земледельческих, которые сидят, неподвижны и могут
вслушиваться в нюансы и оттенки (в Индии, во Фран-
ции), У кочевников же - страсть, напор. Эрос - вос-
пламененное нутро, но при относительно толстой и гру-
боватой поверхности тела, так что трения кожей не
доставляют таких наслаждений - зато острота, когда
нутрь в нутрь проникает и через факел огонь одного
с огненными реками другой сопрягается.
Северянин же нежнокожий - чувственен поверх-
ностью: милуются, гладя друг друга. Но внутри нет та-
кой огненной влажности и напора Эроса, как у южан.
В любви там преобладает не страстность, а нежность.
Такой состав плода и человека разъясняет и сле-
дующую загадку: почему на Севере, где и так воды
много, пища - сырая, водянистая, кислая (кисель, щи,
квас, ржаной хлеб), а на Юге, где сухо, выжжено и
так бы надо влаги - для утоления, - пьют немного
и пища более суха?
Очевидно, в том дело: южный человек, как верб-
люд - сей живой ходячий термос: под жгучим сол-
нцем многослойной корой ограждает свой запас вла-
ги - несет его как драгоценную скинию завета,
жизненную силу, семя жизни. Да, вода здесь сто-
кратно повышена в цене - именно как семенная
влага (как на Севере, где воды прорва, девальвация,
поддерживается огонь в очаге, священный огонь).
Так я, уже северянин, попав в Бухару летом в 45-
градусную жару, пил поначалу газированную воду, и
ее хватало от перекрестка до перекрестка. Узбек же
пил утром чайничек (пол-литра) зеленого чая - и его
хватало на весь день, и не потел - был сух в жару.
Северянин - тонкокож, и в нем вода не удержи-
вается, а непрерывно сочится (недаром в холод позывы
на мочевыделение чаще) - и непрерывно обмен течет
между внешней водой, сыростью мира, и сырой внут-
ренней рыхлостью: нет рубежей, открыты границы.
Но вот вопрос: что к чему стремится - сродное
ли друг к другу или полярное друг к другу?
- Конечно, сродное.
- Конечно, противоположное притягивается.
- Ну, например: капля к капле притягивается?
Это - сродное к сродному. Но ведь когда я сух, во
рту горит, мне не огня еще надо, а воды - значит,
к полярному тянусь. Это старый вопрос о первоси-
лах: если, по Эмпедоклу, Любовь и Вражда всё сое-
диняют и разводят, то что любится и что враждует:
сходное или разное?
- Здесь диалектика: для развития нужно противо-
положное. Оттого и внутриродственные браки запре-
щены.
- А еврейство? Там чем теснее кровь родная со-
храняется - тем густее и страстнее: браки между дво-
юродными дозволены, а дочери Лота, чтобы продлить
семя рода, подлегли под отца своего. А как сохранился
народ - в семени, крови, духе!
Но именно сохранился. Мало развивался.
Видимо, для сохранения чего-либо в своем
качестве (воды как воды, красного как красного) нужно
притяжение многих частиц сходного.
Для жизни же, процесса, развития (ко-
торое есть изменение и самоукрепление и потом новое
самопорождение в ходе отталкивания) нужно притяже-
ние полярного.
Латыш-эстетик. Все это интересно, но вот возни-
кает вопрос: мы - латыши, рядом литовцы, вроде в
одном Космосе живем, да и пища у нас сходная, а
сами мы - разные. Значит, дело не в пище, а в
других факторах - в истории, культуре. Потом: сей-
час уже пища меняется, становится общая во всем
мире, привозится.
Я. Конечно, сейчас цивилизация всех выравнивает.
Но, хоть быт у людей (и города, и телевизоры везде)
сходится, но лица, тела литовцев и казахов в основном
сохранились неизменными: устойчива плоть и кровь -
национальный ген. А он поддерживается определенным
набором соков, особым стечением стихий, что непре-
рывно воспроизводится в пище. И самый разбогатый
литовец, хоть на его столе возможны и кофе, и бананы, -
все это поглощает как раритет и сопутствующие об-
стоятельства; субъект же и предикат его пищи, то, чего
требует его организм, - это простой, основной набор.
И недаром эмигранты - богатые болгары где-нибудь
в Австралии - сохраняют кухню: самую простую, де-
ревенскую пищу. Как священный огонь болгарские по-
литэмигранты в СССР - помню, в 30-е годы при отце -
переносили друг к другу закваску кислого молока. Ор-
ганизм требует своего родного набора - иначе зады-
хается.
Альгис. Да, вот в Литве и богатый кулак, а непри-
хотлив в пище - то же сало и картошку ел. Значит,
мог бы лучше и разнообразней, да состав существа не
требовал.
Латыш-эстетик. Вот у нас сейчас рыбы едят много,
а литовцы - гусей. 10 ноября, в праздник Св. Мар-
тина, или когда равноденствие^ - ездят в Литву за
гусями, любят, чтоб жирное.
Я. Ну вот и отличие, хоть в сходном Космосе: для
литовцев гусь - пища будничного уровня, а для латы-
шей - праздничного. Вообще это важно: что естся
повседневно, что есть будни и проза еды, а что - на
праздниках как редкость, самое дорогое - еда изук-
рашенная. Праздничный стол - это как ода, поэма,
стихи в еде. И надо приглядываться, какая пища, какие
блюда у каких народов составляют стол будничный, а
какие - праздничный.
Калмычка. У нас накануне весны - в феврале-мар-
те - праздник, и тогда пекут только мучное, <бор-
саки> - пирожки такие форм разных животных: жа-
воронки, верблюды, овцы...
^ Пища следует за солнцем: солнцевороту сопутствует особый
обряд и блюдо.
Я. Ну вот: у кочевых калмыков редкость - зерно,
мука, а мяса - изобилие. Значит, торжественная пища
- из хлебушка - то, что так буднично у земледельцев.
Но при этом из сего драгоценного материала формуют
образы своих кормильцев - животных: в преддверии
весны и лета формой еды - пирожков - как бы
заклинают плодородие стада: и это праздничное съе-
дение - как жертвоприношение тотемам животных,
только сами их, как боги, съедают.
Ораз (туркмен). А у нас, как весна: март-апрель -
<новруз>, переходят на травы - стараются их есть,
доставать растительную пищу, и горожане - за боль-
шие деньги - все равно пучок к столу везут.
Я. Это похоже на северный пост: когда в те же
месяцы - март-апрель - не едят мяса, молока, яиц,
то есть животной пищи, а лишь растительную или во-
дяную - рыбу. И у туркмен - это религиозный обы-
чай: есть зелень. Но здесь ее едят оттого, что вот она
пока свежая, еще не выжжена летним солнцем: рас-
тения, зелень - раритет, vita-min - живительная сила.
И оттого, что мясо надоело, - оттого скот не колют.
А на Севере постятся оттого, что в это время мяса
нет - съедено или ягнятся, телятся: молоко самим жи-
вотным нужно, тощи они...
Вообще, чтоб докопаться до смысла еды, чтобы про-
честь предложение, суждение о бытии, что таит в себе
то или иное блюдо, надо тщательно приглядеться, какие
блюда сопровождают какие религиозные праздники,
обряды. Вот здесь зона, где телесное (пища) переходит
и смыкается с духовным - и начинает источаться со-
крытый в материи вещей (здесь - яства) смысл. Не-
даром, например, причастие - чрез преломление хле-
ба-<тела Господня> - и питие красного вина-крови.
Здесь совершается предельная абстракция: из вещей и
яств выбирается самое первое и главное. Хлеб и вино
здесь обнаруживаются как первосущности бытия: как
мужское и женское (твердь и влага), причем хлеб -
кругл, светел, солнечен (булка так печется: калач кругл,
и бел, и лучист), а вино = кровь темна, густа, терпка -
это ночь, бездна, женщина, тайна.
Надо приглядываться и к более частным разным
праздникам и блюдам. Как каждый праздник - летнего
солнцестояния, весеннего равноденствия, зимнего солн-
цеворота - космичен и имеет миф - духовное о себе
сказание, так и сопровождающая его еда, блюдо есть
миф во плоти: когда едят, смысл мифа поглощают, вни-
мают, усваивают. Все блюда народной кухни имеют
своих духовных патронов и покровителей, и наоборот,
каждому особое блюдо по вкусу. Надо приглядеться,
какое - кому, и так сможем прочитать то особенное
предложение, суждение, что сказано о мире именно в
этом блюде, в отличие от другого.
И недаром те или иные блюда в определенное вре-
мя именно предписываются обычаем и религиозно за-
крепляются. Это - предписание крепить и содержать
в чистоте свой ген, этнос, национальную плоть и кровь,
сущность - преподавать ей в последовательности весь
комплекс опытов, восприятий (= яств), пон-ятий (= взя-
тий) вещества из мира.
Для различения слов о бытии, какие говорятся блю-
дом, важна форма блюда - образ мяса, и того, что
вокруг, - <гарнира>, и сопутствующих обстоятельств
и т.д.
Ауэзов. Казахи и киргизы живут в сходном космосе -
и те и другие кочевники; правда, казахи - ниже, боль-
ше простора, а киргизы - к горам ближе; пища же у
них сходна. Но вот, например, бешбармак. Казахи про-
сто крупные куски мяса отваривают и едят, киргизы
мелко-мелко строгают, нарезают.
Я. Этим выполняют работу зубов: резня ими пере-
дается ножам. Значит, полость рта и зубы у киргизов
слабее: соли, может, разъедают (горная вода). Ведь по-
лость рта, устройство зубов и пищевода - в резонанс
к космосу через пищу настроено. К тому же более
дробный рельеф земли у киргизов: клочья, разрезы гор -
все это питает идею рассечения, дифференциации.
Ауэзов. Верно: у казахов, особенно в Сибири, со-
всем простая пища - подают вареное мясо вместо
хлеба, кумыс. Вот и все.
Я. Интересно, что северная пища, пища земледель-
ца, - рубленая, размельченная. Словно, сам сырой,
любую твердость до капельности доводит. Не цельные
куски мяса, а котлеты: много протертого, щи - из-
мельченные овощи, каши. Земледелец, видно, привык-
нув твердь крошить: пахать землю - пласты отвали-
вать, боронить - крошить, автоматически эту опера-
цию вносит в любое действие: словно запрограммиро-
ван идеей расчленять, разделять, мельчить, а потом из
раскрошенного преобразовывать, новое создавать, ис-
кусственное.
И это неизбежно и в логике мышления должно ска-
зываться: анализ, расчленение целого предмета
на составные части, четкое разграничение терминов и
определение понятий - составляет силу немецкого
мышления - типично земледельческого народа.
Ауэзов. А у нас, кочевых, нет особого приготовле-
ния как преобразования естественного <сырья>. Разные
блюда - это разные части, органы животного: сердце,
почки, ребро, глаз и т.д.
Я. То есть священное животное в целостности и
сохранности разбирается по частям, но не деформиру-
ется, а вновь собирается как целое в желудке народа,
в семье поевших. Нет посягательства на форму.
Ауэзов. Или колбаса - у нас ее крупными кусками,
ломтями мяса наполняют.
Альгас. У нас мелко крошат. Ветчинно-рубленая.
Я. Вот даже по типу колбасы можно национальные
идеи выявить.
Итак, приготовление - в отличие от готовых плодов
или даже сырого продукта, вырабатываемого в нацио-
нальном космосе, - есть уже внесение народной идеи
в пассивный материал природы - так же, как и труд:
из того же дерева, в зависимости от внутри носимой
идеи, - можно делать стол прямоугольным и круглым,
посуду той или иной формы. Вот кочевники не осо-
бенно дробно приготовляют пищу - зато долго и ри-
туально едят. А земледельцы готовят сложно, а съеда-
ют быстро, в немоте... Кочевники, значит, как и в своем
быту и работе не преобразуют, а воспринимают гото-
вое вещество (существо) природы, так и в кухне не
очень-то над ним работают. И видимо, в мышлении -
созерцают целостное и естественное, а не стараются
живой организм убить и заменить составным механиз-
мом, воссоздать из выпрямленных частей - как круг
через бесконечный многоугольник. А именно это свой-
ственно трудягам-земледельцам в мышлении: не остав-
лять и не вкушать готовым, а заменять своим, вновь
созданным, точнее: воссозданным и воспроизведенным.
То есть сначала разрыть, разломать живое существо,
как игрушку, а потом составлять по частям из разных
и взаимозаменимых существ. Котлета, например, и есть
такая смесь - неразличенного, где все кошки серы;
оттого говорят <сделаю из тебя котлету>. Недаром кот-
лета - самое выгодное для поваров-воров блюдо об-
щественного питания: в нем утверждается свинство че-
65
ловека - он, как свинья, все съест, и не только в
животе не видно, но и на столе передо ртом и глазами
не видно, все - равно, безразлично.
Альгис. Литовец вообще неприхотлив, ест быстро.
У нас даже говорят: <Будь как соловей - всякую муш-
ку ест, а поет как!> - то есть ешь что угодно, зато
трудись хорошо. Вообще важно, для чего едят. У нас
едят, чтобы силу на работу набрать: покрепче да по-
скорей. Долго за столом не засиживаются.
Ауэзов. А у нас средоточие дня - вечерняя еда,
долгая, допоздна, с обрядом, шутками, медленная, про-
дленная. У нас хозяин в пиалу на донышко наливает,
и чаша по кругу ходит, и все по капле отпивают. Все
для того, чтобы продлить время и чтобы хозяин каж-
дому побольше и поразнообразнее слов мог сказать.
Я. Ну вот - опять кардинальные принципы народов
в этом просвечивают. Цель еды, для чего - именно
так для земледельца. Еда - между делом и для дела.
Главное содержание его жизни - поле, труд. В еде
ему надо кость наесть - так что он, кряжистый и
угловатый, с лопастями лопаток, сам как плуг по земле
идет. Ест после главного - работы - и поскорее ко
сну: ложатся ведь земледельцы рано, с курами - и
встают с петухами. Еда - промежуточна. Не в еде
проявляет литовец свою человеческую субстанцию, но
в работе.
У кочевников же еда - ритуал.
Что же, кочевники - люди, а другие - животные?
Просто земледелец проявляет свою человеческую сущ-
ность в производстве, в работе полевой, а житель Во-
стока, кочевник, проявляет свою человеческую сущ-
ность в потреблении: в том, как божественно, арти-
стично, какими церемониями и красивыми речами, то-
стами (грузины) - он может сопровождать священный
акт съедания бытия, заглатывания мира. Вечерняя еда -
здесь сердцевина суток. Она не для чего, а самоцен-
ность. И если <для чего>, то для соития ночного и
предутреннего (как принято у мусульман), то есть еда
как приуготовление к торжественному религиозному
акту зачатия, продления живота рода. Потому допоздна
сидят и поют - и допоздна утром спят.
Ауэзов. Вообще разнообразие пищи - ни у собст-
венно земледельцев и ни у кочевников (пища их проста
и лапидарна), а у смешанных. Вот узбеки, таджики -
в прошлом кочевые, потом осели - у них стык кухонь,
разнообразие. А что изменение пищи и климата влияет
на ген и этнический тип, видно по туркам-сельджукам:
они в XI веке вышли из монгольских степей и были
раскосы, а потом осели в Средней Азии, и в итоге
такой физический тип, как Назым Хикмет - почти
европеец, грек.
Я. Да, разнообразны наиболее какие кухни? Грече-
ская, французская, болгарская, средневосточная, еврей-
ская (фарши, смешения, кисло-сладкое мясо). Греки -
народ и земледельческий, и скотоводческий, и промыш-
ленный (ремесла), и торгово-морской. У них самый рас-
члененный Космос: действительно, <в Греции все есть>,
как говорит герой Чехова. Оттого и культура, и мысль
греческая - всемирна и всем говоряща: всевозможные
изгибы духа, мысли там проявились.
Ауэзов. У китайцев тоже разнообразная кухня. И
из моря - моллюски, рыба, трепанги, капуста; потом
всё, что на земле: змеи, насекомые (саранча)...
Я. Да - вот тоже особенность: кто из народов на-
секомых ест?
Ауэзов. Верно, это оттого, что там тесно живут: всё
живое, что попадается, используют.
Я. Да, интересно, а влияет плотность населения на
состав пищи?
- Влияет.
Ауэзов. У китайцев угощают - 16 блюд подают,
мелкими порциями. А есть еще блюдо <Танец дракона
с тигром> - из змеи и кролика.
Я. Ну, это явно тотемическое блюдо. Разнообразие
мифов и тотемов должно и в разнообразии блюд про-
являться.
Ауэзов. А то еще: самое изысканное у них блюдо -
мозг живой обезьяны. Ее привязывают, затем трепани-
руют череп, берут мозг, поливают специями - и теплый
едят.
Я. Ну, что ж: обезьяна - ближайший родич чело-
века, ближе всего ему по составу. Так что ее съесть -
словно с собой отожествиться. Так что вообще-то кан-
нибализм: есть человека - самое естественное: близ-
лежащий и совершенно готовый продукт, наиболее
подходящий к моему составу как человека.
Латыш-эстетик. Ни одно животное не ест себе по-
добных.
Альгис. А свинья? Детенышей сжирает своих.
Еще о китайцах: это разнообразие блюд - у бога-
тых, а простые что едят - горсть риса?
Я. Конечно, это разнообразие блюд - пища празд-
ничного уровня.
Ауэзов. А мозг живой обезьяны, верно, только сам
император ел.
Я. Ну да! Он, как живой Бог - ему и пристало
прямо тотемами и мифами питаться.
Вообще, еда богатых - это представительственная
еда, - так же как мысль, философия, поэзия - пред-
ставительственная, рафинированная культура народа. И
как мысль есть чистейший сок, квинтэссенция бытия, -
и она, ничтожно малая часть, капля, а должна отражать
и понимать все, - так и отборный стол содержит са-
мые сложные воплощенные понятия национального
Космоса.
Итак, мы вновь перед задачей -суметь
прочитать блюдо, какая мысль выражает-
ся той или иной пищей. Возьмем для этого стык ду-
ховной и телесной зоны: как в народных пословицах,
поэзии, религии - какие виды пищи с какими идеями,
духовными представлениями ассоциируются. Например:
Не хлебом единым жив человек.
Пуд соли съесть.
Твоими бы устами да мед пить.
Надо теперь подобрать этот материал и просмот-
реть, с каким пищевым набором основной националь-
ный комплекс духовных ценностей связан.
Это будет предмет следующей встречи.
Беседа седьмая
НАЦИОНАЛЬНАЯ ЕДА
(третья беседа)
10.111.67 г.
Собеседники: М. Ауэзов - казах, абхазы: Борис и
Костя, молдаванин Белецкий, буковинец Чиремпей,
туркмен Ораз, девушка-калмычка и молчавшая красотка
неизвестной (но восточной) национальности.
(Беседа бедна была мыслительным содержанием:
много эмпирии разношерстной - и я был слаб, не мог
вести.)
Я. Сегодня еда в связи со словом: через пословицы
проследим соединение абстрактных идей с теми или
иными видами еды. Рот - зона, объединяющая пищу
и слово: пищей внешний Космос входит в нас, словом -
внутренний наш микрокосмос выходит вовне. И все
через единый канал - рот: там пища и слово смеши-
ваются - <Твоими бы устами да мед пить>...
Ауэзов. Я смотрел казахские пословицы. <Когда есть
мясо - нелепа застенчивость>. Презрительно о рыбе:
<Когда нет мяса, тогда уж рыба>.
Я. У русских: <На безрыбье и рак рыба>: рыба здесь
положительное. У кочевников рыба на месте рака в
России. Что нельзя смешивать? Вот: <Ни рыба ни мя-
со>: их не варят вместе, и человек такой - недотепа.
Абхазы. У нас не смешивают свинину с мясом.
Я. А я был у поляков в гостях - там шашлык:
ломоть мяса, ломоть сала, ломоть свинины.
Теперь - чем едят? Вот русская пословица: <Тит,
Тит, иди молотить!> - <У меня голова болит.> - <Тит,
Тит, иди есть!> - <А где моя большая ложка?>
Вот ложка. Она соответствует типу еды русских:
<щи да каша - пища наша>. Это жижа с гущей и
каша-размазня. Все это равно земле с водой и соот-
ветствует принципу русского Космоса: <мать-сыра зем-
ля>. И соответственно - ее иначе не возьмешь.
Абхаз. У нас пища - либо только твердое, либо
молоко, вино.
Ауэзов. У нас бульон, и мясо, и кумыс.
Я. То есть нет смешения жидкого с твердым - все
в своей чистоте.
А среднеевропейская кухня - именно в смешении:
супы, рагу, мясо с гарниром.
Костя (абхаз). У нас предание: французы в гостях
у абхазов вилкой мясо ели, а абхазы руками. Те уди-
вились: <Они руками едят!> А абхазы: <А вы что, но-
гами? >
Я. Есть руками - это без посредника, тело чело-
века к телу мира (земли, животного) - нет отъедине-
ния и закупоренности личности, телесные контакты че-
ловека с миром. У тех же, кто пищу через посредника
принимает (руки <замарать> боятся), - брезгливость,
тело более отъединено от тела мира: через одежду ли,
через орудие ли в пище. И это - европейский принцип
труда: орудие труда и в еде.
Еще, чашка и пиала - разные пространственные
идеи: пиала берется в ладонь снизу - как сидит кочев-
ник на полу: пиала и есть ладонь. А чашка, стакан - ци-
линдрические: предполагается, что сами должны стоять -
вне человека, без его поддержки и на столе. То есть
опять отъединенность, большая самостоятельность вещи
(части); а у кочевников слитность: пиала не стоит без руки...
Ауэзов. Китайцы - палочками, каждую рисинку от-
дельно, и быстро-быстро, и близко ко рту. А в угоще-
нии много блюд, но помалу.
Я. Это - миниатюризм китайского и японского об-
раза жизни и мышления. Как они каждую малость об-
рабатывают - и в искусстве: шарики в шарике резные!
Ауэзов. Есть резьба по рисовому зернышку.
Я. Вообще, почему много и мало едят? Ведь не толь-
ко оттого: есть пища или нет. Все зависит от того, как
настроить организм. Вот Иван-бедняк в одной повести^.
(Что сейчас ест Иван? А работает - ого!) И христи-
анские аскеты-отшельники акридами питались.
Калмычка. У нас 10 коров - бедный, 100 коров -
тоже небогатый. И водку-араку из молока гонят. (Удив-
ление молдаван и абхазов.)
Я. Действительно, куда девать избыток? В пище
ведь есть своя иерархия и пирамида. Внизу - просто
молоко, его больше всего. Выше - кислое. Еще выше -
сметана, сливки, творог. (Уже отделилось твердое и
жидкое - два ствола генеалогического древа пошли.)
Твердое - в масло, сыр. Жидкое - в водку перего-
няется. Чем выше по пирамиде - тем независимее от
времени. А водка, хранимая сколько угодно, есть веч-
ность пищи, ее сок. И эта пирамида параллельна со-
циальной пирамиде: кто что (какой уровень) ест - на
таком и сам стоит в иерархии общества. Молоко -
бедняк (ибо это всеобщее - материнское). А чем выше -
там перегоняется масса, количество переходит в качество
и энергию: жертва числом ради умения = ума, который
вкладывается пищей.
И здесь строение пищи = социальное строение.
Достарыңызбен бөлісу: |