В начале XVIII века ситуация вновь обострилась. Проведение Петром I активной внешней политики (прежде всего — войны со шведами, продолжавшейся 21 год) требовало огромных расходов. Они легли на плечи народа, прежде всего в форме новых налогов.
Непосредственным поводом к новому конфликту во многом послужило то, что в августе 1704 г. прибыльщики (т. е. сборщики налогов) А. Жихарев и
М. Дохов в сопровождении подъячих, переводчиков и солдат прибыли в Уфу. Собрав представителей всех четырех дорог, чиновники зачитали им указ о переходе в казну башкирских рыбных ловель, о введении новых налогов, о проведении переписи. Всего было объявлено 72 новых «прибыльных» статей, в том числе налоги с пчелиных бортей, с домовых ульев, с печей, с мельниц, с бань, со свадеб и т. д. Ряд предполагавшихся нововведений оскорбляли религиозные чувства мусульман. Так, вводился налог с мечети — по 5 руб. с каждого муллы, а также по одному алтыну с каждого приходившего на службу. Кроме того, власти распорядились строить мечети по образцу христианских храмов, устраивать около них кладбища. Возмущенные всем этим, старшины избили прибыльщиков, а ненавистный указ разорвали и бросили в воду.
В начале 1705 г. из Казани в закамские крепости были направлены дополнительные военные силы. Командир одного из отрядов Ф. Люткин, собрав выборных башкир, предложил им подтвердить свою покорность властям отдачей заложников от всех четырех дорог. Старшины отказались подчиниться и на этот раз.
Тогда в Закамье буквально ворвалась карательная экспедиция во главе с
А. С. Сергеевым, состоявшая из двух конных и четырех пехотных полков. В конце февраля 1705 г. они были уже в Мензелинске. Вызвав сюда представителей ряда башкирских волостей якобы для слушания указа, А. Сергеев арестовал их по обвинению в сопротивлении прибыльщикам. Некоторые из выборных старшин (Ата-бай и другие) умерли от голода, других А. Сергеев взял с собой в Уфу. Ехали туда очень быстро, погубив более тысячи лошадей. Тем не менее успели разорить по дороге несколько сел и деревень, производили обыски жилищ под предлогом поиска беглых рекрут.
Прибыв в Уфу, А. Сергеев действовал там столь же жестоко, как и в Мензелинске. Сами башкиры впоследствии описывали эти события в челобитной царю таким образом: «Да после того приехал к нам Александр Савич Сергеев со многими полками и брал много подвод, многими бедами нас изнурял: призвал наших добрых выборных людей, поил их зельем и вином и порохом жег навзлет, многих людей тем до смерти поморил, бил, мучил и в крепкие места запирал, стращал, что повесит и изрубит, и брал сказки, что Великому государю дать бы 5000 лошадей да 100 человек людей, и выборные люди по неволе сказки дали». Под угрозой смерти башкирские старшины обязались поставить с каждой из четырех дорог по 1300 лошадей. Заботясь таким своеобразным образом о государственных нуждах, А. Сергеев не забывал и о своих собственных. Он вытребовал себе у башкир двух иноходцев, шесть аргамаков и четырнадцать других лошадей, общей стоимостью 409 рублей — деньги по тем временам огромные.
В иных местах хозяйничали другие командиры. Так, в Байлярской волости действовал с отрядом дворянин Г. Пальчиков, который «... запирал их байлярцов под ызбы и в стюденые клети и коих бил батожьями и иных на правеже, дайте де лошадей, коих хотели дать на Уфе Александру Сергееву, а буде не дадите тех лошадей и мне де велено за то вас вырубить... и они байлярцы дали 125 лошадей, купя рублей по 10 и по 15...» Насилию и угрозам подверглись, в частности, жители деревень Ахметево, Мензелятамак, Ляки. Естественно, все это вызывало сильное возмущение и недовольство местного населения.
Восстание началось ранней весной 1705 г. Первыми поднялись башкиры Казанской и Ногайской дорог. На Казанской дороге, в частности, восстание возглавили Дюмей Ишкеев, Кусюм Тюлекеев. Противостояли повстанцам гарнизоны Уфы, закамских крепостей, а также отряды, сформированные в Казани. При этом полк, расквартированный в Мензелинске, не отличался благонадежностью. То ли служилые люди сочувствовали восставшим, то ли были какие-то иные причины.
Все лето 1705 г. в районе Мензелинска и других закамских крепостей происходили стычки восставших с правительственными войсками. В ходе их пострадали и многие мирные деревни и села (русские, башкирские, татарские), располагавшиеся в районе боевых действий.
В декабре 1705 г. фельдмаршал Б. П. Шереметев во время остановки в Казани по пути в Астрахань (туда он был назначен для руководства подавлением стрелецкого бунта) пытался остановить кровопролитие. Вместо назначенного казанскими властями воеводой в Уфу Льва Аристова он распорядился направить туда другого человека — Александра Аничкова. Он был уфимским жителем, и с его кандидатурой на воеводскую должность башкиры были полностью согласны. В то же время Л. Аристова башкирские воины остановили в 200 верстах от Уфы и в город не пропускали. Кроме того, Б. П. Шереметев приказал освободить арестованных А. Сергеевым башкир, завязал переговоры с представителями восставших. Эти действия пришлись не по нраву казанским властям, настаивавшим на жесткой позиции. Казанский вице-губернатор Никита Кудрявцев обратился с письмом к царскому любимцу А. Меньшикову, стараясь убедить его, что уступки башкирам до добра не доведут. Послание это, судя по всему, возымело действие. Приказом Петра I от 10 января 1706 г. Б. П. Шереметеву было предписано без дальнейшего промедления двигаться к Саратову и Царицыну.
Тем самым окончательно возобладал силовой подход властей к разрешению конфликта. Переговоры закончились неудачей, и в начале марта 1706 г. военные действия возобновились с прежним ожесточением. Казанские власти, в частности, доносили в столицу о том, что «... в тех числах здеся от башкирцов много воровство за Камою рекою. Села и деревни вырубили и выжгли и в полон людей и стада поимали прибегаючи внезапно изгоном так же, как и в прошлых летех...» В числе пострадавших селений были и Челны.
С осени 1706 г. по осень 1707 г. наступил период относительного затишья. Восставшие пытались в это время заручиться поддержкой правителей Крыма, Северного Кавказа, а также Турции. Властям было известно настроение части руководителей восстания — вывести Башкирию из состава России и либо создать самостоятельное независимое государство, либо перейти в подданство других стран. Об этом свидетельствует, в частности, донесение С. Вараксина князю А. Д. Меньшикову с анализом причин и возможных последствий происходящих событий: «Учинился воровству начаток на Уфе не от податей и не от тягостей и не от окладников, умыслили они, воры башкирцы, чтоб им не быть под державою его царского величества и посылали от себя посланцев в турки к салтану и в Крым к хану домогатца, чтоб их приняли к себе в союз. А на них Уфинского уезду на всех прежнего окладу только 6216 руб. 17 алт. 4 ден., а их (т. е. башкир — В. Е.) будет с 30000 или больши». Однако крымский хан Давлет-Гирей и турецкий султан Ахмет III отчетливо сознавали, что Россия не уступит добровольно ни территории прежнего Казанского ханства, ни Башкирии. Поэтому, не желая ссориться с могущественным соседом, они не пошли навстречу намерениям повстанцев и не оказали им сколь-нибудь заметной помощи.
С началом зимы 1707-1708 гг. восстание приобрело наивысший размах. К середине декабря 1707 г. практически все города и крепости Закамья потеряли связь между собой. Донесения казанских властей А. Меньшикову проникнуты паническими настроениями: «Воры башкирцы к воровству умножаются... И на Уфу и с Уфы никого не пропущают. А казанские пригороды Сарапул, Каракулино, Заинск осадили... А другие их братья воры подошли в иноязычные деревни близ села Ялабуги и возмущение другим иноязычникам чинят, к себе в помочь призывают». Призывы эти пользовались широкой поддержкой, так как в другом сообщении Никита Кудрявцев докладывал, что к восставшим «татара Казанского уезда многие пристали».
В самом конце декабря 1707 г. восставшие во главе с Алдаром Исакаевым, Кусюмом Тюлекеевым и Балта-батыром захватили крепость Заинск и двинулись на Новошешминск, Билярск. Практически все русские деревни и села вокруг закамских крепостей были заняты ими и отчасти сожжены. Один из пленных повстанцев — ясачный татарин дер. Зюри Казанского уезда Урмет Бимяков показал на допросе в начале марта 1708 г.: «А Кусюм де разорял Илбахтин монастырь, а Смаил де молла разорял село Чистое Поле, да деревню Соколовку и иные многие деревни...»
Не менее жестокими были и действия другой стороны, особенно полка С. Аристова. Это следует, в частности, из донесения Н. Кудрявцева в Москву: «Сидор Аристов, служа тебе государю, ныне с Уфы с 770 человек до Мензелинска на 300 верстах порубая и разоряя их воров прошел.., побил их премного и по дороге их деревень вырубил и выжог». Большой жестокостью отличались также действия отрядов так называемой «вольницы», в которые входили дворяне, служилые люди, беглые, а то и просто уголовные элементы. Крестьян там было немного. Участвовали в подавлении восстания и отряды служилых татар.
Многочисленные беды обрушились на головы мирного населения. Остаться в стороне было практически невозможно. Поддержать восстание — означало реальную возможность подвергнуться наказанию со стороны правительственных войск. Выражение лояльности властям или сохранение нейтралитета тоже не гарантировало мирной жизни, так как при всяком удобном случае на такие селения обрушивались отряды повстанцев.
Жители Челнов и окрестных селений в полной мере испытали на себе все сложности этого времени. Об этом, в частности, рассказывал И. Шишкин в своей книге «История города Елабуги»: «Акай (ошибочно, речь, видимо, идет об Алдаре — В. Е.) приблизился уже к берегам р. Камы... Приближение его было во время жатвы, а потому закамские жители избрали из среды своей сторожевых, чтобы они уведомляли, где находится злодей с шайками своими. Если слышали, что он находился еще далеко, то жители, выходя в поля, жали хлеб свой и клали в суслоны со страхом и почти без надежды, что он послужит к их пропитанию; когда же сторожевые извещали, что шайки Акая шатаются близко, то они в испуге, оставляя полевые работы и жилища свои на жертву врагам, бежали для спасения жизни к р. Каме, садились на приготовленные заранее лодки, плоты и паромы и переправлялись на здешнюю сторону реки, в ожидании новых вестей из-за Камы. Акай с полчищами своими являлся по ту сторону р. Камы в виду здешних. Селения русские были им истреблены, но рожь, на полях поставленную в суслоны, а также и оставшуюся несжатою он истреблять не велел, в видах тех, чтоб воспользоваться трудами жителей для прокормления своего сброда, а также и на случай возвращения своего, ибо будущее открывало приволье для его разбоев». Не со всеми определениями и терминами, примененными автором в своем рассказе, можно согласиться, но общее состояние тревоги и страха, владевшее жителями русских селений левобережья Камы, передано образно и точно.
В первой половине января 1708 г. восставшие в количестве 30-40 тысяч переправились через замерзшую Каму в районе села Пьяный Бор и осадили Елабугу. Однако захватить ее им не удалось, и отряды повстанцев двинулись на запад, вглубь Казанского уезда. Они подошли совсем близко к Казани и были остановлены в середине февраля 1708 г. буквально в 30 верстах от города.
Отразив натиск на Казань, власти весь февраль 1708 г. вели переговоры с восставшими. Каких-либо результатов они не дали. А может быть властям просто нужно было выгадать время.
В Казань были стянуты войска численностью более 10 тыс. человек. 22 февраля во главе с князем П. И. Хованским они выступили из города. Под их напором восставшие были вынуждены отступить сначала за Вятку, а потом и на левый берег Камы. 17 марта П. И. Хованский с войсками прибыл в Елабугу и завязал переговоры с восставшими. В случае прекращения борьбы он от имени правительства обещал повстанцам прощение, снятие новых налогов. Было также обещано рассмотреть жалобы на притеснения казанских властей, наказать виновных, прежде всего комиссаров А. Сергеева и С. Вараксина, а также командира драгунского полка С. Аристова.
На этот раз переговоры были более успешными. По крайней мере 1 апреля 1708 г. воевода князь П. И. Хованский сообщал в Москву, что «Казанскаго де уезду всех дорог ясачные татары и другие иноязычники от башкирского возмущения вины свои великому государю принесли и по своей вере куран целовали, а чюваша и черемиса и вотяки шортовали и обещали служить ему великому государю верно... А воры башкиры... бежали за Каму в Уфинский уезд в улусы свои, а в присланных де своих письмах... хотят в винах своих ему великому государю добить челом и срок положили быть к нему на Елабугу марта в 23-м числе...» И действительно, 23 марта принесли повинную башкиры, проживавшие на правом берегу Камы, 31 апреля — башкиры левобережных Енейской и Булярской волостей. Но затем процесс примирения застопорился, и стороны заняли выжидательные позиции.
26 мая 1708 г. полки П. И. Хованского начали переправляться через Каму и вошли в Набережные Челны. Это движение вынудило повстанцев к решению принести повинную. 31 мая их представители явились к воеводе, и переговоры продолжились (в Челнах?). При этом стороны пошли на взаимные уступки. Восставшие соглашались прекратить борьбу, платить ясак и другие повинности «по старому окладу», давать подводы. Одновременно они обещали отпустить пленных, вернуть скот и награбленное имущество. Вместо Л. Аристова П. И. Хованский назначил воеводой в Уфу одного из своих товарищей и доверенных лиц — стольника Федора Есипова.
В конце июня 1708 г. повинную принесла еще одна группа предводителей восстания во главе с Кусюмом. Лишь Алдар Исакаев, отказавшись подчиниться, ушел со своим отрядом на Ногайскую дорогу. Летом 1708 г. в Закамье установилось относительное затишье. Однако оно было непрочным. П. И. Хованский был отправлен на подавление восстания казаков на Дону, а всеми делами в крае по-прежнему заправляли Н. Кудрявцев и все те же А. Сергеев и Аристовы. Кроме того, были предприняты попытки набрать команды из местного нерусского населения на строительство новой столицы — Санкт-Петербурга.
Перемирие было нарушено осенью 1708 г., когда башкиры Казанской дороги попытались возобновить восстание. По крайней мере, в доношении А. Сергеева князю А. Д. Меньшикову от 14 октября сообщалось: «А за Камою (т. е. по левобережью — В. Е.) и ныне воруют, набегами деревни многие в нынешних числех разорили». Но действия восставших носили уже локальный характер. Крупные предводители восстания, в том числе Кусюм, выступали за прекращение борьбы.
Как уже неоднократно случалось в прошлом, противостоящие стороны обращались за поддержкой к «третьей» силе. На стороне восставших на заключительном этапе событий действовали каракалпаки, но их было немного. Власти же призвали на помощь калмыков. Их 10-тысячный отряд под водительством стольника Бахметева очень жестоко прошел через охваченные мятежом местности.
Лишь в 1711 году в крае наступило относительное спокойствие. Итоги предшествующих событий были ужасны по своим последствиям. Особенно пострадал Казанский уезд. По донесению казанского губернатора П. М. Апраксина Петру I, в нем было разорено 287 сел и деревень, сожжено около трех тысяч крестьянских дворов, 66 церквей. Погибло в уезде в общей сложности 7369 человек, в плен взято — 2635. Относительно меньше пострадал Уфимский уезд. Там было сожжено 12 сел и деревень, в них — 9 церквей. Погибло 2626 человек. Многие села и деревни перестали существовать, а их уцелевшие жители бежали в более спокойные места.
Политика государства в отношении местных нерусских народов, особенно некрещеных, после подавления восстания продолжала ужесточаться. Справедливости ради следует отметить, что положение русского и крещеного нерусского населения, особенно в материальном отношении, было нисколько не лучше, но они, по крайней мере, не подвергались насилию в религиозной сфере. Между тем, политика христианизации вновь усилилась. В частности, двумя указами (от 3 ноября 1713 г. и от 12 июля 1715 г.) Петр I обязал татарских мурз, у которых были поместья и вотчины с крестьянами православной веры, креститься в течение полугода. В противном случае местные власти должны были «те их поместья и вотчины с людьми и крестьянами взять и отписать на него Великого Государя и без указу никому не отдавать». В результате проведения этих решений в жизнь значительная прослойка татарских мурз, приняв христианство, русифицировалась. А те, кто остался при мусульманской вере, лишились многих крепостных крестьян и были вынуждены перенести свою предпринимательскую инициативу в сферу торговли.
Наряду с методами прямого принуждения применялась и система различных льгот для принявших христианство. Так, они на 3 года освобождались от уплаты различных сборов (указ от 1 октября 1720 г.), от рекрутчины (указ от 2 ноября 1722 г.). Соответственно подати и рекрутская повинность дополнительно разверстывались на некрещенных. В 1729 г. под угрозой смертной казни мусульманскому духовенству запретили заниматься распространением ислама среди язычников. Однако, несмотря на эти строгости, ислам продолжал приобретать последователей среди чуваш, марийцев, удмуртов. Были случаи, хотя и немногочисленные, когда мусульманским проповедникам удавалось убедить и русских крестьян принять ислам*.
* За это тоже полагалось суровое наказание: «А будет кого бусурман какими-нибудь мерами, насильством, или обманом русского человека своей бусурманской вере принудит, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма: и того бусурмана по сыску казнить, сжечь огнем безо всякого милосердия». — Уложение 1649 г. Глава XXII, ст. 24.
Строгие меры применялись не только по отношению проповедников ислама, но и против тех крещенных, которые возвращались к мусульманской вере. Их отправляли в кандалах в монастыри, переселяли из деревень с мусульманским населением в крещенские или русские деревни и села.
Нужно признать, что такая политика заслуживает осуждения, как и всякое государственное вмешательство и проявление насилия в делах религии и исповедания. К тому же она, как правило, не достигала тех результатов, на которые была рассчитана. Зато реальным следствием было усиление недовольства народа, подталкивание его к активному сопротивлению.
В петровские времена увеличиваются и материальные тяготы людей. В 1718 г. была введена подушная подать, в связи с чем доход казны возрос более чем на 2 млн. рублей. Ею облагалось все крестьянское население, «не обходя от старого до самого последнего младенца». Распространялась отныне подать и на холопов, поэтому холопство как особое юридическое состояние перестало существовать, слившись с крепостным крестьянством.
Размер подати вначале составлял в среднем 70-80 коп. с ревизской (мужской) души в год, но к концу века платежи возросли в несколько раз. С другой стороны, новая система налогообложения уже не была связана с размерами обрабатываемой земли, поэтому впервые за долгие годы наблюдалось увеличение крестьянской запашки.
Заметным событием стало создание в 1718 г. Казанского адмиралтейства, которое за 112 лет своего существования произвело для России до 400 судов различного назначения. Обеспечение нужд адмиралтейства легло на плечи главным образом некрещеного населения края. В Высочайшем указе от 31 января 1718 г. повелевалось: «... к рубке, теске и возке корабельных лесов и для других к тому принадлежащих работ брать на работу Казанской, Нижегородской и Воронежской губерний, а также из Симбирского уезда служилых мурз и татар, мордву и чуваш, без зарплаты..., с наличного числа». Главной обязанностью приписанных к адмиралтейству крестьян была заготовка корабельного леса и доставка его в Казань и Астрахань. Постепенно образовалось целое сословие населения, получившее название «лашманы»*.
* От нем. laschen — обрубать, отесывать, обделывать, и mann — человек.
В целом к корабельным работам было определено 56113 душ, в том числе 10551 — из Воронежской губернии**. В конце восемнадцатого столетия количество лашманов превысило 100 тыс. человек. Часть из них набиралась из окрестных с Челнами деревень. Так, в конце XVIII века к корабельным работам были приписаны: д. Старых Гордалей — Мухаммет Утеев, д. Балчиклов — Иван Григорьев, д. Нижней Афонасовой — Тихон Михайлов, д. Ахтубы — Лазарь Якимов, д. Крещеной Мазины — Алексей Нестеров, д. Батраковой — Григорий Яковлев, д. Нижней Кувады — Абдулмазит Минкин, д. Купырли — Мазит Мрясев и т. д. Можно было бы дополнить этот список крестьянами из деревень Биклянь, Нижний Мелекес, Ерыклы, Зычебаш, Бурдыбаш, Ташлык, Кувады, Тавлук, Ашпалы и др. По указу 1748 г. надлежало «отчислить» от корабельных работ всех русских и новокрещеных и оставить только мусульман и язычников. Однако это распоряжение, как мы видим, на практике не исполнялось.
** Личное участие в работах крестьян, проживавших далеко от лесных дач, было заменено денежным содержанием — 2 руб. 30 коп. с человека, который должен был использоваться для найма вольных рабочих.
Лашманская повинность вызывала большое недовольство. Мурзы были неудовлетворены тем, что они, люди достаточно высокого положения, были приравнены к простым ясачникам, обречены на непривычный тяжелый труд (хотя он и продолжался не более года). Простые крестьяне были недовольны условиями труда, отрывом от родного очага. Подполковник Свечин, осматривавший корабельные леса, в июне 1765 г. подал императрице Екатерине II доклад, в котором свидетельствовал, что лашманы «претерпевают отягощение и разорение,.. и в работы наряжены бывают без всякого порядка не по очереди и в дальние от жительства места; да и в бытность при работах... через разные им притеснения чинятся великие с них поборы...» В нарушение указов лашманов заставляли выполнять и другие повинности — рекрутскую, подводную, платить подушную подать.
Наиболее распространенными формами протеста против лашманских работ было сокрытие наличных душ, крещение, бегство в башкирские степи. Лишь после передачи в 1859 г. корабельных лесов из Морского министерства в Министерство государственных имуществ лашманы были обращены в общий разряд государственных крестьян.
Достарыңызбен бөлісу: |