Детерминация, спецификация, распространение
Всякое итеративное повествование представляет собой синтетическую наррацию, охватывающую происходящие и повторяющиеся события некоторой итеративной серии, состоящей из некоторого числа сингупятивных единиц. Такова, например, серия: воскресенья лета 1890 года. Она состоит примерно из двенадцати реальных единиц. Эта серия определяется, прежде всего, ее диахроническими рамками (между концом июня и концом сентября 1890 года), а также ритмом повторения составляющих единиц: один день из семи. Первый различительный признак мы будем называть детерминацией, а второй — спецификацией. Наконец, распространением мы назовем диахроническую протяженность каждой из составляющих единиц, а следовательно, и всей синтетической единицы: так, повествование об одном летнем воскресенье относится к синтетической длительности, которая могла бы составить двадцать четыре часа, но может с тем же успехом (как в случае “Комбре”) сократиться до десятка часов: от подъема до отхода ко сну.
Детерминация. Обозначение диахронических рамок некоторой серии может оставаться неявным, особенно когда речь идет о повторении, которое можно считать практически бесконечным; если я говорю: “солнце восходит каждое утро”, можно только в шутку осведомляться о том, с каких и до каких пор это происходит. События, которые освещает наррация романного типа, очевидным образом имеют гораздо меньшую стабильность; поэтому серии событий здесь, как правило, детерминированы обозначением их начала и конца. Однако эта детерминация вполне может остаться неопределенной, например, когда Пруст пишет: “С некоторых пор она (мадемуазель Вентейль) стала появляться вместе со своей старшей подругой”1. Иногда же детерминация определяется — либо посредством абсолютной датировки: “Перед самой весной... г-жа Сван... на- моих глазах принимала гостей, кутаясь в меха, и т. д.”2, либо (и это бывает чаще) посредством ссылки на некоторое единичное событие. Так, разрыв отношений между Сваном и Вердюренами кладет конец одной серии (встречи Свана и Одетты у Вердюренов) и в то же время открывает другую (помехи для любовных отношений Свана и Одетты, чинимые Вердюренами): “Так салон, в свое время сблизивший Свана и Одетту, сделался помехой для их свиданий. Теперь Одетта говорила ему не то, что в первоначальную пору их любви, и т. д.”3.
____________
1 I, Р. 147. [Пруст, т. 1, с. 132.]
2 I, с. 634. [Пруст, т. 2, с. 170.]
3 I, с. 289. [Пруст, т. 1, с. 250.]
154
Спецификация. Она тоже может быть неопределенной, то есть обозначаться наречием типа “иногда”, “в некоторые дни”, “часто” и т.п. Она может быть, наоборот, определена — либо абсолютно (это частота, повторяемость в собственном смысле): “каждый день”, “каждое воскресенье” и т. п., либо относительно и нерегулярно, хотя и с указанием достаточно строгой закономерности совпадения событий, как та, согласно которой в Комбре направление к Мезеглизу служит для прогулок “в неустойчивую погоду”, а направление к Германту — “в ясную погоду”1. Все это простые спецификации, определенные или нет; во всяком случае, я здесь рассматриваю их как простые. Существуют также сложные спецификации, в которых соединяются вместе две (или более) закономерности повторения, что становится возможным в том случае, когда две итеративные единицы вставлены друг в друга; например, простая спецификация “в мае” и другая простая спецификация “по субботам” могут объединяться в сложную спецификацию: “в мае по субботам”2. Известно, что все итеративные спецификации “Комбре” (каждый день, каждую субботу, каждое воскресенье; каждый раз в хорошую или в плохую погоду) сами обусловливаются сверхспецификацией: “каждый год с пасхи до октября”,— а также детерминацией: “в течение всех лет моего детства”. Можно, конечно, строить и значительно более сложные определения, например: “каждое летнее воскресенье, после полудня, когда не было дождя, с пяти- до пятнадцатилетнего моего возраста”,— примерно такова закономерность повторения, которая регулирует время пассажа, описывающего чтение героя в саду3.
Распространение. Итеративная единица может иметь столь малую длительность, что просто не допускает никакого нарративного расширения; например, таково высказывание: “каждый вечер я ложусь рано” или “каждое утро мой будильник звонит в семь часов”. В таких случаях имеют место своего рода точечные итерации. Наоборот, такая итеративная единица, как “бессонная ночь” или “воскресенье в Комбре”, обладает достаточной протяженностью, чтобы стать объектом для развернутого повествования (занимающего, соответственно, шесть и шестьдесят страниц в тексте “Поисков”). Именно здесь и проявляются специфические проблемы итеративного повествования. В самом деле, если мы стремимся удержать в таком повествовании только инвариантные черты, общие для всех единиц серии, мы обрекаем себя на схематическую сухость стереотипного расписания событий, например: “отход ко сну в 9 часов, час чте-
_____________
1 I,р. 150, 165.
2 I, р.112.
3 I, с. 87 — 88.
155
ния, несколько часов бессонницы, засыпание на рассвете” или “подъем в 9 часов, завтрак в 9.30, богослужение в 11 часов, обед в 1 час, чтение с 2 до 5, и т. д.”; такая абстракция, конечно, обусловлена синтетическим характером итератива, но никак не может удовлетворить ни повествователя, ни читателя. Необходимы определенные средства диверсификации и варьирования повествования, его “конкретизации”, и эти средства предоставляются внутренними детерминациями и спецификациями итеративной серии.
Действительно, как мы уже и предполагали, детерминация обозначает не только внешние рамки итеративной серии: она может также расчленять ее на этапы и разделять на подсерии. Например, я уже упомянул, что разрыв отношений между Сваном и Вердюренами положил конец одной серии и открыл другую серию; но можно сказать также, перейдя на уровень более крупной единицы, что это единичное событие определяет в серии “встречи Свана и Одетты” две под-серии: до разрыва / после разрыва с Вердюренами, каждая из которых функционирует как вариант синтетической единицы: встречи у Вердюренов / встречи вне салона Вердюренов. Еще более ясный случай представляет собой следующий пример: в качестве внутренней детерминации можно рассматривать вставку в серию воскресных послеполуценных часов в Комбре встречи с дамой в розовом у дедушки Адольфа1 — встречи, которая имеет последствиями ссору между дедушкой и родителями Марселя и закрытие его “комнаты отдыха”; отсюда проистекает следующая простая вариация: до встречи с дамой в розовом расписание дня Марселя включает остановку в комнате деда, а после нее этот обычай исчезает и мальчик поднимается непосредственно в свою комнату2. Аналогичным образом приход Свана3 определяет изменение в объекте (или, по крайней мере, в общем фоне) любовных мечтаний Марселя: до этого прихода, под влиянием прочитанных книг, они возникали на фоне стены, украшенной лиловыми цветами над водой, а после него и после упоминания Сваном дружеских отношений между Жильбертой и Берготом эти мечтания вырисовываются “на совсем другом фоне — на фоне портала готического собора” (как те соборы, которые Жильберта и Бергот посещают вместе). Но еще раньше эти видения изменились после слов доктора Перспье о цветах и ручьях в парке Германтов4: область эротико-речных мечтаний стала отождествляться с Германтом, а их героиня приобрела черты герцогини. Итак, мы имеем здесь итеративную серию “любовные мечтания”, которую три единичных со-
____________
1 I, р. 72 — 80.
21, p. 80.
31, p. 90—100.
4 1, Р. 172.
156
бытия (чтение, слова Перспье, слова Свана) расчленяют на четыре детерминированных сегмента: до чтения, между чтением и словами Перспье, между словами Перспье и Свана, после слов Свана, и эти сегменты составляют такое же число вариантов мечтаний: мечтания без какого-либо фона / на речном фоне / на том же фоне, отождествляемом с Германтом и с герцогиней / на готическом фоне с Жильбертой и Берготом. Однако в тексте Комбре эта серия оказывается разъединенной системой анахроний: третий сегмент, хронологическая позиция которого очевидна, упомянут лишь страниц через восемьдесят, в связи с прогулками по направлению к Германту. Таким образом, анализ должен восстановить его истинное положение вопреки его реальному положению в тексте — в качестве некоей глубинной и скрытой структуры1.
Однако не следует на основе понятия внутренней детерминации делать поспешный вывод о том, что вставка единичного события всегда имеет следствием детерминацию итеративной серии. Как мы увидим в дальнейшем, событие может быть лишь простой иллюстрацией чего-либо или, наоборот, исключением без каких-либо последствий: таков эпизод с колокольнями Мартенвиля, после которого герой возвращается — как будто ничего не произошло (“Потом я забыл про эту страницу”2) — к прежним привычно-беззаботным прогулкам без какого-либо (видимого) духовного обогащения. Таким образом, среди сингулятивных эпизодов, вставленных в итеративный сегмент, следует различать эпизоды с детерминативной функцией и без таковой.
Наряду с подобными определенными внутренними детерминациями, встречаются и детерминации неопределенного типа, с которым мы уже встречались: “с некоторых пор...”. Прогулки по направлению к Германту предоставляют пример, замечательный лаконичностью и внешней неясностью изложения: “В дальнейшем, гуляя по направлению к Германту, я проходил иногда мимо сырых садов, откуда свешивались гроздья темных цветов. Я останавливался около них в надежде приобрести какое-нибудь ценное познание: я полагал, что передо мной, и т. д.”3. Здесь мы имеем явно внутреннюю детерминацию: начиная с некоторого времени прогулки по берегам Вивоны содержат этот элемент, которого раньше в их составе не было. Трудность текста отчасти связана с
____________________
1 Другая серия, впрочем, весьма близкая,— серия мечтании о литературном успехе, претерпевает изменение того же порядка после появления герцогини в церкви: “Как часто после этого дня, во время прогулок по направлению к Германту, я еще сильнее, чем прежде, горевал из-за того, что у меня нет способностей к литературе” (I, р. 178). [Пруст, т. 1, с. 158.]
21, p. 182. [Пруст, т. 1, с. 161.]
31, p. 172. [Ср.: Пруст, т. 1. с. 153.]
157
парадоксальным наличием итератива в простом прошедшем (“je passai parfois”) — парадоксальным, но совершенно правильным с грамматической точки зрения, в точности так же, как выраженный в прошедшем сложном итератив начальной фразы “Поисков”, которая, впрочем, могла бы быть написана и в прошедшем простом (“Longtemps je me couchai de bonne heure”), но не в имперфекте, который не обладает достаточной синтаксической автономностью для открытия итерации. Аналогичный прием мы видим в другом месте, после определенной детерминации: “Узнав старую дорогу [Une fois que nous connumes], мы потом для разнообразия возвращались [revinmes] по другой, если только мы в тот день по ней еще не ездили,— через леса Шантрен и Кантлу”1.
Варианты, полученные посредством внутренней детерминации, относятся, подчеркиваю, к итеративному классу: имеется ряд мечтаний на готическом фоне и ряд мечтаний на речном фоне; однако отношение, в которое они вступают, есть отношение диахронического, тем самым — сингупятивного порядка, как и то единичное событие, которое их разделяет: одна подсерия следует после другой. Внутренняя детерминация касается, следовательно, сингулятивных разделов внутри итеративной серии. Наоборот, внутренняя спецификация есть чисто итеративный способ диверсификации, поскольку она состоит просто в подразделении повторения на два варианта, находящихся в отношении чередования (по необходимости итеративном). Так, спецификация “каждый день” может быть разделена на две части не только последовательные (как в случае “каждый день до / после такого-то события”), но и чередующиеся — посредством субспецификации “каждый день из двух”. Мы уже сталкивались с разновидностью, правда менее строгой, даного принципа, рассматривая оппозицию “хорошая погода / плохая погода”, артикулирующую правило повторения прогулок в Комбре (которое выглядит следующим образом: “каждый день после полудня, кроме воскресенья”). Известно, что значительная часть текста “Комбре” построена в соответствии с этой внутренней спецификацией, которая определяет собой чередование “прогулки в сторону Мезеглиза / прогулки в сторону Германта”: “мы никогда не ходили на прогулку и туда и сюда — сегодня мы шли по направлению к Мезеглизу, завтра к Германту”2. Это чередование имеет место в темпоральности истории, композиция же повествования, как мы
_______________
1 I, с. 720. [Пруст, т. 2, с. 238].
2 I, с. 135. [Пруст, т. 1, с. 122.] Термин чередование и собственное выражение Пруста (“сегодня... завтра...”) не должны создавать впечатление о некоей регулярной последовательности, в том смысле что хорошая погода в Комбре случалась в точности каждый второй день; на самом деле прогулки по направлению к Германту, как кажется, происходили значительно реже (см. I, р. 133)
158
уже видели1, его нисколько не соблюдает, посвящая один раздел (с. 134 —165) направлению к Мезеглизу, а затем другой (с. 165 — 183) — направлению к Германту2. В результате весь отрезок “Комбре-II” (после отступления в эпизоде с бисквитным пирожным) оказывается скомпонованным примерно по трем итеративным спецификациям: 1) “каждое воскресенье”, с. 48 — 134 (с отступлением “каждую субботу”, с. 110 — 115); 2) “каждый день (будний) при неустойчивой погоде”, с. 135 —165; 3) “каждый день при хорошей погоде”, с. 165 — 1833.
Выше речь шла об определенной спецификации. В “Поисках” мы находим и другие случаи обращения к этому приему, но все они менее систематичны4. Чаще всего итеративное повествование членится посредством неопределенных спецификаций типа “то / то”, которые обеспечивают весьма гибкую систему вариаций и полное разнообразие, при этом без выхода из итеративного режима. Так, литературные тревоги героя во время его прогулок по направлению к Германту подразделяются на два класса (“иногда... а в другой раз”) — в зависимости от того, успокаивает он себя в отношении своего будущего, рассчитывая на чудесное вмешательство отца, или же с отчаянием видит себя наедине с “бессилием своей мысли”5. Вариации прогулок к Мезеглизу — в соответствии со степенью “плохой погоды” — занимают, или, скорее, порождают три страницы текста6, построенные по следующей системе: “часто” (погода неустойчивая) / “иногда” (ливень во время прогулки, укрытие в чаще русенвильского леса), / “часто также” (укрытие на паперти Андрея Первозванного) / “бывало и так” (погода столь безнадежная, что приходится возвращаться домой). Следует отметить, что эта система несколько более сложна, чем указывает нумерация вариантов в порядке их появления в тексте, так как варианты 2 и 3 суть фактически разновидности одного и того же — ситуации дождя. Таким образом, настоящая структура имеет следующий вид:
1. Неустойчивая погода, но без дождя.
2. Дождь:
_____________
1 С. 115—116.
2 Здесь фактически имеет место спецификация из трех членов (хорошая погода / неустойчивая погода / плохая погода), третий из которых не порождает никакого нарративного расширения: “Если хмурилось уже с утра, мои родные не гуляли, и я сидел дома”. [Пруст, т. 1, с. 157.]
3 Композиция “Комбре-I”, если не брать воспоминательное вступление (с. 3 — 9) и переходный пассаж (бисквитное пирожное, с. 43 — 48), складывается из последовательности итеративного сегмента (“каждый вечер”, с. 9 — 21) и син-гулятивного сегмента (“вечер прихода Свана”, с. 21 — 43).
4 Таковы, например, воскресные визиты Евлалии, иногда вместе с комбрейским священником, иногда отдельно (I, р. 108).
51, p. 173 — 174.[Пруст, т. 1, с. 154.]
61, p. 10—13.
159
а) укрытие в лесу,
б) укрытие на паперти. 3. Безнадежно плохая погода1. Однако наиболее характерным примером построения текста исключительно на основе средств внутренней спецификации является, вероятно, портрет Альбертины в конце “Девушек в цвету”. Его основной мотив, как известно,— переменчивость лица Альбертины, символизирующая подвижный и неуловимый характер девушки, поистине “ускользающего существа”. Однако как ни разнообразно это существо, для обозначения проявлений которого Пруст даже использует выражение “каждая из этих Альбертин”, в описании “каждое” из этих проявлений предстает не как индивид, но как некий тип, класс отдельных проявлений: “в иные дни / в другие дни / временами / иногда / часто / чаще всего / случалось / бывало даже...”: этот портрет — не только собрание разных лиц, но и набор выражений со значением повтора:
С Альбертиной все было так же, как и с ее подругами. В иные дни, осунувшаяся, с серым лицом, хмурая, с косячками фиалковой прозрачности на дне глаз, как это бывает на море, она, казалось, тосковала тоскою изгнанницы. В другие дни желания вязли на лощеной поверхности ее разгладившегося лица, и оно не пускало их дальше; если же мне удавалось бросить на нее взгляд сбоку, то я видел, что на ее щеках, матовых на поверхности, как белый воск, проступало розовое, и это рождало страстное желание поцеловать их, поймать этот иной, ускользающий оттенок. Временами счастье озаряло ее таким неверным светом, что кожа на ее лице становилась текучей, неясной и пропускала как бы таившиеся под нею взгляды, и они окрашивали ее в другой цвет, но сама кожа была из того же вещества, что и глаза; иногда, вперив бездумный взгляд в ее усеянное .коричневыми точечками лицо, на котором мерцали два голубых пятна, я принимал его за яйцо щегла, часто — за опаловый агат, отшлифованный и отполированный только в двух местах, где на буром камне прозрачными крылышками голубого мотылька сияли глаза, в которых плоть
___________________
1 Другая сложная система внутренних спецификаций составляется из встреч (и не-встреч) с Жильбертой на Елисейских полях, серия которых членится следующим образом (I, р. 395 — 396):
1) дни присутствия Жильберты
2) дни отсутствия
а)объявленного заранее
— в связи с учебой
— в связи с отъездом
б)необъявленного
в) необъявленного, но предвидимого (плохая погода).
160
становится зеркалом и создает иллюзию, что глаза ближе, чем что-либо другое, подпускают нас к душе. Однако чаще всего цвет ее лица был ярче, и тогда вся она оживлялась; кое-когда розовым на белом лице был только самый кончик носа, тоненький, как у хитренькой кошечки, с которой хочется поиграть; иногда щеки у нее были до того гладкие, что взгляд по ним скользил, как по миниатюре из розовой эмали, и эта эмаль ее щек казалась еще нежнее, еще интимнее благодаря приподнятой над нею крышке черных волос; случалось, ее щеки принимали лилово-розовый цвет цикламена; а бывало даже и так, что когда Альбертина разрумянивалась или когда у нее был жар, то, напоминая о ее болезненности, которая примешивала к моему чувству что-то нечистое и которая придавала ее лицу порочное, нездоровое выражение, ее щеки заливал темный пурпур некоторых видов роз, и они черно краснели; и каждая из этих Альбертин была иная, как иной при каждом своем появлении бывает танцовщица, ибо ее цвета, формы, нрав меняются в зависимости от бесконечно разнообразной игры света, исходящего из направленного на нее софита1.
Разумеется, оба указанных средства, детерминация и спецификация, могут взаимодействовать в пределах одного и того же сегмента. Именно это осуществляется явным и удачным образом в абзаце, открывающем раздел “Комбре”, посвященном “двум направлениям” и изображающем в качестве антиципации возвращения с прогулок:
Чтобы успеть зайти к тете Леонии до ужина, мы всегда гуляли не долго. Первое время после нашего приезда в Комбре темнело еще рано, и, когда мы доходили до улицы Святого Духа, на окнах нашего дома рдел отблеск заката, рощи кальвария опоясывала пурпурная лента, а еще дальше эта же лента отражалась в пруду, и ее пламя в обычном сочетании с довольно резким холодом рисовало в моем воображении огонь, на котором жарился в это время цыпленок, обещавший мне, вслед за поэтическим блаженством, блаженство чревоугодия, отдыха и тепла. Когда же мы возвращались с прогулки летом, солнце еще не заходило, и, пока мы сидели у тети Леонии, его свет, снизившийся и бивший прямо в окно, запутывался в широких занавесках, дробился, распылялся, просеивался, инкрустировал крупинки золота в лимонное дерево комода и косо, с той мягкостью, какую он приобретает в лесной чаще, озарял комнату. Однако были такие редкие дни, когда мы уже не заставали на комоде непрочных инкруста-
____________
1 I, р. 946 — 947. [Пруст, т. 2, с. 418.] (Выделено мною.)
161
ций, при повороте на улицу Святого Духа мы уже не видели на окнах закатного отсвета, пруд у подножья кальвария не пламенел, иной раз он становился опаловым, и его от одного берега до другого пересекал длинный, постепенно расширявшийся и размельченный всеми его морщинками луч месяца1.
Первая фраза задает абсолютный итеративный принцип:
“... мы всегда гуляли не долго”, а в пределах этого принципа осуществляется диверсификация посредством внутренней детерминации: “весна / лето2”, которая господствует в следующих двух фразах; наконец, внутренняя спецификация, которая, как представляется, относится одновременно к обоим вышеназванным отрезкам времени, вводит третий, особый (но при этом не сингулятивный), вариант: “были такие редкие дни” (это, по-видимому, дни прогулок в Германт). Полная итеративная система дана на следующей схеме, демонстрирующей, под внешне ровной непрерывностью текста, более сложную и более запутанную иерархическую структуру.
ВОЗВРАЩЕНИЯ с прогулок всегда в достаточно раннее время
|
обычно достаточно рано
|
весна: сумерки
лето: солнце
|
(нуль) часто: холод
|
|
|
|
|
редко
более поздно: уже
|
в темноте
|
(нуль)
иной раз: опаловый закат
|
(Возможно, читатель найдет — вполне справедливо,— что такая схематизация не улавливает “красоту” фрагмента; но не в этом состоит ее цель. Предложенный анализ не затрагивает того уровня, который можно было бы назвать, в терминах Хомского, “поверхностными структурами”, или, в терминах Ельмслева и Греймаса, стилистической “манифестацией”; этот анализ относится к уровню “имманентных” временных структур, которые придают тексту его остов и его основания — и без которых он не мог бы существовать (поскольку в таком случае, без воссозданной здесь системы детерминации и спецификаций, он неизбежно свел-
_______________
1 I, р. 133. [Пруст, т. 1, с. 120 — 121.]
2 Сама эта детерминация носит итеративный характер, поскольку она повторяется каждый год. Оппозиция “весна / лето”, чистая детерминация в масштабе одного года, становится тем самым, если охватить в совокупности все комбрейское время, смесью детерминации и спецификации.
162
ся бы самым банальным образом к единственной первой фразе). И, как обычно, исследование фундамента раскрывает под спокойной горизонтальностью смежных рядоположенных синтагм неровную систему парадигматических выборов и соотношений. Цель этого исследования — осветить условия существования (порождения) текста, но это достигается не сведением сложного к простому, как нередко говорят, а, наоборот, выявлением скрытых сложностей, которые, собственно, и составляют тайну простоты.)
Этот “импрессионистический” мотив сезонных и суточных вариаций освещения, а тем самым и всего облика местности1 — связанный с тем, что Пруст называет “неровным пейзажем времени”,— обусловливает также итеративные описания моря в Бальбеке, в особенности описание на страницах с 802 по 806 “Девушек в цвету”: “С течением времени года менялась картина в окне. На первых порах оно бывало ярко освещено... Скоро дни стали короче... А несколько недель спустя я уже входил к себе в номер после захода солнца. Подобная той, что я видел в Комбре над кальварием, когда возвращался с прогулки, думая о том, что перед ужином надо заглянуть на кухню, полоса красного неба над морем...” За этой первой серией вариаций по детерминации следует другая серия — по спецификации: “Меня обступали образы моря. Но очень часто это были всего лишь образы... Как-то раз открылась выставка японских эстампов... Больше удовольствия доставлял мне в иные вечера корабль... Иногда океан... Инойраз море... Иногда...” Тот же мотив повторяется двумя страницами ниже, в связи с приездами в Ривбель, и на этот раз он еще ближе к комбрейской версии, хотя здесь она и не упоминается: “Первое время мы приезжали в Ривбель, когда солнце уже садилось, но было светло... А потом мы выходили из экипажа уже в темноте...”2 В Париже, в “Пленнице”3 режим вариаций приобретет скорее слуховой характер: утренние особенности колокольного звона, уличного шума извещают Марселя, еще закутанного в одеяла, о том, какая на улице погода [temps qu'il fait]. Здесь остается постоянной исключительная чувствительность к изменениям климата, почти маниакальное внимание (метафорически унаследованное Марселем от отца) к движениям внутреннего барометра и, что в особенности интересует нас, характерная и плодотворная связь между явлениями временными и метеорологическими, доводящая до крайних пределов неоднозначность французского слова “temps” [“время/погода”] — неоднозначность, уже использованную в пре-
___________
1 “Разница в освещении так же меняет местность... как и долгое, с толком проделанное путешествие” (I, р. 673). [Пруст, т. 2, с. 201.]
2 [Пруст, т. 2, с. 304 — 308.]
3 III, p.9,82,116.
163
красном заголовке-предвестнике одной из частей “Утех и дней”: “Reveries couleur du Temps” [“Мечты цвета времени/погоды”]. Возврат часов, дней, времен года, цикличность космического движения остается одновременно наиболее постоянным мотивом и наиболее точным символом того, что я назвал бы прустовским итератизмом.
Таковы приемы собственно итеративной диверсификации (внутренние детерминация и спецификация). Когда они оказываются исчерпанными, остаются еще два средства, которые сходны в том, что ставят сингулятив на службу итеративу. Первое нам уже известно — это условность псевдоитератива. Второе не является фигурой: оно состоит в буквальной и явной ссылке на некоторое единичное событие — либо в качестве иллюстрации и подтверждения некоторой итеративной серии (“так, например...”), либо, наоборот, в качестве исключения из правила, которое только что было установлено (“все-таки однажды...”). Примером первой функции может служить следующий отрывок из “Девушек в цвету”: “Иной раз (итеративная закономерность) от чьего-нибудь отрадного знака внимания по всему моему телу пробегала дрожь, и эта дрожь умаляла на время мое влечение к другим. Так, однажды Альбертина... (единичная иллюстрация)”1. Пример второй функции — эпизод с колокольнями Мартенвиля, явным образом представленный как нарушение привычного правила: обыкновенно, вернувшись с прогулки. Марсель забывал впечатления, которые он испытал, и не пытался разгадать их подспудный смысл; “впрочем, однажды”2 он уходит дальше обычного и сочиняет прямо на месте описательный отрывок — свое первое произведение и знак своего призвания. Более явный характер исключения носит эпизод с жасмином в “Пленнице”, который начинается так: “Среди дней, когда я ждал возвращения Альбертины у герцогини Германтской, я выделяю тот, когда случилось маленькое происшествие...” — после чего вступает в свои права итеративное повествование: “Не считая этого единственного случая, когда я уходил к герцогине, все было в порядке...”3 Итак, посредством игры выражений типа “однажды”, “как-то раз” и т. п. сингулятив
____________
1 I, р. 911. [Пруст, т. 2, с. 390.] Я не решаюсь трактовать аналогичным образом три эпизода, иллюстрирующие “сдвиг” Марселя в отношениях с Жильбертой (“как-то раз” — получение в подарок агатового шарика, “в другой раз” — получение брошюры Бергота, “а еще как-то раз” — “Вы можете называть меня Жильбертои”, I, р. 402 — 403 [Пруст, т. 1, с. 345]), поскольку эти три “примера”, по-видимому, исчерпывают всю серию, равно как и “три этапа” процесса забывания после смерти Альбертины (III, р. 559 — 623). Подобные случаи относятся к анафорическому сингулятиву.
21. Р. 180. [Пруст, т. 1, с. 159.]
3 II[, p. 54 — 55. [Пруст, т. 5, с. 56.]
164
оказывается в некотором роде включенным в итератив, вынужденным служить ему и иллюстрировать его, положительным или отрицательным образом, либо с соблюдением правил, либо с их нарушением, которое само представляет собой особый способ их манифестации.
Достарыңызбен бөлісу: |