Георгий Старков тихий холм (роман по мотивам видеоигр Silent Hill и Silent Hill 3)

Наконец, я увидел больницу. Это было ещё одно заурядное бетонное строение, назначение которого выдавал лишь красный крест на калитке у входа. Там же висела надпись: «Госпиталь Алчемилла».

Заходя в больницу, я никак не ожидал, что могу за это схлопотать себе пулю в лоб. Тем мне менее, именно это едва не произошло, и я остался жив настоящим чудом. Я открыл тяжёлую железную дверь ступил за порог. Нос тотчас забил характерный запах спирта и формальдегида, витающий во всех больницах от Бостона до Калифорнии. Я увидел стойку регистратуры, лежащий на нём журнал, висящие по стенам санбюллетени... Дальнейшие наблюдения были самым грубым образом прерваны пулей, вонзившейся в стену у меня над головой. Штукатурка разлетелась вдребезги, осыпав мои волосы мелкими серыми осколками. Я рухнул, как подкошенный – в ту секунду я и сам верил, что в меня попали, ранили насмерть. В голове мелькнула удивлённая мысль: «За что?».

Лёжа на земле, я увидел, как у стойки на деревянном стульчике со спинкой сидит человек. В руке он держал дымящийся пистолет, и я с ужасом понял, что вторая пуля вполне может разнести мне череп. К тому времени я успел засчитать себе возврат в мир живых – так что быстро вскинул руки, показывая пустые ладони, и заорал дурным голосом:

– Стойте! Не стреляйте!

Мужчина вздрогнул. Ствол пистолета резко повело влево, и я благополучно выпал из мушки. Ободрённый этим, я продолжал тараторить из положения лёжа:

– Успокойтесь, я не собираюсь вам ничего сделать! Меня зовут Гарри Мейсон, я всего лишь турист!

Наверное, я бы рассказал о себе ещё много чего интересного, если бы он не опустил своё чёртово оружие. Мужчина убрал пистолет и нерешительно встал. Я тоже начал подниматься с пола, попутно украдкой изучая своего несостоявшегося убийцу. Он не производил впечатления сумасшедшего, который поставил себе целью косить всех подряд из пистолета. Первое, что бросалось в глаза во внешности – цивильный тёмно-серый костюм при белой сорочке. На вид я дал ему лет этак сорок пять. Костюм обезличивал и без того не очень приметные черты своего обладателя. Гладкие чёрные волосы, чёрные же глаза, какая-то внутренняя аккуратность и циничность... Он тоже изучал меня некоторое время (видимо, ждал, когда я начну мутировать и превращаться в монстра), потом облегчённо выдохнул:

– Ну слава Богу! Хоть один человек...

Я понял, что пуля, пущенная в меня, была лишь недоразумением, но, чёрт побери, меня всё равно лихорадило. Пять сантиметров от гибели, подумать только. Я не мог спокойно смотреть на своего опрятного собеседника (кстати, он-то, в отличие от меня, быстро взял себя в руки) и потому отвёл взгляд, изучая обстановку.

На полу перед стулом лежал труп птеродактиля. Птица была поменьше, чем та, которую я видел в кафе, но тоже не подарок. Видимо, обитатель госпиталя далеко не сразу смог свалить её – я насчитал следы по меньшей мере от трёх пуль на изуродованном теле монстра. Пробитое правое крыло, разворошенная лапка и финальный аккорд – непонятное кровавое месиво на месте головы. Убит был ящер по меньшей мере час назад – кровь, вытекшая на пол, почернела и местами засохла.

– Вы здесь работаете? – спросил я, чтобы не молчать. Спросил просто так, но попал в яблочко.

– Доктор Майкл Кофманн, – мужчина вытянулся и наклонил голову. Видимо, жест был многократно испытан при знакомствах. – Да, вы правы, я работаю в этой больнице.

Я подошёл к стойке. Дрожь не унималась. Уже начал было называть своё имя и фамилию, но вовремя вспомнил, что уже говорил. Похоже, мой собеседник, в отличие от Сибил, не знал меня как писателя. В нынешней ситуации меня это даже радовало. Доктор настороженно следил за моими движениями. Всё ещё не доверял... Птеродактиль здорово выбил его из колеи. Кроме Кофманна, в госпитале никого не было – иначе бы все давно сбежались на звук выстрела.

Я прислонился к стойке и сцепил кисти рук:

– Может, хоть вы расскажете мне, что происходит?

Кофманн помрачнел:

– Не могу сказать. Я дремал в своём кабинете. Обычно я не сплю на работе, не знаю, что на меня нашло... Когда проснулся, всё было так, как сейчас. Похоже на то, что все исчезли...

На последнем слове голос дрогнул. За показной аккуратностью я увидел его страх – докторишка был напуган до чертиков. Пока не пришёл я, он сидел здесь на стуле, уставившись под ноги и сжимая рукоять пистолета, словно в нём было его спасение. Я не знал, привиделось ли ему ещё что-то кроме ящера, который лежал на полу, но навряд ли он проводил время столь уж весело. Кофманн придвинулся ко мне поближе и прошептал, склонившись к моему уху:

– И снег идёт – в такое-то время года... Что-то явно неправильно. Видите?

– Да... – ответил я таким же шёпотом. Вообще-то в снеге я не видел ничего несвоевременного – как-никак на дворе стояла осень, и признаки надвигающегося снегопада можно было заметить уже вчера ночью. Но Кофманн был местным, и ему лучше было знать повадки здешней погоды.

– А эти монстры? – голос Кофманна опустился до предельной отметки, но пылал сдерживаемой яростью. – Вы видели их?.. Видели когда-нибудь такие мутации? Слышали вообще о подобных вещах? Думаю, мы оба знаем, что таких созданий нет!

– Да... – снова прошептал я, завороженный его горящими глазами и жарким заговорщицким шёпотом. – Да...

Кофманн что-то хотел ещё сказать, но почему-то смолчал. Он вдруг весь сник – казалось, даже уменьшился в росте. Энергия, только что переполнявшая его и выливавшаяся на меня, исчезла, и я опять увидел растерянного провинциального доктора, из последних сил держащего оборону в осаждённой крепости – в госпитале Алчемилла. Он со вздохом сел на стул и опустил голову. Наступила пауза, воспользовавшись которым я вспомнил, зачем сюда пришёл.

– Доктор Кофманн? – осторожно окликнул я.

Он тяжело поднял голову и посмотрел на меня так, будто увидел в первый раз. Я вдруг испугался, что он меня не узнает и снова пальнёт из пистолета.

– Вы не видели здесь маленькую девочку?.. Я ищу свою дочь. Ей только семь лет. Короткие чёрные волосы...

– Она пропала?

Я смолчал. Впрочем, уже понял, что Кофманн в этом деле ничем мне не поможет. Он сочувственно кивнул:

– Мне очень жаль. Надеюсь, что с ней всё в порядке, ведь повсюду эти монст...

Он запнулся, прикусив язык. Снова повисло молчание. Я думал о Шерил и словах доктора. Кофманн надеялся, что с ней всё в порядке. Я тоже на это надеялся... но после телефонного звонка моя надежда не стоила и медной гроши.

В конце улицы завыла собака. Кофманн, кажется, не услышал вой, так как ровно в этот момент начал говорить:

– Извините, я не хотел... А ваша жена здесь, с вами?

Наверное, он хотел отвлечь меня от мрачных дум о судьбе дочери, но снова наступил на больную мозоль. Я сухо сказал:

– Она умерла четыре года назад. Только я с дочерью.

Держу пари, что Кофманн в этот момент мысленно обозвал себя каким-нибудь неприличным словцом. По крайней мере, губы на мгновение судорожно дёрнулись в короткой нервной усмешке – мол, такой вот я придурок. Опустив взор на пол, он пробормотал:

– Ясно... Извините.

Я уже начал готовиться к новому периоду тишины, когда Кофманн резво вскочил с места, задвинув стул в сторону. Я быстро оглянулся и посмотрел на дверь выхода. Нет, там всё было спокойно. Да и доктор не выглядел встревоженным – он спокойно нагнулся и взял свой кожаный портфель, который, как оказалось, был прислонён к стойке.

Перехватив мой удивлённый взгляд, Кофманн сказал:

– Знаете, думаю, мне лучше пойти. Я не могу сидеть здесь и ничего не делать.

Меня удивила его последняя реплика. Когда я входил в госпиталь, он явно не собирался покинуть спокойное прибежище. И вот – только начали разговаривать, а Кофманн убегает. И я снова останусь один...

Хотя, конечно, я не мог вцепиться ему в лацкан пиджака и удерживать рядом с собой. Он сам был волен выбирать, что делать. Я всё-таки нашёл нужным предупредить:

– Будьте осторожны. Долго везти не будет.

Кофманн молча кивнул:

– Постараюсь.

Он пошёл к двери, держа в левой руке портфель, а в правой сжимая пистолет, снятый с предохранителя. Двигался он твёрдо и уверенно, я ему невольно позавидовал. Может, он просто демонстрировал безмятежность, но получалось у него совсем неплохо. Этакий циничный рационалист, который пройдёт через всё, бережно сдувая пылинки и брызги крови с дорогого костюма. Мне до него было далеко.

Кофманн не попрощался, не пожал мне руку. Он просто ушёл, захлопнув дверь. Только когда звуки его шагов исчезли в тумане, я вспомнил про вой собаки. Надо было его предупредить... но уже поздно. Ладно, успокоил я себя, он и так начеку и при нём неплохое оружие. Если пути Кофманна и собаки пересекутся, то пусть Господь упокоит душу грешной псины. Аминь.

Я остался один в царстве длинных коридоров, стерильно-гладкого паркета и аромата формальдегида. Электричества не было, лампы на потолке бездействовали. Кофманн ушёл, и труп на полу смотрелся странно, внося дисгармонию в идеальный упорядоченный мирок госпиталя.

«Шерил... здесь?»

Боже, как мне не хотелось начинать всё сначала. Тем более что я видел – никакой надежды, что в госпитале есть хотя бы одна живая душа, нет. Да если бы кто-то и был, то Кофманн наверняка сказал бы мне об этом. Он сидел здесь долго, он не мог не знать...

Что там женщина говорила в церкви?.. «Иди в больницу, пока не стало поздно». Но кто сказал, что она имела в виду именно госпиталь Алчемилла? Не одним же госпиталем обходится город...

Всё это до боли напоминало начало моих блужданий по начальной школе Мидвич. Опять сомнения. Опять одиночество, страх и сумасшедшая вера, что вот-вот всё закончится, я найду Шерил и уберусь отсюда восвояси.

Я открыл наугад дверь одной из палат. Комната представляла собой квадрат пятнадцать на пятнадцать футов. В углу я увидел кровать с пустой стойкой для капельницы. Шкафчик с лекарствами был плотно закрыт, в нём лежали пустые бланки истории болезни. На полу валялась шариковая ручка – наверное, выронила небрежная медсестра. Самая что ни есть обычная больничная обстановка – если не считать отсутствия пациента и персонала. Я вспомнил случай с кораблём «Мария Селеста» – знаменитое происшествие, ознаменовавшее начало жутких событий в районе Бермудских островов. Корабль нашли лежащим на дрейфе. В рубках, каютах и трюмах не было ни одного человека. Никаких следов паники, побега или мятежа. В кубриках остывал недопитый кофе, в комнате отдыха лежали разложенные колоды карт...

Ну а здесь – ручка, выроненная на пол.

Я заглянул в следующую палату. И в следующую. И так далее до конца коридора. Везде было пусто. В госпитале Алчемилла витал дух Бермудского треугольника. В последней палате на тумбочке стоял небольшой осциллограф, включённый в сеть. Питания в розетке не было, и экран чернел пустотой, как глаз инопланетянина из фантастических фильмов. Я покачал головой и захлопнул дверь.

Инопланетянин... В моей памяти всплыла заметка, над которой я мысленно издевался по пути в Тихий Холм. Тихий Холм – место, где наблюдали НЛО... В свете последних событий это представлялось мне уже не таким невероятным. Может, это вообще всё их рук дело. Пришельцы избрали мэнский городок полигоном для своих экспериментов, вот Тихий Холм и сотрясает в конвульсиях и катаклизмах – пропадают люди, по улицам разгуливают монстры, прячущиеся в тумане, и так прочее. Чем не версия? Да уж, юмор – один из самых верных чувств, он не покидает человека даже в самые тёмные минуты жизни.

Последней комнатой, которую я посетил на первом этаже, стал офис главврача. Мне показалось, что я, заглядывая в палаты, услышал за дверью офиса какой-то приглушённый звук, похожий на удар. Сообразив, что если доктор Кофманн (как, собственно, я сам) по каким-то причинам не исчез вместе с остальными, то главврач тоже может находиться в своём кабинете, я направился в офис. Спокойствие госпиталя действовало на разум почище морфина – я в очередной раз совершенно растерял бдительность и чувство опасности. Офис главврача быстро поставил меня на место. Открыв дверь, я увидел маленькую светлую комнату с лакированным столиком у окна. На столе лежали документы, пара печатей и очки с толстыми стёклами (примерно такие я ношу сейчас). А ещё на столе была кровь. Кровь пропитала все бумаги, брызгами лежала на стекле очков и на рукоятках печатей. Под столом тоже натекла порядочная лужица, в ней тонули осколки разбитой бутылки. Я моментально схватился за пистолет, оглядывая офис. Следов борьбы не было. Как и трупов. Была только кровь, свежая и алая, как сок спелого помидора.

Больше я на первом этаже задерживаться не стал. Лифт не работал – я поднялся на второй этаж по лестнице. На лестничной площадке висел очередной санбюллетень, призывающий беречься от сифилиса. Я раздражённо подумал, что опасность подхватить венерические заболевания – самый лёгкий риск в этом городе. Почему бы властям не вешать санбюллетень «Опасайтесь монстров, у нас их много»? Это было бы гораздо актуальнее.

Второй этаж тоже был пуст. Здесь были несколько операционных, отдел интенсивной терапии, палаты – все безжизненные. Бесчисленное множество... Я даже не стал открывать двери – прямиком поплёлся в конец коридора, к окну. Добравшись до окна, я обколотился о подоконник и долго стоял, глядя на медленно кружащиеся в тумане снежинки. Старался ни о чём не думать и просто любоваться красивым идиллистическим пейзажем, но не получалось. Через апокалипсис снежинок мне всё равно чудились котята, вышитые на спине синего платья.

«Иди в больницу, пока не стало поздно».

Я пришёл. Я пришёл, но так ничего и не нашёл, кроме напуганного доктора, который предпочёл общество своего пистолета моему. Так что же получается? Она меня обманула? Или я действительно опоздал?

Что ж... осталось ещё два этажа, чтобы узнать наверняка. Я нехотя оторвал взгляд от окна и окинул коридор тяжёлым взглядом. Здесь больше делать было нечего.

Через минуту я стоял этажом выше и, играя желваками, рассматривал длинный коридор. Здесь не было идиотских санбюллетеней и информационных табличек. Судя по всему, я попал во временный стационар – кроме палат для пациентов и маленькой прачечной, на этаже ничего не было. Весь этаж закрасили более тёмной краской, и поэтому человек, попавший сюда после вызывающей белизны нижних этажей, поневоле проникался симпатией. Я походил по коридору вперёд-назад, заглядывал в палаты. Большинство из них были закрыты на ключ (похоже, в Тихом Холме врачи не работали в столь уж экстремальных условиях), а те, что открыты, не таили за дверью ничего, кроме пустой койки и тумбочки с номерком. Каждый раз, нажимая на ручку двери, я задерживал дыхание и брался за пистолет, готовый отразить атаку, но, слава Богу, мои предосторожности были напрасными.

Катастрофа произошла на последнем, четвёртом этаже. Ещё поднимаясь по лестнице, я почувствовал, как воздух вокруг стал теплее и... с примесью горелого, что ли. Свалив странный факт на плохую вентиляцию, я открыл дверь лестничной площадки и попал в коридор. Окна ничто не загораживало, но в узком проходе всё равно царил полумрак. Темнота облегала вещи на четвёртом этаже, как чёрный атлас – она была почти осязаемой сущностью, а не простым отсутствием света. На секунду даже захватило дыхание, но, думаю, это было уже нервное.

По коридору на расстоянии десяти шагов шла девушка. Сказать, что она мне незнакома, было бы неправдой – я видел её уже дважды, и в последний раз в бойлерной начальной школы. Как я убедился на опыте ранних встреч, её появление не сулило мне ровным счётом ничего хорошего. Девушка удалялась бесшумно, с грациозной плавностью, ноги её словно не касались пола. Голова была чуть опущена – она почему-то прятала от меня своё лицо. Я видел только платье, которое в сумраке казалось чёрным, и такие же чёрные волосы, падающие ниже плеч. Почему-то я ждал, что она вот-вот обернётся, увидит меня и подойдёт... Что должно произойти дальше, я представлял весьма смутно, но я ХОТЕЛ этого – возможно, надеялся наконец получить ответ на свои вопросы от странной особы.

Но она не обернулась – наоборот, даже ускорила шаги. Я очнулся, когда фигура девушки почти скрылась в облегающем конец коридора мраке. Как всегда, слишком поздно. На автомате сделал несколько шагов вперёд, протягивая к ней руки и мучительно пытаясь подобрать нужные слова. Тем временем темнота поглотила её полностью, и я понял, что могу уже не говорить. Она ушла от меня в очередной раз, не проронив ни слова.

На меня нашло необычное ощущение – мне вдруг показалось, что стены госпиталя за моей спиной пришли в движение и закупорили коридор, отрезая мне путь к искуплению. Как в лабиринте ужасов, который имеется в каждом парке развлечений. Я панически обернулся, ожидая увидеть за собой непробиваемую сплошную стену, выросшую на пустом месте. Но ошибся – всё было гораздо хуже...

– Чёрт...

Это было единственное слово, которое я смог выдать из себя. Да уж... Неизвестная девушка ушла, но оставила мне не очень приятный подарочек. Я потрясённо смотрел на потолок и стены, на которых появилась красновато-медная короста. Не ржавчина. Ржавчина не смогла бы настолько цельно покрыть стены даже по прошествии многих столетий. Это была чистая окись – я видел слой такого оттенка на первых цветных фотографиях кормы небезызвестного «Титаника». Но «Титаник» годами лет лежал на дне океана... А госпиталь?

Я приблизился к стене и вскрикнул, когда пол под ногами вдавился внутрь. Бетон стал мягким и пористым. На нём тоже была окись, рассыпающаяся в порошок под давлением моих подошв. Вот теперь стало ДЕЙСТВИТЕЛЬНО тепло – думаю, температура в госпитале в тот момент зашкаливала за восемьдесят градусов. И, как я уже замечал, в воздухе был тошнотворный горелый запах.

Я оглянулся снова и посмотрел туда, куда ушла девушка. Та же картина. А ведь когда я начал оборачиваться, всё было нормально...

Где-то в конце коридора заскрипела открываемая дверь. Я навострил слух, умоляя Бога сделать так, что мне просто показалось. Но когда я услышал шаги, шаркающие по коридору в мою сторону, я потерял на это всякую надежду.

Шаги приближались невыносимо медленно, словно идущий переводил дыхание после каждого. Кажется, он даже не поднимал ног, а просто тащил их по полу. Полумрак мешал увидеть, кто же там пожаловал, и во мне боролись два противоречивых чувства: инстинкт самосохранения и здравый смысл. Первый требовал немедленно убежать, а второй убеждал, что это может быть кто-то... Шерил... Я проверил предохранитель и нацелил пистолет в сторону невидимых шагов. Хорошо, подумал я. Разберёмся.

Стены затонувшего «Титаника» ужасно действовали на нервы, выбивая из себя. Я не мог полностью сосредоточиться на потенциальной опасности впереди – глаза то и дело предательски убегали к побуревшим стенам, которые, казалось, дышали в такт шаркающим звукам.

Когда мне показалось, что идущий уже достаточно близко, я предупреждающе закричал:

– Стойте на месте!

Голос получился чуть визгливым. Шаги затихли. Значит, он слышит – и на том спасибо... Прищуриваясь, я пытался различить в темноте фигуру того, кто стоял в коридоре. Но не мог. Я видел только расплывчатый силуэт, чуть более тёмный, чем окружающий фон.

– Доктор Кофманн?

Не знаю, откуда я взял, что это он – возглас вырвался сам собой. Но это не был Кофманн, потому что он продолжал стоять, не говоря ни слова. Это начинало меня пугать. Я прижал палец вплотную к курку.

– Кто вы? Если человек, скажите что-нибудь!

... человек...

Тот, кто скрывался во тьме, сделал шаг вперёд, и я увидел светло-зелёную униформу. Да, человек. Точнее – медсестра. Кажется, что-то с ней стряслось – она была согнута почти пополам и прижимала руки к животу. Её всю била дрожь, короткие волосы бились о впавшие щёки.

Я убрал пистолет и заботливо протянул к ней ладонь:

– Мэм, с вами всё в порядке?

Она не отвечала. Что-то бормотала под носом и волокла ноги, словно вовсе меня не замечала. Я постарался прислушаться к бессвязным словам, которые срывались с её губ, но ничего не разобрал. В-общем, было невооружённым глазом видно, насколько тупой вопрос я задал – с медсестрой далеко не всё было в порядке.

– Мэм... Я вам помогу.

С этими словами я подошёл к ней, чтобы поддержать за плечи, не дать упасть... и мой взгляд упал на её спину. Там, над лопатками ровнехонько под шеей, набух горб. Не опухоль, не шишка и не нарыв – самый настоящий горб размером со здоровенный кулак. Кожа вокруг горба натянулась и покраснела, как от укуса пчелы.

«Что за?..».

Желание помочь женщине пропало мгновенно. Я отпрыгнул назад, как от прокажённой. Медсестра остановилась и начала медленно выпрямляться...

Через секунду я с криком нёсся прочь, на лестничную площадку.

Что же меня так испугало, спросите вы меня? Глаза. Да, именно глаза. Я выдержал, когда увидел, что вся униформа медсестры с передней стороны обильно забрызгана кровью; я выдержал, увидев её мёртвое, посеревшее, начинающееся отслаиваться лицо – это было трудно, но я выдержал; я выдержал, увидев её заострённые, слишком длинные для человека зубы. Но я не выдержал её взгляд – эти аляповатые ненастоящие глаза, словно нарисованные трехлетним ребёнком на бумаге и неуклюже приклеенные на веки женщины. Я убежал.

Медсестра заковыляла за мной; теперь она шла не так медленно, а почти вприпрыжку – она гналась. Я знал, что я быстрее, но это меня не успокаивало. Схватившись за ржавую ручку двери, я рванул его к себе. Ручка оторвалась и осталась у меня в ладони. Доли секунды я удивлённо смотрел на круглый обрубок, потом швырнул его прочь и вырвался из сводов четвёртого этажа, вышибив хлипкую дверь из петель. Это было легко, и дело вовсе не в моей силе – то подобие двери, во что она превратилась, смог бы вышибить даже пятилетний ребёнок. Я побежал вниз, соскальзывая со ступенек. Лестница пружинила под моими ногами, грозя обвалиться. Но эта опасность меня не занимала. В голове была одна мысль: «Бежать!». В тот момент она безраздельно доминировала в моём мозгу и не терпела конкурентов.

Я не помню, как добрался до первого этажа – даже моя излишне чёткая память не сохранила этот отрывок жизни. Помню, как ринулся вниз с четвёртого этажа – а следующий кадр воспоминаний изображает меня стоящим в коридоре первого этажа обливающимся литрами пота и вдыхающего затхлый запах. Напрасно я надеялся, что кошмар здесь кончится – нет, первый этаж весь был покрыт той же коростой окиси, что и четвёртый. Сумрак тоже присутствовал. Тихий Холм играл по-крупному.

Я судорожно соображал, по какую сторону был выход, но так и не вспомнил. Эта область мозга отказала.

Налево? Направо?

Шаги сзади...

Я бросился в левую сторону, надеясь на лучшее. Коридор качался и двоился перед глазами. Дойдя до совершенно неожиданного поворота, я понял, что ошибся. Выхода здесь не было. Коридор кончался глухой стеной. Я оказался в западне.

А тем временем шаги приближались. Они уже не были тихими и шаркающими – нет, теперь под ногами того, кто шёл за мной, сотрясался пол. Вряд ли медсестра могла бы делать такое – это было... что-то другое, более грозное и страшное. Я метнулся вправо, потом влево. Стена. Стена...

«Только не оглядывайся, – твердил я себе, водя рукой по стенам в поисках двери. – Не оглядывайся»...

Вот! Пальцы наткнулись на небольшое углубление. Здесь была дверь. Окись делала её невидимой, сливала со стеной. Открыть приросшую к косяку дверь было уже невозможно, но я и не собирался это делать. Коротко размахнувшись, я изо всех сил ударил ногой в дверь, и она с готовностью ушла внутрь. За ней я увидел лестницу, круто ведущую вниз, в темноту. Это была лестница в подвал госпиталя.

Выбор был невелик. Из двух зол выбирают меньшее, и я побежал в подвал по лестнице, которая напоминала поролон. Шаги того, кто гнался за мной, остались в коридоре первого этажа. Подвал выглядел совершенно обособленным пространством, разительно отличающимся от остальных этажей. Здесь не было жарко, как наверху – воздух жёг арктическим холодом, остужая мои горячие щёки. Горелого запаха не чувствовалось, но назвать свежим здешнюю атмосферу язык не поворачивался. Как и во всех подземельях, воздух был спёртым и затхлым, отдающим плесенью, и никакой мороз не спасал от едкого щекотания в ноздрях. Плюс ко всему в подвале было темно уже по-настоящему. Спустившись на тридцать ступенек, я перестал видеть лестницу и ставил ноги почти наугад. Лишь проём выбитой двери светился тусклым светом далеко наверху. Я почувствовал себя затерянным в просторах далёкого космоса. Наверняка у космонавтов, отдаляющихся от Земли, схожие ощущения.