Наши пограничные подразделения (СБО, ММГ) рас­полагались в двадцати пунктах северных провинций (включая два гарнизона на Малом афганском Памире

Боевые действия проводились частью СБО, десантно-штурмовой группой (из резерва), подразделениями афганских пограничников и ополченцев с использованием бронетехники (БМП, БТР) и поддерживающей авиации (эскадрилья вертолетов). Мятежники, используя инженер­ное оборудование (дзоты, отдельные огневые точки, окопы и пр.), оказывали упорное сопротивление, но были раз­громлены. При этом около 140 мятежников было уничто­жено, более 50 взято в плен (в том числе и главарь форми­рования). У нас погибло три пограничника (из них два офицера), потери афганских подразделений были незна­чительны. Руководил операцией заместитель начальника оперативной группы подполковник Б.Г. Мирошниченко Ликвидация банформирования стабилизировала обста­новку против участка Московского погранотряда.

Анализ общей обстановки в Афганистане и на его гра­ницах объективно приводил к выводам о необходимости принятия более эффективных мер по ликвидации основ­ных сил и баз мятежников с началом осени. Такой настрой был у большинства наших руководителей, кто занимался тогда Афганистаном. В первых числах сентября в ГУПВ был вызван для доклада предложений и получения задач начальник войск САПО генерал Г.А. Згерский. К его прибытию штабом и оперативной группой был подготовлен и предварительно согласован в Генштабе с генералом С. Ф. Ахромеевым замысел оперативно-боевых действий наших подразделений в приграничных районах ДРА на осень 1981 г. Он предусматривал проведение ряда част­ных операций по очистке от мятежников отдельных районов (в окрестностях Андхоя, на направлении Кушка, Баламургаб и др.), а также участие погранвойск в совмест­ных операциях с частями 40-й армии и афганскими войс­ками в районах стыка границ СССР-Иран-ДРА; городов Акча, Имамсахиб и севернее Файзабада. Всем подраз­делениям также ставилась задача по ликвидации в зоне их ответственности наиболее активных бандгрупп, выявле­нии и уничтожении баз и других мест подготовки мятеж­ников к зиме. После обмена мнениями и некоторой корректировки отдельных вопросов, этот замысел и задачи для Среднеазиатского (САПО) и Восточного (ВПО) по­граничных округов были оформлены директивой.

Но оставалась одна трудно решаемая проблема: мя­тежники к лету 1981 г. активно освоили несколько горных перевалов на северном участке афгано-пакистанской гра­ницы, откуда был удобен доступ в известное Панджшерское ущелье, выходящее в районы Кабула и Чарикара.

Наиболее удобным местом, откуда можно было дер­жать под контролем эти перевалы на границе, являлся высокогорный к. Коран-О-Мунджан. Практически отрезан­ный от крупных населенных пунктов и воинских гарнизо­нов более чем на сотню километров, он был слабо защи­щен. Туда не раз направлялись афганские подразделения, но все они не могли продержаться более месяца: иметь на важнейшей коммуникации такую «занозу» мятежники не могли себе позволить. Поэтому там надо было основатель­но закрепиться и надежно закрепить действующие пере­правы.

Командование 40-й армии подобный вариант не пла­нировало и это вынуждало нас самостоятельно начинать подготовку к экспедиции, разумеется, с активной развед­ки, оценки и анализа событий, там происходящих. Но на границе любые планы и прогнозы изменчивы: в начале сентября на 3-й погранзаставе Пянджского погранотряда были обнаружено нарушение границы — переход в Афга­нистан. Нарушителей (3 человека), что называется, с ходу, задержать не удалось и пришлось поисковые действия пе­ренести на сопредельную территорию - на Имамсахибское направление. Вскоре было установлено, что границу нарушили трое юношей из местного (приграничного) ПТУ, мотивы их ухода назывались разные. Поисковые дей­ствия велись в районе, где активно действовали мелкие группы мятежников, так что «попутно» приходилось за­ниматься и ими.

Спустя неделю были получены сведения, что эти юно­ши были задержаны мятежниками из бандгруппы Латифа (действовала в районе Имамсахиба) и отправлены в юго-западный горный район. Оперативной группе была поставлена задача: поиск прекратить, вести активную раз­ведку в районе предполагаемого нахождения разыскиваемых, имея в готовности резерв. Тогда же подтвердились опасения, что ряд афганских островов на реке Пяндж (в том числе и наиболее крупный — о. Даркад), а также при­брежная зона против смежных флангов Московского и Хорогского погранотрядов освоены мятежниками. Было предусмотрено подготовить и провести операцию по очи­стке всей этой зоны.

Надо признать, что не все наши замыслы и планы уда­валось реализовать в намечаемые сроки (отложить на вре­мя, к примеру, пришлось и эту операцию): владея в целом инициативой в зонах своей ответственности, нашим под­разделениям не всегда удавалось упреждать события, на­вязываемые мятежниками. Их активность все в большей степени инициировалась и обеспечивалась внешними си­лами. Так, по сообщению американской компании «Эй-би-си» (весьма осведомленной), мятежники за время при­сутствия советских войск в ДРА (1,5 года) получили ору­жия, боеприпасов и снаряжения на сумму более чем 100 млн. долларов. «США связались со мной сразу же пос­ле того, как началось вторжение, — рассказывал президент Египта А. Садат журналистам в сентябре 1981 года, — и потребовали оружия для афганских повстанцев из запа­сов советского вооружения, находившегося в Египте...»

К осени 1981 г. действиями антиафганской коалиции (США, Пакистан, КНР, Египет и др.) против ДРА были созданы две довольно внушительные группировки мятеж­ников: одна — в Пакистане и Иране (более 50 центров под­готовки и школ, где находилось более 30 тыс. моджахедов), другая — непосредственно на территории ДРА (около 40 тыс. человек). Как и ранее, наиболее сильная группи­ровка мятежников (около 170 бандгрупп общей численно­стью свыше 9,5 тыс. человек) действовала в семи пригра­ничных провинциях на афгано-пакистанской границе. В трех приграничных с Ираном провинциях насчитыва­лось около 80 бандгрупп общей численностью более 3,5 тыс. человек. В целом на границе с Пакистаном и Ира­ном из 49 пограничных уездов и волостей власти контро­лировали лишь 10. Как видим, не требовалось особого во­ображения, чтобы понять, какими по составу и боеспособ­ности должны были быть погранвойска ДРА, чтобы на­дежно обеспечить защиту границы. Но в руководстве си­ловыми структурами ДРА и нашем аппарате ГВС, как ви­дим, мыслили иначе.

Блокада мятежниками важнейших дорог, связываю­щих север ДРА с центром, вызвала скопление грузов, в том числе взрывоопасных, в пограничных портах. К осени 1981 г. в нашем порту Термез скопилось такого груза бо­лее 40 тыс. тонн, в афганском порту Хайратон — около 35 тыс. тонн и т. д. В донесениях из Кабула наш посол, представители Минобороны и КГБ, ссылаясь на эти об­стоятельства, продолжали настаивать на вводе в Афгани­стан двух полков МВД для охраны объектов в северных провинциях ДРА. Но реакция советского руководства и на этот раз была отрицательной.

И все-таки наиболее драматичная ситуация склады­валась на границе с Пакистаном и Ираном. В 20-х числах сентября был окружен и разгромлен 913-й афганский погранбатальон, дислоцированный в местечке Маруф провинции Кандагар, а его остатки сдались мятежникам. Этот батальон, слабо укомплектованный, длительное время находился в окружении мятежников, периодически снаб­жался по воздуху, но израсходовал все боеприпасы и про­довольствие. Положение батальона командованию было известно, но мер по его спасению принято не было. Высаженная в расположение батальона небольшая группа офи­церов во главе с начальником политотдела погранбригады была расстреляна мятежниками. К ним попало все во­оружение батальона, в том числе несколько бронетранс­портеров «БТР-60 ПБ». Опять сработал фактор, как и в случае с пограничной ротой, разгромленной в районе Ко-лай-Ко, озвученный однажды одним из руководящих во­енных советников в Кабуле: «Ваши войска, вы с ними и разбирайтесь».

К чести маршала С.Л. Соколова и генерала С.Ф. Ахромеева, они дали острую оценку этому событию и внесли некоторые коррективы в систему управления и ответствен­ности командования афганских армейских корпусов и ди­визий за состояние приданных им пограничных подраз­делений. Это было тем более необходимо, что в силу цело­го ряда причин (и опять-таки несогласованности и безот­ветственности) многие афганские пограничные подразде­ления, как и в 1979 г., вновь оказались без поддержки ар­мейских сил и обеспечения. И это при том, что в тактике мятежников стало больше скоординированности в прове­дении операций и других действий, улучшилась их осна­щенность, масштабнее проводились пропагандистские меры и главным образом среди армейских и пограничных формирований.

