I старьевщик Травестийный статус нищего. Миф о богатстве нищих

4

"Вне нас, говорил Малларме в одном из разговоров, мир — это ни­чем не ограниченная сфера случая. Любое человеческое действие ут­верждает случайность, которую оно стремится отрицать; одним тем, что оно реализуется, оно заимствует у случая средства своей реализации. Именно случай может извлечь из него мир"⁴⁵

Сам поэт был далек от идей эпикуровской атомистики, но находился под сильным влиянием иной эксцентрической атомистской концепции — "Эврики" Эдгара По. Клод Руле, на­пример, видит во всей структуре "Броска игральных костей..." "воспоминание об "Эврике", космогонии По"⁴⁶. А.Мондор приводит свидетельства того, как Малларме изучал "Эврику"⁴⁷,

_________

223

По спроецировал на мир атомов некоторые идеи космого­нии Лапласа. Он провозгласил силы иррадиации (отталкивания) и притяжения основными силами, организующими материю. При этом иррадиация, согласно По, есть результат первичного акта творения, а притяжение является способом, которым про­является стремление всех вещей вернуться к своему исходному единству, оно является реакцией на первый акт Бога. Посте­пенно под воздействием притяжения материя должна собрать­ся в центральном шаре, в котором погаснут силы притяжения и отталкивания:

"... Материя в конце концов <.. .> должна будет вернуться к абсолют­ному Единству — она должна будет тогда (как бы парадоксально это в данный момент ни звучало) быть Материей без Притяжения -, иными словами, Материей без Материи — или, если переформулировать еще раз, — Нематерией. Погружаясь в Единство, она одновременно будет погружаться в Ничто (Nothingness), каковым в конечном рассмотрении должно быть Единство, в то Материальное Ничто, из которого мы толь­ко и можем помыслить ее возникновение, ее творение по Воле Бога"⁴⁹.

Сам По признавался, что идея первичного и финального ша­ра, центра мироздания была подсказана ему космическими об­разами "вихреобразных движений вокруг центра"⁵⁰. Мир, в пред­ставлении По, был огромным вертящимся колесом, в котором действовали две взаимопротиворечащие силы — центробежная и центростремительная. Эти силы находились в неустойчивом рав­новесии, которое постепенно восстанавливало первоначальное

__________

⁴⁸ E Lefevre. Entretiens avec Paul Valeiy. Paris. 1926, p. 34. Любопытно, что Мал­ларме одновременно выводит По из круга проблематики случайного. Поми­мо "Эврики" он внимательно изучал "Философию композиции", которая призывала к полному исключению случайности из творчества. Впервые Мал­ларме постарался приложить принципы "Философии композиции" в сти­хотворении "Лазурь", о котором речь шла в главе "Стекло". В письме Казалису он противопоставлял предельно рациональный метод По творчеству своего друга Эмманюэля Дезэссарта, который "крадет пригоршню звезд с Млечного Пути, рассыпает их по странице и разрешает им по воле случая образовывать незапланированные созвездия". — Cit. in: G. Millan. A Throw of the Dice. The Life of Stephane Mallarme. New York, 1994, p. 99.

⁴⁹ The Science Fiction of Edgar Allan Рое. Harmondsworth, 1976, p. 306.

⁵⁰ Ibid., p. 300.

224

Малларме своеобразно переинтерпретирует эту доктрину в "Игитуре". Игитур — загадочное существо, спускающееся по тем­ной лестнице к могиле своих предков, чтобы задуть свечу и вос­становить абсолют. Игитур — последний представитель древней ра­сы, свидетель творения мира из случая. Случай описывается Малларме, как "древний враг", разделивший Игитура на тень и со­зданное время. Случай, ассоциирующийся в тексте с задуванием свечи и броском игральных костей, порождает время, но одновре­менно он порождает тьму и провоцирует конец времен, отменяю­щий его самого. Случай подобен богу, возникающему на проме­жутке между начальным и финальным небытием. "Игитур" весь пронизан космогоническими мотивами — атомами времени, улав­ливаемыми в темноте комнаты, растворением Игитура в пепле — атомах предков⁵¹, здесь постоянно возникает мотив спирального вра­щения, возвращающегося к самому себе и отрицающего себя, мо­тив падения и т. д. Речь идет по существу о космогонической прит­че в категориях "Эврики" По, но со случайностью, помещенной в центр, в ось мироздания, олицетворяемую фигурой Игитура.

Поль Валери посвятил "Эврике" По специальное эссе. Он критикует По за излишний финализм: "Финализм занимает фун­даментальное место в доктрине По. Сегодня эта доктрина вышла из моды, и у меня нет желания защищать ее"⁵², — пишет он. Ва­лери противопоставляет логической картине мира, изложенной американским поэтом, картину индетерминистического хаоса:

"Детерминизм исчезает в крайне запутанных системах с миллиар­дом возможностей, в них глаз нашего духа не в состоянии усмотреть за­коны..."⁵³.

Валери объясняет: идея порядка возникает в силу того, что наблюдатель как субъект помещает себя в центр необъяснимо-

________

225

"Мы создаем идол тотальности и идол ее происхождения, и в си­лу этого не можем отказать себе в умозаключении, согласно которому существует некое тело природы, чье единство соответствует нашему собственному единству, тому, в котором мы не сомневаемся. Такова примитивная и в каком-то смысле детская форма нашей идеи миро­здания"⁵⁴.

Таким образом, единство хаотического и случайного вос­станавливается лишь фиктивно тогда, когда мы на место оси мирового колеса помещаем человека, наблюдателя. В "Навяз­чивой мысли" Валери вспоминает о том, как он спросил у Эйн­штейна: что доказывает единство природы? Эйнштейн ответил:

"Это дело веры"⁵⁵. В том же трактате он дает язвительную мета­фору функционирования человека как логизатора мира:

"Человек ничего не может помыслить себе кроме как... направлен­ного, стремящегося в..., стремящегося к... Общий тип наших действий проецируется на нашу мысль, давит на наш опыт. <...> Пример. Одним из величайших наших деяний является акт еды и пищеварения. Но в общем-то мы являемся трубой, по которой движение происходит в од­ну сторону <...>. Вот один из источников свойственной нам барочной идеи времени (,..)"⁵⁶.

Сейчас нет возможности восстановить существо разгово­ров Малларме и Валери касательно "Эврики". Но странным образом атомистская концепция По с поправкой в сторону идей Валери обнаруживается у Малларме и в совершенно не­ожиданном корпусе текстов: в коротких эссе о балете.