Исторические предпосылки возникновения режиссуры

Второе действие.

Опускается витрина модного магазина, манекены в платьях (Mode de Paris). Трюмо, скамейка. Модистка что-то подделывает. Мамаева снимает юбку. Во время разговора идет примерка, Мамаева встает на табуретку. Потом расплачивается с модисткой (маленький кошелечек), берет зонтик, уходит.

С Мамаевым на улице. Пока Глумова говорит — пантомима: Мамаева показывает мужу пустой кошелек, он достает деньги, видя любопытство Глумовой, Мамаева закрывается зонтиком. Глумова говорит очень кисло по поводу денег.

Комната Мамаевой. Она переодевается в пеньюар, отороченный мехом.

Появление Глумова. С Мамаевой сдержанно, с холодной почтительностью (она в спектакле — очень молодая женщина). Игра со скамейкой: Глумов садится на табурет подальше, Мамаева просит ближе, Глумов переходит не разгибаясь, в сидячей позе.

Снова перемена — гостиная, деталь картины с обнаженной женщиной. Только что речь шла о Городулине [Б. С. Коковкин] — и вот {296} он появляется. У Островского обоснования нет, театральность — режиссер имел право эту театральность обнажить.

Зовут Глумова (при появлении Городулина, укрывшегося за кулисой и наблюдавшего оттуда). Надевают шляпы, берут трости. Разговор идет на улице, на фоне куполов. У Глумова — пантомима, все показывает. Часть особенно жарких объяснений не слышна, заглушается звоном колоколов. Мамаев и Глумов ведут диалог подчеркнуто представленчески — как-то боясь друг друга, вернее, нервно реагируя, отскакивая друг от друга.

Мамаева и Глумов. Глумов чопорно целует руку, затем объяснение, в разгар которого на сцену выезжает розовая кушетка. Они падают на нее и уезжают за кулисы. (Глумов ведет эту сцену театрально, представляясь).

Крики, суета — Турусину [Е. Н. Страхова] приносят два лакея в русских рубахах навыпуск. Фон — богатая стена и два портрета (купец и купчиха). Затем входит Машенька [Р. В. Савченко].

Следующий эпизод. Крутицкий. Старческая похотливость. Подтекст — что-то было раньше, уговаривает как будто снова — на этом строится второй план.

Сцена с Городулиным. У него трясутся ноги.

Сцена гадания. Свечи. Мамаева и Манефа льют воск. Докладывают о приезде Мамаева. Мамаев — о Глумове. Слуги раскатывают ковровую дорожку, открывается центральная дверь — ждут. Закрывается занавес.

Четвертое действие (без антракта).

Глумов идет, у входа к Крутицкому его встречает человек Крутицкого. Глумов и Крутицкий. Игра: у Крутицкого очки на лбу, он их ищет, Глумов услужливо надвигает очки ему на нос… Потом, говоря с Глумовым, Крутицкий снова сдвигает их на лоб и опять ищет… когда Глумов переходит на другую сторону, Крутицкий продолжает обращаться в прежнем направлении — тогда Глумов перебегает на старое место. В комнате Крутицкого — портрет чиновника в зеленом, в полный рост (сталинская эпоха).

{297} Сцена II. У Глумова (разговор с маменькой о Турусиной перенесен на улицу, происходит раньше).

Голутвина Глумов выпроваживает за шиворот, когда тот возвращается в третий раз.

Сцена V. Место действия — на даче у Турусиной, улица, колокольни, прогуливающиеся пары. С Турусиной Глумов — ханжа.

Фантасмагория — все маска, цирк, превращение. Нет логики человеческих связей и отношений — все воздушный замок без фундамента, все случайно, нелепо, глупо. Человеческого не получается.

В прежнем, дореволюционном спектакле не было уловлено салтыковское начало. Сатира в «На всякого мудреца…» (Малый театр, 1922/23 г.).

9 октября 1965 года. [Тот же состав актеров].

Появляются Курчаев и Голутвин. У Голутвина рыжие полосатые брюки, галстук темно-красный в белый горошек, помятый цилиндр — {298} клоунская одежда. У Курчаева — театральный гусарский костюм. Когда Курчаев говорит, что Голутвин хочет сотрудничать, — Глумов вопросительно стучит по столу (мол, не стукачом ли?). Рассказывая о своих опытах, Голутвин достает из саквояжа: романы, повести, драмы — достал еще одну рукопись, долгая пауза, никак не может выговорить от смеха: комедии.

Входит человек Мамаева: в оранжевой ливрее, белые гетры. Люди Мамаева, Турусиной, Крутицкого — как цирковые актеры, униформисты, только в разных одеяниях: человек Мамаева — в оранжево-коричневом с белым; человек Турусиной — в оранжевой шелковой русской рубахе и синих штанах, заправленных в сапоги; человек Крутицкого — в зеленом (чиновничий цвет). Пока Мамаев обмеряет комнату, стучит палкой в потолок, Глумов за столом что-то пишет, лицо изменилось — маска простоватости, невинности, глуповатости. Глумов берет второе перо и пишет двумя руками, туда и обратно ведет строчку, заканчивает росчерком и обращается к Мамаеву. Объяснение с Мамаевым по поводу глупости. «Вспоминает» имя дядюшки: «Ма… ма…» (Глумова, которая где-то поблизости все время наготове, выбегает на сцену, — но Глумов отправляет ее обратно). «Узнание». Целует Мамаеву руку — удерживаясь на шипах, склонился к нему. Плачет на плече. Мамаев тоже плачет, Глумов вытирает ему нос (громкое сморкание). «Маменьку!» Глумов изящным шагом отступает назад (маменька уже вышла на сцену, идет к нему), они соединяются, и Глумов ведет мать к Мамаеву (держит ее за талию и выступает, как в танце).

Глумова надевает очки и смотрит на Мамаева. Разговор о портрете. Мамаев и Глумова ищут портрет, быстро-быстро листая пачки бумаг, передавая друг другу и снова листая. Глумов подсовывает заранее подготовленный рисунок, Глумова подает его Мамаеву, Глумов притворно вырывает («Маменька, не нужно!»). Мамаев ставит рисунок на стул, хохочет — Глумова и Глумов тоже; он прекращает смеяться, и они.

{299} В будуаре Мамаевой (обит розовым шелком). Мамаева с помощью горничной переодевается у зеркала в белый пеньюар. Глумов входит с правой стороны, изображает скромность, робость. Подходит к ручке, садится подальше, потом в сидячей позе переходит поближе к Мамаевой. Во время разговора изображает порывы к ней и словно сам себя останавливает («можно» — рывок к ней — «но не должно сметь» — рывок обратно). Когда Глумов уже потянулся к Мамаевой — вошел слуга с докладом о Городулине, Глумов заметил слугу и смутился.

Опускается изображение гостиной. Городулин страстно целует руки Мамаевой (в это время входит Глумов, она делает ему знаки). Городулин пьет рюмку коньяку и закусывает — Мамаева вызывает Глумова и представляет его Городулину. Уходя, Глумов и Городулин поворачиваются друг к другу спинами, расходятся к разным кулисам, берут цилиндры и трости (декорации и Мамаева в это время уезжают) и оказываются на улице, на фоне колоколен. Глумов начинает отвечать на вопросы, иллюстрируя каждое слово: «думать» (присел на корточки и прижал палец ко лбу), «работать» (что-то пишет, печатает на машинке), «порхание» (изобразил одной рукой и ногой), «обычный шаг» (подпрыгнул и в воздухе шагнул). Потом пантомима под колокольный звон (на что-то указывает, бьет кого-то палкой и т. д.). «Переливание из пустого в порожнее» — показывает покачиванием трости. В конце Городулин и Глумов пристраиваются идти в ногу.

Третье действие [по Островскому, в спектакле — второе].