Все это настоятельно требовало не просто наращива­ния активности правительственных сил ДРА и наших войск, но и широкого применения новых, нетрадицион­ных форм и способов действий. Ряд операций, к примеру, проведенных в то время в восточных и юго-восточных при­граничных провинциях армией с привлечением подразделений и органов царандоя и СГИ, были успешными. Од­нако настоящего, системного взаимодействия разнород­ных многочисленных сил и средств пока не получалось. В северных приграничных провинциях так и не были про­ведены запланированные с участием наших пограничных подразделений операции на направлении Кушка-Баламургаб в районе стыка границ трех государств, в Имамсахибской зоне, где располагались значительные силы мятежников.

Наши пограничные подразделения в этот период ос­тавались в местах своей дислокации на территории ДРА, имея общую численность 1500-1700 человек. За время сво­его пребывания здесь они провели около 60 операций и других оперативно-боевых действий (рейды, засады, по­иски и др.), в результате которых было ликвидировано 29 формирований мятежников с большими для них поте­рями (убито около 3,5 тыс. человек и захвачено в плен бо­лее 3 тыс.), изъято свыше 2 тыс. единиц огнестрельного оружия, большое количество боеприпасов. У нас (на 1.10.81 г.) погибли 23 пограничника, утрачены (уничто­жены) 2 бронетранспортера и 4 вертолета.

В конце сентября подразделениями 66-го Хорогского погранотряда совместно с афганскими пограничниками был задержан караван (вьючных лошадей) с оружием и боеприпасами на пути из Коран-О-Мунджана. По пока­заниям задержанных, караван доставил в Пакистан боль­шую партию лазурита (этот полудрагоценный камень добывался в районе Коран-О-Мунджана), а в Пакистане был загружен оружием и боеприпасами. Однако и у нас не все получалось, как задумывалось, в этих труднодоступ­ных горных районах Памира и западного Припамирья. Пример тому — наши потери в Куфабской операции.

Мы, люди военные, часто желаем друг другу удачи, особенно в экстремальных ситуациях. Но удача приходит лишь к тому, кто, не уповая на нее, просчитал десятки ва­риантов возможных действий своих сил и сил противника и выбрал тот, который дал ему преимущества. К сожале­нию, в Куфабской операции все было не так.

Куфабское ущелье в афганской провинции Тахор на­чинается в 20-30 км от нашей границы (против стыка Московского и Пянджского погранотрядов) и далее пере­ходит в глубокий горный каньон (глубиной до 1 тыс. м), протяженностью около 50 км. В ущелье располагалось около 20 кишлаков. Исключительно сложные горные условия обеспечивали относительно безопасное базирова­ние нескольких довольно крупных формирований мятежников (известного главаря Вахода и др.). Операция, про­веденная здесь в августе 1981 г. под руководством началь­ника оперативной группы САПО полковника Н.Т. Будько, была довольно успешной, при минимальных для нас потерях.

Однако спустя 1,5-2 месяца в Куфабе снова активизи­ровались мятежники, и это обусловило необходимость проведения новой операции. Замысел, разработанный оперативной группой (ОГ) САПО, рассматривался у нас в штабе и с некоторыми поправками был принят в октяб­ре. Предусматривалось силами трех маневренных и од­ной десантно-штурмовой группой при поддержке эскад­рильи вертолетов осуществить внезапную высадку десан­тов (вертолетных) для блокирования основной базы мя­тежников в Куфабском ущелье, огневое подавление (в ос­новном вертолетами) их выявленных сил и последующее прочесывание (поиск) намеченных районов.

15 октября полковник Будько по радиотелеграфу до­кладывал генералу В.А. Матросову о состоянии готов­ности к операции. Сама идея замысла, по нашим оцен­кам, была целесообразна, но в ходе заслушивания возни­кали некоторые вопросы (я вместе с офицерами опера­тивной группы ГУПВ находился на этом же пункте свя­зи). В частности, с обеспечением безопасности высадки первого эшелона десанта, со сроком начала операции (он не был конкретно определен) и др. В завершение перего­воров генерал Матросов поручил полковнику Будько до­работать эти и некоторые другие вопросы подготовки опе­рации.

