Исследование (1967) Вступительное слово Уильяма
жүктеу/скачать 1.48 Mb.
|
Глава XXXIIНа мирной конференции Вильсон не пытался "набить себе карманы". Его презрение к Ллойд Джорджу и британской политике, взывающей к милосердию и в то же время грабящей, в июне 1919 года стало яростным. Развенчались все его детские иллюзии относительно благородства британских государственных деятелей. Он начал испытывать дружеские чувства к Клемансо, который говорил правду и не подслащивал требования Франции английским моральным мармеладом. Он устал от всей этой грязной сделки и хотел лишь скорейшего подписания договора, чтобы вернуться в Америку и добиться его ратификации сенатом, основав, таким образом, Лигу Наций. Чем большую критику в отношении договора высказывали Ллойд Джордж и другие, тем с большей отчаянностью Вильсон цеплялся за свою рационализацию о том, что Лига изменит все, что нужно изменить в договоре. Силы Вильсона были на исходе. Его состояние вновь ухудшилось. С неохотой он предпринял давно откладываемую поездку в Бельгию и возвратился в Париж 20 июня. В этот день он, Клемансо и Ллойд Джордж уполномочили Фоша в случае отказа Германии подписать договор до 23 июня начать боевые действия. Вечером 23 июня договор был подписан. Подчинение Германии не вызвало восторга у Вильсона. Его ненависть и отвращение почти ко всему человечеству (что в глубине души означало его ненависть и отвращение к себе) достигли фантастического уровня. Его переполняла раздражительность. И ненависть, которую он не осмеливался направить против Клемансо или Ллойд Джорджа, прорвалась против Пуанкаре, президента Французской Республики. Пуанкаре произнес речь по случаю прибытия Вильсона во Францию, которая заставила президента США усомниться в своих выдающихся риторических способностях. Он отказался присутствовать на прощальном банкете, который Пуанкаре намеревался дать в его честь. Жюссеран, французский посол в США, лично зашел к Вильсону выяснить причину отказа. Вильсон не захотел его принять. 24 июня Хауз записал в своем дневнике: "Вопрос стал столь серьезным, что Пуанкаре созвал заседание Государственного совета... Он (Вильсон) давал любые глупые оправдания Жюссерану типа: "Я немедленно уезжаю после заключения договора о мире, и у меня не будет времени присутствовать на банкете, так как поезд отправляется в 9 часов вечера". Жюссеран прислал записку, в которой говорилось о том, что поезд президента будет задержан до тех пор, пока не кончится банкет. Президент зашел в "Крийон" примерно в 12 часов дня, и мы выяснили этот вопрос... Он сказал, что не собирается есть за одним столом с Пуанкаре, что его тошнит от одного вида Пуанкаре... Я обратил его внимание на тот факт, что Пуанкаре представляет французский народ и что он - как президент США - был гостем этой нации почти 6 месяцев. Он сказал, что это не имеет никакого значения и он не будет есть за одним столом с ним; что Пуанкаре... пытался посеять вражду, отправив послание к итальянскому народу... Он продолжал говорить о том, что пришел в "Крийон" не для обсуждения такого малозначащего вопроса, как обед с "этим парнем Пуанкаре"... Я снова вернулся к приглашению, сделанному Пуанкаре, и не удивился, увидев признаки уступчивости. Он настаивал, однако, на том, что не получил обычного приглашения; что Жюссеран лишь зашел и спросил, какое время будет ему удобно... Затем он утверждал, что Пуанкаре всего лишь пытается выйти сухим из воды и что он не намерен помогать ему в этом. "Почему он сам не придет ко мне, а посылает Хауза, Лансинга, Уайта и Жюссерана?" - возмущался он..." На следующий день Хауз записал в своем дневнике: "Он полностью капитулировал по вопросу о банкете, послав Жюссерану записку, в которой был указан четверг как наиболее удобный день. Этот эпизод был откровением для каждого, кроме меня, показав нечто в его характере, чего многие не замечали ранее. Оно объяснило им, почему у него столь много врагов. Хотя в конце концов он согласился присутствовать на банкете, Пуанкаре никогда не простит ему своего унижения". Этот инцидент, хотя он по существу не имеет большого значения, представляется очень важным указанием на состояние рассудка Вильсона под конец мирной конференции. Ясно, что "нечто в его характере", удивившее участников мирной конференции, было его реактивным образованием против пассивности по отношению к отцу. Он боялся разрядить заряд либидо, который накопился у него против Клемансо и Ллойд Джорджа, несмотря на их крайне провокационное поведение по отношению к нему, И он временно уступил Лоджу, внеся поправки в договор о создании Лиги Наций, в надежде сделать этот договор приемлемым для Лоджа. Таким образом, либидо, наполнявшее реактивное образование против его пассивности по отношению к отцу, не находило выхода и достигло такого уровня интенсивности, что должно было против кого- то прорваться. Этой жертвой оказался Пуанкаре не только потому, что он был президентом, но и потому, что обладал большими риторическими способностями и, следовательно, являлся превосходным заменителем преподобного Джозефа Раглеса Вильсона. В конце концов Вильсон уступил Пуанкаре, и смешанный заряд либидо и инстинкта смерти снова не нашел выхода и оставался вытесненным, дожидаясь Лоджа. 28 июня 1919 года, в день подписания Версальского договора, Хаузу пришлось говорить с Вильсоном в последний раз. На следующий день он записал в своем дневнике: "Мой последний разговор с президентом не был обнадеживающим. Я убеждал его провести встречу с членами сената в духе примирения; если он будет относиться к ним с таким же почтением, как к своим иностранным коллегам здесь, все будет хорошо. В ответ он сказал: "Хауз, я понял, что в этой жизни нельзя добиться чего-либо стоящего, не вступая в драку!"". Для того чтобы найти выход своему реактивному образованию против пассивности по отношению к отцу, ему приходилось относиться к Лоджу с бескомпромиссной ненавистью. Но ему также надо было добиться ратификации договора в сенате для поддержания рационализации, сохранявшей его отождествление себя с Христом. Имела место несовместимость между двумя этими необходимостями. Огромные потоки либидо, которые проистекали из его инфантильных влечений к отцу, снова вступили в состояние конфликта. Вследствие реактивного образования против пассивности по отношению к отцу для него было невозможно посредством компромисса с Лоджем добиться ратификации договора, чего требовала его пассивность. Его психические потребности оставили для него открытым лишь один курс действий: он должен достичь удовлетворения, сокрушив Лоджа. В день подписания договора Вильсон выступил перед американцами: "Был подписан мирный договор. Если он будет ратифицирован и выполняться искренне и в полном соответствии с заключенными в нем положениями, он заложит основу нового положения дел в мире. ...Он раз и навсегда покончит со старым и невыносимым порядком, при котором небольшие кучки эгоистичных людей могли использовать народы великих империй для удовлетворения собственного честолюбивого стремления к власти и господству. ...При этом имеется возможность достижения глубокого удовлетворения, всеобщего спокойствия и искренней надежды". На следующий день после подписания договора Хауз записал в своем дневнике: "Я, пожалуй, соглашусь с теми, кто говорит, что этот договор является несправедливым и что его вообще не стоило бы заключать, так как он вовлечет народы Европы в неисчислимые бедствия. ...Нам приходится иметь дело с ситуацией, чреватой опасностями, которую можно было разрешить лишь в духе бескорыстия и служения идеалам, а такой дух почти полностью отсутствовал, и ожидать его вряд ли было возможно среди собравшихся здесь в данное время людей. Однако я бы желал следовать, как теперь, так и впоследствии, другим путем, пусть даже менее гладким. По крайней мере, мы шли бы по правильному пути. И если бы те, кто пошел вслед за нами, сделали невозможным продолжать движение в этом направлении, ответственность за это пала бы на них, а не на нас". Вильсон избежал чувства вины, которое переполняло Хауза, твердо цепляясь за веру в то, что Лига изменит любые несправедливости в договоре, а также что эти несправедливости не столь уж сильны. Он возвратился в Америку и сбросил с "крыльев своих желаний" те неприятные факты, которые беспокоили его до тех пор, пока не исчезли из поля зрения его рассудка. Теперь он смог заявить, что договор является почти совершенным, "99%-ной гарантией против войны". жүктеу/скачать 1.48 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|