С января 1980 г. руководство действиями СБО в аф­ганском прикордоне осуществлялось уже оперативно-войсковой группой

Но Среднеазиатский погранокруг остро нуждался в поддержке Центра, и можно без преувеличения сказать, что с началом 1980 г. штаб, тыл и другие органы управле­ния ПВ много и плотно занимались его делами. За эти два-три месяца округ был усилен личным составом (свы­ше 2 тыс.человек), автобронетехникой, авиацией и воору­жением. Это позволило укрепить пограничные заставы, создать в каждом погранотряде мобильные резервы - мотоманевренные группы на БМП и БТР. Своих резервов Центр не имел, и все это усиление для советско-афганской границы приходилось поставлять из других пограничных округов. Это был не лучший, вынужденный вариант, но иных возможностей тогда не было. Сознание того, что наше участие в афганских делах — это всерьез и надолго (а оно уже тогда утверждалось в штабе), в то же время не снима­ло ответственности и за другие участки границы.

Вступление наших войск в ДРА, как известно, резко обострило и без того масштабные акции США и их союз­ников против СССР, в том числе и разведывательные.

На совещании руководящего состава КГБ СССР в ян­варе 1980 г. Ю. В. Андропов, подчеркивая возросшую агрессивность США и их союзников, потребовал от руково­дителей органов и войск КГБ повышения активности и наступательности в работе (действиям наших погранич­ников в ДРА он дал тогда высокую оценку). Наши дей­ствия в отношении американских спецслужб и их союзни­ков, указывал он, должны быть адекватными. «Надо действовать решительно и дерзко, особенно там, где мы до этого проявляли терпимость и стеснительность...» И эти установки относились не только к действиям внешней раз­ведки (ПГУ) и других органов КГБ: перед пограничника­ми ставилась задача — повысить активность действий в приграничных районах Афганистана для оказания помо­щи местным властям ДРА в стабилизации обстановки. Да и всем, кто занимался тогда Афганистаном, становилось ясно, что митингами и раздачей гуманитарной помощи афганскому населению уже не обойдешься.

Наибольшую опасность представляли несколько ак­тивных бандгрупп мятежников в приграничных районах ДРА, главным образом - на западном Памире. В февра­ле-марте 1980 г. там была проведена операция подразделениями (СБО) Хорогского, Московского и Пянджского погранотрядов. Руководил ею начальник штаба САПО полковник В.Н. Харичев. Операция была неплохо подго­товлена, активно поддерживалась авиацией (вертолета­ми) и в целом прошла успешно. Но этим, естественно, дело не ограничилось.

Надо отметить, что приграничные районы ДРА на за­падном Памире (провинции Бадахшан и Тахар) требо­вали нашего повышенного внимания не только из-за их относительной близости к Пакистану и Китаю, откуда, как и ожидалось, шла подпитка мятежников. Туда бежа­ли и там осели (особенно против участков Московского и Пянджского погранотрядов) многие участники басмачес­ких банд, руководимых известным главарем Ибрагим-Беком и другими курбаши, разгромленными в начале 30-х годов на юге Таджикистана. Потомки басмачей оказались хорошим пополнением для мятежных формирований в Афганистане.

Угроза безопасности нашей границы потребовала про­вести, кроме упомянутой операции «Горы-80», и другие оперативно-боевые действия для очистки этих районов от мятежников. В мае месяце по просьбе афганского руковод­ства силами Мургабского погранотряда (Восточный погранокруг) на Малом афганском Памире (МАП) были взяты под охрану вероятные маршруты движения кара­ванов с оружием и боеприпасами из Пакистана и Китая. Надо подчеркнуть, что операция по вводу подразделений Восточного пограничного округа в Афганистан на Пами­ре проходила в исключительно сложных условиях. Мото­ризованным подразделениям пришлось преодолеть сот­ни километров бездорожья в условиях высокогорья (бо­лее 5 тыс. метров над уровнем моря). Операция прошла успешно и без потерь. Руководство ею осуществляли на­чальник войск ВПО генерал-лейтенант В. С. Донсков и его заместитель генерал-майор Б. Е. Сентюрин.

Первые действия наших СБО в приграничных райо­нах ДРА с началом 1980 г. в Среднеазиатском и Восточном погранокругах и у нас в штабе погранвойск всесторонне анализировались. В том, что эти подразделения действовали в зонах ответственности пограничных отрядов, уп­равлялись и всесторонне обеспечивались ими, в том числе и в оперативном отношении, было много положительно­го. Возможности пограничного отряда обеспечивали этим подразделениям в афганском прикордоне хорошее знание обстановки, тесную связь и взаимодействие с местными афганскими властями, воинскими частями и органами правопорядка. Все это позволяло тогда нашим СБО впол­не успешно решать оперативно-боевые задачи при самых минимальных потерях (да и то в основном по причине не­соблюдения мер безопасности). Но были и минусы. Об­щая координация действий, утверждение замыслов и пла­нов проведения наиболее сложных операций и других мер оставались в ведении ГУПВ, а их разработка и реализа­ция осуществлялись пограничным округом, его оператив­но-войсковой группой. Поэтому основная тяжесть в реше­нии этих новых и сложных задач легла на плечи командо­вания погранотрядов. При этом с них не снималась ответ­ственность за состояние охраны границы на вверенных участках и положение дел на заставах. Это следовало бы поправить, но из-за ограниченности сил и средств и ма­лого опыта такая схема управления сохранялась до вес­ны 1981 г.

Офицеры ГУ ПВ в тот период делали частые наезды в Среднеазиатский погранокруг, и не столько для контро­ля, сколько для оказания на местах помощи командова­нию погранотрядов, командирам СБО. Особенно это ка­салось вопросов использования автобронетанковой тех­ники, авиации, систем вооружения и связи, материально­го и медицинского обеспечения. С трудом, но шло нара­щивание боевых возможностей округа, особенно по части авиации и автобронетехники.

В качестве резервов погранотрядов формировались маневренные группы на боевых машинах пехоты (БМП), численностью около 200 человек каждая. Однако, как и ранее, значительную часть этих сил и средств приходи­лось перебрасывать из других округов.

