§ 2. Этническое сознание и депортация

Человечество воевало во все времена. С ростом масштабов цивилизации росли и масштабы войн - от межплеменных до мировых. Параллельно усложнялась система сопутствующих явлений, которые были порождением изощренных умов правящей верхушки.

Одним из таких явлений, относящихся к ХХ столетию и порожденных войной, является депортация северокавказских народов 1943-1944 годов. События связанные с этими позорными страницами отечественной истории ХХ века, повлекли за собой массу серьезнейших и глубочайших изменений в национальном сознании депортированных народов, столкнув репрессированные этносы с многочисленными адаптационными проблемами.

Применение Советской властью старых царских методов в урегулировании этнополитических и экономических проблем настораживало местное население и поддерживало антироссийские настроения в их среде. Однако общий характер стабилизации различных сфер деятельности, широкое распространение идей, построение социализма несколько сгладили антироссийский настрой, плавно переводя его на уровень исторической памяти. С другой стороны историческая память российских властей сохраняла примеры жестокого сопротивления и непокорности кавказцев в той же мере. Результатом этого противостояния явились поголовные депортации целых народов в 40-ые годы. Так, из Крыма и Кавказа выселили более миллиона человек.

Абсурдность обвинений, выдвигаемых властями была очевидна - "поголовное сотрудничество с врагом", "предательство", "неспособность защитить Эльбрус" и т.п. Так, основанием для выселения карачаевцев было постановление СНК СССР № 1118-342 "совершенно секретно" (14 октября 1943 г.) под названием "Вопросы НКВД СССР". В нем говорилось: "В связи с тем, что в период оккупации немецко-фашистскими захватчиками территории Карачаевской Автономной области многие карачаевцы вели себя предательски, вступали в организованные немецкие отряды для борьбы с советской властью, передавали немцам честных советских граждан, сопровождали и показывали дороги немецким войскам, а после изгнания оккупантов противодействуют проводимым советской властью мероприятиям, скрывают от органов власти врагов и заброшенных немцами агентов, оказывают им помощь, Президиум Верховного Совета постановляет: всех карачаевцев, проживавших на территории области, переселить в другие районы СССР …". Однако, как раз основная масса трудоспособного мужского населения была мобилизована в Красную Армию, а гнев государства обрушился на детей, женщин и стариков.

К примеру, по данным архива Совета Министров Киргизской ССР прибывшие в 1944 г. на спецпоселение балкарцы в процентном отношении представляли собой следующую картину: мужчины, включая глубоких старцев, инвалидов детства и войны, оставленные по брони, составляли 18 %, женщины около 30 %, остальные 62 % - составляли дети.

Примерно такое же процентное соотношение было и среди других переселяемых народов.

Акции по депортации "провинившихся" народов носили молниеносный и варварский характер. Жестокая расправа следовала над теми, кто пытался сопротивляться. Спецпереселенцев, жителей с. Пешхоевское, Нашхой, Сгожи и др. в Чечено-Ингушской АССР просто сожгли.

Спецпереселенцы следовали к местам нового поселения испытывая неудобства, лишения, голод, надругательства и унижения. Чувства переполняемые всех без исключения, независимо от того были ли это карачаевцы, балкарцы, чеченцы или ингуши, во время этих жесточайших акций были сходными: горечь, обида, непонимание, боль и стыд. Мог ли этот перечень столь негативных и глубоких переживаний не отразиться на общеэтническом мировосприятии? Конечно, нет. Выдвинутые государством несправедливые, выдуманные обвинения глубоко ранили душу народа. Предатели и отщепенцы встречались, встречаются и будут встречаться в любой этнической среде, но это не повод к столь масштабным обобщениям. Разве не было предателей и пособников врага среди русских, белорусов, украинцев и пр. в период оккупации? Были, к сожалению, но не один из названных народов не расплачивался столь горькой ценой за отсутствие совести его отдельных собратьев по крови. Пропагандистский миф о "поголовном сотрудничестве" гораздо проще было распространить на малый народ, забыв о том, что он является субъектом федерации.

Депортации 1943-1944 годов полностью противоречили Хартии Объединенных Наций и официально провозглашенным целям освободительной войны. Но западные державы обошли молчанием откровенный геноцид, решив не портить отношений с сильным союзником, оставив за ним право распоряжаться судьбами многих народов.

Развенчание позорного мифа произойдет позднее, а пока народ недоумевал в поисках причин. Истинные же причины не лежали на поверхности, а соответствовали программе 1930 года по искоренению неугодных народов и освобождения занимаемых ими территорий. Подтверждением этого является спецзадание Берии по уничтожению пяти балкарских аулов в Черекском ущелье еще до прихода немецких войск. Вместе с жителями были сожжены аулы Сауту, Глашево, Мухол, Верхняя Балкария, Огъары Чегет. Эта жесточайшая акция, ничем не отличающаяся от фашистских зверств, официально была приписана мифическим балкарским диверсантам.

Насилие, проявленное советскими властями, отвечало национальным интересам И. Сталина и Л. Берии. Переселение горцев решало задачу расширения этнической территории "исторической Грузии". Первому секретарю Кабардино-Балкарского обкома ВКП(б) З. Кумехову Л. Берия заявил о том, что "есть предложение передать район Эльбруса Грузии, ибо Грузия должна иметь оборонительный рубеж на северных склонах Кавказского хребта". Проводя подготовительную работу на месте 24 февраля 1944 г Л. Берия телеграфировал Сталину следующее: "…Балкарцев насчитывается 40900 человек, проживавших в основном в четырех административных районах, расположенных в ущельях Главного Кавказского хребта, общей площадью 503 тыс. гектаров, из которых около 300 тыс. составляют сенокосы, пастбища, леса". Таким образом, представители высшей власти не только вырабатывали стратегию и тактику предстоящей операции, но и присматривались на месте к тем землям, на которые был "положен глаз". Особенно привлекательной для них оказалась территория Карачая. Что касается балкарцев, то власти были насторожены, главным образом той деятельностью, которая была направлена на отделение Балкарии от Кабарды и на соединение с Карачаем. Подобное объединение не входило в планы верховного руководства страны и могло помешать претворению их в жизнь. Эта настороженность звучала в уже упомянутой телеграмме Л. Берии:"…по указке немцев и привезенных ими с собой эмигрантов Шокманова и Кемметова, балкарцы договорились с карачаевцами об объединении Балкарии с Карачаем". Властям приходилось торопить события.

Указы Президиума Верховного Совета о депортации карачаевцев, чеченцев, ингушей и балкарцев явились лишь формальным основанием, юридически прикрывающим государственный произвол. Вместе с тем нужно отметить, что земельный вопрос волновал правителей всех времен и народов. Более того, если население считало, что территория, имеющаяся в его распоряжении, не увеличивается, то это могло вылиться в различные конфликты. При этом конфликты могли решаться двояко: насильственным способом или мирными методами. Выбор пути и степень насилия зависит от характера культурных ценностей, свойственных данному обществу. Личностные характеристики того, кто стоит во главе являются лишь производными.

Корни насильственной акции против целых народов, были однако не только выражением беспредела сталинского режима, но увы неотъемлемой частью всей истории Советского государства. Проблема насилия в человеческом обществе стояла во все времена. В период между 1946 и 1950 г. некоторые американские авторы (Тафт, Алинский, Галтунг) пытались смоделировать общества, в которых насилие было бы исключено. Основой подобного общества могла, по их мнению, стать ликвидация политического и социально-экономического неравенства. В противовес данным попыткам, французский ученый Д. Сабо выдвигает теорию о том, что насилие находится в наших генах и вписывается в эволюцию человеческого мозга. Его проявления зависят как от психологических, так и от социологических факторов. Пропорциональность этих факторов определяется степенью сплоченности различных подгрупп данного общества: чем выше эта сплоченность, тем слабее проявления насилия. Применительно к депортации северокавказских народов эта теория имеет свое рациональное зерно, поскольку говорить о монолитности советского государства крайне сложно по причине высокой степени его полиэтничности. Следовательно, для проявления насилия здесь было гораздо больше возможностей, чем в любом небольшом государстве. С другой стороны, высокая сплоченность самих депортированных народов помогла им выжить в экстремальных условиях выселения. Выведенная закономерность основана на законе физики, определяющем силу давления, по которому чем больше площадь, тем давление меньше и наоборот. Чем меньше площадь, тем больше сила давления.

В кризисные эпохи или периоды жизни число аутсайдеров может быть значительно. Это люди с нарушенным трансфером этнических констант. При сильном давлении извне у них не срабатывают специфические защитные механизмы, свойственные этносу в целом. В результате этнос попадает в ситуацию двойного конфликта. С одной стороны это внутриэтнический конфликт, в котором этнос реагирует на действия аутсайдеров и входит в противоборство с ними. Очевидцы описывают случай, произошедший в период выселения балкарцев из одного аула. В кульминационный момент операции один из пожилых мужчин, упав на колени перед представителем властей, взмолился, прося автомат. Он обещал расстрелять любую семью, любого односельчанина в обмен на то, чтобы его оставили на родной земле. Этот поступок вызвал всеобщее возмущение. Общее горе у основной массы народа пробуждало чувство национального единства и сплоченности, которое в последствие помогло ему выстоять. Фактически мы имеем дело с апробированием людьми разных жизненных смыслов.

События, связанные с насильственным перемещением целых народов в 1943-1944 годах, были громадным для них потрясением. Притом неизвестно, что было большим потрясением: количество жертв, появившихся в результате, или вопиющая несправедливость, где зло не было осуждено, где не было правды, где целым народам было отказано в праве на собственную историческую территорию, где люди были лишены моральной поддержки государства и сограждан. Напуганные целенаправленной пропагандой, жители Средней Азии и Казахстана встречали переселенцев с настороженностью, как настоящих преступников. Они старались избегать контакта со спецконтингентом, но в отдельных населенных пунктах приехавших подселяли в дома местных колхозников, чем вызывали еще большее недовольство. Между местными жителями и переселенцами порой вспыхивали конфликты, последних оскорбляли, унижали, имели место случаи избиения. Адаптироваться к новым условиям жизни было крайне трудно, тем более, что адаптироваться приходилось и к новым природным условиям, и к новой этнической среде, и к новому унизительному положению. Целый ряд правительственных положений устанавливал жестокий спецрежим. Переселенцы рассеянные небольшими группами от Северного Казахстана до предгорий Памира в более, чем 480 населенных пунктах, не имели возможности поддерживать связь друг с другом. Часто разрозненными оказывались семьи, родные братья, сестры. Это был метод, с помощью которого пытались стереть с лица земли целые народы. Указ М. Калинина от 8 апреля 1944 года не уточнял срок ссылки репрессированных народов. Уточнение было внесено Указом за подписью Н. Шверника, которое гласило: "Навечно, без права возврата их к прежним местам жительства".

Для того, чтобы выжить физически и морально, переселенцам приходилось каждой минутой своего существования доказывать свою невиновность. Главным и, пожалуй, единственным способом сделать это - был труд, изнурительный и непосильный. По сведениям, полученным от бывших переселенцев, работать приходилось с раннего утра до позднего вечера, по палящими лучами солнца. Физическое утомление осложнялось незнанием чужого языка, обычаев и привычек. Не обходилось и без курьезов. Вот что рассказала Жашаева Х.А., 1905 года рождения, депортированная в Джамбульскую область Казахской ССР. "Мы работали в поле в меру своих сил, но бригадир был нами недоволен и закричал: "Чабынгыз, чабынгыз!" По-казахски это означало "быстрее, быстрее", но по-балкарски эти слова означали "бегите". Мы сначала растерялись, а потом бросились бежать по полю. Ошеломленный бригадир побежал вдогонку. Когда сил бежать уже не было, мы остановились, а бригадир отругал нас на чем свет стоял за то, что мы растоптали сахарную плантацию. За нанесенный ущерб нам урезали трудодни на две недели. Сопротивляться и доказывать что-либо было бесполезно". Такую жестокую шутку сыграла общая принадлежность к тюркской языковой семье.

В современной науке описаны варианты этнических процессов, которые сопровождают добровольную и вынужденную миграцию народа. Это может быть ассимиляция, сегрегация, маргинализация, интеграция и т.д. Переселенные северокавказские народы вернулись, сохранив свое этническое лицо. Какие механизмы помогли им в этом? Главным было то, что в обществе, даже разбитом на небольшие группы, продолжали существовать этнические константы, а значит сохранялась возможность нового самоструктурирования этноса. Но для этого нужно было преодолеть ряд препятствий, самым сложным из которых был "культурный шок". Контакт с иной культурной средой вызывал нарушения психологического здоровья народа. Положение усугублялось и тем, что все стержневое национальное вырывалось с кровью из живого организма спецпереселенцев. Все аспекты культурного шока, впервые выделенные К. Обергом, имели место в среде переселенных народов: 1) напряжение, к которому приводят усилия, требуемые для достижения необходимой психологической адаптации; 2) чувство потери и лишения; 3) чувство отверженности; 4) сбой в ролях, ценностях, чувствах и самоидентификации; 5) неожиданная тревога в результате осознания культурных различий; 6) чувство неполноценности. В случае с насильственным переселением народов можно дополнить этот список еще одним пунктом: нежеланием смириться со сложившимся положением и острым желанием вернуться на родину.

Термин "культурный шок" в 90-х годах сменился термином "культурный стресс". Однако здесь необходима поправка. "Культурный стресс" более подходит для случаев добровольного переселения, в нашем же случае мы позволим себе настаивать на первом термине. Он наиболее адекватно отражает моральное состояние переселенцев.

По данным полевых исследований наиболее тяжелым был период 1944-1947 годов. Применительно к этому периоду возможно использование термина "социальная смерть", интерес к которому возрос в последнее время. Эту форму смерти человечество знало давно и подразумевало изгнание человека из рода. Изгнанник становился живым мертвецом. Разновидностью такой смерти считается рабство, подвержение остракизму, когда человек становился вне защиты своих законов, вне физической защиты родных стен, теряя свободу, свое лицо и достоинство. Депортация народа сродни этому феномену, так как ей присущи все эти черты. Степень выживаемости зависит от внутренних, потенциальных сил этноса.

Второй период ссылки, а именно 1948-1956 гг., можно условно обозначить как реанимационный, поскольку он характеризуется некоторыми успехами в физической, социальной, экономической адаптации, в то время как политическая и духовная сферы оставались незатронутыми.

Антропологическая экспертиза депортации этноса должна избегать односторонности политико- и экономико центризма в оценке данных акций и обратить внимание на интересы развития человека как первичного и конкретного носителя этнического сознания. Гуманист эпохи раннего Возрождения Тико делла Мирандола утверждал: "Ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным создан ты, человек! Ибо ты сам должен согласно твоей воли и твоей чести, быть своим собственным художником и зодчим и создать себя из свойственного тебе материала… Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя представляю". Проблема культурного шока - это проблема ломки жизненных стереотипов, требующая серьезных затрат личностных и коллективных ресурсов. Прежняя этническая картина мира начинает резко меняться и входит в противоречие с действительностью, сталкиваясь, помимо прочего, с проблемой географического детерминизма.

"При освоении этнической группой новой территории или при изменении условий окружающей среды на месте проживания группы, первой и непосредственной реакцией индивидов является "запуск" физиологических процессов акклиматизации. Хотя среда предъявляет одинаковые требования ко всем членам популяции, реакция каждого из них в результате индивидуальных особенностей бывает различна".

И все же люди "живут и в сухих местностях, и в высокогорных, и во влажных лесах Севера, и в тропических джунглях - где угодно, везде адаптируясь в ландшафте".

Резко континентальный климат Средней Азии и Казахстана, с большими колебаниями суточной температуры требовал определенных физических усилий и сказывался на состоянии физического и морального здоровья. Стереотип восприятия ландшафта, формы и связи с ним были нарушены. Но адаптация к новой природной среде проходила неодинаково у этнически разных переселенных народов. Те, кто имел в своей основе тюркский кочевой пласт, пусть даже на генетическом уровне, осваивался в новом месте несколько легче. Однако, "далеко не всякая территория может оказаться месторазвитием". Поскольку этнос как и индивид представляет собой единство духа и тела, он должен реагировать на дихотомию своего существования всем процессом жизнедеятельности. На новом месте жительства осваивалось лишь "тело" этноса, душа осталась в горах Кавказа.

Поколение людей, переживших депортацию, мы можем смело отнести к отдельному "социальному поколению", сформированному под давлением определенных исторических событий. Для карачаево-балкарского этноса - это тот человеческий пласт, чье восприятие интенсивных впечатлений способствовало тому, что значительное число индивидуумов усвоило на всю оставшуюся жизнь запас новых единых для всех философских, социальных и культурных представлений. Причем эти представления практически не изменялись по истечении времени и моделировали этническое сознание. Главным образом, это относится к молодым людям, чей совокупный потенциал определял эволюционный процесс развития этнического сознания.

Трансформационные процессы этнического сознания, происходящие в годы депортации, определялись двумя этническими слагаемыми. Первый компонент составляли люди, депортированные в зрелом возрасте, с уже сложившимися взглядами на мироустройство, обладающие этническим самосознанием и определенными политическими убеждениями, последнее подтверждается архивными документами. Так, в течении 1945 года в списках по спецпереселению значилось 192 коммуниста-балкарца; с мая 1946 г. по декабрь 1946 г. из Кабардинской АССР было выслано коммунистов - 100 человек, кандидатов в члены КПСС - 53 человека. Иными словами, подверженное депортации взрослое население карачаево-балкарского общества, состояло из людей сформированных, причем формирование которых проходило в тяжелое время установления Советской власти в регионе, но в условиях, в которых этнос чувствовал себя комфортно. Именно с этой частью карачаево-балкарцев связаны понятия "культурный шок" и "социальная смерть". Кроме этого в тех неблагоприятных социально-исторических условиях, какие сложились для карачаево-балкарского общества в 1944-1956 гг., снижается уровень интенсивности позитивной этнической идентичности. Если ранее этносу были характерны гордость за свой народ и его представителей, чувство собственного достоинства, адекватно высокая самооценка и т.д., то их сменили апатия, депрессия, неврозы, чувство ущемленности и неполноценности. Результатом многолетней ссылки стала также неспособность самостоятельно принимать решения. С одной стороны, это объяснялось длительностью периода подчинения, включающем комендантский час, ограничение в общении и передвижении, невозможность занять руководящие должности и т.д. С другой стороны, в неспособности принимать решения сыграла роль информация, которую использовали действующие субъекты. Опосредованное влияние прошлого во многом определяло поступки и решения. Но эта информация, прочно усвоенная старшим поколением переселенцев, находилась в явном противоречии с настоящим. Степень глубины и временной удаленности используемой информации обычно не велики и варьируются в зависимости от характера и проблематичности ситуации. В рассматриваемом нами случае, информация о прошлом (о жизни этноса до ссылки) доминировала. Старшее поколение бережно хранило воспоминания, пытаясь на них воспитывать молодежь. По данным, полученным от информаторов, переживших период депортации в тех населенных пунктах, где проживало хотя бы несколько стариков, карачаево-балкарские обычаи и традиции были сохранены, в тех местах, где старики умерли не выдержав лишений и нужд, а карачаево-балкарская община состояла из относительно молодых людей, традиционная культура и сознание были серьезно деформированы.

Формирование представлений о будущем у старшего поколения переселенцев происходило согласно модели, именуемой в научной литературе адаптивными ожиданиями. То есть представления о будущем формировались не только на основе информации о прошлом, но и на основе сопоставления субъектами предшествующих ожиданий с реальным развитием событий, которое имело место в прошлом. Иными словами народ был подготовлен к непредсказуемости и к неадекватности действий властей. А лучшие представления и мечты о будущем сводились к возврату к прошлому: к прошлой территории, к прошлому жизнеустройству, к прошлым взаимоотношениям. Таким образом, темпоральные представления старшего поколения переселенного контингента играли огромную роль в социокультурных взаимодействиях карачаево-балкарского общества и существенно влияли на поведение действующих в обществе субъектов, во многом определяя путь развития этнического сознания. "Глубокая внутренняя структура сознания может быть наилучшим образом понята, - отмечал К. Манхейм, - если мы попытаемся вникнуть в присущее этому сознанию представление о времени, отправляясь от надежд, чаяний и целей данного субъекта. Ибо эти цели и чаяния лежат в основе расчленения не только будущих действий, но и прошлого времени".

На другом полюсе карачаево-балкарского общества в рассматриваемый период находились те, кто был вывезен в Среднюю Азию и Казахстан в малолетнем возрасте, чье становление проходило в ссылке и кто не располагал собственной информацией о жизни в моноэтничной карачаево-балкарской среде. Развитие индивидуумов, принадлежащих к этой группе, происходило по двум направлениям, в основе которых лежит феномен маргинальности. Первое направление, с положительным знаком, соответствует конструктивной маргинальности. Каждый представитель этого направления - это человек- посредник между двумя культурами: традиционной карачаево-балкарской и местной. Представители этого направления, как правило, воспитанники трехпоколенных семей, в которых строго соблюдались традиционные этнические порядки. Вместе с тем это люди, обладающие высокими адаптивными возможностями, сумевшие усвоить культуру той среды, в которой они вынуждены существовать. Представители этой группы, в большинстве своем, чувствовали себя достаточно комфортно и, как свидетельствуют информаторы, не испытывали острой нужды в возвращении на Кавказ. Их желание было скорее простым любопытством и стремлением соотнести рассказы о былой счастливой жизни народа с реальными формами бытия. Эта категория карачаево-балкарцев способствовала обогащению национальной культуры и была наиболее эффективна в процессе урегулирования конфликтных ситуаций.

К сожалению, второе направление по которому шло развитие младшей группы переселенцев не было столь позитивным. Представители этого направления обладали маргинальной этнической идентичностью и практически выпадали из карачаево-балкарской среды, оставаясь в ней чисто номинально. Состояние маргинальности стало основой для разноплановых социальных ролей и культурных ориентаций у этой части карачаево-балкарцев. Такая амбивалентность вела к десперсонализации и порождала внутреннюю напряженность. Тем не менее, балансируя между двумя культурами и не владея в должной мере нормами и ценностями ни одной из них, маргиналы второй группы испытывали большое желание вернуться на родину, где обстановка этнического единства помогла бы им определиться.

Если информация о прошлой жизни этноса у представителей первой группы порождала любопытство, то для представителей второй группы это был тот спасательный круг, который гарантировал решение многочисленных проблем. Однако формирование представлений о прошлом в условиях депортации не могло быть полноценным. Предметы материальной культуры, оказывающие большое влияние на этот процесс были полностью из него изъяты. Отсутствие архитектурных сооружений, созданных предками, национальных предметов быта, которыми они пользовались на протяжении многих веков, лишало этническое сознание материальных символов и осязаемых форм. В результате у поколения карачаевцев и балкарцев, выросших в ссылке, наблюдается деформация этнического сознания. Этому способствовало и то, что в процессе формирования этнического сознания не принимал участия такой важный компонент, как природно-географический ландшафт, ставший колыбелью этноса. Ограниченные комендантским режимом, молодые карачаевцы и балкарцы не могли воочию увидеть кавказский пейзаж, воспетый в песнях, сказаниях и легендах народа. Степной ландшафт порождал совсем иные представления о красоте окружающего мира, искажал тем самым духовную ауру "нематериальных" свидетельств прошлого, которые приоритетно легли в основу эволюционного развития этнического сознания карачаевцев и балкарцев в годы депортации.

Еще один момент, который способствовал изменению этнического сознания и неадекватному восприятию его фольклорно-языковых констант - это незнание молодежью тех народов, которые соседствовали с карачаевцами и балкарцами на Кавказе и упоминаниями о которых пестрят фольклорные тексты. Смысл многих шуток, поговорок, песен был им непонятен, поскольку основывался на знании национальных черт характера кабардинцев, осетин, сванов и т.д. Таким образом, можно говорить о том, что "нематериальные" источники, обычно обеспечивающие традиционность этнического сознания, не могли действовать в полном объеме в условиях оторванности от исконной среды обитания этноса и также увеличивали крен в траектории его развития.

В дело регуляции поведения и деятельности как отдельного человека, так и этноса в целом, вовлечены инстинкты и мотивации, система образования, общественные институты. Такой диапазон воздействия на поведение и деятельность, простирающийся от инстинктов до этнических и моральных норм, говорит о том, что биологический и социальный типы регуляции поведения способны в той или иной степени воздействовать на него. В экстремальных для этноса условиях в действие вступает экологическая регуляция, основанная на принципе экологической целесообразности. Имея бессознательный характер, экологическая регуляция тем не менее корректировала действия депортированных народов таким образом, чтобы обеспечить их сохранность в биосферном пространстве. Поведение внутри вида, состоящее из актов, направленных на рост численности, иерархическое подчинение, добывание пищи и т.д., не имеет автономных самодостаточных оснований. Биологические и социальные корни регуляции поведения питаются экологическими принципами регуляции поведения биосферных элементов. Сознание, мышление и регуляция поведения находятся в определенных отношениях. Особенно тесное взаимодействие сознания и мышления происходит с социальной регуляцией поведения этноса, так как она выражает совокупное действие этических, экономических и правовых норм. В социальной системе координат поведение не регулируется правилами среды - оно регулируется правилами мышления (в данном случае этнического мышления). Вырабатывается система аксиом, которая охватывает все сферы жизнедеятельности этноса и которая адекватно приспособлена к той экологической нише, которую занимает данный этнос.

Для этноса, насильственного вырванного из освоенных им условий, эта система становится неадекватной. Происходит процесс преломления традиционных установок.

Адаптация их к новой социальной и экологической среде. Экологическая регуляция действует до тех пор, пока человека с биосферой будут связывать жизненно важные отношения. Сознательная социальная регуляция должна стать инвариантом бессознательной экологической регуляции. А стратегия этнического поведения, следовательно, должна определяться совокупностью социальных и экологических решений. Наиболее остро это ощущается в периоды общественных катаклизмов, и в периоды, когда этнос находится на грани вымирания.

Таким образом, можно говорить о том, что этническое сознание, с одной стороны, это мера человеческого бытия, а с другой стороны, находясь в постоянном движении, оно является состоянием и процессом одновременно. Для карачаево-балкарского этноса, годы депортации стали временем, когда в этническом сознании происходили два разнонаправленных процесса: процесс угнетения этнического сознания и процесс его активизации. Первый из них больше соотносится с первыми годами ссылки, а второй характерен для второй половины. В первые годы степень конфликтности этноса с окружающим миром такова, что на реальность "кажется невозможным наложить проекцию "центральной зоны" культуры этноса (систему этнических констант) и тем самым адаптировать и сбалансировать ее". Процесс активизации сознания подразумевает кристаллизацию вокруг своих этнических констант новой картины мира. Это означало существенную переорганизацию всей жизни этноса.

Мобильность механизма переструктурирования, стремление к этнической сегрегации, межкультурная толерантность и экономическая целесообразность - вот те антропологические механизмы, которые позволили депортированным народам устоять. Впереди был долгий путь к реабилитации. Но на том этапе, главным было выстоять, не утратить своих национальных черт, культурного колорита и самобытности. В этом им помог особый дух, подмеченный еще Гегелем: "Только в кавказской расе дух приходит к абсолютному единству с самим собой…, постигает себя в своей абсолютной самостоятельности, вырывается из постоянного колебания туда и сюда, от одной крайности к другой, достигает самоопределения, саморазвития и тем самым осуществляет всемирную историю".

Прощение "наказанных" народов началось в 1956 году и происходило поэтапно. Первоначально с учета спецпоселенцев были сняты отдельные категории лиц, но право возвращения на прежние места обитания дано не было, как не было выделено компенсации за потерянное имущество. 24 ноября 1956 г. впервые на заседании ЦК КПСС был рассмотрен вопрос о возвращении балкарцев на родину. В связи с чем 9 января 1957 года Кабардинская АССР была переименована в Кабардино-Балкарскую АССР, а для проведения мероприятий по переселению было создано Переселенческое управление. Аналогичным образом обстояло дело и с карачаевцами. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 января 1957 г. Черкесская автономная область была преобразована в Карачаево-Черкесскую автономную область. Лишь 25 января 1957 года последовал приказ МВД СССР № 055 "О разрешении проживания и прописки калмыкам, балкарцам, карачаевцам, чеченцам, ингушам и членам их семей в местах откуда они были выселены".

С принятием данного документа в жизни карачаевцев и балкарцев начинается новый этап их истории и эволюции этнического сознания. Возвращение на исконные места обитания было непростым и сопровождалось активизацией новых этнических механизмов. Их направленность определялась, в первую очередь, реанимацией прежнего традиционного образа жизни, некоторой эйфорией от, пусть половинчатых, но все же принятых мер по реабилитации. Несмотря на все тяготы, за тринадцать лет пребывания в ссылке народ успел освоиться и привыкнуть к новым условиям. Люди ощущают ход истории в периоды крупных катаклизмов. "Но история, как бы сильно, более того жестоко ни отличалась она от привычного течения жизни, также имеет свою повседневную жизнь". Нарушение этой самой повседневности дважды за небольшой исторический срок вело к ломке судеб, психологическим срывам, к экономической нестабильности в семьях. Проданные наспех дома и имущество, не давали достаточных средств, чтобы обустроиться в родных краях. В некоторых случаях людям приходилось выкупать собственные дома, что было тяжело не только материально, но и морально. Кроме того не во всех бывших балкарских и карачаевских аулах разрешено было размещаться прибывающим. Их старались расселять централизовано, выбирая один аул и сгоняя туда жителей всех близлежащих аулов. Эта мера была связана с организацией относительно крупных колхозных хозяйств. Таким образом, оказались заброшенными многочисленные места прежнего проживания карачаевцев и балкарцев. К числу таковых относятся с. Зилги, с. Шики, с. Думала, с. Ачи, с. Темукуевых, с. Кюнлюм и многие другие. В "Указаниях Уполномоченным по переселению" были определены четкие параметры организации новых колхозов и совхозов: "организовать 19 новых колхозов животноводческого направления с общим количеством населения в них примерно 31500 человек, 2 новых колхоза с населением в них 2500 человек и принять на предприятия городов, рабочих поселков, МТС и в другие колхозы , совхозы республики 1500 человек" - говорится в документе.

Несмотря на всю сложность ситуации, направление позитивности в развитии карачаево-балкарского этноса диаметрально меняется, возвращаясь к традиционному варианту. Главным становится не личный интерес, не возможность выжить в экстремальных условиях, а интерес народа, который воссоединившись на прежнем месте обитания, должен был укрепиться и вернуться к нормальной жизни.

Вместе с тем нельзя не отметить то, что народ за 13 лет преследований и унижений, приобрел новые качества как положительного, так отрицательного свойства. Анализ полевых исследований показал, что к числу негативных последствий информаторы относят такие качества как нравственная распущенность, неспособность к принятию решений, постоянное соотнесение своих действий с вопросом "А что будет потом?", следствием чего становится апатичность, смирение и довольствие вторыми ролями, нездоровое соперничество и т.п.

На противоположной чаше весов расположились: сплоченность, умение идти к поставленной цели, усиление трудоспособности, тяга к получению знаний (кстати многие информаторы считают, что благодаря депортации старшие стали гораздо легче отпускать детей на учебу, связанную с выездом в другие населенные пункты), способность обходиться минимальными удобствами, т.е. бытовая неприхотливость т.п.

Главным достижением считается то, что в целом народ не был сломлен, не озлобился и сохранил способность к обустройству нормальной экономической и духовной жизни, сохранив при этом свой физический, социальный и культурный капитал. Интересно отметить, что в случившемся люди не винят Советскую власть в целом и воспринимают все философски, полагая, что это испытание предназначалось им свыше и "хорошо то, что хорошо кончается". Показателем согласия и принятия политического строя могут служить данные, приведенные в следующих таблицах.

Таблица 15

Список парторганизаций, колхозов и коммунистов балкарской национальности по Кабардино-Балкарской парторганизации на 15/VI-57 г.

Справка о количестве коммунистов в балкарских колхозах на 30 августа 1957 г.

Для дальнейшей эволюции этнического сознания карачаевцев и балкарцев особое значение приобрело то, что маятник легитимности альтернатив для его развития склонился в сторону приемлемых и позитивных, направленных на укрепление этнически значимых констант.