Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос



бет6/45
Дата16.06.2016
өлшемі3.36 Mb.
#140088
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   45

земледельческих, которые сидят, неподвижны и могут

вслушиваться в нюансы и оттенки (в Индии, во Фран-

ции), У кочевников же - страсть, напор. Эрос - вос-

пламененное нутро, но при относительно толстой и гру-

боватой поверхности тела, так что трения кожей не

доставляют таких наслаждений - зато острота, когда

нутрь в нутрь проникает и через факел огонь одного

с огненными реками другой сопрягается.


Северянин же нежнокожий - чувственен поверх-

ностью: милуются, гладя друг друга. Но внутри нет та-

кой огненной влажности и напора Эроса, как у южан.

В любви там преобладает не страстность, а нежность.


Такой состав плода и человека разъясняет и сле-

дующую загадку: почему на Севере, где и так воды

много, пища - сырая, водянистая, кислая (кисель, щи,

квас, ржаной хлеб), а на Юге, где сухо, выжжено и

так бы надо влаги - для утоления, - пьют немного

и пища более суха?


Очевидно, в том дело: южный человек, как верб-

люд - сей живой ходячий термос: под жгучим сол-

нцем многослойной корой ограждает свой запас вла-

ги - несет его как драгоценную скинию завета,

жизненную силу, семя жизни. Да, вода здесь сто-
кратно повышена в цене - именно как семенная

влага (как на Севере, где воды прорва, девальвация,

поддерживается огонь в очаге, священный огонь).

Так я, уже северянин, попав в Бухару летом в 45-

градусную жару, пил поначалу газированную воду, и

ее хватало от перекрестка до перекрестка. Узбек же

пил утром чайничек (пол-литра) зеленого чая - и его

хватало на весь день, и не потел - был сух в жару.


Северянин - тонкокож, и в нем вода не удержи-

вается, а непрерывно сочится (недаром в холод позывы

на мочевыделение чаще) - и непрерывно обмен течет

между внешней водой, сыростью мира, и сырой внут-

ренней рыхлостью: нет рубежей, открыты границы.
Но вот вопрос: что к чему стремится - сродное

ли друг к другу или полярное друг к другу?

- Конечно, сродное.
- Конечно, противоположное притягивается.

- Ну, например: капля к капле притягивается?

Это - сродное к сродному. Но ведь когда я сух, во

рту горит, мне не огня еще надо, а воды - значит,

к полярному тянусь. Это старый вопрос о первоси-

лах: если, по Эмпедоклу, Любовь и Вражда всё сое-

диняют и разводят, то что любится и что враждует:

сходное или разное?


- Здесь диалектика: для развития нужно противо-

положное. Оттого и внутриродственные браки запре-

щены.
- А еврейство? Там чем теснее кровь родная со-

храняется - тем густее и страстнее: браки между дво-

юродными дозволены, а дочери Лота, чтобы продлить

семя рода, подлегли под отца своего. А как сохранился

народ - в семени, крови, духе!

Но именно сохранился. Мало развивался.

Видимо, для сохранения чего-либо в своем

качестве (воды как воды, красного как красного) нужно

притяжение многих частиц сходного.
Для жизни же, процесса, развития (ко-

торое есть изменение и самоукрепление и потом новое

самопорождение в ходе отталкивания) нужно притяже-

ние полярного.


Латыш-эстетик. Все это интересно, но вот возни-

кает вопрос: мы - латыши, рядом литовцы, вроде в

одном Космосе живем, да и пища у нас сходная, а

сами мы - разные. Значит, дело не в пище, а в

других факторах - в истории, культуре. Потом: сей-
час уже пища меняется, становится общая во всем

мире, привозится.


Я. Конечно, сейчас цивилизация всех выравнивает.

Но, хоть быт у людей (и города, и телевизоры везде)

сходится, но лица, тела литовцев и казахов в основном

сохранились неизменными: устойчива плоть и кровь -

национальный ген. А он поддерживается определенным

набором соков, особым стечением стихий, что непре-

рывно воспроизводится в пище. И самый разбогатый

литовец, хоть на его столе возможны и кофе, и бананы, -

все это поглощает как раритет и сопутствующие об-

стоятельства; субъект же и предикат его пищи, то, чего

требует его организм, - это простой, основной набор.

И недаром эмигранты - богатые болгары где-нибудь

в Австралии - сохраняют кухню: самую простую, де-

ревенскую пищу. Как священный огонь болгарские по-

литэмигранты в СССР - помню, в 30-е годы при отце -

переносили друг к другу закваску кислого молока. Ор-

ганизм требует своего родного набора - иначе зады-

хается.
Альгис. Да, вот в Литве и богатый кулак, а непри-

хотлив в пище - то же сало и картошку ел. Значит,

мог бы лучше и разнообразней, да состав существа не

требовал.
Латыш-эстетик. Вот у нас сейчас рыбы едят много,

а литовцы - гусей. 10 ноября, в праздник Св. Мар-

тина, или когда равноденствие^ - ездят в Литву за

гусями, любят, чтоб жирное.


Я. Ну вот и отличие, хоть в сходном Космосе: для

литовцев гусь - пища будничного уровня, а для латы-

шей - праздничного. Вообще это важно: что естся

повседневно, что есть будни и проза еды, а что - на

праздниках как редкость, самое дорогое - еда изук-

рашенная. Праздничный стол - это как ода, поэма,

стихи в еде. И надо приглядываться, какая пища, какие

блюда у каких народов составляют стол будничный, а

какие - праздничный.
Калмычка. У нас накануне весны - в феврале-мар-

те - праздник, и тогда пекут только мучное, <бор-

саки> - пирожки такие форм разных животных: жа-

воронки, верблюды, овцы...


^ Пища следует за солнцем: солнцевороту сопутствует особый

обряд и блюдо.


Я. Ну вот: у кочевых калмыков редкость - зерно,

мука, а мяса - изобилие. Значит, торжественная пища

- из хлебушка - то, что так буднично у земледельцев.

Но при этом из сего драгоценного материала формуют

образы своих кормильцев - животных: в преддверии

весны и лета формой еды - пирожков - как бы

заклинают плодородие стада: и это праздничное съе-

дение - как жертвоприношение тотемам животных,

только сами их, как боги, съедают.
Ораз (туркмен). А у нас, как весна: март-апрель -

<новруз>, переходят на травы - стараются их есть,

доставать растительную пищу, и горожане - за боль-

шие деньги - все равно пучок к столу везут.
Я. Это похоже на северный пост: когда в те же

месяцы - март-апрель - не едят мяса, молока, яиц,

то есть животной пищи, а лишь растительную или во-

дяную - рыбу. И у туркмен - это религиозный обы-

чай: есть зелень. Но здесь ее едят оттого, что вот она

пока свежая, еще не выжжена летним солнцем: рас-

тения, зелень - раритет, vita-min - живительная сила.

И оттого, что мясо надоело, - оттого скот не колют.

А на Севере постятся оттого, что в это время мяса

нет - съедено или ягнятся, телятся: молоко самим жи-

вотным нужно, тощи они...
Вообще, чтоб докопаться до смысла еды, чтобы про-

честь предложение, суждение о бытии, что таит в себе

то или иное блюдо, надо тщательно приглядеться, какие

блюда сопровождают какие религиозные праздники,

обряды. Вот здесь зона, где телесное (пища) переходит

и смыкается с духовным - и начинает источаться со-

крытый в материи вещей (здесь - яства) смысл. Не-

даром, например, причастие - чрез преломление хле-

ба-<тела Господня> - и питие красного вина-крови.

Здесь совершается предельная абстракция: из вещей и

яств выбирается самое первое и главное. Хлеб и вино

здесь обнаруживаются как первосущности бытия: как

мужское и женское (твердь и влага), причем хлеб -

кругл, светел, солнечен (булка так печется: калач кругл,

и бел, и лучист), а вино = кровь темна, густа, терпка -

это ночь, бездна, женщина, тайна.


