Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

снимается вслед за стадом, возле него располагается

на пастбище: съедят траву здесь - дальше пойдут, так

что приходы-уходы домой не так ярко выражены.

ство на высоте человека от земли уже в основном пусто.

Какая разница с этим - леса у земледельческих наро-

дов! Здесь еще высоко над человеком продолжается и

вознесена жизнь и голосит Космос. Естественно, и чело-

веку есть куда тянуться и вырастать: оттого северяне -

рослые, тогда как кочевники - приземисты, стараются

ниже травы, тише воды быть - вкрадчивы, тихи.

деевропейской полосы: среди трав и лесов.

и разновысотные волны-звуки: каждое дерево -

особый тон, а роща - целый строй. И когда дует

ветер - он эту естественную эолову арфу леса зву-

чать побуждает. Как у Межелайтиса:
Нет лиры у меня,

Но ветер по соснам...

леса>.
Я. И сколько звуков лес издает! Треск, скрип, шо-

рох, шелест.
А. Бучис. У нас в языке много слов для обозначения

разных звуков леса.

ческого Космоса.

А. Бучис. Еще море у нас.
Я. Ага. Море - это и плеск, и ропот, и ластится,

и журчит струйками уходящая волна; и накат, и шум,

и вой, рев, гнев, буря.

Это жизнь Божества, сверхмерного.

А. Бучис. У горцев такое впечатление возвышенного,

наверное, от гор через зрение передается.

Я. Но - к лесу, еще не доисследовали.

Кроме звучания ствола и листьев, на ветвях - пти-

цы. У каждого дерева - своя птичка: кленовик... и

птицы по деревьям именуются. Птицы на дереве - это

как глаза и рот на кроне головы нашей, что на стволе

туловища и ветвях рук. Это уже звук Жизни, от себя

испускающей звук в Космос. Птицы и их голоса -

это лучики, пламешки (язык пламени ведь тоже -

вверх к свету стремится). И каждая птичка - особый

инструмент: и мясо в ней, туловище разное, и форма

тела и головы: отсюда и звук разный: щебет, клекот,

воркованье, перелив, токованье, рулады, пенье и т.д. -

и все звуки разного тембра, высоты и частоты. И всем

этим звучит лес.

ный, а как поет!> И еще говорится: <Будь как соловей,

чтб ест (то есть неприхотлив) - а как поет!>
Я. Соловей - вот! Хоть везде с ним пение людское

сравнивают, однако на разное обращается внимание. На-

пример, литовец, сам грязный, в земле, обращает внима-

ние на родной себе серенький сюртучок, невзрачность

соловья. И не звучит здесь столь излюбленная Востоком

комбинация: соловей и роза в саду. Соловей в Литве -

не садовая птичка, а в естественной роще над рекой.
Но продолжим рассматривать растительность и звук

летучий (издаваемый птицами, насекомыми). Ну да:

ведь животное земное само - тело, само держит себя,

само и звучит. Такое целое лишь вместе создают рас-

тения и жители воздуха: растения-деревья суть ноги

для насекомых, птиц - тех, воздушных, что несут,

луга в жару звучат, стрекочут - насекомыми, этими

птицами трав. Все это жужжание, высокие тонкие зву-

ки - как и тонки, неслышны звуки от струнок воло-

синок трав; и как от них лишь общий звук от многих

трав под ветром (шелест) слышен, а иначе остается за

порогом слухового восприятия, - так и от взмаха крыл

шмеля: лишь от многих, частых ударов звук слышен

становится.
А плюс к тому у земледельцев ведь и домашние

животные: тоже целый космос при себе, уже внизу,

ниже уровня роста человека как продолжение его жи-

вота (жизни) - к ним не надо идти и вверх голову

задирать, как в храм леса.
А. Бучис. А у нас звуки домашних животных счи-

таются грубыми и не уважаются: хрюканье, гнусавые

гуси, лай собак.
Костя (абхаз). У нас ни один рассказ не обходится

без лая собак.

ценится. Но, конечно, у живущего среди трав и лесов -

целая иерархия звучаний. Есть высокое и подлое, добро

и зло, душа и тело в звучании - от изобилия звуков.

беззвучны, но чем меньше: ручеек, струйка, капель ве-

сенняя - своими тонами звучит, и размеренно.
И ведь космос земледельца непрерывно и многооб-

разнейше звучит - а он работает в тиши, пашет, сеет

где-нибудь на опушке леса, или косит - среди жуж-

жанья - всю жизнь вслушивается. Ясно, что и слухо-

вой аппарат развивается до тонкости, и так музыкально

и многоголосо хоровое пение у северных народов. И

отсюда такой вывод: закономерно, что именно у сред-

неевропейских народов, среди лесов и трав, родиться

могла симфония - этот космос, музыкальная вселен-

ная. В степи кочевника для нее нет природной подо-

сновы, прообраза звучаний. А здесь - в лесу - разом

звучит и голосит такое и столько! И человеку требу-

ется овладеть этим, возделать и сад природных звуча-

ний, возделать окружающее воздушное пространство,

и дом звучаний, что от земли до крон деревьев, что

от асфальта до небоскреба, - самому построить.

А у вас ведь нет хорового пения?

М. Ауэзов. Очень мало - на свадьбах; а так один

обычно поет, рассказывает.
Я. И когда хором, то ведь не на разные голоса, а

все один мотив?

М. Ауэзов. Да.
Я. И в Китае (Образцова <Театр китайского народа>

я читал) нет многоголосого пения, тогда как русское

пение немыслимо без подголосков и вторы. То есть

даже если хор в Китае, то это просто много, громкость

однородного, а не собор разнородного, индивидуально-

го, особых жизней и <я>.

Теперь рассмотрим звучание музыки в быту.

Когда поют и как? Во-первых, в открытом космосе,

как излияние души, в простор?
М. Ауэзов. У нас не поют в степи. Звук далеко

разносится, и это вызовет тревогу. Даже когда скачет

кто, за пятьдесят шагов от юрты должен остановиться,

так как дрожит земля, и если подскачет сразу к юрте -

значит, со страшной, исключительной вестью. А вооб-

ще, при тишине степи поют люди и говорят много.

ное подтверждение жизненности людской. Перефрази-

руя Декарта: <Звучу - значит, существую>. А говорят

тихо или громко?

ном - долго рассказывают песней. Целая прослойка

людей, перехожих от аула к аулу, - вот они за ужи-

ном рассказывают.

сколько информационна.

песня <Ты ехал по лесу. Было ли страшно?> - вот и

все, а сколько поется!..
Я. И в русской песне - как протяжно, много зву-

ков на слог-распев: и отсюда в Европе хоры, реквиемы,

мессы - грандиозные часовые построения на инфор-

мационный текст в полстраницы.

плачах-похоронах, свадьбах: а так, в сказе - импро-

визационно.
Ну, и состязаются акыны, разные комбинации,

долго...
Я. Так что: или один, или двое - рассказ или бе-

седа.
Ораз (туркмен). У нас бахши-ашут - знаменитость:

когда умрет - национальный траур. Он, как шаман:

все, что угодно, может с тобой сделать.
А. Бучис. У нас нет такого: считается, что один луч-

ше, другой хуже - но каждый может петь. Были,

правда, в древности вайделы - как шаманы.
Я. Значит, в Литве в хоровом пении - как юридиче-

ское равноправие граждан в правовом обществе, и так

же это среди бюргеров, где цехи; а у кочевников ашуг -

как хан, как священный племенной производитель.

поют - люди молчат. Вечером люди поют - птицы

молчат. После работы на поле встанут, один затянет,

другой, отпоются - и уйдут.

шаться после работы: но ведь и птицы щебечут, поют

не специально - это они просто дышат так: просто

так свойственно звуку сквозь их туловища, пазы и ды-

рочки проходить.
Костя (абхаз). Ну, теперь, наверное, моя очередь.

Я. Да - горный космос продумаем, его звучание.

Костя. У нас вообще шумы с гор: камнепады и

рокот рек.

расчлененной органической музыкальности космоса

земледельца, здесь неорганическая природа особо вла-

стно жива, грозна и возвышенна - и всё время дает

о себе знать звуком. Потом, в горах звук не протяж-

ный, а резкий, отрывистый должен быть. В лесу:

ay>, а в горах <эп! эп!> - окликают Друг друга. И в

горах в ответ - эхо, ибо определенный здесь космос

замкнут, не бесконечен, заключен как меж стен. В

России же - бесконечный простор и даль, и поэту

нет отзыва (ср. <Эхо> Пушкина).
Латыш-биолог. В Тироле тоже горцы - гортанный

звук.
Я. Да, голосом делают резкий перепад - на октаву,

как водопад - спад уровней резкий, и такую волну

посылают - на короткое и резкое эхо, на отклик рас-

считанную.
Костя (абхаз). В лесах у нас птиц немного.

Я. Ну да - здесь ведь хвойные леса. Кстати: в

каких лесах, лиственных или хвойных, птиц больше?

- В лиственных.

ни жизнь, ни смерть, по ту сторону этого различения

стоит. А лист - как птица, живет сезон - умирает и
вновь рождается. Лист - жизнен, и именно в лист-

венных лесах - разнообразие звучаний.

глаз, чтоб идти, не свалиться, а не распевать. Вообще

глаз у нас важнее, чем слух.
М. Ауэзов. А у нас слух - к улавливанию шорохов

приспособлен, а глаз - на даль, узок.

близорук, а у тех - дальнозорок.

тогда как у горца - ушко маленькое сравнительно с

носом и глазом.
Костя (абхаз). Звук у нас скорее нужен, чтоб время

определить: вот петухи поют - пора.

заслоняют. Петухи же об этом ведают. Вообще - вот

тоже важно: с чем сопряжен звук - с пространством

или временем? В индийских Упанишадах был удивлен,

прочтя, что звук они связывают со сторонами света:

север-юг, запад-восток, то есть с пространством,

тогда как по европейской традиции: Лессинг, Кант, Ге-

гель, Толстой - звук музыки приспособлен для пере-

дачи внутренней жизни души во времени (ритм-пульс)

и, по Лессингу, музыка и поэзия - временные искус-

ства, в отличие от пространственных: скульптуры, жи-

вописи.
Теперь, исследовав, к какому типу музыки предрас-

полагает естественное звучание национального космо-

са, попробуем выявить уже собственно музыкальные

явления: рисунок мелодии, такт, ритм. Давайте вот вы,

двое казахов, напойте что-нибудь.

еще с XVII в.>, - объясняют.

мония - не огорожанена ли?

А. Бучис. Да, не совсем естественно...

Я. Спойте другое, веселое.

(Напевают - свадебное.)
Я. Ну что ж, уже кое-что можем извлечь. Во-пер-

вых, рисунок мелодии - без скачков, мелко-изгибча-

тый, переливается у суставов, как гибкое кошачье тело

кочевника - ср. с углами и выступами корявого зем-

ледельца. И там - вон мы слышали кантеле - какие

интервалы: скачки, а от них уже опадания или возвы-

шения. Здесь же, в казахском, скачков нет; а во-вто-
рых, и диапазон мелодии невысок: всего в районе квар-

ты-квинты вьется, но внутри - разнообразие опеваний

звука, изгибов демонстрирует: это - приземистая, как

тело и жизнь кочевника, музыка.

многоголосье связано с многоформатностью окружаю-

щего космоса: вон - в горах - сколько разных ве-

личин, форм и тел: у каждого - свое звучание и ри-

сунок, и отсюда грузинская полифония с резко очер-

ченными интервалами, перепадами и ритмами. То же и

в космосе литовца-земледельца: разноголосо взывают

стволы и травы, разный тембр, диапазон и длительность

имея. А в этом уже и полифония: каждый разную вы-

соту и длительность тянет - как в колокольном звоне:

изводят.
А здесь и форм нет разнообразных и четких, потому

аморфно-импровизационно орнамент мелодии вьется, и

уловить его, то есть оттенить, подчеркнуть контрастом,

втброй, параллельным голосоведением невозможно -

ведь было бы то же самое, и оттого нет смысла разнооб-

разить: была бы не музыка, а смешение, какофония. Но

тип мелодии связан и с национальными инструментами и

на них, их возможностях, еще виднее быть может.
М. Ауэзов. У нас главное - домбра. Длинная шейка

и маленькое утолщение с круглой прорезью.

Я. Голова и рот.
М. Ауэзов. На ней - две струны. Струны - из

кишок, лучше всего - кошачьих, считается. Их пере-

кручивают.
Я. Ну вот - две струны. Струны - из кишок. Для

интервалов широких не приспособлены. Вообще-то лю-

бой интервал в пределах октавы можно на любой стру-

не извлечь, а через два зажима и еще больше. Но ведь

как скакать рукой и пальцем нужно! Еще и не туда

попадешь! Для того пять струн на скрипке - чтоб

можно было, не сводя резко ладонь с места, пальцами

перебирая струны, звуки разной высоты извлекать.

на ней даже легенда есть.

Я. Не отвлечет нас? Ну, рассказывай.

М. Ауэзов. У хана погиб сын, а хан всем сказал: кто с

дурной вестью к нему придет, тому рот свинцом зальет.

Долго никто не решался сообщить. Тогда старик один на

домбре такую музыку ему сыграл, что тот все понял. Но
и слово свое сдержал: на домбру, что ему весть печаль-

ную рассказала, свинец вылил - он и прожег отверстие.

что предугадал.

(Смеемся. )
Итак, значит, инструментальная музыка причащена

к вокальной: рот в инструменте - отверстие в туло-

вище (животе = барабане) прорубая, открывая (а рот

есть - в мир Божий глаз от звука), тем самым инст-

румент из ударного в душевный превращают, голос у

него прорезывается.

А. Бучис. У нас древнейшее - рбги.

Костя (абхаз). А у нас из рогов пьют.

А. Бучис. Созывали, знак подавали - в лесу ведь

не видно - на звук.

оркестре.

в дереве выдалбливали, складывали, связывали, отвер-

стия пробивали - и вставали четверо в ряд с дудоч-

ками разной длины.

дов трубочек - как свистульки.

Я. В Греции это флейта Пана.

А. Бучис. Наконец, кантеле - ящик плоский.

Я. Прямоугольник - форма земледельца: стол, пол

в дому; у кочевника же все - кругло, пузато.

А. Бучис. На нем несколько струн, и их перебирают.

Костя (абхаз). И у нас есть подобный инструмент,

только у него в середине еще ряд струн вертикально,

как у арфы, поставлен.

лены.
Твердый строй и звукоряд мог появиться не с по-

мощью ударных или струнных - то есть естественно-

природных (там скользить можно по струне по неоп-

ределенной линии, а не по лестнице звуков), но именно

на деревянных, трудовых, где дырочки натвердо про-

биваются в определенных местах, и там не подправишь

в унисон или в созвучие скольжением пальца. Так что

гамма, расчленение есть уже внесение от человечества

своих расчленений, форм, системы мер и величин -

в естественный космос природы. Так что лишь у тру-

довых народов (земледельцев и горожан) четкий зву-

коряд. У тех же, что живут на помочах и дотации у
природы, звук, тон не фиксированный, а плывет, как

в естественном космосе.

падов - на октаву, квинту, терцию. Недаром и в ор-

кестре фанфары - для великолепия трезвучий, утвер-

ждая их столпы - как сваи и опоры в мироздании.

Вот у казахов я не учуял четкого расчленения сильной

доли от слабой. Это членение не периодами времени

здесь определяется, а эмоцией, выразительностью: ког-

да от души надо вскрикнуть - тогда и сильная доля.
Жесткий же такт, очевидно, не у верховых, а хо-

дячих, земледельческих народов - сопряжен он с

ходьбой, ступанием. И в кочевом танце женском -

малоподвижны ноги, а лишь верх: руки, шея, голова

(отсюда все искусство танца, что распределено у иных

народов на все части тела, здесь сгущено наверх - и

вот эти знаменитые виртуозные скольжения головой

на шее вправо-влево). Кочевник нетвердо стоит на зем-

ле, а склонен скорее именно по ней катиться, так что

жестких расчленений у него нет.

ткий такт, соединение сильной и слабой доль в группу:

недаром такт по-гречески - <стопа>, <ступание>.
22.Х.87 г. Ведущий. К этим беседам есте-

ственно примыкают мои собственные рассуждения о

других аспектах национальных культур, которые ниже

и предлагаются.

Португалия>, где изображена коррида: матадор на коне

копье вонзает в шею быка, - подумал: да ведь игры

каждого народа - это его Космос, приведенный в дви-

жение, это космические действа. Сначала подумал: вон

в Испании - ведь тоже страна цивилизованная, двад-

цатого века, - а сохранили древнюю игру. А у нас,

в России, недавно, наверное, будь такая, отменили бы:

как <варварскую>, след нашей <некультурности>, и ос-

тались мы б опять без традиции, с еще одним проры-

вом... Да, так и не могу назвать национальную русскую
игру: не дошла до наших дней, а все из-за историче-

ского пунктира, перепадов, когда все заново и словно

начисто писалось на земле.
А еще - какой-то странный стыд перед иностран-

цами за свое, не гордость. Вон, испанцу смешно сты-

диться иностранца: какой ты ни есть расцивилизован-

ный, а я - пастух, все равно гордо голову ношу и

плевать хотел; самостен он. А русский врожденно за-

стенчив, ориентирован на бок, на другого, в сторону,

вдаль, так что, каков он есть здесь и теперь, - это,

ему кажется, совсем не то.

перь утверждает, <я>, атом, даже выпячивает больше

цены (идальго и спесь): что я во какой! А русский, и

будучи хорош, каков он есть здесь и теперь, - все

равно умалит себя, ибо самочувствие его: <Эх! Не то

все это, а кабы...> У гордого атомного испанца - при-

сутствие = при сути своей пребывает, а у русского

ощущение от-сутствия = что от сути своей отделен и

еще дойти до нее надо дальнею дорогою... Испанец -

точка, русский - тире.

Но это вбок, а теперь - об играх.

Игра! Что такое, вообще, по идее? Да это же занятие

бессмертных и вечных, богов беззаботных. В игре мы -

как боги: забываем время, все цели: для чего, зачем, что

делать? Все причины: откуда? Все смыслы жизни, все

вопросы; все заботы, выгоду, цели, корысть, нужды, по-

требности - чем труд движим: <я> свое - его нет, за-

были: все вышли из себя - вместе с массой болельщи-

ков на стадионе, в едином миру. То есть преодолено са-

мочувствие смертного человека, который существует в

ощущении начала и конца, для кого время - деньги, и

течет, и уносит; но как дети мы, для которых ничего это-

го еще не началось, кто еще полуангелы, несут печаль

мира иного, где были, по мифам, души до воплощения,

отчего Гераклит образ вечности представлял так: <Веч-

ность - ребенок, забавляющийся игрой в шахматы: цар-

ство ребенка>^.
Здесь все точно: что это детство - то есть безмятеж-

ность, юность (и в этом смысле человек выглядит в ис-

кусстве взрослее ангелов и даже богов: верно ведь - те
^ Античные философы: Свидетельства, фрагменты, тексты / Сост.

А, Аветисьян, - Киев: Изд-во Киевского ун-та, 1955. - С. 23.

стодушны; так, Яго взрослее Отелло, наивного ребенка,

хоть Отелло совсем не молод; человек и мужественнее,

зрелее женственных инфантильных ангелов: и тело об

этом говорит - у тех мягкое, гладкое, с невыраженны-

ми мускулами, а у человека - вона какая мускулатура!

Для дел, трудов, усилий в достижении целей. Вот почему

Микеланджело, надарив богов и ангелов даже мускула-

турой, сразу их оземлил, одухотворенной легкости и

крылатости лишил, придав им не свойственные безмя-

тежности бытия качества воли, усилия, а значит - пре-

одоления. А что им достигать и преодолевать, когда все

при них - растворено!..).
Что это забава: <бавя> по-болгарски (из старославян-

ского корня) - <замедлять>, то есть атрибут вечности

(ведь смертный человек одержим идеей ускорения,

спешки: скорей! время не терпит, дорого! надо успеть! А

что успевать-то ангелам? Или преуспевать? Это их не

касается...), так что здесь не жизнь (та, что имеет свое

другое - смерть), а бытие, пребывание, чистое.
Что это игра: не труд в поте лица своего, не битва

не на живот, а на смерть, не серьезное - где решается

вопрос жизни или смерти и где остервенение, усилие

и стискивание зубов в ярости на соперника или врага,

и отчаянье и самозакалывание при поражении и неу-

даче. Нет - игра! Сегодня ты, а завтра я, и неудач-

ников нет, так что и плакать нечего. И когда сказали:

<Что наша жизнь? - Игра>, - то этим сразу жизнь

перевели в иной план - в уровень бытия, и самочув-

ствие легкости и не нашей заботы нам сообщили.
И все бытие - круговорот, игра стихий: вода про-

лилась дождем, выросла стеблем, поднялась паром, сгу-

стилась в воздушное облако, пролилась дождем...
Вот почему так дорожит и современное человече-

ство играми, спортом, ибо игра - мировоззренческа,

сообщает издерганному современному человеку миро-

ощущение бытия, богов бессмертных. Вот почему, ког-

да в игру начинают проникать интересы, цели и пре-

стижи (деньги ли, подкуп, нажим ли на национальную

гордость, или толковать ее как схватку лагерей или

преимущество той или иной социальной системы), то

это уничтожение как раз игрового мировоззрения и