класс устроил подобную стачку, его организация и дисциплина должны достигнуть наивысшего уровня развития. Но тогда пролетариат сделал бы непростительную и непонятную ошибку, если бы он ограничился отказом от работ вместо того, чтобы делать свою революцию.

Но всеобщую стачку можно рассматривать и с другой точки зрения.

Вместо того, чтобы рассматривать ее, как средство делать социаль­ную революцию, ее можно рассматривать, как средство агитации, рас­чищающей порогу для этой революции.

В этом случае революционному пролетариату не приходится скре­стить руки и ждать до тех пор, пока буржуазное общество не падет от его бездействия. Пролетариат перейдет в нападение в тот момент, когда он увидит, что его ряды достаточно многочисленны, а неприятель­ские ряды достаточно дезорганизованы.

Всеобщая стачка в этом смысле не заменила бы собой политической борьбы пролетариата. Наоборот, она только способствовала бы завоева­нию политической власти всем пролетариатом.

Наконец, в этом случае, стачка не должна быть всеобщей в строгом смысле этого слова. Она должна быть достаточно распространенной

148

Я полагаю, что идея всеобщей стачки в этом смысле не заключает в себе ничего утопического, и что международная социалистическая партия была бы неправа, если бы она отвергла эту идею.

Мне хорошо известно, что, благодаря недавнему опыту бельгийских товарищей, многие наши товарищи относятся довольно скептически к этой идее. Но не нужно забывать того, что этот опыт производился при исключительно неблагоприятных условиях, и было бы странно думать, что эти условия будут представляться везде и повсюду.

Я позволю себе привести пример моей родной страны, где речь идет пока не о завоевании политической власти пролетариатом, а о борьбе с абсолютизмом: я скажу, что крупные стачки, имевшие место в наших южных городах летом 1903 года,— что эти стачки, несмотря на все ужасы вызванной ими репрессии, составляют эпоху в истории нашего рабочего движения.

Вот все, что я думаю о всеобщей стачке.

_{АНАРХИЗМ}

Элизэ Реклю, как теоретик анархизма

Передо мною лежит книга покойного Элизэ Реклю «L'évolution la révolution et l'idéal anarchique» («Эволюция, революция и анархический идеал»), вышедшая в нынешнем году новым, шестым изданием. Уже один тот факт, что книга эта выдержала шесть изданий в четырнадцать лет,— ее первое издание появилось в 1892 году,— свидетельствует об ее успехе. Да и нельзя удивляться этому ее успеху. Элизэ Реклю по справедливости считался одним из самых выдающихся литературных представителей современного анархизма. Как теоретик, он уступал только нашему известному соотечественнику П. А. Кропоткину; а что касается лите­ратурного таланта, то он, без сомнения, занимал первое место между современными ему анархистами. Впрочем, литературный талант Элизэ Реклю известен даже очень многим из тех, которые вовсе не знакомы с его сочинениями, посвященными пропаганде анархизма. Достаточно про­читать несколько десятков страниц из знаменитой «Nouvelle Géographie», чтобы составить себе ясное представление об огромном литературном даровании ее автора. А к литературному таланту надо прибавить еще обаяние замечательной личности Элизэ Реклю, отличавшегося безупреч­ной честностью и прямотой. Анархисты по справедливости гордились «своим» Элизэ Реклю, и понятно, что его книга, о которой я здесь говорю,— самое объемистое изо всех произведений, написанных им на анархические темы, — должна была занять весьма почетное место в их библиотеках. Но ввиду этого понятно и то, что я хочу заняться ее критическим разбором. Ознакомившись с ее сильными и слабыми сто­ронами, мы тем самым ознакомимся с сильными и слабыми сторонами современной теории так называемого коммунистического анархизма ¹).

¹) Кроме этого анархизма существует еще индивидуалистический анархизм. Самым выдающимся его представителем является теперь американец Бенджэмин Р. Тэкер, статьи которого об анархизме собраны в довольно объемистый том, озаглавленный «Instead of а book. — By a man too busy to write one» («Вместо