Мамаев в дверях. Слуга опрыскивает его духами. «Дядя зовет» — Глумов в страхе, хватается за сердце, подходит. Мамаев говорит скороговоркой, опасливо поглядывая на Глумова (чистое представление). Потом отсылает слугу. Начинается разговор. Переносят кресла влево. Когда Мамаев говорит о жене, хватается за сердце. Его нет — ушло в пятки, ищет в пятке. Не может понять, в чем дело. Мамаев шепчет ему на ухо (о своей импотенции?), Глумов смущен. Разговор с Турусиной. Глумов руководит дядюшкой!

Объяснение Мамаевой и Глумова. Он ханжески: «Я вас не просил», с постным лицом идет, она его возвращает. На словах «Убейте меня» Глумов в позе как бы распятого, в руках трость и цилиндр, {300} они падают. На словах Мамаевой: «Смелей!» — на сцену въезжает розовая кушетка. Мамаева падает на нее в картинной позе. Глумов проводит рукой по ее телу — не касаясь, но утрируя определенные формы. Доходит до ножки — отдергивает руку. Изображая «сумасшедшего», перекусывает трость. Падает к Мамаевой на кушетку. Поцелуй. Кушетка уезжает.

Сцена в доме Турусиной. Выбегают приживалки с криком: «Воды!» Прибегают слуги, Григорий с большой деревянной бадьей. Двое слуг несут Турусину на руках, крики, переполох. Приносят кресло и столик. Приходит Маша. Во время диалога Маши и Турусиной слуги и приживалки повторяют ее движения. Когда Турусиной становится плохо, все обмахивают ее подолами и рубахами, а Григорий чуть не выливает бадью воды. Затем все к ней прилегают, образуя фотографическую группу.

Турусина очень кокетлива, когда уходит Машенька — занята своими грудями. Григорий докладывает о Крутицком. Крутицкий въезжает спиной к публике, опираясь о столик. Весь их диалог — подтекст, намеки на ее прошлое и ее кокетство.

Появление Городулина. Трое слуг с подносами и рюмками. Городулин, выпив рюмку, отдает одному лакею шляпу, другому — трость, третьему — перчатки. (Потом, уходя, в том же порядке берет свои вещи обратно и на каждый поднос кладет по монетке).

Сцена гадания. Приживалки и Манефа со свечами. Сцена в темноте, освещена только свечами. Одежда приживалок: синяя в красный горошек и красная в синий горошек, очень старомодная, старушечья. Доклад слуги о Мамаеве. Мамаев: «Позвольте племянника представить». Слуги раскатывают дорожку — все ждут. Занавес.

Сцена Глумова и Крутицкого. Во время разговора идет разнообразная игра: с очками, с переходом Глумова на другую сторону стола, снова с очками. Крутицкий ищет что-то. Что? — Стул. Глумов: «Ничего». Садится без стула. Потом с папиросой: «Не курю» (бросает и растирает ногой). «Если угодно» — уже папироса в руках, Глумов закуривает, отгоняя дым. Просит прощения на коленях. Глумов уходит, слуга сзади протягивает ему шляпу и трость. Они замирают в немой сцене, пока Крутицкий говорит о молодых людях.

{301} … Мамаева с дневником. Несколько раз берет его в руки и кладет обратно — на этом идет игра сцены. Маленький монолог растянут, расчленен. Она берет дневник — и кладет его. Затем возвращается. («А это что?»). Берет. «Дневник!». Умиляется, снова кладет. Заглядывает. Начинает читать со смехом. Затем поражена. Кладет дневник на место. Затем прячет его.

Монолог Глумова. Глумов одевается. «Нет дневника». Его слова как эхо начинает повторять усилитель. Затем транслируется магнитофонная запись глумовского монолога целиком.

Сцена Глумова и Городулина (Глумов поет, Городулин подпевает).

Когда Турусина говорит, чтобы Глумов удалился незаметно, — Глумов идет на втором плане медленно, углублен в себя. Не унижен — напротив. Потом усаживается на полу, трость воткнута в пол, на ней цилиндр. Кого-то иронически благодаря — снимает цилиндр с трости. Комически испуган. Застывает. Все к нему тянутся. Потом он спускается вниз (уже после того, как опущен занавес) — и все опять тянутся к нему, вереница справа и вереница слева.