Между тем обстановка в самом Афганистане и на его границах с Пакистаном и Ираном не улучшилась и с приходом туда наших войск. Более того, в отдельных провин­циях (главным образом, граничащих с Пакистаном) она ухудшалась. К общей нестабильности в стране, утрате ка­бульскими властями контроля над многими районами до­бавлялась практическая открытость границ ДРА, что обес­печивало мятежникам и свободу маневра, и доставку ору­жия и боеприпасов. Что могли сделать 10-12 оставшихся «в живых» афганских погранбатальонов, укомплектован­ных менее чем наполовину, плохо вооруженных, на буй­ной по тем временам границе с Пакистаном и Ираном, протяженностью около 3 тыс. км?

С приходом в Афганистан эту угрозу почувствовало и командование нашего Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ). В феврале—марте этого же года шта­бом ОКС В в Кабуле при участии представителей погран­войск КГБ был разработан план прикрытия границ ДРА с Пакистаном и Ираном. Одобренный руководством Афга­нистана, он был направлен в Москву для согласования в Генштаб и КГБ.

Планом предусматривалось к лету 1980 г. сохранив­шиеся афганские погранбатальоны переформировать по новым штатам, доукомплектовать, доведя численность до 50% к штатной, усилив их небольшим количеством авто­бронетехники (в основном БТР), инженерно-технически­ми и радиосредствами. Для прикрытия особо опасных участков границы, где пограничных подразделений ДРА во­обще не было, предусматривалось выделить девять пехот­ных (армейских) батальонов из состава афганских при­граничных дивизий и полков. Видимо сознавая, что этими силами (даже после их доукомплектования и довооруже­ния) обеспечить охрану границы невозможно, авторы пла­на предусмотрели нетрадиционный (и необычный) вари­ант защиты границ — разрушение на границе горных про­ходов (перевалов) и их минирование. На границе с Паки­станом и Ираном их насчитывалось около восьмидесяти. Планом намечалась также организация воздушной раз­ведки приграничных районов и нанесение ударов (верто­летами) по обнаруженным караванам мятежников. Пре­дусматривались и некоторые меры по улучшению управ­ления пограничными подразделениями, их материально-технического обеспечения и т. п.

В штабе погранвойск эти предложения были внима­тельно рассмотрены и признаны вполне целесообразны­ми. Но всей проблемы эти меры, к сожалению, не решали. Многое было упущено, в том числе по вине наших совет­ников, и афганская погранслужба оказалась настолько маломощной и обескровленной, что для ее реального ук­репления требовались более решительные и масштабные меры, вплоть до переформирования какой-то части аф­ганских дивизий (из 12 имевшихся тогда) в пограничные. Обоснование подобных мер, казалось бы, лежало на по­верхности: при открытых, незащищенных границах в стра­не эффективность действий правительственных сил по подавлению мятежников и достижению стабильного порядка всегда проблематична. Эти соображения мы выска­зывали и в ГОУ Генштаба, и нашим представителям в Ка­буле. Но среди наших военных руководителей, генералов (в том числе и в Генштабе) в отношении Афганистана не­зыблемым оставался принцип: «Там армия решает все, и отвлекаться на другие дела она не может», и на большее рассчитывать не приходилось. Но, как говорится, «на без­рыбье и рак - рыба», и предложения (кстати, одобренные в Кабуле С. Л. Соколовым и С. Ф. Ахромеевым) мы тогда поддержали. Более того, руководство КГБ (по инициати­ве ГУ ПВ) разрешило дополнительно выделить из наших (пограничных) фондов афганским пограничникам неко­торое количество боевой и специальной техники.

Ситуация с «прозрачностью» афганских границ бес­покоила и руководство КГБ. В последних числах мая ге­нерал В.А. Матросов находился в одном из округов, и я докладывал Ю.В. Андропову наши текущие дела. Завер­шив доклад, я приготовился уходить, но Андропов задер­жал, поинтересовался, отслеживаем ли мы в Главке об­становку в Афганистане. Я ответил утвердительно. «Си­туация там ухудшается, — сказал Ю. В. Андропов. — Вче­ра только в Кабуле было восемь терактов с жертвами. Много неясного с обстановкой на границе. Вывести из строя, взорвать проходы и перевалы, о чем докладывают наши представители оттуда — дело нехитрое. Но кто все это будет потом восстанавливать? К тому же на минах, высыпаемых с вертолетов, гибнут мирные жители, скот. Это вызывает различные толкования, в том числе и сре­ди афганских властей. Ссылаются на то, что ряд пригра­ничных районов с Пакистаном, по сути, заняты мятеж­никами и это тоже препятствует прикрытию там грани­цы. Тогда, может быть, следует оставить эти районы (на время) и отойти на другой, более выгодный рубеж охра­ны? Словом, все это требует прояснения и анализа на месте».

Уточнив, что Матросов возвращается в Москву в бли­жайшие дни, он предложил мне вылететь в Кабул незамедлительно, пожелал успехов и напомнил о личном док­ладе ему при каких-либо сложных ситуациях.

1 июня я уже был в Кабуле В аэропорту встретился с нашими представителями: генерал-майором И.И. Сагайдаком (он сменил генерал-майора А. А. Власова) и пол­ковником В. А. Кирилловым. Кабул почти не изменился за прошедший год, но военных в городе стало больше, в том числе и наших. Бросилась в глаза и такая деталь: в городе не было портретов Тараки (тогда, в 1979 г. они ви­сели повсюду), да и новых руководителей тоже. А в осталь­ном - обычный Кабул: в центре, у базаров и дуканов - скопище людей, машин и животных. Яркое разнообразие восточных костюмов и ... оружия. Впечатление такое, что все жители поголовно состоят либо в ополчении, либо в других формированиях. В тот же день состоялась встре­ча с нашим послом в ДРА Ф.А. Табеевым (сменившим А. М. Пузанова) и представителем КГБ в ДРА полков­ником В. Н. Спольниковым, тоже недавно назначенного вместо убывшего в СССР Л. П. Богданова.

Фикрат Ахмеджанович, как и его предшественник, при­шел в МИД с партийной работы — руководил обкомом в Башкирии. Обстановку в Афганистане и он, и Спольни-ков, оценивали, на мой взгляд, реально и были вовлечены в различные планы советско-афганского сотрудничества, в том числе и по нашей пограничной линии.

Более подробную ситуацию на границах ДРА, есте­ственно, объяснили генерал-майор И.И. Сагайдак и пол­ковник В.А. Кириллов. Оба — мои старые сослуживцы и товарищи по Кавказу, и мы вечером встретились, вспом­нили былое и обменялись впечатлениями.

Меры по переподчинению пограничных подразделе­ний ДРА афганскому военному командованию в создав­шейся обстановке они считали целесообразными. Хотя и незначительно, но возросло количество привлекаемых к охране границы сил и средств, заметно улучшилось обес­печение погранбатальонов, устойчивость управления и пр. Но они высказывали обеспокоенность тем, что намечен­ное планами наращивание пограничной службы проис­ходит медленно, с различными проволочками. В связи с нехваткой опытных офицеров не было завершено форми­рование Управления погранвойск в Кабуле, его основные органы по-прежнему размещались в МВД.

Некоторые представители военного командования, в том числе и в Центре, не считали границу своим прямым делом, поэтому проблем хватало. Оперативная обстанов­ка оценивалась как сложная, но в отличие от прошлого года, мятежники были лишены пока возможности прово­дить какие-либо операции крупными силами. Действова­ли в основном мелкими группами — налетами и засадами, минируя дороги и другие объекты.

Активно применяли террор, как в отношении отдель­ных, лояльных правительству лиц, так и в местах скопле­ния народа (на базарах, у мечетей, в школах). Отмечались теракты и в отношении советских военнослужащих. По­ступали сигналы о накапливании мятежниками сил вблизи крупных городов (Нангархар, Кандагар, Герат, Файзабад и др.) и просачивании их групп в эти города.

Всего в охране границ Афганистана на тот период было задействовано 18 батальонов: 12 батальонов (из них 7 пограничные) на восточном участке (граница с Паки­станом), 4 батальона (из них 3 — пограничные) — на гра­нице с Ираном и на северном участке (граница с СССР) — 2 неполных батальона. Для активной границы, с ее час­тыми нарушениями и боестолкновениями с мятежника­ми, конечно, этих сил (к тому же укомплектованных едва на 30-40% к штату) было явно недостаточно. Даже несмот­ря на некоторое усиление их бронетехникой (72 броне­транспортера). По отзывам наших специалистов, эти батальоны, чтобы как-то сохранить себя в условиях посто­янного воздействия мятежников, занимают обычно кру­говую оборону в районах своей дислокации, редко реша­ясь действовать за их пределами.

В тот же день познакомился с новым начальником по­гранвойск ДРА полковником Пир Мухаммадом. Мухаммад — армейский офицер, пуштун (родом из провинции Кунар), 52-53-х лет, учился у нас в СССР, владеет русским языком. Командовал танковой бригадой в 25-й дивизии, преподавал в академии «Пахантун». В беседах осторожен, категоричных выводов и оценок избегает.

Состояние дел в пограничных подразделениях, обста­новку на границе знает неплохо. Считает, что после 1979 г. кое-что удалось поправить (подчеркивая: «с помощью со­ветников»): принято «Положение об охране границы ДРА», «Временный устав пограничной службы», укреп­ляются штаты отделов погранслужбы в дивизиях и т. п. Неудовлетворен качественным составом формируемого управления погранвойск: среди 72 офицеров (штат управ­ления 220 человек) почти нет пограничников, многие вы­шли из тюрем после свержения Амина, коллектив слабо сплочен, проявляются элементы групповщины («халькисты», «парчамисты» и пр.). До настоящего времени не на­значен начальник штаба и ряд других должностных лиц. Договорились с ним о совместной поездке на границу и последующем рассмотрении некоторых общих проблем.

2 июня вместе со Б.Н. Спольниковым встретились с маршалом С.Л. Соколовым и генералом С. Ф. Ахромеевым, возглавлявшими здесь оперативную группу Мино­бороны. Я давно был знаком с Сергеем Федоровичем Ахромеевым, неоднократно на учениях и сборах встречался с Сергеем Леонидовичем Соколовым и с глубоким уваже­нием отношусь к обоим. Им выпала нелегкая доля - пер­выми начинать афганскую кампанию в неблагоприятной для нас политической атмосфере, имея, к тому же, ограниченные возможности для ведения довольно специфичес­ких операций там. Но их влияние на использование всех имеющихся в Афганистане сил и средств тогда безуслов­но было решающим и нам важно было заручиться их под­держкой в решении неотложных пограничных проблем.

В ходе беседы оба военачальника подтвердили извест­ную оценку состояния афганской пограничной охраны: ее переподчинение армии было целесообразным, кое-что уда­лось поправить, но по-настоящему прикрыть даже наибо­лее важные участки границы пока не удавались.

Одобряя мой план побывать на иранском и пакис­танском участках границы, они предложили в последую­щем обменяться мнениями об эффективности мер по раз­рушению на границе горных проходов и их минированию. Я согласился с этим, но высказал предположение, что раз­рушение и минирование горных проходов без войскового, пограничного прикрытия вряд ли сделает неприступны­ми эти участки границы. Реальное же состояние погран-батальонов, укомплектованных и обеспеченных техникой гораздо хуже, нежели армейские, исключает возможность их активного использования и в этих, и в других меропри­ятиях по охране и защите границы. Высказал просьбу о их содействии в решении этой проблемы, а также некоторых затянувшихся оргштатных и кадровых вопросов. Маршал Соколов согласился с этими соображениями и в нашем присутствии позвонил генералу С. К. Магомедову (глав­ному военному советнику), поручив ему встретиться с нами для решения этих и некоторых других вопросов.

На следующий день с участием генерала И. И. Сагай­дака и полковника В. А. Кириллова состоялась встреча с генералами С. К. Магомедовым и В. П. Черемных.

Главный военный советник обстановку в ДРА оцени­вал оптимистично, утверждая, что совместными действи­ями советских и афганских частей удалось стабилизиро­вать обстановку в некоторых восточных и юго-восточных приграничных провинциях (в основном на границе с Па­кистаном). По его мнению, более тревожно складывается обстановка в северных и северо-восточных провинциях, и он высказал пожелание об участии там наших погранич­ных подразделений в некоторых операциях против мятеж­ников. Магомедов соглашался с острой необходимостью пополнения афганских погранбатальонов личным соста­вом и техникой, но высказал сомнения в возможной реа­лизации этих мер в ближайшее время, ссылаясь на слабые мобилизационные возможности страны. Он сообщил, что руководством Минобороны ДРА положительно рассмот­рены предложения наших советников о дополнительном усилении западной границы (с Ираном) и в провинции Кунар (граница с Пакистаном).

Были также рассмотрены затянувшиеся вопросы фор­мирования управления погранвойск ДРА, о более тесном взаимодействии наших пограничных представителей в Кабуле с Генштабом ДРА и аппаратом главного военного советника и др.

Оценивая в нашем представительстве итоги этих встреч, мы не питали особых иллюзий: даже при осозна­нии острой необходимости закрытия границ Афганиста­на наших армейских коллег в первую очередь волновали свои проблемы.

То, что удалось раньше сделать нашим советникам, конечно же, не решало главной проблемы. Нужны были (особенно теперь) пограничные части, достаточно укомп­лектованные и боеспособные. Замыслы и наработки та­ких предложений в 4-м отделе нашего представительства имелись, но требовалось время для их пробивания и реа­лизации. И главное — нужна была воля политического и военного руководства ДРА к такому решению.

Был еще один фактор, влияние которого сказывалось на пограничных проблемах Афганистана — это позиция пуштунских племен, населяющих восточные и западные пограничные провинции, их отношение к властям Кабу­ла. При королевском режиме эти племена всегда имели свои вооруженные формирования, отряды и являлись сво­его рода пограничным барьером страны (разумеется, при их лояльности к правительству). Как это было при Тараки и Амине, мы уже знали. Как изменилась ситуация те­перь - было важно прояснить на встрече с человеком, занимающим в Афганистане традиционную должность министра по делам племен и границ.

Нового министра Фаиз Мухаммеда (предыдущий - аминовский - был арестован якобы за связи с мятежника­ми) хорошо знали в нашем представительстве КГБ, и уже наследующий день мне удалось с ним встретиться. Ф. М. производил впечатление энергичного, знающего эту про­блему человека. В ходе беседы министр неоднократно под­черкивал важность для правительства Д РА поддерживать мирные отношения с племенами. По его словам, он много времени проводит на территориях племен, бывает и в при­граничных районах Пакистана, где проживают его отец и несколько братьев. Отношения с некоторыми племенами он оценивал как сложные, но был настроен оптимистично в плане привлечения вооруженных отрядов ряда других племен на границе с Пакистаном и Ираном.

В наиболее крупных, влиятельных племенах (маманд, джадран, мангал, шинвари и др.) мятежников поддержи­вает, по его словам, не более 30-40% кланов (родов), и есть реальная возможность на востоке и юго-востоке в каждой приграничной провинции сформировать отряд численностью 1-1,5 тыс. человек («малишей»). Эти от­ряды могли бы взять под охрану многие горные проходы на границе. Уже была якобы достигнута договоренность с отдельными вождями о формировании одного полка в Ургуне и батальона (из белуджей) в Келате. Причем ору­жия для таких формирований не требовалось — в племе­нах оно было.

Проблема первая (и главная) — нужны деньги для платы «малишам». И вторая — значительная часть пле­мен расселена по обе стороны границы (афгано-пакистан­ской), то есть «малишам» необходимо свободное переме­щение через границу, а это вызывает возражение со сторо­ны руководства советских военных советников. Деньги, по его словам, для содержания нескольких племенных фор­мирований были обещаны, но вопрос не решен до сих пор. Между тем он располагает информацией, что американс­кие спецслужбы с помощью пакистанцев ведут активный подкуп вождей племен и духовных авторитетов (эту ин­формацию наше представительство в Кабуле получало и из других источников). Соображения министра племен ДРА по поводу решения пограничных проблем Афганис­тана, на мой взгляд, представляли интерес, и я искренне пожелал ему успехов, предполагая заручиться поддерж­кой генерала В. А. Матросова.

Первоначально намечаемый нами на 7 июня вылет в Хост пришлось перенести: к исходу 6-го поступила инфор­мация об утрате связи с пограничной ротой, дислоциро­ванной в к. Колай-Ко (в 50 км северо-западнее Фараха, на границе с Ираном). Обрывочные и противоречивые све­дения, собранные за ночь, были неутешительны: судя по всему, афганская погранрота подверглась нападению крупного бандформирования и была разбита. Генерал С. Ф. Ахромеев в разговоре со мной по телефону инфор­мацию эту подтвердил и сообщил, что разбирательством занимается командование кандагарского корпуса и 15-й дивизии (рота входила в ее составе).

Зная о намечавшемся вылете в Кандагар, он поддер­жал предложение об участии в разбирательстве наших пограничников (советников), порекомендовав мне одно­временно ознакомиться в Шинданде с введенным недавно в практику поиском караванов мятежников с помощью авиации. В тот же день мы с Пир Мухаммадом, В.А. Кирилловым и двумя офицерами Генштаба ДРА вылетели самолетом «АН-26» командующего ВВС и ПВО ДРА в Кандагар. В штабе кандагарского корпуса, куда мы при­были к вечеру, обстановку оценивали как неблагоприятную: резко возросла активность мятежников на коммуни­кациях, участились их нападения на отдельные, неболь­шие гарнизоны. Накануне нашего прилета под Кандага­ром попала в засаду и понесла тяжелые потери радиорота корпуса. Почти ежедневно совершались теракты в отно­шении местных партийных активистов и наших военнос­лужащих (чаще тех, кто передвигался в одиночку). Наши коллеги открыто возмущались бездействием правоохра­нительных органов, их попустительством в отношении задерживаемых террористов. Утром 8 июня вылетели в Шинданд, где получили дополнительную информацию из Фараха, подтверждавшую гибель погранроты, захват ее городка мятежниками в Колай-Ко.

Рота, слабо укомплектованная, почти без тяжелого оружия, находясь в окружении мятежников, оказалась без помощи и поддержки. И это — при наличии ближайших подразделений в Фарахе и авиации (в том числе и вертолетов) в Шинданде. Командование корпуса и дивизии зна­ли об этой угрозе, но каких-либо активных мер не приня­ли. Опять сработал принцип: «Своя рубашка ближе к телу», деление подразделений и частей на своих и чужих. К сожалению, в этой ситуации не проявили должной на­стойчивости и смекалки и наши советники в афганской дивизии.

Словом, обсуждение этого ЧП и в штабе корпуса, и сре­ди наших советников — пограничников было предельно откровенным и конструктивным. А вскоре последовала и команда из Кабула о дополнительном перемещении подразделений на это направление.

В Шинданде задержались более чем на сутки из-за не­разберихи с авиацией - обещанный к исходу 8-го «Ан-26» так и не прибыл. Зато было достаточно времени, чтобы ознакомиться с воздушной охотой за караванами мятеж­ников. Мне удалось даже побывать в составе десантно-дос-мотровой группы на «Ми-8», чтобы реально оценить эти действия.

Надо заметить, для нас, побывавших ранее в Афгани­стане, идея эта была не нова (она и прежде обсуждалась, но не было возможностей, да и желания военного руковод­ства): приграничные районы, доступные для наблюде­ния — дороги, перевалы и прочие вероятные маршруты караванов-нарушителей границы делятся на зоны, нуме­руются, и в этих зонах организуется воздушное наблюде­ние. При обнаружении каравана летчики вызывают в этот район досмотровую группу (десант 6-8 человек) на вер­толете. Действия вертолета с десантом подстраховывает в воздухе второй вертолет.

Реализовать эту идею, безусловно, удалось благодаря инициативе генерала С. Ф. Ахромеева. И пока он занимал­ся Афганистаном, эта форма борьбы с мятежниками, худо-бедно, но действовала. К примеру, из Шинданда, где распо­лагалась наша авиационная база, ежесуточно выделялись самолеты («Су-17», «МиГ-21») для воздушной разведки на­меченных (из 10 определенных) зон, а также дежурные вертолеты («М-8») с десантом на борту — в готовности к немедленному вылету по докладу самолета-разведчика.

Наш вылет был «мирным»: обнаруженный караван при его досмотре десантом с вертолета оказался купечес­ким. Однако, имеющаяся у командования базы информа­ция (по захвату или ликвидации караванов мятежников) была впечатляющей. Но особое восхищение вызывали наши летчики и десантники, их мужество и стойкость. Жара, песчаная пыль - марево слепит глаза, пыль скри­пит на зубах, она везде. В вертолете - настоящая парил­ка, все раздеты до пояса, обвешаны оружием и боеприпа­сами. За 5-7 минут, пока страхующий вертолет висит над караваном, досмотровой группе, высаженной из второго вертолета, надо осмотреть караван и принять в отноше­нии него решение. И так — иногда по несколько вылетов задень. Словом, работа — не для слабаков.

В Баграм (там тоже аэропорт) прилетели лишь к ис­ходу 9-го, так как Кабул не принимал из-за погоды. До города добирались в темноте на машинах.

На следующий день встретились с генералом С.Ф. Ахромеевым. Сергей Федорович согласился с нашими оцен­ками причин потери афганской пограничной роты в Ко-лай-Ко и сообщил о полученных указаниях на этот счет маршала С.Л. Соколова. По поводу воздушных поисков и проверки караванов он поддержал идею летчиков Шинданда о целесообразности применения для воздушной раз­ведки самолетов «Ан-24» вместо «МиГ» и «Су».

Я высказал опасение, что при всей эффективности по­добных действий есть угроза ошибочных, неверных уда­ров по мирным караванам, а также превышение полномо­чий проверяющими группами.

Ахромеев такую возможность не отрицал и предло­жил привлекать к планированию и организации этих мер наших пограничных советников, что было вполне разум­ным и потому нами поддержано.

Сергей Федорович сообщил также, что готовится ука­зание Минобороны ДРА о доведении численности погранбатальонов (в течение двух - трех месяцев) до численнос­ти армейских батальонов (50-55% штатной), об усилении 20-го полка в Фарахе и дополнительном развертывании на участке Фарах - Шинданд двух пограничных баталь­онов.

Конечно, это не решало основных проблем охраны афганской границы, но серьезно усиливало прикрытие одного из активных ее участков.

Вечером состоялся разговор по «ВЧ» с генералом В. А. Матросовым. Я доложил ему положение дел на афганской границе, результаты встреч с маршалом С. Л. Со­коловым и генералом С. Ф. Ахромеевым, о намерении 12-го вылететь в Хост (провинция Пактия). Вадим Александ­рович с оценками ситуации и предложениями согласился, сообщив кратко о наших подразделениях в северных про­винциях в ДРА, их действиях. Его заинтересовала встреча с министром границ и племен ДРА, и он предложил обсто­ятельнее переговорить об этом после моего возвращения в Москву.

12 июня с генерал-майором И.И. Сагайдаком, пол­ковниками И.Н. Воиновым (наш советник при Управле­нии погранвойск ДРА) и Пир Мухаммедом мы вылетели в Хост. Этот небольшой городок в провинции Пактия, расположенный в 30 км от границы с Пакистаном, в то время часто мелькал в оперативных сводках силовых структур ДРА и наших советнических органов из-за его расположе­ния на важнейших коммуникациях из Пакистана в Кабул, Гардез и Газни. Рядом, на сопредельной территории, рас­полагались учебные военные лагеря (тогда они только затевались) и перевалочные базы мятежников. Оттуда при поддержке местных мятежных племен совершались рей­ды и налеты, а иногда и блокирование Хоста крупными силами душманов с целью его захвата. Но городок этот, часто находившийся в полной изоляции, поддерживаемый лишь с воздуха авиацией, держался довольно стойко. Здесь дислоцировалась 25-я пехотная дивизия с приданными ей двумя погранбатальонами.

В аэропорту Хоста (если можно так назвать узкую полоску аэродромной дорожки) состоялась встреча с командиром дивизии и нашим пограничным советником полковником В.Я. Литучим.

Днем осмотрев Хост и его окрестности, с командова­нием дивизии и пограничниками обсуждали положение дел на границе. По их оценкам, после тяжелых боев и по­терь летом 1979 г. обстановка несколько стабилизировалась, хотя активность мятежников проявляется даже на окраинах Хоста. Многое зависит от лояльности местных племен, особенно крупных - джадран, мангал, тани, джаджи и других, имеющих свои вооруженные отряды. Неко­торые из них открыто выступают на стороне мятежников. Граница в зоне ответственности дивизии (около 230 км) прикрывалась десятью ротами (пять - пограничных, пять - армейских) в основном на автомобильных перева­лах (проходах). Роты были усилены тяжелым оружием, а некоторые из них - танками и бронетранспортерами. Вто­рой рубеж прикрытия составляли резервы батальонов и артиллерийские подразделения.

Начальник погранвойск ДРА полковник Пир Мухаммад (прибыл с нами), ранее служивший здесь, высоко оценивал внимание командования дивизии к пограничным делам, и, судя по докладам командиров - пограничников и нашего советника В.Я. Литучиго, эта оценка была объек­тивной. Но даже и в этих условиях граница практически охранялась лишь по отдельным направлениям, так как роты располагались компактно (почти всем составом) в опорных пунктах, опасаясь нападения мятежников, остав­ляя, по сути, открытыми значительные участки границы. Слабая результативность разведки просматривалась и здесь — даже при высокой активности мятежников коман­диры частей и погранбатальонов имели мало конкретных данных об их составе и замыслах на участках своей ответ­ственности.

Были тут и промашки высшего руководства: почти не велась воздушная разведка, по-прежнему не выделялись деньги на оплату ополченцам из местных жителей (в Хос­те имелся такой батальон), укомплектованность погран­батальонов была значительно хуже армейских и др. Не срабатывал и замысел с закрытием горных проходов на границе. На этом участке их было свыше пятидесяти, в том числе десять — автомобильных. Пятнадцать проходов разрушили, но одиннадцать из них вскоре были вос­становлены отрядами племен. При всей сложности обста­новки и проблемах, с ней связанных, офицеры, с которы­ми мы встретились в Хосте вызывали уважение: они не паниковали, реально оценивали положение и добросовес­тно стремились его улучшить.

И мы, возвращаясь в Кабул на следующий день, ис­кренне желали им удачи.

Время моего пребывания здесь истекало и надо было обобщить некоторые материалы, уточнить выводы и оцен­ки для доклада в Москве. Тут меня выручил приобретен­ный нашим пограничным отделом представительства КГБ опыт анализа и оценки обстановки в ДРА, и в частно­сти в афганском приграничье.

Было очевидно, что при всей сложности ситуации в стране имелись и позитивные моменты. Армии и силам безопасности ДРА (пока довольно слабым) при поддерж­ке советских частей удалось в ряде провинций рассеять наиболее крупные бандформирования. Были и реальные перспективы активного привлечения к охране границ ДРА вооруженных формирований ряда племен - при соответ­ствующем их финансировании. Пример тому - упомяну­тый мною неплохо действовавший в провинции Пактия (Хост) батальон местных ополченцев численностью око­ло 900 человек. В отличие от прошлого, 1979 г. прорывы через границу из Пакистана и Ирана совершали обычно небольшие по составу, но мобильные группы мятежников. Наиболее сложной обстановка сохранялась на северо-во­сточном и западном участках границы с Пакистаном (Ба-дахшан, Кандагар, Забуль и др.) и западных, пограничных с Ираном провинциях (Герат, Фарах, Гильменд). Многие участки границы в этих провинциях и примыка­ющие к ним районы контролировались мятежниками либо враждебными племенами, и выход туда пограничных под­разделений практически был невозможен (по оценке Генштаба ДРА к весне 1980 г. мятежники контролировали око­ло 40% всех провинций в стране).

В этих условиях афганские пограничные подразделе­ния по-прежнему являлись постоянными объектами на­падений мятежников. Только в мае 1980 г. на границе с Пакистаном и Ираном произошло 57 боевых столкнове­ний, при этом потери пограничников убитыми и пленны­ми составили более 80 человек.

У меня не было сомнений в том, что в этих условиях оставление на афгано-пакистанском участке каких-либо приграничных провинций, где высока активность мятеж­ников, и отход на более удобный для охраны и защиты рубежей (вопрос, который интересовал Ю. В. Андропо­ва) вряд ли будет позитивно воспринят афганскими вла­стями и реально лишь усилит угрозы непосредственно Кабулу.

Мои конфиденциальные разговоры на эту деликатную тему со Б.Н. Спольниковым и И.И. Сагайдаком (особо афишировать это было нецелесообразно) подтвердили такие выводы.

Одним из важнейших условий обеспечения безопас­ности ДРА являлось укрепление ее национальных погран­войск. То, что было предпринято к весне 1980 г. афганским руководством с участием наших представителей для укрепления охраны отдельных участков границы, безуслов­но сыграло положительную роль в стабилизации обстановки в этих регионах. Впервые в охране и защите грани­цы стала более активно применяться авиация. Так, толь­ко в мае и первой половине июня 1980 г. на участке Герат - Фарах авиацией было обнаружено и уничтожено (рассея­но) 12 бандгрупп различной численности, досмотрено око­ло 40 караванов с различным грузом.

По расчетам наших специалистов в Кабуле, одна авиа­эскадрилья самолетов «Ан-24» («Ан-26»), оснащенная средствами разведки и целеуказания, обеспечивала эффективный контроль участка границы с Ираном и Пакиста­ном от Герата до Кандагара. Но, как и при рассмотрении других подобных предложений и идей, все упиралось в материальную основу: нужны люди, личный состав, офи­церы, боевая и специальная техника, вооружение и пр. В Афганистане же над всем этим традиционно стоит один хозяин - Минобороны. А у него - свои проблемы. Надо признать, что надежды наших военных в ДРА на ликвида­цию горных проходов (в основном на афгано-пакистанской границе) оправдались лишь частично (это было вид­но и на примере хостинского участка в Пактии). Всего было намечено для ликвидации около 90 проходов (три из них - на границе с Ираном). Поскольку большинство проходов находились в зоне действия мятежников, то разведка их велась в основном с помощью авиации. Из всех зафикси­рованных проходов около 20 обеспечивали продвижение транспорта, остальные — пешеходные и вьючные переме­щения. Часть проходов, находившихся в зоне племен, дру­жественных или нейтральных к властям Кабула, по просьбе губернаторов провинций (к примеру, в Пактии) были сохранены. В марте-мае 1980 г. 2/3 проходов были разрушены ударами авиации, остальные - специальны­ми саперными подразделениями. Более половины разру­шенных проходов могли быть (по оценкам наших специа­листов) восстановлены не ранее, чем через два-три меся­ца с привлечением значительных сил. Остальные были восстановлены местным населением и мятежниками уже спустя несколько недель и даже дней после их подрыва. Такие проходы после доразведки разрушались снова, и это повторялось неоднократно. С минированием проходов тоже возникало много проблем, и оно проводилось лишь частично, в основном с вертолетов.

При всех сложностях и недостаточном продумывании многих деталей эти меры все-таки затрудняли либо вос­прещали на какое-то время проникновение через границу, прежде всего, крупных формирований, караванов мятеж­ников. Анализируя в Кабуле эти широкомасштабные и многообещающие меры, наши пограничные специалисты полагали, что в будущем подобные действия можно про­водить лишь на строго выборочной, «прицельной» осно­ве. С таким расчетом, чтобы, во-первых, это не вызывало враждебности к властям среди мирного населения, а, во-вторых, обеспечивало постоянное наблюдение за разру­шенными (либо минированными) проходами и воспрепят­ствование попыткам их восстановления.

Казалось бы, зачем нужна в этих записках такая дета­лизация, да еще мер, не совсем пограничных? Нужна, думается, потому, что в охране и защите границы такая фор­ма применялась впервые, очевидно, и в мировой практике (а первым всегда труднее), и где гарантия, что в будущем подобная проблема не возникнет?

При обсуждении этих вопросов в нашем пограничном отделе представительства КГБ и непосредственно на границе (Пактия, Герат) мы пришли к выводу, что участие пограничников еще на начальном этапе организации этих мер было бы полезным. И в выборе объектов, и в способах контроля над ними. Это мнение я высказал у генерала С. Ф. Ахромеева на встрече с ним в связи с моим предсто­ящим отъездом в Москву (на встрече был и представитель КГБ в ДРА Б.Н. Спольников). Сергей Федорович согла­сился с этим и добавил, что участие пограничников в ре­шении этих задач будет учтено при доработке директивы на охрану границы ДРА в летнем периоде. Однако для нас со Спольниковым на этой встрече довольно неожиданны­ми были откровения Сергея Федоровича о ближайших перспективах действий в Афганистане нашей группиров­ки войск. «...Армия выполнила свою миссию говорил Ахромеев. Сейчас практически крупных бандформирова­ний в ДРА нет. Операция, которая проводится в Бадахша-не, последняя. Период, когда армия играла решающую роль, кончился. Мятежники перешли на новую тактику: диверсии, террор, действия мелкими группами в городах. А там эффективность действий армии снижается, там поле деятельности сил безопасности...»

Конечно, в этом была своя логика. Но были и вопросы. Если нет, к примеру, крупных бандформирований, то какими силами они контролируют около 40% всех провин­ций ДРА (по оценке Генштаба), в том числе и большую часть приграничных провинций?

Реальных сил безопасности, способных решать эти задачи, в ДРА тогда не было. К примеру, из планируемого призыва весной 1980 г. 56 тыс. человек, удалось призвать лишь 6 тыс. и, естественно, пограничникам и царандою достались от этого количества лишь крохи.

Следовательно, создать реально эффективные силы безопасности (погранвойска, части царандоя, отряды АГСА), подготовленные к антипартизанским действиям, да тем более в сжатые сроки, можно было лишь с помощью афганской армии, какой-то ее части. Но полгода тому на­зад главный военный советник в Кабуле и его аппарат ут­верждали, что «здесь армия решает все», и о создании ка­ких-то сил безопасности не велось и речи. Может быть, теперь появился замысел по созданию таких сил? Сергей Федорович воздержался от прямых ответов на эти вопро­сы. Умный и осторожный руководитель, он никогда не спе­шил обнародовать решения или какие-либо идеи, недоста­точно продуманные и несогласованные с верхами. Стано­вилось ясно: наши военные руководители в Афганистане стали реально оценивать ситуацию и ищут поддержки среди других союзных силовых структур. И с этим следо­вало считаться.

Другая неожиданная новость возникла вечером того же дня во время моего посещения посла Ф.А. Табеева. Мой визит к послу накануне отъезда был обычным знаком веж­ливости и не затрагивал каких-то проблем (о наших делах и впечатлениях мы с ним уже говорили). Уже перед моим уходом Фикрат Ахмеджанович поинтересовался, встречался ли я с Б. Кармалем во время этой поездки. Я от­ветил отрицательно и объяснил это спецификой моего за­дания, пребыванием в Кабуле наших генералов высокого ранга (которым я докладывал свои соображения) и тем, что не имел на это прямых указаний. Но посол, видимо, не удовлетворился этим и порекомендовал мне все же проин­формировать о своем пребывании в Кабуле хотя бы аппа­рат Б. Кармаля. Мой звонок из кабинета посла принял один из помощников премьер-министра ДРА, сносно го­воривший по-русски. Я вкратце сообщил ему о целях сво­его пребывания в ДРА, о своих контактах с аппаратом мар­шала С. Л. Соколова и начальником погранвойск ДРА П. Мухаммадом. Помощник поблагодарил и пожелал сча­стливого пути. Но спустя полчаса он же пригласил меня к телефону и сообщил, что Б. Кармаль хотел бы со мной встретиться завтра утром. Добавил, что на встречу уже приглашен министр обороны Рафи и спросил, кто еще желателен для этой встречи. Я назвал Б.Н. Спольникова, И.И. Сагайдака и начальника погранвойск ДРА Пир Мухаммада (которого руководство Минобороны так и не удо­сужилось представить Б. Кармалю ни при назначении, ни позднее). Зная внимание Ю.В. Андропова к таким встре­чам, я попросил посла дать переводчика с навыками сте­нографиста.

Утром 14 июня состоялась встреча с Б. Кармалем. Выглядел он бодрым и подтянутым. Смуглое, темно-шоколадного цвета лицо, большой, с горбинкой нос. Держал­ся уверенно, к собеседникам был внимателен. Я сообщил о целях моего приезда в ДРА, впечатлениях о поездке в рай­оны афгано-иранской и афгано-пакистанской границы. Высказал свои соображения о состоянии пограничной ох-р,шы ДРА с учетом последних структурных изменений. В числе причин слабой охраны границы назвал: малую войсковую численность пограничников, их недостаточное техническое оснащение и профессиональную подготовку. Сказал, что предложения об укреплении пограничной службы ДРА имеются в Минобороне и Генштабе, их реа­лизация требует определенных расходов, привлечения дополнительных сил и средств, но это, на наш взгляд, ост­ро необходимо и оправдано. Пояснил, что аналогичные предложения наших советников были разработаны еще весной 1979 г., но и тогда, и сейчас возникают различного рода проблемы, мешающие реализовать их. Сослался на пример затянувшегося формирования Управления по­гранвойск, особенно органов разведки, тыла и связи. По­просил оказать внимание и поддержку начальнику по­гранвойск Пир Мухаммаду. В заключение сообщил о дей­ствиях наших пограничных подразделений (СБО) в се­верных, приграничных районах ДРА.

Б. Кармаль слушал внимательно, иногда просил пе­реводчика некоторые формулировки перевести на англий­ский. Говорил он неспеша, четко излагая мысли. От имени ЦК НДПА выразил благодарность КПСС и Советскому правительству, Л. И. Брежневу и Ю. В. Андропову.

Поблагодарил и наших советников за их работу «в сложных, опасных условиях». Сказал, что несмотря на ряд негативных процессов, обостривших ситуацию в НДПА (имея в виду, видимо, аминовский период), есть все основания для победы народной власти. Важнейшей пробле­мой в укреплении стабильности в стране он назвал «дос­тижение господства на границе». Согласился с тем, что многое зависит от материальных условий, и решать про­блему надо поэтапно. Добавил при этом, что «с учетом на­шей нищеты я бы поддержал даудовский принцип безо­пасности нашей границы на Севере» (т.е. убрать оттуда афганских пограничников, в надежде на нашу охрану). Я вынужден был напомнить Б. К., что подобные попытки убрать афганские пограничные подразделения с советско-афганской границы уже были и всякий раз возрастала активность мятежников в этих районах. Привел недавний (5. VII) пример о нападении мятежников на советский по-граннаряд на участке Тахта-Базарского погранотряда, когда был убит старший пограннаряда, и о завершенной там операции по ликвидации этой бандгруппы. В. Кармаль с этим согласился, признав, что появление бандгрупп на советско-афганской границе наносит ущерб престижу и ДРА, и СССР. Тем не менее, характеризуя границу с Па­кистаном как наиболее опасную, где должны быть, по его мнению, сосредоточены основные силы, он выразил на­дежду, что «на Севере мы сможем опираться на помощь советских пограничников». Это, по его словам, первая про­блема, которая решается пока медленно.

Вторая проблема «больше относящаяся к маршалу» -очевидно имелся в виду Соколов) - это необходимость пересмотра и улучшения тактики действий армии. Здесь есть свои трудности. НДПА несет ответственность за то, что медленно формируются местные органы власти, осо­бенно в освобождаемых от мятежников районах: люди на­пуганы и боятся поддерживать власть. И в этих условиях нужны особо энергичные меры со стороны армии.

К сожалению, ее действия пока малоэффективны. Зна­чительная часть армии по-прежнему располагается круп­ными гарнизонами «От времен Македонского афганцы всегда воевали партизанскими методами, и регулярные части никогда не добивались успеха, если они не исполь­зовали и не учитывали этот опыт...» Он привел в качестве примера события в провинции Кунар в середине 30-х го­дов. Там пуштунские племена стали враждовать с коро­левским режимом, и для их усмирения были направлены войска под начальством его отца — генерал-полковника. Он мальчишкой участвовал в этой экспедиции и помнит, что она закончилась провалом и большими потерями в войсках.

По его мнению, действия в подобных условиях следует вести небольшими по составу, но хорошо подготовленны­ми и мобильными группами по типу «коммандос». Этот принцип, видимо, должен относиться и к пограничным силам. Высказал он неудовлетворенность и разведкой. «У нас все есть: НДПА, Минобороны, ХАД, царандой, но мы ничего не знаем о противнике. Он о нас лучше знает, чем мы о нем». В этом одна из причин слабого противодействия террору и диверсиям мятежников. Другая при­чина - низкая эффективность судебной системы. Необхо­димо срочно создавать и укреплять военно-полевые суды. Он считает, что к захваченным с оружием в руках банди­там не относятся положения Женевской конвенции, их дела должен рассматривать на месте военно-полевой суд и выносить решение вплоть до расстрела.

Встреча заняла около двух часов. Было ясно, что выс­казанные соображения Б. Кармаля (он подчеркнул, что это лишь его рассуждения, а не конкретные предложения) в большей степени относятся к деятельности армии и органам власти и предназначены для Москвы, точнее — для Андропова.

Министр обороны Рафи и Б. Н. Спольников участия в разговоре не принимали, и я поблагодарив Б. Кармаля за откровенный обмен мнениями, сказал, что сообщу об этом своему руководству, а все, что приемлемо к деятельности погранвойск — постараемся учесть, в том числе и в работе наших советников.

В заключение Б. Кармаль сказал, что он доволен встре­чей и просил передать горячий привет и благодарность Ю. В. Андропову и командованию советских погранвойск. Откровенно говоря, многое из того, о чем говорил Б. Кармаль, я считал правильным в то неспокойное время.

Сугубо гражданский человек, он, видимо, понимал не­готовность афганской армии к борьбе с мятежниками и вряд ли находил поддержку своим взглядам среди военных.

Позднее, много лет спустя, мне довелось читать уни­чижительные реплики некоторых наших военачальников о нем (заносчив, пристрастен к спиртному и пр.). Думаю, эта неприязнь возникла оттуда, с первых дней возвраще­ния Б. Кармаля в Кабул. В отличие от Амина (обожаемого некоторыми нашими военспецами), Б. Кармаль (якобы «человек КГБ») сознавал, что в обстановке, сложившейся в Афганистане к началу 1980 г., нужны не громоздкие, ма­лоподвижные армейские формирования, а силы безопас­ности — профессиональные и мобильные.

У меня от этой встречи остался неприятный осадок: руководитель страны верно оценивая сложившуюся си­туацию, лишь рассуждал о возможных путях ее стабили­зации, видимо, не рассчитывая на поддержку своих и на­ших военачальников.

Вечером у посла поделились впечатлениями о встрече с Б. Кармалем. Общее мнение сводилось к тому, что пери­од временного затишья в ДРА будет недолгим: рассеянные в начале года и вытесненные в горы (а кое-где и за кордон) крупные бандформирования уже перегруппировались в некоторых провинциях. В Кабуле продолжались теракты, проблемы безопасности посольства стояли остро, и по просьбе посла пограничным отделом представительства была уточнена система охраны и защиты посольства с уче­том прибывшей на усиление роты охраны.

В тот же день побывал в нашей группе «Гвоздика». Небольшая по составу (немногим более 20 человек) она состояла из пограничников - сверхсрочников и обеспечи­вала охрану Б. Кармаля (о ее посещении просили руково­дители нашего отдела в представительстве КГБ).