Вечером 16 октября ко мне зашел Вадим Александро­вич, сообщив, что он приглашен на субботу (17-го) друзь­ями-охотниками в один из районов Подмосковья. У меня было, признаюсь, какое-то предчувствие от некоторых невыясненных деталей замысла Куфабской операции, но Матросов был уверен, что оперативная группа САПО все доработает и без санкции из Главка операция не начнется. Однако, на следующий день (17 октября) около 4 часов утра мне позвонил оперативный дежурный ГУПВ. Он доложил, что на афганской территории против участков Московского и Пянджского погранотрядов начаты боевые действия и у нас есть потери.

Прибыв в ГУПВ вместе с дежурной оперативной груп­пой, мы начали выяснять ситуацию. Сразу сделать это было трудно, поскольку по месту дислокации оператив­ной группы САПО (в пгт Пяндж) никого из руководства на месте не было. Начальник войск САПО генерал Г. А. Згерский был в одном из погранотрядов, находился в пути и связь с ним отсутствовала. К тому же, ни он, ни начальник штаба округа полковник В.Н. Харичев к разработке этой операции практически не привлекались (что уже было нашей ошибкой). На передовом командном пункте оперативной группы (застава «Иол» Московского погранотряда) находился заместитель начальника опергруппы по разведке подполковник А. Халиков. Он и сообщил непри­ятную весть: операция в Куфабском ущелье началась с рассветом, первый эшелон десанта (около 60 человек на вертолетах) при подходе к местам высадки попал под силь­ный огонь душманов. Есть убитые и раненые. Вертолет с полковником Будько (он оказался в составе первого эше­лона десанта) был обстрелян из крупнокалиберных пуле­метов, сам он был тяжело ранен, и вертолет, не приземля­ясь, доставил его на базу, в госпиталь. Высадившиеся под сильным огнем душманов десантные группы несут поте­ри, сгорел один вертолет, в группах нет устойчивого управления, поскольку старший этого эшелона десанта ка­питан С. Богданов убит (потом это, к счастью, не подтвердилось), поэтому надо незамедлительно эвакуировать эти группы. Доклад этот, при всех его погрешностях в дета­лях, вырисовывал довольно трагичную перспективу для высаженного десанта: устойчивого управления нет, боль­шие потери (7 пограничников убитых, 8 раненых), бое­припасы на исходе, и душманы, что называется, не дают поднять головы. Но и эвакуация оставшихся людей в этих условиях могла обернуться худшими для них последстви­ями. Надо было искать другое решение, уточнив возмож­ности и готовность подразделений, оставшихся на базе, а также огневые возможности эскадрильи вертолетов. Этим и занялись офицеры оперативной группы, прибывшие на Лубянку, а вскоре наладилась и связь с командованием САПО в Ашхабаде. Прояснилась основная причина не­удачи: операция для душманов не была внезапной из-за пренебрежения нами скрытностью подготовки, особенно при полетах вертолетов над районами предстоящей вы­садки десанта. Были и другие тактические просчеты. За это время душманы получили возможность подготовиться.

Не знаю уж, по чьей инициативе - Матросова или са­мого Андропова, но с самого начала наших действий в Афганистане стало правилом докладывать руководству КГБ о начале каждой серьезной операции в ДРА, о ее ходе и итогах (итоги обычно докладывались запиской). Мне, откровенно говоря, не хотелось звонить на квартиру Ю.В. в столь раннее время (да еще с такими «новостями»), и я позвонил его первому заместителю - генералу С. К. Цвигуну. Семен Кузьмич, выслушав мой короткий доклад, за­дал несколько уточняющих вопросов и сказал, что вскоре будет на Лубянке.

Усилиями офицеров оперативной группы ситуация в Куфабе стала проясняться. Понемногу налаживалась связь с группами десанта, восстанавливались система огня и управления. Взвесив все «за» и «против», мы однозначно решили, что единственный способ сохранить там людей, а потом и завершить операцию — высадить следующий эше­лон десанта, предварительно подавив ударами вертоле­тов основные огневые точки душманов. Этот десант должен был объединить разрозненные группы первого эше­лона, организовать эвакуацию раненых и убитых, восста­новить систему огня и надежного управления.

Едва передали эти указания на КП опергруппы в САПО, последовал звонок из приемной Андропова: вы­зывает Юрий Владимирович (Цвигун, видимо, позвонил ему после разговора со мной). Андропов (Цвигун тоже был в кабинете), не дослушав мой доклад, бегло взглянул на карту и спросил; почему так произошло. Причины, разумеется, были, но мне казалось в этой обстановке более важ­ным доложить нашу оценку ситуации в Куфабе и предпо­лагаемые меры ее стабилизации. Но Ю. В. это не остано­вило и он, не стесняясь в выражениях, высказал мне все, что думал по этому поводу. Особое его негодование вызва­ли потери среди пограничников. Страсти накалились, и когда на его вопрос, что мы намереваемся делать, я доло­жил замысел новой высадки второго десанта, он воспро­тивился: «И его тоже под пули?». Понадобилось много уси­лий, чтобы убедить Ю.В., что иного выхода нет, и этот вариант наиболее верный. Меня неожиданно поддержал генерал Цвигун, до сих пор молчавший, и Андропов мах­нул рукой: «Действуйте».

Второй эшелон десанта был высажен в тот же день после предварительных ударов вертолетами по выявлен­ным объектам душманов. Он должен был объединиться с первой группой, расширить позицию десанта и закрепить­ся на ночь. Задача эта была выполнена практически без потерь. Вадим Александрович прибыл к вечеру, избежав того андроповского гнева. Впрочем, каждый из нас глубо­ко сознавал свою вину в случившемся и оправдания тут были бы просто неуместны. За ночь удалось подготовить­ся к наращиванию наших усилий в Куфабе, организовать с утра воздушную разведку, удары вертолетов по новым целям, доставку боеприпасов, продовольствия и пр.

Руководство действиями в операции вместо раненого полковника Будько было возложено на начальника шта­ба САГТО полковника В.Н. Харичева, знающего эти рай­оны и имеющего боевой опыт.

На следующий день в Куфабское ущелье было органи­зовано дополнительное десантирование резерва, а также задействовано афганское подразделение и отряд ополчен­цев. Этими силами были ликвидированы основные очаги сопротивления мятежников, проведена очистка восточной части Куфаба и нескольких кишлаков от остатков рассе­явшихся банд.

Казалось, положение нормализуется и дело идет к ус­пешному завершению операции, но, видно, судьбой были уготованы ее участникам тяжелые испытания. 25 октября при движении по ущелью колонна одной из наших манев­ренных групп и афганского подразделения в районе к. Сарипуль подверглась нападению из засады крупного банд­формирования. При этом под огонь мятежников попали не только группы разведки и боевого охранения, но и ос­новные силы.

Сообщение о новых потерях (докладывал генерал Матросов) Андропов также воспринял болезненно и при­казал разобраться в причинах потерь и установить ви­новных. В район операции был направлен начальник опе­ративной группы ГУПВ генерал И. Г. Карпов.

До первой декады ноября наши подразделения в Ку­фабе вместе с афганскими подразделениями и ополченца­ми провели несколько рейдов и поисков по проверке от­дельных кишлаков, а затем поэтапно были переброшены вертолетами в места своей дислокации. Последними вы­ходили из Куфаба афганские военнослужащие и ополченцы. Потери мятежников в ходе этой операции составили около 140 человек убитыми и более 60 раненых.

Для нас это была, пожалуй, первая крупная неудача в афганской кампании, начиная с 1980 г. И причины боль­ших потерь заключались не только в особых, сложней­ших условиях проведения операции, но и проявлении слабых профессиональных навыках офицеров и личного состава по ведению боевых действий и поисков в высоко­горных условиях, просчетах оперативной группы округа в планировании операции и главное — в ее подготовке. Серьезные ошибки были допущены и нами, в Центре. Ошибочной была практика подготовки и ведения опера­ций без участия командования округа, полагаясь только на начальника оперативной группы. Были и другие про­махи в работе управленческих органов, причастных к операции, и вполне логичным представлялся глубокий анализ основных этапов этой операции, их разбор с уча­стием офицерского состава оперативных и маневренных групп и СБО. Но опять возникли проблемы секретности, запрет на обсуждение подобных проблем даже в офи­церской среде...

Кстати, с полковником Н. Т. Будько, руководителем оперативной группы САПО и одним из первых постра­давших в этой операции, мне довелось в конце 80-х годов и позднее работать вместе — вначале на Высших погранич­ных командных курсах (ВПКК), которыми я руководил, а затем в Центре оперативно-пограничных исследований (ЦОПИ) ФПС (там мы оба работаем, будучи уже в от­ставке). Образцовый начальник пограничного отряда на Кавказе, он был назначен начальником оперативной груп­пы округа по рекомендации штаба погранвойск, с учетом его хороших профессиональных и командирских качеств. Оправившись от тяжелого ранения (последствия, к сожалению, остались), полковник Будько продолжал службу на ВПКК и был там одним из лучших начальников кафедры. У меня не раз возникало желание прояснить в беседах с ним, что же еще тогда, в октябре 1981 г. привело к неуда­чам в Куфабском ущелье? Но Николай Трофимович, че­ловек сдержанный и деликатный, уходил от этой темы, видимо, тяжкой для него даже спустя много лет.

Привожу эти подробности, чтобы подчеркнуть, что в афганской кампании командиру, руководителю для побе­ды в бою или операции было мало личного мужества и высокого профессионализма. Те условия (как впрочем, потом п в Чечне) требовали критического осмысливания всей совокупности наших форм и способов оперативно-боевых действий. В частности, резко возрастала роль и ответственность органов разведки. В горах, где огонь вел­ся чаще на предельных дистанциях, автоматы явно усту­пали винтовкам. Остро ощущалась потребность в снай­перах, саперах. Тактика партизанской борьбы, применяе­мая мятежниками, требовала строжайшего соблюдения оперативной маскировки: предельной скрытности на всех этапах подготовки операции, применения неожиданных для душманов форм и способов действий. При любой мо­торизации и аэромобильности подразделения резко возрастали физические нагрузки на личный состав и офице­ров, так как действовать в горах чаще всего приходилось в спешенном порядке, с увеличенным запасом боеприпасов, продовольствия и пр. Поэтому потребовалось срочно вно­сить коррективы в подготовку наших подразделений, фор­мы и способы их оперативно-боевых действий в ДРА.

Но вскоре возникла иная задача, довольно сложная и серьезная, отодвинувшая многие другие: нам было прика­зано взять под свой контроль приграничные районы всех северных провинций ДРА и центры этих провинций (исключая провинции Герат и Бадахшан), для чего нужно было подготовить и ввести в эти районы новую группировку подразделений. Нельзя сказать, что мы полностью исключили подобный вариант: настойчивые просьбы по­сла и военных представителей из Кабула о защите объек­тов нашего сотрудничества на севере ДРА, а также нарас­тающие проблемы у нашего Ограниченного контингента войск в тех районах должны были нас затронуть.

15 октября Ю.В. Андропов предупредил В.А. Матросова (строго конфиденциально) о предстоящем выполне­нии подобной задачи, подчеркнув, что с этой идеей к нему неоднократно обращался маршал Д. Ф. Устинов.

Спустя несколько дней, после предварительной про­работки этой задачи, генерал Матросов и я встретились с начальником Генштаба маршалом Н.В. Огарковым и его заместителем генералом С.А. Диковым. Сообщили им нашу точку зрения, поддержанную Андроповым: вновь возникшие задачи в Афганистане решать специально сформированными и подготовленными подразделениями. Снять с границы личный состав и технику для их фор­мирования мы не можем, поэтому нам необходимы: допол­нительная численность (минимум 3-3,5 тыс. человек), бронетехника (боевые машины пехоты, бронетранспортеры), артвооружение и вертолеты (30-40 единиц). Все это было оформлено запиской с расчетами и обоснованиями. Маршал Огарков поддержал все наши предложения и просьбы, кроме вертолетов («авиапромышленность недо­статочно поставляет их армии»).

Андропов торопил с подготовкой необходимых мате­риалов, и мы работали, что называется, в усиленном ре­жиме. Штабу ПВ нужно было в течение недели с учетом мнения командования САПО разработать замысел на­ших новых действий в ДРА, определить районы и места дислокации вводимых туда подразделений, порядок и обеспечение их выдвижения (во многие районы, контро­лируемые мятежниками, естественно, в ходе боевых дей­ствий или проведения специальной операции). Вскоре за подписью Ю.В. Андропова и Д.Ф. Устинова нами были подготовлены записка в ЦК КПСС и проект поста­новления Совета Министров СССР «О дополнительных мерах по стабилизации обстановки в северных провин­циях ДРА», где был кратко изложен замысел наших действий и порядок его исполнения. Для реализации наме­ченных мер предусматривалось сформировать девять мотоманевренных групп (из них две - резервные). Учи­тывая опыт применения предшествующих подразделе­ний (СБО, ММГидр.), в том числе и неудачный, в штабе особо тщательно прорабатывалась структура и боевой состав мотомангрупп, которым предстояло действовать в основном самостоятельно. Окончательный, оптималь­ный, по нашему мнению, состав маневренной группы, численностью немногим более 300 человек был разрабо­тан и утвержден таким: