Древние культы и традиционная культура казахского народа

из них передавались из поколения в поколение как образцы по­
этического творчества.
В народе широко известны жоктау на смерть Таты, Сырыма 
Датова, письменные образцы имеются в сочинениях Махамбе- 
та (“Тарланым”), Абая (“К смерти Оспана”). Крайней формой 
жоктау является самоистязание. “В день смерти жена расцара­
пывает у себя лиц, расцарапывает и дочь, так, что по лицу те­
чет кров”1. Этот обычай унаследован казахами от древнетюрк­
ских племен. Судя по орхонским памятникам, жены и дочери 
тюркских каганов также царапали свои лица. Хоровой возглас 
мужчин “Ой, бауырым!” при 
“KOpicy” 
(буквально - встретить­
ся, увидеться) есть пережиток некогда существовавшего кол­
лективного плача мужской части рода. Этот весьма архаичный 
родовой обряд автор наблюдал в своих полевых командиров­
ках в мае 1970 г. среди животноводов отгона совхоза “Сарыбу- 
лак” Талды-Курганской области, когда умер чабан совхоза Му- 
кан Мейрамкулов (65 лет). Родственники его, живущие в других 
местах, подъезжая к юрте, где находился покойник, соскакива­
ли с коней на расстоянии 50-100 м от нее и дальше продолжа­
ли путь пешком все время плача “Ой, бауырым!”. Плач подхва­
тывали домашние умершего, и он превращался в коллективный. 
Подчеркнуто демонстративно покинутых коней подбирали спе­
циально расставленные люди. Приходящие обнимали каждого 
родственника умершего, этот ритуал назывался 
“KOpicy” 
- уви­
деться. При 
KOpicy 
женщины причитали. Мужчины отвечали ко­
ротким возгласом “Ой, бауырым!” (буквально - о печень моя 
идиоматизм, означающий близкого кровнородственного челове­
ка). 
“Kopicy” 
- реликт родового коллективизма и взаимопомо­
щи, когда близкие при беде должны находиться рядом и проти­
востоять несчастью совместными усилиями, т. е. наиболее древ­
няя форма проявления социальной сущности человека. В более 
раннее время родственники на полном скаку налетали на юрту 
умершего и хлестали ее нагайками, порицая, что во всем вино­
1 Там же.
227

вата сама юрта, пожелавшая остаться без хозяина. Местами та­
кую осиротевшую юрту предавали огню. Выражение траурного 
возгласа мужской группой было характерно для огузов и кипча­
ков. Оно отражено в “Китаб-и дэдэм Коркут”. “Группа огузских 
джигитов, облаченных в траурную одежду, появилась в доме 
Казанбека и общим возгласом задавала печальный вопрос: “Где 
наш дорогой, любимый Баймсы-Байрук?”1.
Обряд оплакивания казахов имеет древние генетические кор­
ни среди племен, населявших Казахстан и сопредельные терри­
тории. Так, китайская хроника сообщает, что ухуане “покойни­
ков кладут в гроб и производят плач по ним, но гроб провожа­
ют с песнями и плясками”2. А у тюрков “тело покойника полага­
ют в палатке. Сыновья, внуки и родственники обоего пола зака­
лывают лошадей и овец и, разложив перед палаткою, приносят 
в жертву; семь раз объезжают вокруг палатки на верховых ло­
шадях, потом перед входом в палатку ножом надрезывают себе 
лица и производят плач; кровь и слезы совокупно льются”3. Не­
безынтересны в этом отношении сообщения аль-Бируни, ка­
сающиеся согдийцев и хорезмийцев, историческая судьба ко­
торых с протоказахскими племенами была взаимопереплете- 
на. Биру ни пишет, что “жители Согда плачут по своим древним 
покойникам. Они оплакивают их, царапают себе лица и ставят 
для умерших кушанья и напитки”4. В другом месте он замеча­
ет, что аналогичные действия при оплакивании умерших произ­
водят и хорезмийцы. Вне сомнения, что ритуал, скупо отражен­
ный в “Памятниках минувших поколений”, имел некогда широ­
кое распространение.
Оплакивание умершего имело устойчивую традицию в жиз­
ни тюркских племен. При ханских дворах содержались пла­
кальщицы, которые назывались “сыгытшы”. Это обстоятель­
ство подчеркивает, что оплакивание было обязательным эле­
1 Книга моего деда Коркута. М.; JL, 1962. С. 49-59.
2 
Бичурии И. Я.
Указ соч. С. 143.
3 Там же. С. 230.
4 
Бируни Лбу Райхан.
Избр. произв. Ташкент, 1963. Т. 1. С. 236.
228

ментом похоронного культа, направленным на умилостивление 
духа умершего. Обычай публичного оплакивания получил ли­
тературную форму в древнетюркское время. В причитаниях ор- 
хонских эпитафий перечисляются генеалогическая нить покой­
ника, его героические достоинства, богатство и прочее. В ор- 
хонской рунике можно проследить полное тождество причита­
ний с казахскими по стилю, композиции и построению сюже­
та, образу, внутренней логике. Надпись Кюль-Тегина сохрани­
ла мотивы обрядовой поэзии (оплакивание умершего), позднее 
перешедшее в эпос. В ней имеются строки, посвященные смер­
ти Кюль-Тегина:
Зрячие мои очи словно ослепли,
Вещий мой разум отупел, -
пишет академик АН КазССР А. X. Маргулан. По данным визан­
тийских писателей, обряд оплакивания существовал у древних 
гуннов1. То же отмечает В. Рубрук относительно кипчаков сере­
дины XIII в. “Иокла” в словаре М. Кашгари значит “устраивать 
поминки, оплакивать”2.
Обряд оплакивания был присущ для всего исторического на­
селения Казахстана. Громкий плач, причитания и возгласы, пол­
ные горечи и восхваления, были посвящены умершему. Плачу­
щие исходили из идейной предпосылки, что “покойник, лежа­
щий с виду бездыханным трупом, на самом деле слышит и ви­
дит, живет полной физиологической и душевной жизнью. А по­
тому нуждается в материальном мире, в одежде, оружии, при­
пасах для его загробной жизни, а также в сочувствии окружа­
ющих родных и друзей. Поэтому первые выражения скорби 
близких людей, естественно, принимают форму громких бесед 
с покойником”3. Такие элементы погребального культа казахов, 
как траур, “еспрту”, “жоктау”, “коцш айту”, 

жүктеу/скачать 5.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: