Гийом Мюссо Бумажная девушка

18

Мотель «Каса-дель-Соль»

— Машина, конечно, не очень удобная, но прочная, вы уж поверьте!

— Какого черта ее покрасили в ярко-розовый цвет?

— На ней ездила моя дочь, — ответил латинос.

— Ай! — вскрикнула Билли, ударившись головой. — Может, вы имели в виду Барби вашей дочери?

Я, в свою очередь, заглянул в салон.

— Тут нет заднего сиденья!

— Зато багажа больше влезет!

Делая вид, будто что-то понимаю в машинах, я осмотрел фары ближнего и дальнего света и поворотники.

— Вы уверены, что она соответствует техническим нормам?

— Насчет американских не уверен, но мексиканским вполне.

Я взглянул на экран телефона, чтобы узнать, который час. Мы благополучно забрали двадцать восемь тысяч долларов, но, пока добирались от антикварного магазина до станции техобслуживания, потеряли довольно много времени. Машина подходила нам, но за неимением прав мы не могли купить ее или взять напрокат законным способом. Зато она обладала одним несомненным достоинством: у нее были мексиканские номера, а это решало проблему с переходом границы.

В конце концов Сантос согласился продать ее за тысячу двести долларов. Нам понадобилось еще четверть часа, если не больше, чтобы запихнуть в автомобиль мой огромный чемодан и вещи Билли.

— А не эту ли машину называли «стаканчик йогурта»? — спросил я, изо всех сил налегая на багажник, чтобы закрыть его.

— El bote de yogur?³⁶

Сантос повторил мой вопрос на испанском, притворяясь, что не видит связи между молочным продуктом и развалюхой, которую только что с радостью спихнул нам.

На этот раз за руль сел я, и мы с опаской пустились в путь. Было темно. Мы ехали по окраинным районам Сан-Диего. Плутая среди бесконечных стоянок и торговых зон, я с трудом выбрался на Национальное шоссе № 805 и направился в сторону границы.

Шины попискивали, а вместо яростного гудения «Бугатти» до уха доносился гнусавый храп «Фиата».

— Переключите на вторую, — посоветовала Билли.

— Если вы не заметили, я уже еду на четвертой!

Она посмотрела на спидометр — стрелка с трудом дотягивала до семидесяти.

— Да, быстрее не получится, — расстроилась Билли.

— Зато теперь мы точно не превысим скорость.

Наша развалюха кое-как добралась до огромного пограничного пункта, за которым виднелась Тихуана. Как обычно, здесь выстроилась очередь из машин и царило небывалое оживление. Стоя в очереди к проезду с табличкой «Mexico Only»,³⁷ я давал своей пассажирке последние наставления:

— Они крайне редко проверяют документы, когда выезжаешь из страны, но, если такое случится, нам обоим грозит тюрьма, и на этот раз удрать не получится. Так что давайте без глупостей.

— Я вся внимание, — отозвалась Билли, хлопая ресницами, как Бетти Буп.³⁸

— Все просто: вы не шевелитесь и не произносите ни слова. Мы честные мексиканские труженики, возвращающиеся домой. Ясно?

— Vale, secor.³⁹

— А если прекратите свои издевки, то мне вообще будет казаться, что я еду в отпуск.

— Muy bien, secor.⁴⁰

Впервые за день нам улыбнулась удача: каких-то пять минут — и мы в Мексике, ни тебе проверок, ни неприятностей!

Дорога тянулась вдоль моря. К счастью, механик установил в машине старенькое радио с плеером. Но единственной кассетой, обнаруженной в бардачке, оказался альбом Энрике Иглесиаса, что привело в восторг Билли и отравило мне существование до самой Энсенады.

Внезапно разразилась страшная гроза, и на нас обрушились нескончаемые потоки дождя. Лобовое стекло было крошечным, а дворники такими слабыми, что не справлялись с наводнением. Их постоянно заедало, и время от времени приходилось высовывать руку, чтобы привести их в действие.

— Надо найти где переночевать.

— Да, я как раз об этом подумал.

На первом мотеле висела табличка «Мест нет». Из-за дождя мы плелись со скоростью двадцать километров в час, вынуждая всех следующих за нами ехать так же чудовищно медленно. Добрых четверть часа нас сопровождали гудки машин — разъяренные водители нетерпеливо жали на клаксоны.

Наконец мы остановились в Сан-Тельмо, в мотеле «Каса-дель-Соль», чья светящаяся вывеска с ободряющими словами «Есть свободные места» мерцала в ночи. Увидев припаркованные машины, я догадался, что заведению далеко до очаровательных мини-гостиниц типа «Бэд энд Брэкфаст».⁴¹ Ладно, в конце концов, у нас деловое путешествие, а не медовый месяц.

— Возьмем один номер? — язвительно спросила Билли, открывая дверь.

— Один, но с двумя кроватями.

— Если думаете, что я наброшусь на вас…

— Вряд ли. Я не садовник и совсем не в вашем вкусе.

Портье встретил нас недовольным ворчанием.

Билли хотела посмотреть комнату, прежде чем заселяться, но я схватил ключ и сразу расплатился.

— Все равно деваться некуда: на улице льет как из ведра, и я дико устал.

Мотель представлял собой одноэтажное строение в виде буквы П. Во дворе росли чахлые деревца, пригибавшиеся к земле под потоками дождя.

Как я и предполагал, номер оказался по-спартански простым. Горела тусклая лампочка, неприятно пахло плесенью, а мебель, очевидно, помнила еще президента Эйзенхауэра. Мне бросился в глаза огромный телевизор на колесиках с динамиком под монитором — такие модели ценят любители барахолок и блошиных рынков.

— Представляете, кто-то сидел в этой комнате и смотрел, как первый человек высаживается на Луне или как убивают Кеннеди! — пошутила Билли.

Я попытался включить телевизор. Раздалось невнятное шипение, но экран оставался темным.

— Да уж, финал «Супер Боул»⁴² придется смотреть в другом месте…

Я заглянул в ванную: просторная душевая кабинка, но на кране явные следы ржавчины.

— Знаете хитрость? Чтобы узнать, насколько хорошо убирают в гостинице, надо заглянуть за мебель, — улыбнулась Билли.

Она, недолго думая, отодвинула тумбочку и вскрикнула:

— Какая гадость!

Моментально сняв туфлю, Билли раздавила таракана. Потом обернулась и заглянула мне в глаза, ища поддержки:

— А как насчет нашего мексиканского ужина?

Но от моего энтузиазма не осталось и следа.

— Во-первых, здесь нет ресторана, во-вторых, на улице страшный ливень, а я умираю от усталости и не готов садиться за руль в такую погоду.

— Ну да, все мужчины такие: сначала наобещают с три короба…

— Да-да, все так и есть. Я ложусь спать!

— Подождите! Может, хотя бы пропустим по стаканчику? Я видела небольшой бар неподалеку отсюда…

Но я уже снял ботинки и улегся на кровать.

— Идите без меня. Уже поздно, а завтра нам предстоит долгая дорога. И потом, я вообще не люблю бары, а уж тем более придорожные забегаловки.

— Отлично, пойду одна.

Билли достала из сумки одежду, закрылась в ванной и вскоре появилась в тех же джинсах и кожаном приталенном пиджаке, в которых была днем. Она уже стояла на пороге, но, очевидно, ей что-то очень хотелось сказать.

— Говорите, вы не в моем вкусе… — начала она.

— И что с того?

— Как думаете, какие мужчины мне нравятся?

— Ну, например, этот мудак Джек. Или Эстебан, который всю дорогу пялился на вас, а вы ерзали и бросали на него кокетливые взгляды.

— А вы правда так считаете или хотите сделать мне больно?

— Вы такая, какая есть. Я вас создал, поэтому знаю вас лучше, чем кто бы то ни было.

Билли сурово взглянула на меня и молча открыла дверь.

— Подождите, возьмите немного денег.

Она ответила с вызовом:

— Если вы действительно так хорошо меня знаете, должны помнить, что я никогда не плачу за себя в баре…

* * *

Оставшись один, я принял прохладный душ, перебинтовал ногу и полез в чемодан за пижамой. Внутри, как и обещала Билли, меня ждал ноутбук — на долю секунды мне показалось, что все несчастья из-за него. Какое-то время я ходил туда-сюда по комнате: открыл шкаф, повесил куртку, потом долго искал подушку, но так и не нашел. В тумбочке рядом с дешевым изданием Нового Завета лежали две книги, очевидно забытые бывшими постояльцами. Первая — бестселлер Карлоса Руиса Сафона «Тень ветра», когда-то я подарил такой же томик Кароль. Вторая называлась «La Compagnia de los Angelos»⁴³ — до меня не сразу дошло, что это мой первый роман, переведенный на испанский. Я с любопытством пролистал издание. Читавший его человек подчеркнул некоторые фразы и кое-где оставил пометки на полях. Не знаю, понравилась ему книга или нет, но он точно не остался равнодушным, а это главное.

Неожиданная находка приободрила меня. Устроившись за крошечным пластиковым столом, я включил компьютер.

«А вдруг вдохновение вернется? Вдруг я снова смогу писать?»

Система запросила пароль. Постепенно в мою душу закрадывался ужас, но я пытался убедить себя, что это не что иное, как творческое возбуждение. Наконец на мониторе возник райский пейзаж. Я открыл текстовый редактор, и перед глазами появилась белая страница. В самом верху мигал курсор. Он словно ждал, когда же мои пальцы забегают по клавиатуре, позволив ему пуститься в пляс. Но тут пульс помчался галопом, а сердце словно сжали тисками. Голова закружилась, к горлу подступил комок… и я судорожно захлопнул ноутбук.

«Вот черт».

Творческий застой, синдром чистой страницы… Никогда бы не подумал, что со мной это произойдет. Я считал, что отсутствие вдохновения — проблема самовлюбленных интеллектуалов, которая не касается таких маньяков, как я, с десяти лет выдумывающих разнообразные истории.

Некоторым, чтобы творить, нужно довести себя до отчаяния, если жизнь не дает достаточно поводов. Другие черпают вдохновение в тяжелых испытаниях. После разрыва с Авой Гарднер Фрэнк Синатра сочинил «I'm a Fool То Want You».⁴⁴ Расставшись с Мари Лорансен, Аполлинер написал «Мост Мирабо». Стивен Кинг признавался, что без алкоголя и наркотиков роман «Сияние» не увидел бы свет. Я же не нуждался в допинге. Долгие годы я работал днем и ночью, даже в Рождество и День благодарения, с единственной мыслью: успеть записать все, что рождается в моей голове. Начав роман, я забывал о реальности и жил словно в трансе или под гипнозом. В это благословенное время творчество становилось моим единственным наркотиком: даже самый чистый кокаин не вызывал такую эйфорию, даже самое дикое опьянение не рождало столь сладостного чувства.

Но теперь это было далеко. Очень далеко. Я бросил писать, и вдохновение покинуло меня.

* * *

Таблеточка успокоительного. Зачем делать вид, что ты сильнее, чем есть на самом деле? Проще смириться с зависимостью.

Я лег, погасил свет и стал ворочаться с боку на бок, не в силах уснуть от внезапно накатившего чувства беспомощности. Почему я не могу работать? Почему мне нет дела до моих персонажей?

Старый круглый будильник показывал одиннадцать. Билли не возвращалась, и я начал волноваться. Зачем я так сурово обошелся с ней? Наверное, дело в том, что ее появление выбило меня из колеи и я никак не мог понять, как вести себя, а главное, осознавал, что не могу вернуть ее в воображаемый мир.

Я встал, поспешно оделся и вышел под дождь. Минут через десять мне в глаза бросилась бледно-зеленая светящаяся вывеска «Linterna Verde».⁴⁵

Это оказался бар для простонародья, куда наведывались преимущественно мужчины. Внутри было полно народу, царила праздничная атмосфера. Текила лилась рекой, а из колонок несся оглушительный рок. Официантка с заставленным бутылками подносом переходила от стола к столу, подливая посетителям. На стойке сидел жалкого вида попугай и развлекал людей своими проделками. Барменша, к которой завсегдатаи обращались по имени Палома, принимала заказы, строя из себя кинозвезду. Я заказал пиво и, получив бутылку «Короны» с четвертинкой лимона в горлышке, обвел взглядом помещение. Зал украшали деревянные панели с картинками, отдаленно напоминающие рисунки майя. На стенах висели старые фотографии героев вестернов вперемежку с флажками местной футбольной команды.

Билли сидела за столиком в глубине бара с двумя молодцами — они курили самокрутки и громко смеялись. Я подошел поближе. Девушка увидела меня, но притворилась, что не замечает. Судя по расширенным зрачкам, она уже немало выпила. А пьянела Билли моментально, я хорошо это помнил. Мне был знаком и этот тип парней с их жалкой тактикой: такого рода недоумки обладали врожденным нюхом на женщин, которых легко затащить в постель.

— Пойдемте, провожу вас в гостиницу.

— Отвалите! Вы мне не отец и не муж. Я предложила вместе пойти в бар, а вы в ответ наговорили гадостей.

Дернув плечами, Билли окунула кусочек тортильи в плошку с гуакамоле.

— Хватит играть в капризного ребенка, вы же знаете, что моментально напиваетесь.

— Ничего я не напиваюсь.

Словно провоцируя меня, она схватила стоящую на столе бутылку мескаля, налила себе рюмку и отдала емкость своим приятелям. Те сделали по глотку прямо из горла. Один из них, накачанный малый в футболке с надписью «Jesus», протянул мне бутылку, приглашая присоединиться.

Я недоверчиво посмотрел на лежавшего на дне бутылки небольшого скорпиона, считавшегося в Мексике источником мужской силы.

— Спасибо, не хочу.

— Если не будешь пить, друг мой, тебе придется уйти. Посмотри, девушке с нами весело.

Вместо того чтобы пойти на попятный, я сделал шаг вперед и посмотрел в глаза Хесусу. Я, конечно, любил Джейн Остин и Дороти Паркер, но вырос в неблагополучном районе. Мне приходилось бить людей и самому получать удары, причем противники иногда были вооружены ножом, да и сложены куда лучше, чем тупица, смотревший на меня как баран на новые ворота.

— Заткнись.

Я снова повернулся к Билли:

— В последний раз, когда вы напились в Бостоне, это плохо кончилось, помните?

Она бросила на меня презрительный взгляд:

— Вы постоянно говорите гадости, постоянно раните меня! У вас прямо талант.

Когда Джек в последнюю минуту отказался ехать на Гавайи, Билли отправилась в бар «Красное пианино» рядом с Олд-стейт-хаус. Она очень расстроилась и даже подумывала свести счеты с жизнью. Чтобы забыться, она выпила несколько рюмок водки. Ее угощал некий Пол Уокер, управляющий несколькими магазинами шаговой доступности, входящими в одну известную сеть. Затем он предложил проводить ее домой. Последовавшее за его вопросом молчание он расценил как знак согласия и уже в такси стал распускать руки. Билли пыталась отбиваться, но недостаточно активно, и этот тип решил, что имеет право на небольшую компенсацию — не зря же он платил за водку! У девушки кружилась голова, она сама не понимала, чего хочет. Отпустив такси, «друг» Пол вошел вместе с ней в дом и напросился в гости выпить еще по стаканчику. Устав от препирательств и боясь разбудить соседей, Билли впустила его в лифт. Больше она ничего не помнила, а наутро обнаружила, что лежит на диване с задранной юбкой. Три месяца она умирала от страха, сдавая анализы на ВИЧ и покупая тесты на беременность, но так и не решилась пойти в полицию — в глубине души она понимала, что сама виновата в произошедшем.

Мой вопрос заставил ее снова пережить эту гадкую историю, и теперь она смотрела на меня со слезами на глазах.

— Почему… почему в ваших романах со мной постоянно происходят такие вещи?

Ее вопрос поразил меня в самое сердце, и я абсолютно искренне ответил:

— Потому что вы воплощаете мои навязчивые идеи, самые низменные и черные желания. Те, что вызывают у меня отвращение и непонимание и порой заставляют ненавидеть самого себя.

Билли никак не отреагировала на мои слова. Кажется, она не горела желанием уходить из бара.

— Пойдемте в гостиницу, — повторил я, протягивая руку.

— Como chingas!⁴⁶ — прошипел Хесус сквозь зубы.

Не обращая внимания на провокацию, я смотрел на Билли.

— Мы не можем сейчас расстаться. Вы ведь и сами знаете, что вы мой последний шанс на спасение, а я — ваш.

Она хотела что-то ответить, но тут Хесус обозвал меня «joto».⁴⁷ Я хорошо знал это слово — так ругалась Тереза Родригес, старая гондураска, когда-то жившая по соседству с моей матерью в Мак-Артур-Парке, а теперь убиравшая у меня дома.

Я сам не заметил, как размахнулся и ударил. Мощный хук правой, как в старые добрые времена, — и Хесус лежит на соседнем столе, а вокруг валяются разбитые пивные кружки и такое. Отличный удар, но, к сожалению, продолжить мне не дали.

В мгновение ока атмосфера в баре наэлектризовалась, и посетители, довольные тем, что наконец появилось достойное зрелище, криками приветствовали начало драки. Два типа подошли сзади и приподняли меня, а с появлением третьего мерзавца я пожалел, что сунулся в бар. Удары сыпались один за другим, лицо, печень и желудок горели, но, как ни странно, мне было даже приятно. Дело не в мазохизме, просто избиение вдруг показалось мне важным этапом на пути к искуплению грехов. Я опустил голову, ощущая во рту железистый привкус крови. Перед глазами, как в свете стробоскопа, мелькали воспоминания вперемежку с реальными сценами в баре: журнальные фотографии, где Аврора смотрит влюбленным взглядом не на меня, а на другого типа, предательство Мило, растерянный взгляд Кароль, татуировка на бедре местной секс-бомбы Паломы, которая с началом драки прибавила звук и теперь с удвоенным рвением суетилась за стойкой. Потом я увидел силуэт Билли — она подошла, держа в руке бутылку со скорпионом, и разбила ее об голову одного из нападавших.

* * *

Внезапно все стихло. Я с облегчением понял, что «праздник» закончился. Меня подняли, пронесли через толпу и вышвырнули на улицу под дождь. Я приземлился лицом в грязную лужу.