Данте Алигьери. Божественная комедия

Чтоб плут исчез и повод был схватиться.
136 Едва мздоимец скрылся с головой,

Он на собрата тотчас двинул ногти,

И дьяволы сцепились над смолой.
139 Но тот не хуже, чтоб нацелить когти,

Был ястреб-перемыт, и их тела

Вмиг очутились в раскаленном дегте.
142 Их сразу жгучесть пекла разняла;

Но вызволиться было невозможно,

Настолько прочно влипли их крыла.
145 Тут Борода, как все, томясь тревожно,

Велел, чтоб четверо, забрав багры,

Перелетели ров; все безотложно
148 И там и тут спустились на бугры;

Они к увязшим протянули крючья,

А те уже спеклись внутри коры;
151 И мы ушли в разгар их злополучья.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Мы шли путем, неведомым для нас,

Друг другу вслед, как братья минориты.
4 Недавний бой припомянув не раз,

Я баснь Эзопа вспомнил поневоле,

Про мышь и про лягушку старый сказ.
7 "Сейчас" и "тотчас" сходствуют не боле,

Чем тот и этот случай, если им

Уделено вниманье в равной доле.
10 И так как мысль дает исток другим,

Одно другим сменилось размышленье,

И страх мой стал вдвойне неодолим.
13 Я думал так: "Им это посрамленье

Пришло от нас; столь тяжкий претерпев

Ущерб и срам, они затеют мщенье.
16 Когда на злобный нрав накручен гнев,

Они на нас жесточе ополчатся,

Чем пес на зайца разверзает зев".
19 Я чуял - волосы на мне дыбятся

От жути, и, остановясь, затих;

Потом сказал: "Они за нами мчатся;
22 Учитель, спрячь скорее нас двоих;

Мне страшно Загребал; они предстали

Во мне так ясно, что я слышу их".
25 "Будь я стеклом свинцовым, я б едва ли, -

Сказал он, - отразил твой внешний лик

Быстрей, чем восприял твои печали.
28 Твой помысел в мои помысел проник,

Ему лицом и поступью подобный,

И я их свел к решенью в тот же миг.
31 И если справа склон горы удобный,

Чтоб нам спуститься в следующий ров,

То нас они настигнуть не способны".
34 Он не успел домолвить этих слов,

Как я увидел: быстры и крылаты,

Они уж близко и спешат на лов.
37 В единый миг меня схватил вожатый,

Как мать, на шум проснувшись вдруг и дом

Увидя буйным пламенем объятый,
40 Хватает сына и бежит бегом,

Рубашки не накинув, помышляя

Не о себе, а лишь о нем одном, -
43 И тотчас вниз с обрывистого края

Скользнул спиной на каменистый скат,

Которым щель окаймлена шестая.
46 Так быстро воды стоком не спешат

Вращать у дольной мельницы колеса,

Когда струя уже вблизи лопат,
49 Как мой учитель, с высоты утеса,

Как сына, не как друга, на руках

Меня держа, стремился вдоль откоса.
52 Чуть он коснулся дна, те впопыхах

Уже достигли выступа стремнины

Как раз над нами; но прошел и страх, -
55 Затем что стражу пятой котловины

Им промысел высокий отдает,

Но прочь ступить не властен ни единый.
58 Внизу скалы повапленный народ

Кружил неспешным шагом, без надежды,

В слезах, устало двигаясь вперед.
61 Все - в мантиях, и затеняет вежды

Глубокий куколь, низок и давящ;

Так шьют клунийским инокам одежды.
64 Снаружи позолочен и слепящ,

Внутри так грузен их убор свинцовый,

Что был соломой Федериков плащ.
67 О вековечно тяжкие покровы!

Мы вновь свернули влево, как они,

В их плач печальный вслушаться готовы.
70 Но те, устав под бременем брони,

Брели так тихо, что с другим соседом

Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни.
73 И я вождю: "Найди, быть может ведом

Делами или именем иной;

Взгляни, шагая, на идущих следом".
76 Один, признав тосканский говор мой,

За нами крикнул: "Придержите ноги,

Вы, что спешите так под этой тьмой!
79 Ты можешь у меня спросить подмоги".

Вождь, обернувшись, молвил: "Здесь побудь;

Потом с ним в ногу двинься вдоль дороги".
82 По лицам двух я видел, что их грудь

Исполнена стремления живого;

Но им мешали груз и тесный путь.
85 Приблизясь и не говоря ни слова,

Они смотрели долго, взгляд скосив;

Потом спросили так один другого:
88 "Он, судя по работе горла, жив;

А если оба мертвы, как же это

Они блуждают, столу совлачив?"
91 И мне: "Тосканец, здесь, среди совета

Унылых лицемеров, на вопрос,

Кто ты такой, не презирай ответа".
94 Я молвил: "Я родился и возрос

В великом городе на ясном Арно,

И это тело я и прежде нес.
97 А кто же вы, чью муку столь коварно

Изобличает этот слезный град?

И чем вы так казнимы лучезарно?"
100 Один ответил: "Желтый наш наряд

Навис на нас таким свинцовым сводом,

Что под напором гирь весы скрипят.
103 Мы гауденты, из Болоньи родом,

Я - Каталано, Лодеринго - он;

Мы были призваны твоим народом,
106 Как одиноких брали испокон,

Чтоб мир хранить; как он хранился нами,

Вокруг Гардинго видно с тех времен".
109 Я начал: "Братья, вашими делами..." -

Но смолк; мой глаз внезапно увидал

Распятого в пыли тремя колами.
112 Он, увидав меня, затрепетал,

Сквозь бороду бросая вздох стесненный.

Брат Каталан на это мне сказал:
115 "Тот, на кого ты смотришь, здесь пронзенный,

Когда-то речи фарисеям вел,

Что может всех спасти один казненный.
118 Он брошен поперек тропы и гол,

Как видишь сам, и чувствует все время,

Насколько каждый, кто идет, тяжел.
121 И тесть его здесь терпит то же бремя,

И весь собор, оставивший в удел

Еврейскому народу злое семя".
124 И видел я, как чудно поглядел

Вергилий на того, кто так ничтожно,

В изгнанье вечном, распятый, коснел.
127 Потом он молвил брату: "Если можно,

То не укажете ли нам пути

Отсюда вправо, чтобы бестревожно
130 Из здешних мест мы с ним могли уйти

И черных ангелов не понуждая

Нас из ложбины этой унести".
133 И брат: "Тут есть вблизи гряда большая;

Она идет от круговой стены,

Все яростные рвы пересекая,
136 Но рухнула над этим; вы должны

Подняться по обвалу; склон обрыва

И дно лощины сплошь завалены".
139 Вождь голову понурил молчаливо.

"Тот, кто крюком, - сказал он наконец, -

Хватает грешных, говорил нам лживо".
142 "Я не один в Болонье образец

Слыхал того, как бес ко злу привержен, -

Промолвил брат. - Он всякой лжи отец".
145 Затем мой вождь пошел, слегка рассержен,

Широкой поступью и хмуря лоб;

И я от тех, кто бременем удержан,
148 Направился по следу милых стоп.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

И солнцу кудри греет Водолей,

А ночь все ближе к половине суток
4 И чертит иней посреди полей

Подобье своего седого брата,

Хоть каждый раз его перо хилей, -
7 Крестьянин, чья кормушка небогата,

Встает и видит - побелел весь луг,

И бьет себя пониже перехвата;
10 Уходит в дом, ворчит, снует вокруг,

Не зная, бедный, что тут делать надо;

А выйдет вновь - и ободрится вдруг,
13 Увидев мир сменившим цвет наряда

В короткий миг; берет свой посошок

И гонит вон пастись овечье стадо.
16 Так вождь причиной был моих тревог,

Когда казался смутен и несветел,

И так же сразу боль мою отвлек:
19 Как только он упавший мост приметил,

Он бросил мне все тот же ясный взгляд,

Что у подножья горного я встретил.
22 Он оглядел загроможденный скат,

Подумал и, кладя конец заботам,

Раскрыв объятья, взял меня в обхват.
25 И словно тот, кто трудится с расчетом,

Как бы все время глядя пред собой,

Так он, подняв меня единым взметом
28 На камень, намечал уже другой

И говорил: "Теперь вот тот потрогай,

Таков ли он, чтоб твердо стать ногой".
31 В плаще бы не пройти такой дорогой;

Едва и мы, с утеса на утес,

Ползли наверх, он - легкий, я - с подмогой.
34 И если бы не то, что наш откос

Был ниже прежнего, - как мой вожатый,

Не знаю, я бы вряд ли перенес.
37 Но так как область Злых Щелей покатый

К срединному жерлу дает наклон,

То стены, меж которых рвы зажаты,
40 По высоте не равны с двух сторон.

Мы наконец взошли на верх обвала,

Где самый крайний камень прислонен.
43 Мне так дыханья в легких не хватало,

Что дальше я не в силах был идти;

Едва взойдя, я тут же сел устало.
46 "Теперь ты леность должен отмести, -

Сказал учитель. - Лежа под периной

Да сидя в мягком, славы не найти.
49 Кто без нее готов быть взят кончиной,

Такой же в мире оставляет след,

Как в ветре дым и пена над пучиной.
52 Встань! Победи томленье, нет побед,

Запретных духу, если он не вянет,

Как эта плоть, которой он одет!
55 Еще длиннее лестница предстанет;

Уйти от них - не в этом твой удел;

И если слышишь, пусть душа воспрянет".
58 Тогда я встал; я показать хотел,

Что я дышу свободней, чем на деле,

И молвил так: "Идем, я бодр и смел!"
61 Мы гребнем взяли путь; еще тяжеле,

Обрывистый, крутой, в обломках скал,

Он был, чем тот, каким мы шли доселе.
64 Чтоб скрыть усталость, я не умолкал;

Вдруг голос из расселины раздался,

Который даже не как речь звучал.
67 Слов я понять не мог, хотя взобрался

На горб моста, изогнутого там;

Но говоривший как бы удалялся.
70 Я наклонился, но живым глазам

Достигнуть дна мешала тьма густая;

И я: "Учитель, сделай так, чтоб нам
73 Сойти на вал, и станем возле края;

Я слушаю, но смысла не пойму,

И ничего не вижу, взор склоняя".
76 И он: "Мой отклик слову твоему -

Свершить; когда желанье справедливо,

То надо молча следовать ему".
79 Мы с моста вниз сошли неторопливо,

Где он с восьмым смыкается кольцом,

И тут весь ров открылся мне с обрыва.
82 И я внутри увидел страшный ком

Змей, и так много разных было видно,

Что стынет кровь, чуть вспомяну о нем.
85 Ливийской степи было бы завидно:

Пусть кенхр, и амфисбена, и фарей

Плодятся в ней, и якул, и ехидна, -
88 Там нет ни стольких гадов, ни лютей,

Хотя бы все владенья эфиопа

И берег Чермных вод прибавить к ней.
91 Средь этого чудовищного скопа

Нагой народ, мечась, ни уголка

Не ждал, чтоб скрыться, ни гелиотропа.
94 Скрутив им руки за спиной, бока

Хвостом и головой пронзали змеи,

Чтоб спереди связать концы клубка.
97 Вдруг к одному, - он был нам всех виднее, -

Метнулся змей и впился, как копье,

В то место, где сращенье плеч и шеи.
100 Быстрей, чем I начертишь или О,

Он вспыхнул, и сгорел, и в пепел свился,

И тело, рухнув, утерял свое.
103 Когда он так упал и развалился,

Прах вновь сомкнулся воедино сам

И в прежнее обличье возвратился.
106 Так ведомо великим мудрецам,

Что гибнет Феникс, чтоб восстать, как новый,

Когда подходит к пятистам годам.
109 Не травы - корм его, не сок плодовый,

Но ладанные слезы и амом,

А нард и мирра - смертные покровы.
112 Как тот, кто падает, к земле влеком,

Он сам не знает - демонскою силой

Иль запруженьем, властным над умом,
115 И, встав, кругом обводит взгляд застылый,

Еще в себя от муки не придя,

И вздох, взирая, издает унылый, -
118 Таков был грешник, вставший погодя.

О божья мощь, сколь праведный ты мститель,

Когда вот так сражаешь, не щадя!
121 Кто он такой, его спросил учитель.

И тот: "Я из Тосканы в этот лог

Недавно сверзился. Я был любитель
124 Жить по-скотски, а по-людски не мог,

Да мулом был и впрямь; я - Ванни Фуччи,

Зверь, из Писгойи, лучшей из берлог".
127 И я вождю: "Пусть подождет у кручи;

Спроси, за что он спихнут в этот ров;

Ведь он же был кровавый и кипучий".
130 Тот, услыхав и отвечать готов,

Свое лицо и дух ко мне направил

И от дурного срама стал багров.
133 "Гораздо мне больнее, - он добавил, -

Что ты меня в такой беде застал,

Чем было в миг, когда я жизнь оставил.
136 Я исполняю то, что ты желал:

Я так глубоко брошен в яму эту

За то, что утварь в ризнице украл.
139 Тогда другой был привлечен к ответу.

Но чтобы ты свиданию со мной

Не радовался, если выйдешь к свету,
142 То слушай весть и шире слух открой:

Сперва в Пистойе сила Черных сгинет,

Потом Фьоренца обновит свой строй.
145 Марс от долины Магры пар надвинет,

Повитый мглою облачных пелен,

И на поля Пиценские низринет,
148 И будет бой жесток и разъярен;

Но он туман размечет своевольно,

И каждый Белый будет сокрушен.
151 Я так сказал, чтоб ты терзался больно!"

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

1 По окончаньи речи, вскинув руки

И выпятив два кукиша, злодей

Воскликнул так: "На, боже, обе штуки!"
4 С тех самых пор и стал я другом змей:

Одна из них ему гортань обвила,

Как будто говоря: "Молчи, не смей!",
7 Другая - руки, и кругом скрутила,

Так туго затянув клубок узла,

Что всякая из них исчезла сила.
10 Сгори, Пистойя, истребись дотла!

Такой, как ты, существовать не надо!

Ты свой же корень в скверне превзошла!
13 Мне ни в одном из темных кругов Ада

Строптивей богу дух не представал,

Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града.
16 Он, не сказав ни слова, побежал;

И видел я, как следом осерчало

Скакал кентавр, крича: "Где, где бахвал?"
19 Так много змей в Маремме не бывало,

Сколькими круп его был оплетен

Дотуда, где наш облик брал начало.
22 А над затылком нависал дракон,

Ему налегший на плечи, крылатый,

Которым каждый встречный опален.
25 "Ты видишь Кака, - мне сказал вожатый. -

Немало крови от него лилось,

Где Авентин вознес крутые скаты.
28 Он с братьями теперь шагает врозь

За то, что обобрал не без оглядки

Большое стадо, что вблизи паслось.
31 Но не дал Геркулес ему повадки

И палицей отстукал до ста раз,

Хоть тот был мертв на первом же десятке".
34 Пока о проскакавшем шел рассказ,

Три духа собрались внизу; едва ли

Заметил бы их кто-нибудь из нас,
37 Вождь или я, но снизу закричали:

"Вы кто?" Тогда наш разговор затих,

И мы пришедших молча озирали.
40 Я их не знал; но тут один из них

Спросил, и я по этому вопросу

Догадываться мог об остальных:
43 "А что же Чанфа не пришел к утесу?"

И я, чтоб вождь прислушался к нему,

От подбородка палец поднял к носу.
46 Не диво, если слову моему,

Читатель, ты поверишь неохотно:

Мне, видевшему, чудно самому.
49 Едва я оглянул их мимолетно,

Взметнулся шестиногий змей, внаскок

Облапил одного и стиснул плотно.
52 Зажав ему бока меж средних ног,

Передними он в плечи уцепился

И вгрызся духу в каждую из щек;
55 А задними за ляжки ухватился

И между них ему просунул хвост,

Который кверху вдоль спины извился.
58 Плющ, дереву опутав мощный рост,

Не так его глушит, как зверь висячий

Чужое тело обмотал взахлест.
61 И оба слиплись, точно воск горячий,

И смешиваться начал цвет их тел,

Окрашенных теперь уже иначе,
64 Как если бы бумажный лист горел

И бурый цвет распространялся в зное,

Еще не черен и уже не бел.
67 "Увы, Аньель, да что с тобой такое? -

Кричали, глядя, остальные два. -

Смотри, уже ты ни один, ни двое".
70 Меж тем единой стала голова,

И смесь двух лиц явилась перед нами,

Где прежние мерещились едва.
73 Четыре отрасли - двумя руками,

А бедра, ноги, и живот, и грудь

Невиданными сделались частями.
76 Все бывшее в одну смесилось муть;

И жуткий образ медленной походкой,

Ничто и двое, продолжал свой путь.
79 Как ящерица под широкой плеткой

Палящих дней, меняя тын, мелькнет

Через дорогу молнией короткой,
82 Так, двум другим кидаясь на живот,

Мелькнул змееныш лютый, желто-черный,

Как шарик перца; и туда, где плод
85 Еще в утробе влагой жизнетворной

Питается, ужалил одного;

Потом скользнул к его ногам, проворный.
88 Пронзенный не промолвил ничего

И лишь зевнул, как бы от сна совея

Иль словно лихорадило его.
91 Змей смотрит на него, а он - на змея;

Тот - язвой, этот - ртом пускают дым,

И дым смыкает гада и злодея.
94 Лукан да смолкнет там, где назван им

Злосчастливый Сабелл или Насидий,

И да внимает замыслам моим.
97 Пусть Кадма с Аретузой пел Овидий

И этого - змеей, а ту - ручьем

Измыслил обратить, - я не в обиде:
100 Два естества, вот так, к лицу лицом,

Друг в друга он не претворял телесно,

Заставив их меняться веществом.
103 у этих превращенье шло совместно:

Змееныш хвост, как вилку, расколол,

А раненый стопы содвинул тесно.
106 Он голени и бедра плотно свел,

И, самый след сращенья уничтожа,

Они сомкнулись в нераздельный ствол.
109 У змея вилка делалась похожа

На гибнущее там, и здесь мягка,

А там корява становилась кожа.
112 Суставы рук вошли до кулака

Под мышки, между тем как удлинялись

Коротенькие лапки у зверька.
115 Две задние конечности смотались

В тот член, который человек таит,

А у бедняги два образовались.
118 Покамест дымом каждый был повит

И новым цветом начал облекаться,

Тут - облысев, там - волосом покрыт, -
121 Один успел упасть, другой - подняться,

Но луч бесчестных глаз был так же прям,

И в нем их морды начали меняться.
124 Стоявший растянул лицо к вискам,

И то, что лишнего туда наплыло,

Пошло от щек на вещество ушам.
127 А то, что не сползло назад, застыло

Комком, откуда ноздри отросли

И вздулись губы, сколько надо было.
130 Лежавший рыло вытянул в пыли,

А уши, убывая еле зримо,

Как рожки у улитки, внутрь ушли.
133 Язык, когда-то росший неделимо

И бойкий, треснул надвое, а тот,

Двойной, стянулся, - и не стало дыма.
136 Душа в обличье гадины ползет

И с шипом удаляется в лощину,

А тот вдогонку, говоря, плюет.
139 Он, повернув к ней новенькую спину,

Сказал другому: "Пусть теперь ничком,

Как я, Буозо оползет долину".
142 Так, видел я, менялась естеством

Седьмая свалка; и притом так странно,

Что я, быть может, прегрешил пером.
145 Хотя уж видеть начали туманно

Мои глаза и самый дух блуждал,

Те не могли укрыться столь нежданно,
148 Чтоб я хромого Пуччо не узнал;

Из всех троих он был один нетронут

С тех пор, как подошел к подножью скал;
151 Другой был тот, по ком в Гавилле стонут.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Ты над землей и морем бьешь крылом,

И самый Ад твоей наполнен славой!
4 Я пять таких в собранье воровском

Нашел сограждан, что могу стыдиться,

Да и тебе немного чести в том.
7 Но если нам под утро правда снится,

Ты ощутишь в один из близких дней,

К чему и Прато, как и все, стремится;
10 Поэтому - тем лучше, чем скорей;

Раз быть должно, так пусть бы миновало!

С теченьем лет мне будет тяжелей.
13 По выступам, которые сначала

Вели нас вниз, поднялся спутник мой,

И я, влекомый им, взошел устало;
16 И дальше, одинокою тропой

Меж трещин и камней хребта крутого,

Нога не шла, не подсобясь рукой.
19 Тогда страдал я и страдаю снова,

Когда припомню то, что я видал;

И взнуздываю ум сильней былого,
22 Чтоб он без добрых правил не блуждал,

И то, что мне дала звезда благая

Иль кто-то лучший, сам я не попрал.
25 Как селянин, на холме отдыхая, -

Когда сокроет ненадолго взгляд

Тот, кем страна озарена земная,
28 И комары, сменяя мух, кружат, -

Долину видит полной светляками

Там, где он жнет, где режет виноград,
31 Так, видел я, вся искрилась огнями

Восьмая глубь, как только с двух сторон

Расщелина открылась перед нами.
34 И как, конями поднят в небосклон,

На колеснице Илия вздымался,

А тот, кто был медведями отмщен,
37 Ему вослед глазами устремлялся

И только пламень различал едва,

Который вверх, как облачко, взвивался, -
40 Так движутся огни в гортани рва,

И в каждом замкнут грешник утаенный,

Хоть взор не замечает воровства.
43 С вершины моста я смотрел, склоненный,

И, не держись я за одну из плит,

Я бы упал, никем не понужденный;
46 И вождь, приметив мой усердный вид,

Сказал мне так: "Здесь каждый дух затерян

Внутри огня, которым он горит".
49 "Теперь, учитель, я вполне уверен, -

Ответил я. - Уж я и сам постиг,

И даже так спросить я был намерен:
52 Кто в том огне, что там вдали возник,

Двойной вверху, как бы с костра подъятый,

Где с братом был положен Полиник?"
55 "В нем мучатся, - ответил мой вожатый, -

Улисс и Диомед, и так вдвоем,

Как шли на гнев, идут путем расплаты;
58 Казнятся этим стонущим огнем

И ввод коня, разверзший стены града,

Откуда римлян вышел славный дом,
61 И то, что Дейдамия в сенях Ада

Зовет Ахилла, мертвая, стеня,

И за Палладий в нем дана награда".
64 "Когда есть речь у этого огня,

Учитель, - я сказал, - тебя молю я,

Сто раз тебя молю, утешь меня,
67 Дождись, покуда, меж других кочуя,

Рогатый пламень к нам не подойдет:

Смотри, как я склонен к нему, тоскуя".
70 "Такая просьба, - мне он в свой черед, -

Всегда к свершенью сердце расположит;

Но твой язык на время пусть замрет.
73 Спрошу их я; то, что тебя тревожит,

И сам я понял; а на твой вопрос

Они, как греки, промолчат, быть может".
76 Когда огонь пришел под наш утес

И место "и мгновенье подобало,

Учитель мой, я слышал, произнес:
79 "О вы, чей пламень раздвояет жало!

Когда почтил вас я в мой краткий час,

Когда почтил вас много или мало,
82 Слагая в мире мой высокий сказ,

Постойте; вы поведать мне повинны,

Где, заблудясь, погиб один из вас".
85 С протяжным ропотом огонь старинный

Качнул свой больший рог; так иногда

Томится на ветру костер пустынный,
88 Туда клоня вершину и сюда,

Как если б это был язык вещавший,

Он издал голос и сказал: "Когда
91 Расстался я с Цирцеей, год скрывавшей

Меня вблизи Гаэты, где потом

Пристал Эней, так этот край назвавший, -
94 Ни нежность к сыну, ни перед отцом

Священный страх, ни долг любви спокойный

Близ Пенелопы с радостным челом
97 Не возмогли смирить мой голод знойный

Изведать мира дальний кругозор

И все, чем дурны люди и достойны.
100 И я в морской отважился простор,

На малом судне выйдя одиноко

С моей дружиной, верной с давних пор.
103 Я видел оба берега, Моррокко,

Испанию, край сардов, рубежи

Всех островов, раскиданных широко.
106 Уже мы были древние мужи,

Войдя в пролив, в том дальнем месте света,

Где Геркулес воздвиг свои межи,
109 Чтобы пловец не преступал запрета;