I старьевщик Травестийный статус нищего. Миф о богатстве нищих



бет17/27
Дата21.06.2016
өлшемі1.52 Mb.
#151125
түріРеферат
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   27

3


В середине XIX века, однако, это всеобщее неприятие случай­ности дает трещину, все более расширяющуюся к концу века. В 1901 году Леон Блуа публикует "Экзегезис общих мест", где по­свящает специальную главку случаю, который также неприем­лем для католического мистицизма Блуа, как и для рациона­лизма Вольтера. Но ситуация радикальным образом изменилась. Вольтеровское "ничто не делает Бога из случая" сменяется у Блуа противоположным утверждением:

"Итак, случай — это Бог <...> мы знаем, что сотворены случаем и существуем по его воле <...> Обретя свободу, я познал счастье есть и

_________

25 The Poems of P. В. Shelley Oxford, 1919, р. 800.

26 Poetical works of Alfred Lord Tennyson. London-New York, 1907, p. 161. [Avoid was made in Nature; all her bonds /Crack'd. and I saw the flaring atomstreams /And torrents of her myriad universe, /Ruining along the illimitable inane, /Fly on to clash together again, and make /Another and another frame of things.]

218


спать по воле случая. <...> Я имею случайную жену и детей, которые воистину являются сыновьями случая..."27

Возникновение новой религии случайности освящается в эс­се Метерлинка "Храм случая"28, в который он превращает игор­ный дом. В качестве алтаря случайности здесь фигурирует рулет­ка, функционированию которой он посвящает детальный анализ.

Интерес к случайности связан с общим кризисом рациона­лизма. Понятие индетерминизма, вероятности, случайности все более решительно вводится и в точные науки, неожидан­ным образом подтверждающие проницательность некоторых на­блюдений Эпикура29.

В 1874 году Эмиль Бугру в книге с выразительным названи­ем "О случайности законов природы" логически опровергает само понятие причинности:

"Действительно, как можно представить себе, что причина или не­посредственное условие содержит в себе все необходимое, чтобы объ­яснить следствие? Она никогда не сможет содержать в себе то, в чем следствие от нее отличается, то есть появление того нового компонен­та, который есть необходимое условие причинности. Если следствие во всем идентично причине, оно попросту составляет с ней одно целое и не является подлинным следствием. Если оно отличается от причины, то это значит, что оно до некоторой степени имеет иную природу; но тогда как установить если и не непосредственное равенство, вещь не­мыслимую, то хотя бы отношение между следствием и причиной, как измерить качественную разнородность и установить, что в одинако­вых условиях она всегда воспроизводится в той же степени?"30

Анри Пуанкаре в своей книге "Наука и метод" посвящает специальный раздел "случайности". В качестве одного из ее символов Пуанкаре подробно рассматривает рулетку и конча­ет свой анализ следующим красноречивым сравнением:

"Мы можем смотреть на зодиак как на громадную рулетку, по ко­торой творец разбросал большое количество шариков, сообщив им раз-

________


27 L. Bloy. Exegese des lieux communs. Paris, 1973, p. 202-203.

28 M. Maeterlinck. Le temple du hasard. In: Idem. Le double jardin. Paris, 1909,

p. 33-49.



29 О теории клинамена в контексте современного научного знания см.: Б. Г. Кузнецов. Разум и бытие. M., 1972, с. 49—61.

30 E. Boutroux. De la contingence des lois de la nature. Paris, 1929, p. 26.

219


личные начальные скорости, меняющиеся согласно закону, вообще говоря, произвольному"31.

Метафора рулетки, вращающегося колеса становится, как будет видно из дальнейшего, одной из центральных метафор, связанных с идеей случайности.

Интерес к случайности делает актуальным для культуры та­кое явление как уродство. Вспомним Вольтера, смеявшегося над представлением о случайном расположении глаз вверху головы. Монстр, урод привлекает внимание как модель случай­ного расположения органов, частей, составляющих органичес­кое единство. Особый интерес вызывают гибриды, возникно­вение которых описывается в духе клинамена как нарушение естественного взаимопритяжения существ одного вида и случай­ное соединение антиподов. Хариет Ритво приводит множество примеров самых фантастических гибридов, обсуждавшихся в научной литературе XIX века, таких, например, как смесь соба­ки и лисицы, львицы и английского дога, кошки и куницы, оле­ня и кобылы32.

Тератология превращается в метафору хаотического творе­ния. Гюисманс создает настоящую апологию уродов. В своем романе "Наоборот" он описывает, каким образом тупая, инерт­ная и бессмысленная природа силится создать фантастические аномалии, хотя сама она без помощи человека "неспособна по­родить столь омерзительные и извращенные виды"33. На по­мощь ей Гюисманс призывает человека — селекционера, са­довника. По мнению Макса Мильнера, призвание художника у Гюисманса — "помочь природе в создании чудовищного"34. В эссе "Монстр" Гюисманс останавливается на том, каким об­разом природа порождает чудовищ на микроуровне в "одухо­творенной желатине протоплазм"35.

Клинамен вписывается в генезис монстра, он ответственен за длинную цепочку деформаций, порождающих гротеск36. Еще

___________



31 Пуанкаре. О науке. M., 1983, с. 329.

32 Н. Ritvo. The Platypus and the Mermaid and other Figments of the Classifying

Imagination. Cambridge, Mass., 1997, pp. 91—97.



33 J.-K. Huysmans. A rebours. Paris. 1912, p. 125.

34 M. Milner. Huysmans et la monstruosite. In: J.-K. Huysmans. Une esthetique

de la decadence. Geneve-Paris, 1987, p. 55.



35 Huysmans. L'Art moderne. Certains. Paris, 1976, p. 390.

36 См.: H. Finter. Blasons de 1'heterogene en acte(s). Le theatre emblematique de "Cesar

Antechrist" — Revue des sciences humaines, № 203. juillet-sept. 1986. p. 45—46.

220

Фридрих Шлегель утверждал, что всякое "чисто случайное со­четание формы и материи гротескно"37. Клинамен участвует в создании романтического гротеска.



Но он же превращается в своего рода "сексуальное извра­щение", беспорядочное совокупление во тьме. Особенно оче­видно это из "Письма о мифах" Поля Валери:

"Наши праотцы совокуплялись во тьме своей с каждой тайной, — и странные рождались от них дети! <...> разве природа в своих играх не дей­ствует сходно, когда она расточает, преобразует, губит, предает забвению и вновь находит столько возможностей и форм жизни среди лучей и ато­мов, в которых роится и сталкивается все, что есть мыслимого и немыс­лимого? <...> В результате рождается странное, нелепое творение, несо­образное с течением жизни, всесильное и всеустрашающее, которое не несет в себе никакого целевого начала, ни исхода, ни предела..."38

Столкновение атомов, порождающее монстров, уподобля­ется Валери хаотической работе сновидения, кошмара. Кош­мар на долгое время становится одной из метафор мироздания.

Любопытно, что знаменитая картина Фюссли "Кошмар" (1782) интерпретировалась Эразмом Дарвиным в категориях свободы и несвободы движений.

"Поэт-натуралист в длинном примечании настаивает на уничтожении во время сна всякой "власти воли над нашими му­скульными движениями и идеями", в то время как "возбужде­ние и внутренние ощущения" остаются и сохраняют вегета­тивную жизнь и машинальные движения. "Когда во время сна возникает болезненное желание производить волевые движе­ния, оно называется Кошмаром или Инкубом""39.

Дарвин поэтому относил кошмары к патологии воли. Кош­мар возникает как искажение волевого движения чисто бес­сознательным, машинальным движением40. Фрейдовская тео­рия сновидений, как гротескной деформации образов, отдаленно напоминает дарвиновскую теорию кошмара.

Еще одной квазиатомистской метафорой становится мета­фора падения. Поскольку творение так или иначе связано с па-

_________



37 Ф. Шлегель. Цит. соч., с. 310 (389 фрагмент из "Атенеума").

38 П. Валери. Об искусстве. М., 1976, с. 356-359.

39 J. Starobinski. Trois fureurs. Paris, 1974, p. 137.

40 Эрнст Джонс в психоаналитической перспективе проанализировал связь

кошмара с различными формами движения, в том числе акватического,

движениями струй и волн. — E. Jones. On the Nightmare. New York, 1959,

pp. 294-295; 316-317.

221

дением атомов, то мотив падения приобретает почти космого­ническое значение. Одним из импульсов к распространению этой метафоры послужило творчество Виктора Гюго. Еще в "Отверженных" Гюго писал: "Кому ведомо, не вызвано ли со­здание миров падением песчинок?"41 Философская поэма Гю­го "Конец Сатаны" начиналась строчкой, провоцировавшей на пародии:



"Depuis quatre mille ans il tombait dans 1'abime"42 (Четыре тысячи лет он падал в бездну).

Речь шла о падении Сатаны. Известно, что основные мо­тивы поэмы связаны с "откровениями", якобы посетившими Гюго во время спиритических сеансов. Шарль Кро в рассказе "Вызов уснувших" (1879) пародирует не только "Конец Сата­ны", но и ситуацию создания поэмы. Спиритический медиум вызывает дух Гюго, который надиктовывает ему поэму "Паде­ние", описывающую падение Сатаны в абсурдистском ключе. При этом пародия Кро не только обыгрывает стилистику и мо­тивы Гюго, но и описывает падение как процесс, провоцирую­щий безумие, абсурд в мире:

Он падал так долго, что необъятные эпохи

Стали одна за другой звонить в колокола безумия,

Которые Бог то тут, то там развесил в безграничном пространстве.

Ниже жизни и ниже смерти,

Ниже небытия — недосягаемой цели,

Ниже абсурда и недопустимого43.

В "Падении Сатаны" содержалась одна главка, имевшая существенное значение для метафорики случайности. Она на­зывалась "Перо Сатаны" и повествовала о выпавшем из кры­льев Сатаны пере, балансирующем на грани бездны. Это перо

_______


41 В. Гюго. Отверженные, т. 2. М., 1979, с. 202.

42 V. Hugo. La fin de Satan. Paris, s.d., p. 7.

43 Ch. Cros., T. Corbiere. Oeuvres completes. Paris, 1970. p. 399-400. [Il tomba si longtemps que les ages immenses Sonnerent tour a tour aux cloches des demences Que Dieu mit ca et la dans 1'espace sans bord. Et plus bas que la vie, et plus bas que la mort, Plus bas que le neant l'inaccessible cible, Et plus bas que l'absurde et que l'inadmissible.]

222


концентрирует в себе и неверие в бога, и "случайность", и "бе­зумие". Из него в конце главы рождается женщина по имени "Свобода". Перо Сатаны — сложный образ с явной мильтонов-ской генеалогией, перекрашенной в цвета романтического ти­танизма. Центральный компонент здесь — тема неустойчиво­го равновесия на грани пропасти, падения с неожиданным и непросчитываемым отклонением, клинаменом.

Закономерно, что когда в 1897 году Малларме сочиняет одно из самых герметических своих произведений "Бросок игральных костей никогда не отменит случая", он вводит в него мотив пера, летящего над бездной, вероятно, отсылающий к Гюго. Г Дэвис спра­ведливо усматривает в этом пере символ индетерминизма44.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет