Докладов Международной он-лайн конференции «Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации»

Библиографический список

Одной из глобальных проблем современности является проблема общения, взаимопонимания между людьми, преодоления отчуждения в сфере межличностной коммуникации и дегуманизации межсубъектных отношений. Пытаясь преодолеть разрыв между теорией и практикой, современная философия обращается к исследованию повседневного «жизненного мира» общечеловеческих смыслов и ценностей, основу которого составляет сфера коммуникативных взаимодействий индивидов, связанная с достижением интерсубъективности понимания языковых высказываний в процессе диалогического общения.

Следуя из самой ситуации современности, проблема языка стала объектом исследования на различных уровнях и различных концептах: лингвистическом, психологическом, философском, культурном, социологическом и т.д.

Понятие языка и коммуникации определяются друг через друга, образуя единый семантический комплекс, выступая в роли взаимозависимых атрибутов. Специфика позиции философской герменевтики заключается именно в том, что она не только не игнорирует пограничных форм языкового и коммуникативного опыта, но, более того, охватывает своими исследованиями трансцендентальные основания межличностной коммуникации.

Поворот от философии трансцендентального сознания, характерного для классической "парадигмы", сказался расширением коммуникативно-прагматического аспекта языка и опосредованного практикой диалога, направленного на достижение межличностного взаимопонимания. Именно эту ориентацию современной философии, связанную с дискурсом коммуникативного сообщества, обосновывает известный немецкий философ Карл-Отто Апель [Апель 2001].

По своей сути философия Апеля является лингвистической версией трансцендентальной философии и в ней особенно важна роль языка. Язык рассматривается не только в качестве необходимого условия трансцендентально-прагматической рефлексии, но и как всеобщее и обязательное средство для формулирования ее результатов и их передачи в процессе коммуникации. При изучении феномена языка философ исходит из априорного условия универсальности и прагматики всех языков. Предпосылкой всякого субъектно-объектного отношения, по К.-О. Апелю, является существование коммуникативного сообщества. Не обходит молчанием он также другую существующую сегодня "парадигму", которая рассматривает коммуникацию как "приватное кодирование" (говорящим) и "приватное декодирование" (слушателем) сообщений о состоянии вещей в том виде, в котором они могут быть представлены благодаря онтологической идентичности для всех структур языка.

Философ строит «трансцендентально-герменевтическую» концепцию языка, основывая ее, с одной стороны, на признании того, что «язык является трансцендентальной величиной» [Апель 1997:76], а с другой, стремится фиксировать своего рода априорность его статуса как «условия возможности диалогического взаимопонимания и понимания самого себя». Как видим, он предлагает тем самым анализировать роль языка не только в герменевтических процедурах «понятийного мышления, предметного познания и осмысленного действия», протекающих в рамках субъектно-объектного отношения, но – в первую очередь – в контексте субъект-субъектных отношений. Эти отношения трактуются К.-О. Апелем как интерсубъективная коммуникация, которая в принципе «не может быть сведена к языковой передачи информации», но «является одновременно процессом достижения согласия».

Язык в философии К.-О. Апеля представляется как реально-историческая языковая взаимосвязь, из которой её участники не могут выйти, в какой-то мере, он есть аналог идеальной взаимосвязи понимания в идеальном коммуникативном сообществе [Назарчук 1997:74]. Поэтому язык выступает как средство реального синтеза телесного априори и априори сознания.

Следуя этому, он подчеркивает, что в речевом поведении носителей языка всегда возможно указать особую трансцендентальную языковую игру, которая служит основанием всем остальным формам жизни в качестве метаправила, заключенного в каждом словоупотреблении. Эта импликация обосновывается, прежде всего, необходимостью решения философской проблемы "внешнего наблюдателя".

Следует также отметить, что в основе проекта трансцендентальной прагматики К.-О. Апеля лежит фундаментальное представление о неразрывной связи рациональности и социальности [Апель 2001:218]. Философ считает, что нет разума вне социума и нет социума без разума. Он полагает также, что социальность и рациональность невозможны без языка и наоборот – что языковое выражение не может являться таковыми вне и помимо коммуникативного сообщества. А это значит, что в трансцендентальной прагматике К.-О. Апеля, которая исходит из единства трансцендентального и эмпирического, предпринята попытка синтеза указанных выше подходов, в результате которого коммуникативное сообщество рассматривается в двух измерениях – как реальное и идеальное коммуникативное сообщество. Реальное сообщество – то, членом которого индивид становится в процессе социализации. Идеальное коммуникативное сообщество – воображаемый конструкт такого сообщества, в котором мог бы быть адекватно понят смысл любого аргумента и, могла бы быть определена его правильность. В идеальном сообществе, которое играет роль идеального априори как процесса коммуникации в целом, так и исторически сформировавшихся жизненных форм реального коммуникативного сообщества, содержатся все нормы коммуникативной этики. К.-О. Апель подчеркивает, что всеобщие принципы справедливости всегда должны иметь приоритет перед конкретными этическими принципами реальных коммуникативных сообществ. Отсюда следует, по мысли философа, что трансцендентальная языковая игра идеального коммуникативного сообщества является условием возможности любых реальных языковых игр. А это значит, что условия возможного знания, и условия возможного действия сводятся в трансцендентальной прагматике К.-О. Апеля прежде всего к условиям возможности интерсубъективного понимания.

Как видим, в трансцендентальной прагматике понимание языка раскрывается в трех измерениях. Язык выступает а) в качестве среды, в которой происходит трансцендентально-прагматическая рефлексия, b) в качестве средства такой рефлексии, и одновременно c) как средства формулирования результатов познания и их сообщения партнерам по коммуникации. Соотнесенность реального сообщества участников коммуникации с идеальным коммуникативным сообществом позволяет преодолеть релятивизм в оценке реального и идеального достижения понимания.

Отношение же своеобразной напряженности между идеальным и реальным коммуникативным сообществом, с точки зрения К.-О. Апеля, разрешается в процессе их исторического сближения и конструирования общей предметности в процессе познания. Интерсубъективность в осмыслении и оценке его результатов играет также не последнюю роль. Как отмечает философ, это оказывается возможным «благодаря действительному достижению философии, а именно благодаря пониманию трансцендентальной значимости языка, и тем самым коммуникативного языкового сообщества» [Апель 1997:78].

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что реконструкция трансцендентальной установки, осуществленная современной критической теорией, состоит в том, что, предпосылочные, априорные структуры, организующие наш опыт и выявляемые философским анализом, понимаются в трансцендентальной прагматике языка, прежде всего эмпирически как воплощенные в практиках, включающих в себя не редуцируемый материальный компонент. В концепции К.-О. Апеля таковым выступает само коммуникативное сообщество.

Библиографический список

1. Апель К.-О. Трансформация философии. - М.,- 2001.

2. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопросы философии. 1997. № 1. С. 76-92.

3. Назарчук А. В. Язык в трансцендентальной прагматике К.-О. Апеля. Вопросы философии. № 1. - 1997. - С.74.

4.Апель К.-О. Коммуникативное сообщество как трансцендентальная предпосылка социальных наук // Апель К.-О. Трансформация философии. - М., - 2001. - С. 218-222.

5. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопр. Философии. - 1997.- №1. - С.78.

Выборы президента – событие, которое трудно представить себе без масштабного его освещения средствами массовой информации. Будучи предметом пристального изучения политического дискурса, эта веха в истории любой страны представляет интерес и для медийного дискурса. Вслед за С.В. Ивановой, совокупность газетных текстов, описывающих политическую обстановку в стране, мы будем считать «медиа-дискурсом политической направленности» [Иванова 2008:29].

Любой политический текст, рождаемый в период президентской гонки, носит агитационный характер, целенаправленно воздействует на адресата. Как отмечает К.В. Никитина, манипулятивность присутствует и в политических текстах масс-медиа и представляет собой «конститутивное свойство текстов такого рода» [Никитина 2006:5]. Несмотря на попытки многих СМИ доказать свою беспристрастность в освещении политических событий, едва ли найдется журналист, который не пытается с помощью использования различных языковых средств имплицитно выразить собственную оценку происходящего, а также «помочь» адресату сориентироваться в обстановке. Результатом становится появление темы «предрешенность»в представлении президентских выборов СМИ.

Для многих итог выборов президента в России и США 2008 года представлялся заранее известным, о чем свидетельствуют данные, полученные в ходе свободного ассоциативного эксперимента, проводившегося в период с ноября 2008 года по март 2009 года [Куцева 2009]. Так, в ответах некоторых российских участников (учащиеся 11-х классов, студенты первого курса, представители разных профессий и пенсионеры) были отмечены ассоциаты, указывающие на отсутствие интриги этих выборов: заранее известно, заранее решено, предопределенность результатов, предрешенность, фикция, продуманная акция, фальсификация. Как показал анализ ассоциатов американских жителей (респонденты разных возрастов с образовательного сайта www.babbel.com), в их ответах также, хотя и в меньшем количестве, присутствуют лексемы, указывающие на предопределенность исхода голосования: fake, rhetoric, no real options.

Прежде чем проследить присутствие темы «предопределенность» в СМИ, нами был проведен дефиниционный анализ лексем «предопределенность», «предрешенность», «predetermination» в русских и английских толковых словарях соответственно с целью определить базовые конституенты этой семантической сетки. Сразу же необходимо отметить отсутствие прямого толкования изучаемых существительных, значение которых раскрывается через соответствующие глаголы «предопределить», «предрешить» и «predetermine»: предопределить - заранее определить, обусловить; предрешить - решить заранее, предопределить [www.ozhegov.org], predetermine - to determine, decide, or establish in advance [www.thefreedictionary.com]. Данный анализ показал, что общими как для английского, так и для русского языков являются следующие конституенты: «in advance» - «заранее». Лексема «заранее» была отмечена нами и в ходе рассмотрения ассоциатов, и при анализе языковых средств реализации темы «предопределенность» в СМИ, однако выражение «in advance», зафиксированное в словарях, не встречается при раскрытии той же темы в американских газетах.