Надо приглядываться и к более частным разным

праздникам и блюдам. Как каждый праздник - летнего

солнцестояния, весеннего равноденствия, зимнего солн-

цеворота - космичен и имеет миф - духовное о себе

сказание, так и сопровождающая его еда, блюдо есть
миф во плоти: когда едят, смысл мифа поглощают, вни-

мают, усваивают. Все блюда народной кухни имеют

своих духовных патронов и покровителей, и наоборот,

каждому особое блюдо по вкусу. Надо приглядеться,

какое - кому, и так сможем прочитать то особенное

предложение, суждение, что сказано о мире именно в

этом блюде, в отличие от другого.
И недаром те или иные блюда в определенное вре-

мя именно предписываются обычаем и религиозно за-

крепляются. Это - предписание крепить и содержать

в чистоте свой ген, этнос, национальную плоть и кровь,

сущность - преподавать ей в последовательности весь

комплекс опытов, восприятий (= яств), пон-ятий (= взя-

тий) вещества из мира.
Для различения слов о бытии, какие говорятся блю-

дом, важна форма блюда - образ мяса, и того, что

вокруг, - <гарнира>, и сопутствующих обстоятельств

и т.д.
Ауэзов. Казахи и киргизы живут в сходном космосе -

и те и другие кочевники; правда, казахи - ниже, боль-

ше простора, а киргизы - к горам ближе; пища же у

них сходна. Но вот, например, бешбармак. Казахи про-

сто крупные куски мяса отваривают и едят, киргизы

мелко-мелко строгают, нарезают.
Я. Этим выполняют работу зубов: резня ими пере-

дается ножам. Значит, полость рта и зубы у киргизов

слабее: соли, может, разъедают (горная вода). Ведь по-

лость рта, устройство зубов и пищевода - в резонанс

к космосу через пищу настроено. К тому же более

дробный рельеф земли у киргизов: клочья, разрезы гор -

все это питает идею рассечения, дифференциации.
Ауэзов. Верно: у казахов, особенно в Сибири, со-

всем простая пища - подают вареное мясо вместо

хлеба, кумыс. Вот и все.
Я. Интересно, что северная пища, пища земледель-

ца, - рубленая, размельченная. Словно, сам сырой,

любую твердость до капельности доводит. Не цельные

куски мяса, а котлеты: много протертого, щи - из-

мельченные овощи, каши. Земледелец, видно, привык-

нув твердь крошить: пахать землю - пласты отвали-

вать, боронить - крошить, автоматически эту опера-

цию вносит в любое действие: словно запрограммиро-

ван идеей расчленять, разделять, мельчить, а потом из

раскрошенного преобразовывать, новое создавать, ис-

кусственное.
И это неизбежно и в логике мышления должно ска-

зываться: анализ, расчленение целого предмета

на составные части, четкое разграничение терминов и

определение понятий - составляет силу немецкого

мышления - типично земледельческого народа.
Ауэзов. А у нас, кочевых, нет особого приготовле-

ния как преобразования естественного <сырья>. Разные

блюда - это разные части, органы животного: сердце,

почки, ребро, глаз и т.д.


Я. То есть священное животное в целостности и

сохранности разбирается по частям, но не деформиру-

ется, а вновь собирается как целое в желудке народа,

в семье поевших. Нет посягательства на форму.


Ауэзов. Или колбаса - у нас ее крупными кусками,

ломтями мяса наполняют.


Альгас. У нас мелко крошат. Ветчинно-рубленая.

Я. Вот даже по типу колбасы можно национальные

идеи выявить.
Итак, приготовление - в отличие от готовых плодов

или даже сырого продукта, вырабатываемого в нацио-

нальном космосе, - есть уже внесение народной идеи

в пассивный материал природы - так же, как и труд:

из того же дерева, в зависимости от внутри носимой

идеи, - можно делать стол прямоугольным и круглым,

посуду той или иной формы. Вот кочевники не осо-

бенно дробно приготовляют пищу - зато долго и ри-

туально едят. А земледельцы готовят сложно, а съеда-

ют быстро, в немоте... Кочевники, значит, как и в своем

быту и работе не преобразуют, а воспринимают гото-

вое вещество (существо) природы, так и в кухне не

очень-то над ним работают. И видимо, в мышлении -

созерцают целостное и естественное, а не стараются

живой организм убить и заменить составным механиз-

мом, воссоздать из выпрямленных частей - как круг

через бесконечный многоугольник. А именно это свой-

ственно трудягам-земледельцам в мышлении: не остав-

лять и не вкушать готовым, а заменять своим, вновь

созданным, точнее: воссозданным и воспроизведенным.

То есть сначала разрыть, разломать живое существо,

как игрушку, а потом составлять по частям из разных

и взаимозаменимых существ. Котлета, например, и есть

такая смесь - неразличенного, где все кошки серы;

оттого говорят <сделаю из тебя котлету>. Недаром кот-

лета - самое выгодное для поваров-воров блюдо об-

щественного питания: в нем утверждается свинство че-
65
ловека - он, как свинья, все съест, и не только в

животе не видно, но и на столе передо ртом и глазами

не видно, все - равно, безразлично.
Альгис. Литовец вообще неприхотлив, ест быстро.

У нас даже говорят: <Будь как соловей - всякую муш-

ку ест, а поет как!> - то есть ешь что угодно, зато

трудись хорошо. Вообще важно, для чего едят. У нас

едят, чтобы силу на работу набрать: покрепче да по-

скорей. Долго за столом не засиживаются.


Ауэзов. А у нас средоточие дня - вечерняя еда,

долгая, допоздна, с обрядом, шутками, медленная, про-

дленная. У нас хозяин в пиалу на донышко наливает,

и чаша по кругу ходит, и все по капле отпивают. Все

для того, чтобы продлить время и чтобы хозяин каж-

дому побольше и поразнообразнее слов мог сказать.


Я. Ну вот - опять кардинальные принципы народов

в этом просвечивают. Цель еды, для чего - именно

так для земледельца. Еда - между делом и для дела.

Главное содержание его жизни - поле, труд. В еде

ему надо кость наесть - так что он, кряжистый и

угловатый, с лопастями лопаток, сам как плуг по земле

идет. Ест после главного - работы - и поскорее ко

сну: ложатся ведь земледельцы рано, с курами - и

встают с петухами. Еда - промежуточна. Не в еде

проявляет литовец свою человеческую субстанцию, но

в работе.
У кочевников же еда - ритуал.

Что же, кочевники - люди, а другие - животные?

Просто земледелец проявляет свою человеческую сущ-

ность в производстве, в работе полевой, а житель Во-

стока, кочевник, проявляет свою человеческую сущ-

ность в потреблении: в том, как божественно, арти-

стично, какими церемониями и красивыми речами, то-

стами (грузины) - он может сопровождать священный

акт съедания бытия, заглатывания мира. Вечерняя еда -

здесь сердцевина суток. Она не для чего, а самоцен-

ность. И если <для чего>, то для соития ночного и

предутреннего (как принято у мусульман), то есть еда

как приуготовление к торжественному религиозному

акту зачатия, продления живота рода. Потому допоздна

сидят и поют - и допоздна утром спят.
Ауэзов. Вообще разнообразие пищи - ни у собст-

венно земледельцев и ни у кочевников (пища их проста

и лапидарна), а у смешанных. Вот узбеки, таджики -

в прошлом кочевые, потом осели - у них стык кухонь,


разнообразие. А что изменение пищи и климата влияет

на ген и этнический тип, видно по туркам-сельджукам:

они в XI веке вышли из монгольских степей и были

раскосы, а потом осели в Средней Азии, и в итоге

такой физический тип, как Назым Хикмет - почти

европеец, грек.


Я. Да, разнообразны наиболее какие кухни? Грече-

ская, французская, болгарская, средневосточная, еврей-

ская (фарши, смешения, кисло-сладкое мясо). Греки -

народ и земледельческий, и скотоводческий, и промыш-

ленный (ремесла), и торгово-морской. У них самый рас-

члененный Космос: действительно, <в Греции все есть>,

как говорит герой Чехова. Оттого и культура, и мысль

греческая - всемирна и всем говоряща: всевозможные

изгибы духа, мысли там проявились.
Ауэзов. У китайцев тоже разнообразная кухня. И

из моря - моллюски, рыба, трепанги, капуста; потом

всё, что на земле: змеи, насекомые (саранча)...
Я. Да - вот тоже особенность: кто из народов на-

секомых ест?


Ауэзов. Верно, это оттого, что там тесно живут: всё

живое, что попадается, используют.


Я. Да, интересно, а влияет плотность населения на

состав пищи?

- Влияет.
Ауэзов. У китайцев угощают - 16 блюд подают,

мелкими порциями. А есть еще блюдо <Танец дракона

с тигром> - из змеи и кролика.
Я. Ну, это явно тотемическое блюдо. Разнообразие

мифов и тотемов должно и в разнообразии блюд про-

являться.
Ауэзов. А то еще: самое изысканное у них блюдо -

мозг живой обезьяны. Ее привязывают, затем трепани-

руют череп, берут мозг, поливают специями - и теплый

едят.
Я. Ну, что ж: обезьяна - ближайший родич чело-

века, ближе всего ему по составу. Так что ее съесть -

словно с собой отожествиться. Так что вообще-то кан-

нибализм: есть человека - самое естественное: близ-

лежащий и совершенно готовый продукт, наиболее

подходящий к моему составу как человека.
Латыш-эстетик. Ни одно животное не ест себе по-

добных.


Альгис. А свинья? Детенышей сжирает своих.
Еще о китайцах: это разнообразие блюд - у бога-

тых, а простые что едят - горсть риса?


Я. Конечно, это разнообразие блюд - пища празд-

ничного уровня.


Ауэзов. А мозг живой обезьяны, верно, только сам

император ел.


Я. Ну да! Он, как живой Бог - ему и пристало

прямо тотемами и мифами питаться.


Вообще, еда богатых - это представительственная

еда, - так же как мысль, философия, поэзия - пред-

ставительственная, рафинированная культура народа. И

как мысль есть чистейший сок, квинтэссенция бытия, -

и она, ничтожно малая часть, капля, а должна отражать

и понимать все, - так и отборный стол содержит са-

мые сложные воплощенные понятия национального

Космоса.
Итак, мы вновь перед задачей -суметь

прочитать блюдо, какая мысль выражает-

ся той или иной пищей. Возьмем для этого стык ду-

ховной и телесной зоны: как в народных пословицах,

поэзии, религии - какие виды пищи с какими идеями,

духовными представлениями ассоциируются. Например:

Не хлебом единым жив человек.

Пуд соли съесть.

Твоими бы устами да мед пить.


Надо теперь подобрать этот материал и просмот-

реть, с каким пищевым набором основной националь-

ный комплекс духовных ценностей связан.

Это будет предмет следующей встречи.


Беседа седьмая
НАЦИОНАЛЬНАЯ ЕДА

(третья беседа)


10.111.67 г.
Собеседники: М. Ауэзов - казах, абхазы: Борис и

Костя, молдаванин Белецкий, буковинец Чиремпей,

туркмен Ораз, девушка-калмычка и молчавшая красотка

неизвестной (но восточной) национальности.


(Беседа бедна была мыслительным содержанием:

много эмпирии разношерстной - и я был слаб, не мог

вести.)
Я. Сегодня еда в связи со словом: через пословицы

проследим соединение абстрактных идей с теми или

иными видами еды. Рот - зона, объединяющая пищу

и слово: пищей внешний Космос входит в нас, словом -

внутренний наш микрокосмос выходит вовне. И все

через единый канал - рот: там пища и слово смеши-

ваются - <Твоими бы устами да мед пить>...
Ауэзов. Я смотрел казахские пословицы. <Когда есть

мясо - нелепа застенчивость>. Презрительно о рыбе:



<Когда нет мяса, тогда уж рыба>.
Я. У русских: <На безрыбье и рак рыба>: рыба здесь

положительное. У кочевников рыба на месте рака в

России. Что нельзя смешивать? Вот: <Ни рыба ни мя-

со>: их не варят вместе, и человек такой - недотепа.

Абхазы. У нас не смешивают свинину с мясом.

Я. А я был у поляков в гостях - там шашлык:

ломоть мяса, ломоть сала, ломоть свинины.
Теперь - чем едят? Вот русская пословица: <Тит,

Тит, иди молотить!> - <У меня голова болит.> - <Тит,

Тит, иди есть!> - <А где моя большая ложка?>
Вот ложка. Она соответствует типу еды русских:

<щи да каша - пища наша>. Это жижа с гущей и

каша-размазня. Все это равно земле с водой и соот-

ветствует принципу русского Космоса: <мать-сыра зем-

ля>. И соответственно - ее иначе не возьмешь.


Абхаз. У нас пища - либо только твердое, либо

молоко, вино.


Ауэзов. У нас бульон, и мясо, и кумыс.

Я. То есть нет смешения жидкого с твердым - все

в своей чистоте.
А среднеевропейская кухня - именно в смешении:

супы, рагу, мясо с гарниром.


Костя (абхаз). У нас предание: французы в гостях

у абхазов вилкой мясо ели, а абхазы руками. Те уди-

вились: <Они руками едят!> А абхазы: <А вы что, но-

гами? >
Я. Есть руками - это без посредника, тело чело-

века к телу мира (земли, животного) - нет отъедине-

ния и закупоренности личности, телесные контакты че-

ловека с миром. У тех же, кто пищу через посредника

принимает (руки <замарать> боятся), - брезгливость,

тело более отъединено от тела мира: через одежду ли,

через орудие ли в пище. И это - европейский принцип

труда: орудие труда и в еде.
Еще, чашка и пиала - разные пространственные

идеи: пиала берется в ладонь снизу - как сидит кочев-

ник на полу: пиала и есть ладонь. А чашка, стакан - ци-

линдрические: предполагается, что сами должны стоять -

вне человека, без его поддержки и на столе. То есть

опять отъединенность, большая самостоятельность вещи

(части); а у кочевников слитность: пиала не стоит без руки...
Ауэзов. Китайцы - палочками, каждую рисинку от-

дельно, и быстро-быстро, и близко ко рту. А в угоще-

нии много блюд, но помалу.
Я. Это - миниатюризм китайского и японского об-

раза жизни и мышления. Как они каждую малость об-

рабатывают - и в искусстве: шарики в шарике резные!

Ауэзов. Есть резьба по рисовому зернышку.

Я. Вообще, почему много и мало едят? Ведь не толь-

ко оттого: есть пища или нет. Все зависит от того, как

настроить организм. Вот Иван-бедняк в одной повести^.

(Что сейчас ест Иван? А работает - ого!) И христи-

анские аскеты-отшельники акридами питались.
Калмычка. У нас 10 коров - бедный, 100 коров -

тоже небогатый. И водку-араку из молока гонят. (Удив-

ление молдаван и абхазов.)
Я. Действительно, куда девать избыток? В пище

ведь есть своя иерархия и пирамида. Внизу - просто

молоко, его больше всего. Выше - кислое. Еще выше -

сметана, сливки, творог. (Уже отделилось твердое и

жидкое - два ствола генеалогического древа пошли.)

Твердое - в масло, сыр. Жидкое - в водку перего-

няется. Чем выше по пирамиде - тем независимее от

времени. А водка, хранимая сколько угодно, есть веч-

ность пищи, ее сок. И эта пирамида параллельна со-

циальной пирамиде: кто что (какой уровень) ест - на

таком и сам стоит в иерархии общества. Молоко -

бедняк (ибо это всеобщее - материнское). А чем выше -

там перегоняется масса, количество переходит в качество

и энергию: жертва числом ради умения = ума, который

вкладывается пищей.
И здесь строение пищи = социальное строение.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   45




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет