Энциклопедический

смотр понятия Д. на рубеже 19—20 вв. не был до кон­ца последовательным. В связи с обострившимися про­блемами непротиворечивости науч. теорий Гильберт выдвинул программу формализации Д. дедуктивных . теорий, предполагающую не только явное указание всех исходных понятий и исходных предложений (ак­сиом) каждой данной теории, но л такое же явное ука­зание всех используемых в выводах (в частности, в Д.) этой теории логич. средств. При такой постановке во­проса проблема убедительности (правильности) Д. по­лучает объективный характер. Оказалось возможным представить науч. теорию в виде исчисления, или фор­мальной системы, состоящей из формул, получаю­щихся из формул нек-рого исходного запаса (аксиом) посредством чисто механич. применения правил вы­вода.

Последоват. формализация понятия Д. открывает возможность передачи нек-рых функций человека элек­тронным вычислит. машинам. Однако из этого не сле­дует заключение о возможности сведения всех содержат.

аспектов понятия Д. к формальным: правила вы­вода, хотя они и имеют дело с формальными объ­ектами (формулами), формулируются на содержат. языке, а все проблемы, касающиеся природы формаль­ных исчислений в целом, ставятся и решаются чис­то содержат. средствами (см. Метатеория). Именно эти содержат. рассуждения (и содержат. Д.) составля­ют предмет самой теории Д.

Более того, было доказано, что задача полной и од­новременно непротиворечивой формализации даже та­ких относительно простых математич. теорий, как ариф­метика (теория чисел), в принципе неосуществима, так что в них всегда имеется нек-рый «неформализуе-мый остаток» (К. Гёдель, 1931). Наконец, никакая фор­мализация дедуктивных теорий не снимает проблемы их интерпретации, т. е. соотнесения с нек-рой опи­сываемой ею и внешней для неё реальности, адекват­ность к-рого только и может быть в конечном счёте обоснованием истинности теории в целом. См. также Интуиционизм, Конструктивное направление.

• Энгельс Ф., Анти-Дюринг, M a p к с К. и Э н г е л ь с Φ., Соч., т. 20; Ленин В. И., Материализм и змпириокритицизм, ПСС, т. 18; Гильберт Д., Основания геометрии, пер. с нем., М.—Л., 1948; Тарский А., Введение в логику и методологию дедуктивных наук, пер. с англ., М., 1948; А с-м у с В. Ф., Учение логики о Д. и опровержении, [M.], 1954; Клини С. К., Введение в метаматематику, пер. с англ., М., 1957; Π о и а Д., Математика и правдоподобные рассужде­ния, пер. с англ., Μ., 1975²; Т а к е у т и Г., Теория Д., пер. с англ., М., 1978; Д ρ а г а л и н А. Г., Математич. интуицио­низм. Введение в теорию Д., М., 1979; Крайзель Г., Ис­следования по теории Д., пер. с англ., М., 1981.

• Слупецкий Е., Борковский Л., Элементы ма­тематич. логики и теория множеств, пер. с польск., М., 1965.

Систематич. доксография зародилась в 4 в. до н. э. в Ликее (так же, как и биография — Аристоксен); её теоретич. основой было методологич. требование Арис­тотеля предпосылать собств. исследованию предмета изложение и критику «мнений предшественников». Теофраст составил первый доксографич. компендий — «Физич. мнения», или, иначе, «Историю физики», в 18 кн., охватывавший период от Фалеса до Платона включительно. «Физич. мнения» были если не единст­венным (вопреки Дильсу), то всё же осн. источником по досократовской мысли для последующих Д. В 1 в. до н. э. материал Теофраста был использован в «Мне­ниях философов» (Placita philosophorum, т. н. Аэтий) — единственном (не считая зависящей от него «Истории философии» Псевдо-Галена) сохранившемся доксогра­фич. компендии. Помимо фрагментов «Физич. мнений» Теофраста и компендия т. н. Аэтия в корпус «Греч. Д.» входят: эксцерпты из 1-й кн. «О природе богов» и 1-й кн. «О благочестии» Филодема; 1-я кн. «Опровержения всех ересей» («Философумены», до сер. 19 в. неправиль­но приписывалась Оригену) епископа Ипполита Рим­ского (170—236); сохранённый Евсевием отрывок из «Стромат» Псевдо-Плутарха (ок. 150), и др.

Доксография имеет огромное значение для реконст­рукции досократовской, в меньшей мере —эллинистич., философии (напр., милетская школа известна только из доксографии). Часто это не просто описание, а пе­ревод на язык той филос. школы, к к-рой принадле­жат Д.

• D i e l s H., Doxographi Graeci, В., 1929 (на рус. яз. краткое изложение теории Дильса— в кн.: Т а н н е p и П., Первые ша­ги др.-греч. науки, СПБ, 1902, с. 19—30); Маковель-ский А. О., Досократовская философия, ч. 1 — Обзор источ­ников, Казань, 1918; M с D i а г m i d J. В., Theophrastus on the presocratic causes, «Harvard Studies in Classical Philology», 1953, v. 61, p. 85 — 156; G i u s t a M., I dossografi di etica, Tori­no, 1964.

В коммунистической нравственности Д. человека ос­мысляется прежде всего в плане борьбы за уничто­жение эксплуатации и построение социализма и ком­мунизма.

M a p к с К. иЭнгельс Ф., Нем. идеология, Соч., т. 3, с. 235—36; Ленин В. И., Гос-во и революция, ПСС, т. 33, гл. 5; е г о ж е, Задачи союзов молодежи, там же, т. 41; А р-хангельский Л. М., Курс лекций по марксистско-ленин­ской этике, М., 1974.

ДОСОКРАТИКИ (нем. Vorsokratiker; франц. Ргё-socratiques; англ. Presocratics), новоевроп. термин для обозначения ранних греч. философов 6—5 вв. до н. э., а также их ближайших преемников в 4 в. до н. э., не затронутых влиянием аттической «сократич.» тра­диции. Термин укрепился в междунар. историко-фи-лос. практике гл. обр. благодаря классич. труду нем. филолога Г. Дильса (1848—1922) «Фрагменты досокра-тиков» («Die Fragmente der Vorsokratiker», 1903), в к-ром впервые были с науч. полнотой собраны и критически изданы сохранившиеся в виде цитат у позднейших ан-тич. авторов фрагменты из утраченных соч. Д., а также доксографич. (см. Доксографы) я биографич. свидетель­ства о них. Собрание Дильса объединяет св. 400 имён (большая часть их остаётся голыми именами), в т. ч. софистов, к-рых, однако, не принято называть «Д.» (поэтому нек-рые авторы предпочитают говорить о «дософистич.», а не «досократич.» философии), а также фрагменты предфилос. теокосмогоний (см. Орфизм, Ферекид).

Дильс исходил из антич., широкого значения термина «философия», поэтому «Фрагменты Д.» вклю­чают много материала, к-рый относится к истории ма­тематики, медицины и т. д. (вплоть до кулинарного иск-ва).

Философия Д. развивалась на Востоке — в ионий­ских городах М. Азии и на Западе — в греч. колониях Юж. Италии и Сицилии; отсюда восходящее к древно­сти разделение на «ионийскую» (милетская школа и её последователи) и «италийскую» (пифагореизм и элейская школа) ветви. В целом для вост., ионийской, традиции характерны эмпиризм, сенсуализм, интерес к конкретному многообразию чувств. мира, преимуществ, ориентация на материально-веществ. аспект мира, от-

теснённость антропологич. и этич. проблематики (ис­ключение — Гераклит с его пафосом религ.-нравств. реформатора); для зап., италийской, традиции — при­мат рационально-логич. начала над чувственным, преи­муществ, интерес к формальному, числовому и вообще структурному аспекту вещей, первая постановка гно-сеологич. и онтологич. проблем в чистом виде, нередко религ.-эсхатологич. интересы. В центре внимания всей философии Д. — космос, . понимаемый — с помощью доминирующего у Д. метода аналогии — либо биоморф-но (см. Гилазоизм], либо техноморфно (см. Демиург), либо социоморфно (см. Дике), либо — у пифагорейцев — на основе числовых моделей; существ. роль у Д. про­должают играть унаследованные из донауч. картины мира бинарные оппозиции. Уникальное место среди Д. в этом смысле занимают Парменид и его школа, впервые отказавшиеся от фольклорно-мифологич. наследства — двоичных классификаций и метафорич. аналогии — и давших программный для всей зап.-еврод. «метафизики» образец чисто логич. конструирования бытия. Чело-век и вообще сфера социального, как правило, не вы­деляются из общекосмич. жизни (противопоставление «природы и закона» — номос и фюсис — впервые было разработано софистами): космос, общество и индивид подчинены действию одних и тех же законов и рассмат­риваются нередко как изоморфные структуры, зеркаль­но отражающиеся друг в друге (см. Микрокосмос и макрокосмос). Характерным для доплатоновской фило­софии является отсутствие чёткого различения «мате­риального» и «идеального».

Внутр. ход развития философии Д. может быть пред­ставлен в след. формуле: построению космологич. си­стем у раннеионийских мыслителей был положен конец Парменидом и его школой, потребовавшими ло-гико-теоретич. обоснования возможности чувств. ми­ра и прежде всего — движения и множественности; старый гилозоистич. космос разложился, выделив в особую категорию «движущую причину» (по опреде­лению Аристотеля); в ответ на постулаты элейской школы возникли более механистич. плюралистич. системы 5 в. — Эмпедокла, Анаксагора и атомистов (иногда называемые «новоионийскими»), в к-рых на деа-нимизированную «материю» были перенесены все при­знаки элейского неизменного и самотождеств. бытия (однако закон сохранения вещества был, по-видимому, ещё раньше сформулирован Анаксимандром). Среди Д. почти не было «профессионалов» (первое исключение — Анаксагор): большинство из них были вовлечены в жизнь полиса и выступали как гос. деятели, основатели коло­ний, законодатели, флотоводцы и т. д. — прямая про­тивоположность эллинистич. идеалу философа с его принципом «живи незаметно».

• Фрагменты: D К I—III; Kirk G. S., R a v е n J. E., The presocratic philosophers, Camb., 1963; Colli G., La 8Я-pienza greca, v. l—3, Mil., 1978—80; в рус. пер.— М а к о-вельский А. О., Досократики, ч. 1—3, Казань, 1914—19; Т а н н е p и П., Первые шаги др.-греч. науки, пер. С. И. Це­ретели, СПБ, 1902.

• Гомперц Т., Греч, мыслители, пер. с нем., т. 1, СПБ, 1911; Т о мс он Д ж., Исследования по истории др.-греч. об-ва, пер. с англ., 1т.1 2 — Первые философы, М., 1959; Л ο­сев А. Ф., История антич. эстетики, (т. 1] — Ранняя класси­ка, М., 1963; Рожанский И. Д., Развитие естествознания в эпоху античности, М., 1979; Доброхотов А. Л., Учение Д. о бытии, М., 1980; Lloyd G. E. R., Polarity and analogy. Two types of argumentation in early Greek thought, Camb., 1966; Frank el H., Wege und Formen frühgriechischen Denkens, Münch., 1968³; Um die Begriffswelt der Vorsokratiker, hrsg. v. H.-G. Gadamer, Darmstadt, 1968; Hölscher υ., An­fängliches Fragen. Studien zur frühen griechischen Philosophie, Gott., 1968; Studies in presocratic philosophy, ed. by D. J. Fur-ley and H. B. Allen, v. 1—2, L., 1970; G u t h r i e W. K. C., A history of Greek philosophy, ν. ί—2, Camb., 1971 (лит.); West M. L., Early Greek philosophy and the Orient, Oxf., 197Г, Fritz K. v., Grundprobleme der Geschichte dw an­tiken Wissenschaft, В.—N. Υ., 1971; Cherniss H., Ari­stotle's criticism of presocratic philosophy, N. Y., 1971; The Presocratice. A collection of critical essays, ed. A. P. D. Mourela-

ДОСОКРАТИКИ 175

tos, N. Υ., 1974; The Presocratlcs, ed. E. Hussey, Ь., 1972; V e r­n a n t J.-P., Les origines de la pensee grecque, P., 1975³; B a Γ­η e s J., The presocratic philosophers, v. 1—2, L., 1979 (библ.).

Д. о. п. лежал фактически в основе всех логич. те­орий древности, средневековья и нового времени, хотя явно, как особый принцип, был сформулирован Лейбницем, к-рый придавал ему не только логич. (от­носящийся к мышлению), но и онтологич. (относящийся к бытию) смысл: «... ни одно явление не может оказать­ся истинным или действительным, ни одно утвержде­ние справедливым, — без достаточного основания, по­чему именно дело обстоит так, а не иначе...» (Избр. фи-лос. соч., М., 1908, с. 347). В последующем развитии логики Д. о. п. стал пониматься как чисто логич. прин­цип. В связи с развитием математич. логики выясни­лось, что он носит исключительно содержат. характер — его нельзя представить в виде формулы к.-л. логич. исчисления.

Д. о. п. в каждом отд. рассуждении реализуется обычно с той или иной степенью приближения, в связи с чем возникают гносеологич. проблемы, относящиеся, в частности, к средствам получения достоверных за­ключений в науках, основанных на наблюдениях и экс­периментах и широко пользующихся вероятностными и индуктивными выводами. Проблема обоснования сужде­ний во всей её полноте входит в теорию познания, к-рая и даёт ответ на вопросы о связи логич. обоснования суждений с практикой, с историей науки и техники, с историч. развитием средств вывода, применяемых в науч. рассуждениях. Теоретико-познават. контекст определяет значение Д. о. п. как требования обосновы­вать истинность суждений и не принимать «на веру» суждений, не имеющих в составе наличного знания до­статочных оснований.

ДОСТОВЕРНОСТЬ, термин, применяемый в филос. и логико-методологич. исследованиях в качестве харак­теристики знания как обоснованного, доказательного, бесспорного и как синоним истины. В естествознании достоверными нередко называют события, суждения о к-рых рассматриваются как эмпирически подтверж­дённые спец. экспериментами или, шире, — общест-венно-производств. практикой.

ДОСТОЕВСКИЙ Фёдор Михайлович [30.10 (11.11).1821, Москва, — 28.1 (9.2).1881, Петербург], рус. писатель, мыслитель, публицист. Начав в 40-х гг. лит. путь в рус­ле «натуральной школы» как преемник Гоголя и пок­лонник Белинского, Д. в то же время впитал в себя филос. масштабность романтизма и нашёл жизненное приложение обоим импульсам — социальному крити­цизму и максималистскому порыву — в деятельности

176 ДОСТАТОЧНОГО

радикально настроенного кружка петрашевцев, привер­женцев утопического социализма Фурье. После ареста в 1849, познав «опыт конца» во время инсценировки смертной казни, столкнувшись на каторге с иррацио­нальной стихией преступного мира и ближе познако­мившись с народно-религ. сознанием, Д. на исходе 50-х гг. испытал, по его собств. словам, «перерожде­ние убеждений»: по-прежнему остро воспринимая раз­лад в социальном и духовном бытии человека, не отка­зываясь от мечты о более гармоничном и счастливом жизнеустройстве, он видит теперь отправной пункт не во внеш. преобразовании социальной среды, а преж­де всего во внутр. преображении личности. В 60-х гг., вернувшись в столицу и окунувшись в атмосферу по­реформенной идеологич. полемики, Д. вместе с братом Михаилом в журн. «Время», а затем «Эпоха» развёрты­вает программу почвенничества, к-рое первоначально мыслилось как самостоят. позиция, сочетающая нек-рые тенденции «Современника» и, с др. стороны, консерва­тивной публицистики (см. Туниманов В. А., Творчест­во Д. 1854—1962, Л., 1980, гл. «Чернышевский и Д.»). Это была попытка примирить народ и интеллигенцию, религ. традицию и новоевроп. образованность, сла­вянофильские и западнические начала, «петербургский» и допетровский периоды рус. истории во имя нравств. оздоровления и консолидации рус. общества на путях реформ. Тогда же Д.-художник ставит вопрос об антро-пологич. корнях социального зла, о самоценности лич­ностной свободы и, с др. стороны, о необходимости этич. фундамента, без к-рого эта свобода вырождается в раз­рушит. и асоциальный произвол. В «Записках из под­полья» (1864) Д. развивает эту аргументацию в полеми­ке с детерминизмом революц. демократов, становясь с этого момента прямым идейным антагонистом Черны­шевского, а в первом своём филос.-идеологич. романе «Преступление и наказание» (1866), как бы предугады­вая имморализм ницшеанского «сверхчеловека», пока­зывает внутр. неустранимость этич. начала, столь же неотъемлемого от человеч. личности, как и свобода воли. Здесь уже вырисовывается осн. круг духовных и умств. интересов Д.: «тайна человека», загадка красоты, смысл истории и связующий их религ.-нравств. идеал.

В последующих больших романах кон. 60-х — 1-й пол. 70-х гг. («Идиот», «Бесы», «Подросток») деморали­зующая социальная атмосфера, к-рую Д. определил для себя как вторжение «золотого мешка» в жизненный уклад и — на др. полюсе — как нигилистич. подрыв основ человеч. общежития, понуждает его выяснять путём «жестокого» эксперимента над героями те трагич. пределы, за к-рыми утрачивается человечность и зло уже оказывается необратимым. Он выводит деструктив­ное начало в человеке, имеющее последствием убийство и самоистребление, так же как социальную страсть к анархии и насилию, из феномена «метафизич. сирот­ства» личности посреди совр. европ. разобщённой ци­вилизации, лишённой корней «в мирах иных». В поис­ках спасит. средства Д. обращается к идеалу «положи­тельно прекрасного человека», пытающегося личным примером перестроить отношения между людьми по принципу самоотдачи и прощения (князь Мышкин в «Идиоте»), и возлагает всё большие надежды на рус. народ в целом как на мессианского носителя высшей духовной истины, к-рая утрачена. Западом, и на патри-архально-монархич. устои (т. н. русская идея). На этих позициях позднего славянофильства, развиваемых во 2-й пол. 70-х гг., преим. в публицистич. «Дневнике писателя», и в значит. мере отличных от почвенничества 60-х гг., Д. отдаёт дань националистич. настроениям, даже с расчётом на принудит. гос. мощь. При этом он вступает в противоречие со своей утопией перерожде­ния гос-ва в свободную общность в лоне и по типу церкви (хотя совр. состояние рус. церк. институтов представлялось ему «параличом»). В итоговых размыш­лениях (роман «Братья Карамазовы», Пушкинская речь, 1879—80) Д. с полной ясностью противополагает не толь-

добровольность и индивидуальная избирательность (η отличие от родства или солидарности, обусловленной принадлежностью к одной и той же группе), внутр. близость, интимность (в отличие от простого приятель­ства), устойчивость. Реальное содержание Д. менялось в ходе истории. В первобытнородовом обществе Д. называли ритуализированные взаимоотношения, свя­занные с символич. породненном (кровная Д., побра­тимство и т. п.); способы её заключения, нрава и обя­занности друзей регламентированы обычаем и часто ста­вятся выше фактич. родства (воинская Д., напр., Ахилла и Патрокла у Гомера). По мере разложения ро­довых связей дружеские отношения всё чаще противо­поставляются родственным, при этом «друзьями» че­ловека называют всех его единомышленников или по-литич. приверженцев.

В истории философии Д. рассматривалась преим. в этич. плане, при этом одни подчёркивали эмоц. ас­пект Д. (напр., Монтень), другие выводили её из общ­ности интересов или разумного эгоизма (напр., Гельве­ции). Нем. романтики, создавшие настоящий культ Д., видели в ней убежище от эгоизма бурж. мира; социали­сты-утописты проповедовали установление Д. всех лю­дей. В кон. 19 в. начались первые эмпирич. исследо­вания Д. психологами и социологами.

Содержание и функции Д. существенно изменяются с. возрастом. Детская Д. представляет собой эмоцио­нальную привязанность, чаще всего основанную на со­вместной деятельности; хотя степень избирательности и устойчивости Д. повышается с возрастом ребёнка, подлинная потребность в «другом Я» (альтер эго) по­является только у подростка в связи с потребностью осознать себя, соотнести собств. переживания с пере­живаниями другого. Отсюда — напряжённые поиски и частая идеализация Д. Дружеские связи взрослого человека более дифференцированы, поскольку появ­ляется ряд новых форм общения.

Нравств. оценка Д. определяется её обществ. направ­ленностью, теми ценностями, к-рые она утверждает. Классические примеры верной и высокоидейной Д. (К.Маркс и Ф. Энгельс, А. И. Герцен и Н. П. Огарёв) служат и сегодня нравств. образцами. См. также Друж­ба народов.