Тема «предопределенность результатов выборов», изученная нами в ходе анализа газетных статей (было проанализировано 32 российских и 30 американских статей), раскрывается за счет использования различных языковых средств лексического и грамматического уровней. Так, на лексическом уровне это, прежде всего, употребление различных слов и выражений с определенным семантическим значением. В текстах статей и заголовках, посвященных описанию предвыборной деятельности кандидатов на пост президента, как в России, так и в США, отмечается частотное (12 примеров) употребление лексем с семантикой предопределенности «…нынешняя президентская кампания носит инерционный характер…» (подчеркивается невозможность изменить что-либо), «2 марта Россия выберет нового президента, и в силу особенностей устройства российской политики имя человека, который станет главой нашего государства, всем известно заранее», «Конечно, президентом будет Медведев…», «Когда победитель известен заранее, главным поединком становится не финал, а матч за третье место». Многократное (9 примеров в 30 проанализированных английских статьях) использование наречия «over» в следующих примерах из американской прессы служит подтверждением того, что тема предрешенности итогов голосования характерна и для американского демократического общества: «Veteran political commentator Charlie Cook has joined my Thomas Jefferson Street colleague Robert Schlesinger in calling this presidential race over before the polling booths have even opened», «The chattering class and the conventional wisdom have it that the presidential race has been over since about two weeks ago and John McCain is toast», «Robert, my colleague here at Thomas Jefferson Street, wrote today that Barack Obama has the race sewn up. In my heart of hearts, boss, I've been saying essentially the same thing for a week now. Personally, I agree it sure looks like it's over», «The presidential election is still a few weeks away, but the presidential race is over», «"Words that one often hears from the chattering class like 'in the bag,' 'over,' and 'done deal' seem premature for Ohio," Hart says».

В освещении позиции Б. Обамы в предвыборной гонке можно отметить использование в заголовках лексем и выражений, напрямую связанных с лексемой «победа»: «Obama Pulls Ahead of McCain in Michigan», «Barack Obama Will Defeat John McCain—This One's Over», «Barack Obama Gains More Republican Support, Including From Charles Fried, a John McCain Adviser», «Barack Obama Leads John McCain in Polls and Voter Enthusiasm», «Democratic Pollster Sees Clear Obama Victory», «My Election Predictions: a Big Obama Win», «Polls Show Barack Obama Is Competitive Against John McCain in Arizona», «Data Points: Barack Obama Besting John McCain in Early Voting. Among early voters, Barack Obama has a strong lead», «Barack Obama's Advantage Among Young Voters Could Carry the Election», «The Polls May Be Screwy But Barack Obama's Lead Is Real Because He's Strong Among White Voters», «In Debate, Obama Bests McCain, Whose Time Is Running Out».

Похожая картина наблюдается и в самих текстах статей, где можно встретить целый ряд примеров, свидетельствующих об очевидности результатов будущего голосования граждан США: «Most polls suggest that Obama is maintaining a lead both nationally and in several key battleground states», «The Washington Post/ABC News tracking poll on Sunday gave Obama a lead of 9 percentage points over McCain … What makes the endgame even more promising for Obama is that he is ahead», «Evidently Obama is doing well in the Albuquerque suburbs», «Still, affluent Northern Virginia is driving the Obama campaign toward a Virginia victory», «Barack Obama continues to hold a solid lead over John McCain nationally», «Sen. Barack Obama wins next week, as most polls predict he will», «Barack Obama maintains a lead in polls against John McCain; early voting shows strong turnout for Democrats. With under two weeks left, political experts are increasingly suggesting that things look bright for Obama», «… increasing numbers of voters have a favorable impression of Obama, while McCain is not wearing nearly so well and comes across as angry and overly negative», «That makes McCain's path to the presidency extremely narrow», «The conventional wisdom going into the final debate was that the financial meltdown has pretty much finished off John McCain's campaign and has made an Obama victory inevitable».

В заголовках статей о Д. Медведеве мы нередко (7 примеров в 32 проанализированных статьях) встречаем вместо фамилии кандидата лексему «преемник», т.е. «лицо, получившее (совершенный вид) или приобретшее от кого-нибудь преемственно какие-нибудь права, общественное положение или обязанности» [www.wikipedia.org], что также является ярким доказательством предопределенности выбора граждан РФ: «Преемник в гостях у Калашникова», «Преемник идет в отрыв». Кроме того, в текстах статей часто можно встретить прямое упоминание о «тандеме Путина-Медведева», как доказательство поддержки президентом Д. Медведева: «Путин и Медведев окрылились», «На финишном отрезке президентской гонки Медведеву поможет Путин». « По сути …выборы 2 марта – это «вторая серия» выборов 2 декабря. Тогда избиратели голосовали за Путина, теперь собираются – за его преемника, но и тогда, и сейчас – за политический курс, который … теперь ассоциируется и с Путиным, и с Медведевым». «…когда он (Медведев) стал кандидатом от «Единой России», он стал к тому же еще и продолжателем курса Путина. Сейчас у него проявляется собственное политическое «я». Теперь он полноправный участник тандема Путин–Медведев». «Кандидат власти … опирается на путинское большинство».

Однако, в отличие от российских СМИ, где результаты будущих выборов практически не ставятся под сомнение, в статьях американских авторов все же можно заметить некоторые примеры, в которых высказываются предположения о возможных изменениях в ходе предвыборной гонки. Так, ряд лексем с семантическим значением «возможности неожиданных перемен», а также выбор определенных модальных слов и модальных глаголов подтверждают это: «But pollsters warned that some surveys found more support for McCain and more doubts about Obama than were indicated in the Post/ABC poll and that there could be a surprise on Election Day», «This campaign is producing so many turnarounds, I'm feeling the need for Dramamine to calm my seasick stomach», «Do I think it's likely that McCain will overtake Obama? No. Do I think it's possible? Yes.», «But professionally, I am duty-bound to add there are several game-changer scenarios that still might occur to create a McCain win—none of them good but all of them possible».

На грамматическом уровне доказательством очевидности результатов голосования в русских статьях выступает употребление совершенного вида глаголов и причастий: «стабильно высокий рейтинг Медведева во многом «запрограммирован» именно результатами недавних «бурных» выборов в Госдуму», «такой прогнозировавшийся сценарий призван был обеспечить быстрый рост рейтинга Дмитрия Медведева и вытеснить на обочину политических конкурентов», «Фактически Дмитрий Медведев выиграл выборы в декабре, а второго марта состоится юридическое оформление этой победы».

Проведенный разбор примеров из текстов медиа-дискурса политической направленности показал, что тема предопределенности звучит как в российском, так и американском политическом нарративе. Однако реализация языковых средств при раскрытии этой темы в газетных статьях, опубликованных в России и США, несколько отличается. Так, в американских СМИ реализация изучаемой темы происходит только на лексическом уровне, в то время как в российских СМИ используются языковые средства двух уровней: лексического и грамматического.

1. 
   Иванова, С.В. Политический медиа-дискурс в фокусе лингвокультурологии. Политическая лингвистика. - Вып. 1(24). - Екатеринбург, 2008. - С. 29-33.
   
2. 
   Никитина, К.В. Технологии речевой манипуляции в политическом дискурсе СМИ (на материале газет США). – Автореф. дисс. … канд. филол.наук. – Уфа, 2006.
   
3. 
   Куцева, И.В. Анализ дискурсного топика политического нарратива «выборы президента» по результатам ассоциативного эксперимента. Иностранные языки: лингвистический и методический аспекты [Электронный ресурс]: Межвузовский сборник научных трудов. – Электронные данные (1,25 Мб). – Саратов, 2009. – С.66-72.
   
4. 
   www. wikipedia.org
   

Теория речевых актов, возникшая во второй половине двадцатого века, сосредоточила свое внимание на функциональном аспекте использования языковых средств в процессе коммуникации. Исследователи обратили внимание на то, что такие экстралингвистические факторы, как личность собеседников, ситуация общения, социальный статус партнеров во многом определяют выбор говорящим языковых средств для адекватной передачи своей интенции. Правильный выбор языковых средств приобретает особую значимость в речевых актах, семантика которых в основе своей конфликтна, например, в требовании, запрете, угрозе. Данные речевые акты отражают противостояние субъектов, в результате которого может возникнуть зона коммуникативного напряжения, поэтому, стремясь смягчить конфликтность ситуации, адресант нередко выбирает косвенные средства выражения своего намерения. В косвенных речевых актах истинная интенция оказывается скрытой за другими модальными значениями и выводится реципиентом логически на основе знания контекста ситуации [Серль 1986: 196].

Предметом исследования в данной статье являются возможности выражения скрытого требования в немецком языке. Материалом для анализа послужили 163 контекста, содержащих высказывания с косвенным требованием. Контексты были отобраны из произведений художественной литературы, аудиокниг, а также из журнальных статей и фильмов. В экспериментальной выборке требования были выделены в отдельную семантическую группу директив на основе метода трансформации: речевой акт считался требованием, если высказывание со скрытой побудительностью можно было превратить посредством перформативного глагола verlangen (‘требовать’) в эксплицитное побуждение высокой степени настоятельности, например:

„Du gehst nach Hause und bleibst am Telefon. Es ist ein sehr verantwortungsvoller Posten.“ (= Ich verlange, dass du nach Hause gehst und am Telefon bleibst.) ‘Ты пойдешь домой и будешь дежурить у телефона. Это очень ответственное задание.’ (= Я требую, чтобы ты пошел домой дежурить у телефона.)

Рассматривая косвенные директивы, ученые выделяют следующие компоненты, формирующие семантику скрытого побуждения: действие, направленное в будущее, в момент коммуникации еще не реализованное, но объективно возможное; желание говорящего, чтобы реципиент совершил данное действие; право говорящего воздействовать на слушающего; способность адресата выполнить директиву [Dieling 1988: 7; Лейтане 1988: 24]. В косвенных требованиях, как показал анализ материала, особую роль приобретает социальный статус коммуникантов, предполагающий подчинение одного партнера другому: почти в 80% случаев требования исходят от адресанта с более высоким социальным положением. Примером может служить обращение комиссара к подозреваемым:

Sie verlassen eure Wohnung vorläufig nicht. (= Ich verlange, dass Sie eure Wohnung nicht verlassen.) ‘Вы пока не будете покидать свою квартиру.’ (= Я требую, чтобы Вы оставались в квартире.)

Немецкие исследователи указывают, что при обращении начальника к подчиненным даже добавление в высказывание лексемы bitte ‘пожалуйста’ не превращает его в просьбу, т.к. ситуация общения не допускает такой трактовки [Dieling 1988: 8].

Изучение статусных характеристик коммуникантов в контекстах экспериментальной выборки свидетельствует, однако, о том, что косвенные требования используются в процессе общения и между людьми, равными по социальному статусу, когда возникает негативный эмоциональный фон общения, например:

Sein Gesicht war nun so rot wie sein Haar. „Sag das noch mal“, sagte er. „Oh, ihr wollt euch mit uns schlagen?“ „Außer ihr verschwindet sofort“, sagte Henri, was mutiger klang, als er sich fühlte. (= Ich verlange, dass ihr verschwindet.) ‘Его лицо было таким же красным, как и его волосы. «Повтори это еще раз», – сказал он. «О, вы хотите устроить с нами драку?» «Если вы сейчас же не исчезнете», – сказал Генри, что прозвучало отважнее, чем он себя чувствовал.’ (= Я требую, чтобы вы исчезли.)

Данный контекст однозначно свидетельствует о наличии вражды между собеседниками. Авторские ремарки также указывают на эмоциональное состояние говорящего: Sein Gesicht war nun so rot wie sein Haar., т.е. партнер в ярости. В такой ситуации высказывание с глаголом в форме индикатива и темпоральным усилителем sofort воспринимается как категоричное требование.

Сильные эмоциональные коннотации (например, возмущение говорящего) могут привносить значение требования в языковые структуры, не имеющие ничего общего с данной модальностью в своей пропозиции, например:

Heinrich ist erschreckt zurückgewichen. Georg folgt ihm. Er ist sehr wütend. Heinrich weicht weiter zurück…”Du bläst mir ja deine Bazillen ins Gesicht! Wohin soll das führen, wenn wir beide die Grippe haben?” (= Ich verlange, dass du mich nicht ansteckst.) ‘Генрих испуганно попятился. Георг следует за ним. Он очень зол. Генрих продолжает отступать… «Ты заражаешь меня своими бациллами! К чему это приведет, если мы оба сляжем с гриппом?»’ (= Я требую, чтобы ты не приближался ко мне.)

В данном случае речь идет об упреке, свидетельствующем о недовольстве говорящего действиями партнера. В упреках пропозиция высказывания и его синтаксическая структура не содержат маркеров директивности, но ситуативные факторы придают им именно этот смысл. Так, в приведенном выше примере формально Генрих лишь констатирует факт действительности – приближение Георга к нему, – не оценивая его и ничего не требуя, но истинная интенция высказывания вытекает из комплекса фоновых знаний обоих коммуникантов: грипп передается воздушным путем и собеседник может заразиться. В результате взаимодействия эмоционального компонента (страха), ситуативных факторов и фоновых знаний собеседников повествовательная и вопросительная структуры получают значение требования.

В семантической структуре категоричного требования существенно то, что говорящий полностью игнорирует желания собеседника: возможность совершения действия и его способность выполнить директиву адресанта не интересуют. Этим обусловлено активное использование в косвенных требованиях повествовательных структур с глаголом в форме индикатива: они составляют почти 80% анализируемой выборки. Такие структуры констатируют выполнение действия как свершившийся факт; говорящий не оставляет собеседнику выбора, требует от него безоговорочного подчинения своей воле и примерно в 13% случаев подчеркивает необходимость незамедлительного выполнения действия с помощью наречий: jetzt, sofort, rasch, schnell, auf der Stelle, unverzüglich и т.п., например:

Du machst sofort die Tür auf! (= Ich verlange, dass du sofort die Tür aufmachst.) ‘Ты сейчас же откроешь дверь!’ (= Я требую, чтобы ты сейчас же открыла дверь.)

Наличие лексического усилителя sofort подчеркивает нетерпение адресанта и его большую заинтересованность в совершении называемого действия.

Важную роль в реализации косвенных требований играет категория наклонения глагола – индикатив, т.к. при выражении категоричного побуждения индикатив создает иллюзию, будто требование уже осуществляется: «говорящий уверен в выполнении своей цели, не ожидает никаких возражений, заставляет исполнителя как бы видеть осуществление приказа», – подчеркивала Е.И. Шендельс [Шендельс 1970: 153]. Это предвосхищение исполненного действия обусловливает активное использование в повествовательных структурах с косвенным требованием глагола в форме настоящего времени, транспонированного в будущее, что зафиксировано в 94% случаев, например:

Du bringst Henri zurück in die Schule (= Ich verlange, dass du ihn in die Schule bringst.) ‘Ты отвезешь Генри обратно в школу.’ (= Я требую, чтобы ты отвез Генри обратно в школу.)

Настоящее время глагола используется даже в тех случаях, когда лексические маркеры конкретизируют время действия, подчеркивая его будущий временной план всевозможными маркерами темпоральных отношений типа: heute Abend, nachher, morgen и др., например:

„Ehe ich es vergesse: Heute Abend läßt du dir von Tante Martha einen Kleiderbügel geben und hängst den Anzug ordentlich auf.“ (= Ich verlange, dass du dir von Tante Martha einen Kleiderbügel geben lässt und den Anzug ordentlich aufhängst.) ‘Пока я не забыла: Сегодня вечером ты возмешь у тети Марты вешалку и повесишь аккуратно свой костюм.’ (= Я требую, чтобы ты аккуратно повесил свой костюм.)

Несмотря на то, что формально в подобных высказываниях фигурирует перечисление будущих действий, данные утверждения являются скрытыми категоричными побуждениями, не терпящими возражений.

Достаточно активное использование форм настоящего времени глагола для выражения косвенных требований можно объяснить тем, что в отличие от неопределенной временной перспективы форм императива, структуры с глаголом в презенс актив создают более четкую временную ориентацию. В таких случаях, отмечают лингвисты, происходит погашение временных сем презенса, но они ассоциативно присутствуют и определяют коннотативный эффект высказывания [Шендельс 1970: 152].

Настоятельность подобных структур может быть усилена включением в высказывание модальных слов, однако перечень лексем, способных выступать в роли конкретизаторов степени побудительности, невелик. По-видимому, взаимодействия грамматического и фонетического уровней высказывания достаточно для выражения категоричного побуждения, и лексические средства включаются в данный процесс в редких случаях, чтобы выделить отдельные моменты. Так, спорадически в материале встречаются модальные лексемы natürlich, unbedingt, wirklich, которые, дополняя семантику просодических средств, усиливают прагматический эффект высказывания, например:

Семантическим эквивалентом данного требования является сочетание модального глагола sollen, семантика которого включает в себя категоричное требование, с инфинитивом основного глагола: Du sollst mich anrufen! Категоричность требования усиливается просодически: акцентуацией обоих глаголов в сочетании с резко нисходящим тоном и лексическим значением интенсификатора natürlich (конечно, разумеется). К. Дилинг, правда, видит в добавлении модальных слов другой эффект. Он считает, что при включении модальных лексем категоричные побуждения теряют официальную холодность, т.к. модальные слова выражают субъективность позиции говорящего, его заинтересованность в выполнении действия [Dieling 1988: 8]. Примеры из нашей выборки частично подтверждают данные наблюдения немецкого лингвиста, т.к. очевидно и другое: модальность уверенности, доминирующая в формально констатирующих высказываниях и оказывающая сильное давление на собеседника, может еще больше усиливаться модальными словами, например:

Как усилитель категоричности можно рассматривать и последовательность высказываний в контексте, например, когда косвенное побуждение следует за императивной конструкцией, оценочным высказыванием или несколько требований идут друг за другом, например:

В данном случае несколько высказываний, разных по форме и коммуникативной установке, совместно формируют единую интенцию требования. Так, вводный фрагмент в форме побудительного высказывания апеллирует к вниманию собеседника, а последующая повествовательная структура с глаголом в изъявительном наклонении констатирует факт нежелательности вмешательства в чужие дела, из которого логически вытекает требование не делать этого. Такой феномен Т.А.ван Дейк рассматривает в качестве сложного речевого акта, в составе которого один речевой акт является доминирующим, а второй уточняет его условия [Дейк 1978: 283]. Это хорошо видно на следующем примере:

Katczinsky hatte mich eine Weile beobachtet, hatte dann gesagt: „Du kommst mit. Und wenn ich dich hinprügeln sollte.“ (= Ich verlange, dass du mitkommst.) ‘Катчинский некоторое время смотрел на меня, а потом сказал: «Ты пойдeшь со мной. Даже если мне придeтся гнать тебя палкой.»’ (= Я требую, чтобы ты пошел со мной.)

Такая речевая тактика имеет свой смысл: категоричность первого высказывания реплики усиливается за счет скрытой угрозы второй фразы. Оформление одного речевого акта в форме нескольких отдельных высказываний помогает говорящему распределить в них информацию, подать ее небольшими порциями и усилить тем самым прагматический эффект, т.к. «когда суждение выражается независимым предложением, оно попадает в особенно сильный фокус» [Дейк 1978: 278-279].

Транспозицию в сферу категоричного императива допускают также конструкции с глаголом в форме будущего времени индикатива. Еще Е.И.Шендельс отмечала, что на синтагматическом уровне у подобных структур появляется значение повелительности, денотатом которого является действие, совершение которого ожидается как результат волеизъявления говорящего [Шендельс 1970: 60-61]. В нашей выборке подобные структуры встречаются редко: они составляют лишь 6% случаев, например:

“Ich muss wissen“, sagte Caserta matt, aber bestimmt, „ob der Tizian noch da ist“... „Oberst Orlow“, fuhr sie in einem Ton fort, der keinen Widerspruch duldete, „wird Sie an meiner Stelle in den Palazzo da Lezze begleiten.“ Sie lächelte, vielleicht um die Schroffheit ihrer Worte abzumildern, und Tron nickte schweigend. (= Ich verlange, dass Sie in den Palazzo da Lezze gehen.) ‘«Я должна знать», – сказала Касерта тихо, но решительно, «на месте ли Тициан»… «Полковник Орлов», – продолжила она тоном, не терпящим возражений, «проводит Вас в Palazzo da Lezze вместо меня.» Она улыбнулась, по-видимому, чтобы смягчить резкость своих слов, и Трон молча кивнул.»’ (= Я требую, чтобы Вы выполнили мое поручение.)

В данном примере само повествовательное предложение с глаголом в будущем времени вполне можно интерпретировать как обещание. Однако высокий статус королевы, ее тон, не терпящий возражений, и осознание самим говорящим резкости своих слов свидетельствуют о том, что мы имеем дело скорее с категоричным требованием, чем с обещанием.

Для выражения косвенного требования изредка используются также псевдопридаточные предложения, начинающиеся союзом dass, которые часто выражают упрек, но при определенных условиях превращаются в директивы с высокой степенью настоятельности. Особенностью таких конструкций является наличие в них частицы nicht, которая при трансформации исчезает, например:

Kathi verschwand nach oben ins Badezimmer, und dann ging es los: „Wie sieht es hier denn aus? Alles vollgekrümelt! Also wirklich, dass du nicht mal dafür sorgen kannst, dass die Kinder ordentlich am Tisch essen!“ (= Ich verlange, dass du dafür sorgst.) ‘Кати пошла наверх в ванную комнату, и тогда началось: «Как здесь все выглядит? Везде крошки! Неужели ты не можешь проследить за тем, чтобы дети ели как положено, за столом!»’ (= Я требую, чтобы ты следила за детьми.)

Недовольство говорящего подчеркивается в данном случае начальным эмоциональным риторическим вопросом, усиливается последующим восклицанием с аксиологической модальностью и завершается псевдопридаточным предложением со скрытым требованием.

Рассматривая побудительный потенциал псевдопридаточных предложений, В.С. Рябенко подчеркивал, что роль синтаксических факторов при определении коммуникативного типа предложений с dass отодвигается на задний план, уступая место интонационным и лексическим. При этом первостепенное значение приобретает контекст, в котором функционирует псевдопридаточное предложение [Рябенко 1974: 143-144]. Материал настоящей выборки подтверждает данный вывод и показывает, что семантика подобных конструкций значительно варьирует в зависимости от речевой ситуации и экстралингвистических факторов.

Несмотря на то, что для реализации категоричного требования используются преимущественно повествовательные структуры, анализ материала показывает, что около 19% примеров с косвенным требованием реализуются и вопросительными конструкциями. Выявить семантику категоричного побуждения в вопросах различных типов помогают, прежде всего, слова автора и контекст, например:

„Sie kommen doch am Donnerstag?“ sagte sie gebieterisch. (= Ich verlange, dass Sie am Donnerstag kommen.) ‘«Вы ведь придете в четверг?», – сказала она повелительным тоном.’ (= Я требую, чтобы Вы пришли в четверг.)

Кроме авторских ремарок, правильно интерпретировать степень настоятельности побуждения в вопросительных структурах помогает реципиенту также знание обстановки общения, которая обусловливает интерпретацию высказывания в качестве мягкого побуждения или категоричного требования, например:

"Finden Sie nicht, dass Sie ziemlich frech sind?" fragte er plötzlich mit der Ruhe eines Mannes, der es sich leisten kann, sich zu beherrschen, weil der andere völlig auf ihn angewiesen ist. (= Ich verlange, dass Sie nicht so frech sind.) ‘«Вам не кажется, что Вы ведете себя довольно нагло?» – спросил он неожиданно со спокойствием человека, который может себе позволить быть невозмутимым, потому что собеседник находится полностью в его власти.’ (= Я требую, чтобы Вы изменили поведение.)

В данном примере разговор происходит между лицами с большими статусными различиями: высокопоставленным чиновником и нелегальным иммигрантом. Дерзость нелегала провоцирует замечание хозяина положения, которое является скрытым требованием о соблюдении субординации.

Многослойность модальной структуры вопроса и вытекающая из нее большая семантическая гибкость вопросительных структур позволяет им выступать в роли типичного средства для выражения оценочности, в том числе и упрека, за которым кроется желание адресанта изменить ситуацию, т.е. директивный речевой акт, например:

Ein Herr schimpfte, weil der Junge im Wege war. „Siehst du nicht, dass Leute rauf wollen?“ brummte er ärgerlich. (= Ich verlange, dass du aus dem Weg gehst.) ‘Один господин начал ругаться, потому что мальчик мешал ему. «Ты что, не видишь, что люди хотят войти?» – пробурчал он недовольно.’ (= Я требую, чтобы ты отошел.)

Ведущей модальностью в вопросе: „Siehst du nicht, dass Leute rauf wollen?“ (Ты что, не видишь, что люди хотят войти?) является уверенное предположение: Du siehst doch, dass Leute rauf wollen! (Ты же видишь, что люди хотят войти.), логическим развитием которой становится директива: Mach den Weg frei! (Не стой на проходе!) Паралингвистические средства, т.е. способ реализации речевого акта, усиливают настоятельность требования (Ein Herr schimpfte – один господин начал ругаться, er brummte ärgerlich – пробурчал он недовольно) и помогают адресату определить истинное намерение адресанта.

Кроме общих вопросов, в выборке присутствуют также, хотя и в меньшем количестве, специальные вопросы с семантикой категоричного побуждения. В таких случаях, как правило, речь идет о конвенциональных формулах для выражения негативных эмоций, например:

„Was steht ihr überhaupt hier ´rum und stehlt die Zeit, die ich euch bezahle?“ Der Wirt trieb die Angestellten hinaus und schloß die Tür. (= Ich verlange, dass ihr arbeiten geht.) ‘«Что вы здесь столпились и попусту тратите время, которое я вам оплачиваю?» – хозяин выставил служащих и закрыл дверь.’ (= Я требую, чтобы вы пошли работать.)

При интерпретации таких структур в качестве требования решающую роль, как уже отмечалось, играет статусное превосходство говорящего.

Особенностью удостоверительных вопросов, изредка используемых для выражения требования, является то, что директивная интенция выражена в них в первой, повествовательной части данных структур, а конечный элемент используется лишь как средство апелляции к собеседнику. В директивных высказываниях, в отличие от уверенного предположения, конечный элемент нередко приобретает семантику вызова, что эскалирует напряженность между коммуникантами, например:

Also, sei pünktlich, du kannst deine Zeit verschwenden, aber nicht meine. Und der Zettel, auf den du die Adresse geschrieben hast, den verbrennst du, klar? (= Ich verlange, dass du den Zettel verbrennst.) ‘Итак, не опаздывай, ты можешь тратить свое время, но не мое. А бумажку, на которой записан адрес, ты сожжешь, понятно?’

Данная реплика содержит сочетание прямых и скрытых директив. Она начинается прямым указанием (sei pünktlich), за которым следуют два скрытых требования, менее категоричные, чем императив: Vergeude meine Zeit nicht! и Verbrenne den Zettel! Благодаря конечному вопросительному элементу (klar? – понятно?) последнее требование оказывается гораздо сильнее предыдущего и звучит как приказ.

В качестве средства апелляции к собеседнику и усиления настоятельности скрытого требования примерно в 7% рассматриваемых примеров вопросительные конструкции дополняют предыдущие повествовательные, тесно связанные с ними по смыслу, и образуют сложный речевой акт, например:

Данный вопрос не имеет ничего общего с запросом информации. Он является сложным сочетанием скрытого утверждения с большой степенью уверенности (Du merkst das gewiss.) и модальности предположения, эксплицируемой синтаксической структурой и восходящей мелодией вопроса. Таким образом, глубинная директива не имеет ничего общего с пропозицией вопроса и выводится логически под влиянием ситуации: Geh weg! – Отойди! Такие высказывания воспринимаются как бесцеремонное обращение и не способствуют кооперативному общению, т.к. могут создать напряжение между коммуникантами, например:

Ich werde euch erklären, was passiert ist, aber dann werdet ihr mich in Ruhe lassen. Verstanden? (= Ich verlange, dass ihr mich in Ruhe lasst.) ‘Я вам объясню, что случилось, но тогда вы оставите меня в покое. Понятно?’ (= Я требую, чтобы вы оставили меня в покое.)

В качестве итоговых вопросов, усиливающих настоятельность требования реплики, могут выступать как эллиптические структуры (Verstanden? Klar?), так и полные синтаксические конструкции, например:

Sie nahm sein Kinn in die Hand und zwang ihn, sie anzuschauen. „Du reißt dich jetzt zusammen. Hast du mich gehört? (= Ich verlange, dass du dich zusammenreißt.) ‘Она взяла его за подбородок и заставила посмотреть на нее. Ты сейчас возьмешь себя в руки. Ты меня слышишь?’ (= Я требую, чтобы ты взял себя в руки.)

Усиление настоятельности речевого акта происходит и за счет паралингвистических средств – соответствующих жестов: она взяла его за подбородок и заставила посмотреть на нее.

Таким образом, проведенное исследование особенностей выражения категоричного побуждения в немецком языке позволяет заключить, что в процессе интерпретации косвенного высказывания в качестве требования решающую роль играют статусные характеристики коммуникантов, которые определяют и уместность данного речевого акта в конкретной ситуации общения, и степень настоятельности директивы. Ведущим языковым средством, используемым для выражения требования, являются повествовательные структуры с глаголом в форме индикатива настоящего времени, которые часто бывают усилены временными лексическими конкретизаторами или модальными словами. Маргинальными языковыми средствами, используемыми для реализации требования, являются вопросительные конструкции, а также псевдопридаточные структуры с союзом dass. Спецификой их использования в качестве настоятельного требования является присутствие во многих примерах ярко выраженной негативной оценочности, которая служит основой для логического выведения слушателем скрытой побудительной интенции. Выявить семантику требования в различных типах синтаксических структур помогают слова автора и контекст общения. Большую роль в этом процессе играют также паралингвистические средства – манера речи, жесты, взгляд адресанта, которые значительно усиливают настоятельность скрытого побуждения. Рассматривая стратегический аспект использования скрытых категоричных побуждений, следует подчеркнуть, что, хотя они и нацелены на смягчение директивы, однако они не способствуют укреплению кооперативных взаимоотношений между коммуникантами, т.к. являются средством выражения стратегии подчинения одного партнера другому. Однако уже сама попытка скрыть факт давления одного собеседника на другого оправдывает их использование в речи.

1. Серль, Дж. Косвенные речевые акты / Дж. Сёрль // Новое в зарубежной лингвистике/ Теория речевых актов; под общей ред. Б.Ю. Городецкого. – М.: Прогресс, 1986. – Вып. 17. – С. 195-222.

2. Dieling, K. Zur Funktion von Modalwörtern in Auforderungen / K. Dieling // Deutsch als Fremdsprache. – Leipzig: Herder-Institut, 1988. – H. 1. – S.6-13.

3. Лейтане, М.Б. Роль фонетических средств в выражении модального поля настоятельности: дис. … канд. филол. наук: 10.02.04 / М.Б. Лейтане. – Минск, 1988. – 220 с.

4. Шендельс, Е.И. Многозначность и синонимия в грамматике / Е.И. Шендельс. – М.: Высш. шк., 1970. – 204 с.

5. Дейк, Т. А. ван Вопросы прагматики текста / Т.А. ван Дейк // Новое в зарубежной лингвистике / Лингвистика текста; под общ. ред. Т. М. Николаевой. – М. : Прогресс, 1978.– Вып. 8. – С. 259-336.

6. Рябенко, В.С. Функционально-семантическое поле побудительности в современном немецком языке: дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / В.С. Рябенко. – Минск, 1974. – 215 с.