Янко Слава
(Библиотека
Fort/Da
) ||
slavaaa@yandex.ru
177
способ исторического бытия.
Тем самым, естественно, не исключается, что произведения, признаваемые классическими, ставят
развитое историческое сознание, осознающее
историческую дистанцию, перед историко-
познавательными задачами. Историческое сознание уже не может,
как когда-то во времена
Палладио или Корнеля, просто и непосредственно пользоваться классическими образцами, но
должно подходить к ним как к историческому явлению, которое может быть понято лишь исходя
из его эпохи. Однако при этом речь всегда идет о чем-то
большем,
чем простое историческое кон-
струирование исчезнувшего «мира», которому принадлежало данное произведение. Наше
понимание всегда содержит в себе еще и сознание нашей сопринадлежности этому миру. Этому
соответствует, однако, сопринадлежность произведения нашему миру.
Слово «классическое»
как раз и означает, что сила, с которой обращается к нам данное
произведение,
принципиально неограниченна, как и продолжительность обращения
27
. Хотя
понятие классического и говорит об отстоянии и недостижимости, хотя оно и принадлежит тому
типу сознания, который мы называем образованностью, однако даже «классическое образование»
всегда сохраняет в себе нечто от непрерывной и устойчивой значимости классического. Даже
такой тип сознания свидетельствует о конечной общности и принадлежности к тому миру, от
имени которого обращается к нам классическое произведение.
Подобный подход к понятию классического не претендует на
самостоятельное значение, он
стремится лишь к постановке всеобщего вопроса. Вопрос звучит так: не лежит ли в конце концов
подобное опосредование прошлого и настоящего, характеризующее понятие классического, в
основе всякого отношения к истории, в качестве его действенного субстрата? Если романтическая
герменевтика видела в однородности человеческой природы внеисторический субстрат, на чем и
основывала свою теорию понимания, освободив тем самым конгениально понимаю-
Достарыңызбен бөлісу: