Исторический факультет



бет8/17
Дата13.07.2016
өлшемі1.81 Mb.
#196243
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   17

Примечания


1 Горбачёв М.С. Августовский путч (причины и следствия). М., 1991; Он же. Декабрь-91. Моя позиция. М., 1992; Чешко С.В. СССР был болен или его «залечили»? (попытка патологоанатомического анализа) // Мир России. 1995. № 1; Он же. Распад Советского Союза: Этнополитический анализ. М., 1996.

2 Перестройка. 10 лет спустя. М., 1995. С. 76.

3 Цит. по кн.: С.В. Чешко. Распад Советского Союза… М., 1996. С. 187.

4 История Отечества. ХХ век. 11 класс. М.: Дрофа, 2000. С. 527-528.

5 Горбачёв М.С. Декабрь-91. М., 1992. С. 149.

А.М. Яринская

Положение и роль русского мужчины в семье и обществе в эпоху Средневековья (по Домострою)
На основе изучения текста русского памятника эпохи Средневековья, Домостроя, предпринята попытка определить, насколько верным является представление о полном бесправии и подчиненности женщины и неограниченной власти мужчины в семье и обществе.

Главным адресатом Домостроя является именно мужчина – муж, отец и домохозяин. На него – как главу семьи – автор Домостроя возлагает всю ответственность за выполнение различного рода советов и наставлений. Эти советы касались также жены, детей, слуг, то есть всех членов семьи мужчины. Но за их соблюдение или несоблюдение обязан был отвечать именно он: «Если муж сам того не делает, что в этой книге писано, и жены не учит, и слуг своих, и дом свой не по божески ведет… и сам себя погубит в этой жизни и в будущей и дом свой, и всех остальных с собою»1.

Мужчина в Домострое, хотя и занимает господствующее положение как глава семьи, трудится не меньше, чем его жена и слуги. Он не только распределяет обязанности между членами семьи, дает им советы по ведению хозяйства на каждый день, следит за их исполнением, но еще несет государеву службу. «Царя бойся, и служи ему верой, и всегда о нем бога моли. И ложно отнюдь не глаголи перед ним, но с покорением истину отвечай ему, как самому Богу, и во всем повинуйся ему…»2

Но и после службы мужчина не мог позволить себе отдохнуть, поскольку, как следует из Домостроя, обязан был проверять жену и слуг своих, поучать и страхом спасать их: «А увидит муж, что у жены непорядок, и у слуг, иль не так все, как в книге этой изложено, сумел бы свою жену наставлять да учить полезным советом; если она понимает – тогда уж пусть так все и делает, и уважить ее, да жаловать, но если она… сама ничего не знает, и слуг не учит, должен муж свою жену наказывать, вразумлять ее страхом наедине, а наказав, простить…»3

В Домострое, особенно в его последнем разделе «О домовном строении», посвященном ведению домашнего и дворового хозяйства, есть главы, адресованные только мужчине – домохозяину, поскольку его жене справиться с такой работой было гораздо труднее: «Как самому хозяину, или кому он прикажет, припасы на год и иной товар закупать» (гл. 48); «Как самому хозяину присматривать получше за погребами и ледниками, в житницах и в сушильнях, амбарах и конюшнях» (гл. 58); «Как устраивать двор или лавку, или амбары и деревеньку» (гл. 61).

В Домострое мужчина выступает не только в роле супруга, хозяина, но и отца. Из 19-й главы Домостроя следует, что право воспитания детей в семье принадлежало как мужчине, так и его жене:


«… заботиться о чадах своих надлежит отцу и матери. А со временем, по детям смотря и по возрасту учить их рукоделию, отец – сыновей, мать – дочерей»4. Это не означает, что мужчине следовало заботиться исключительно о мальчиках, а женщине – о девочках. Сложность его задачи как главы семьи заключалась в том, что он обязан был нести ответственность за весь процесс воспитания своих детей, просто часть функций отдавалась в ведение его жене. Понятно, что в отсутствие мужа дома за детьми присматривала их мать, а потом выслушивала наставления или похвалы, если же что не так – подвергалась наказаниям.

Примечательно, что, как истинный христианин, а Домострой строго советует мужчине строить свою семейную жизнь в контексте христианских ценностей, глава дома не просто должен, а был обязан ежедневно посещать церковь: «Мужьям нельзя пропускать ни дня церковного пения: ни вечерни, ни заутрени, ни обедни, а женам и домочадцам – как уж получится, как решат: в воскресенье и в праздники, и в святые праздничные дни»5.

Что касается отдыха и развлечений, то, исходя из теста Домостроя, можно заключить, что мужчина, как и его жена, не говоря уже об остальных членах его семьи, лишен всяческой возможности повеселиться и отдохнуть в полной мере. Запрещались не только языческие игрища (гусли, плясание, хлопанье в ладоши, скакание, песни), но и игры типа шахмат, так как все это церковь относила к сфере бесовского. Единственное признаваемым был пир, да и тот рассматривался не как удовольствие и отдых, а с точки зрения забот хозяина дома о его устроении и «благолепии»6. К пиру действительно следовало подготовиться со всей тщательностью и серьезностью со стороны хозяина дома: проследить за чистотой и порядком в доме, накрыть с помощью слуг на стол, достойно встретить гостей, согласно обычаям и традициям средневекового времени, наставить слуг, жену и детей, как следует вести себя при людях, и многое другое.

Таким образом, главенствующее положение мужчины определяется в Домострое не как его право, а как обязанность – социальная (по отношению к царю, которому он верно и честно служит; обществу, перед которым должен достойно выглядеть; и по отношению к членам своей семьи, которых обязан научить «благорассудливому и порядочному житью») и духовная – перед Богом ответственен мужчина за свою семью, и будет держать ответ в день Страшного суда. В такой связи становится понятным, почему он имел неограниченную власть в семье, волен был наказывать, жаловать, наставлять.



Примечания


1 Домострой. М., 1990. Гл. 27. С. 142.

2 Там же. Гл. 5. С. 117.

3 Там же. Гл. 42. С. 155.

4 Там же. С. 134.

5 Там же. Гл. 12. С. 125.

6 Найденова Л.П. «Свои» и «чужие» в «Домострое» // Родина. 1997. № 6. С. 27.


II. Проблемы всеобщей истории и международных отношений



    А.Г. Данков

«Памирское разграничение» между Россией и Британской Индией
Весь XIX в. был чрезвычайно насыщен международными событиями поистине мирового масштаба. Особый интерес для современных исследователей-регионоведов представляет военно-политическое противоборство в Центральной Азии, получившее называние «Большая игра», в которое были вовлечены две крупнейшие империи того времени - Британская и Российская и которое являлось одной из важнейших проблем в международных отношениях XIX в. Противоборствующие стороны плели дипломатические интриги, заключали торговые соглашения, проводили военные операции и организовывали научно-исследовательские экспедиции, главной целью которых было ослабить позиции противника и расширить сферу своего влияния в регионе Центральной Азии. В этих условиях главным оставался вопрос о границе сфер влияния каждой из сторон.

Англо-русское соглашение 1873 г. о разграничении сфер влияния в Центральной Азии оказало очень длительный и стимулирующий эффект на развитие географических исследований и формирование границ на Памире, тем более что всего лишь через три года после заключения этого соглашения Россия сделала следующий важный шаг в расширении своих среднеазиатских владений: в 1876 г. после подавления антирусского восстания в состав империи было включено Кокандское ханство, в том числе и памирские бекства. Таким образом, Памир формально стал частью Российской империи, однако ввиду его отдаленности позиции России там были чисто номинальные. Даже Тянь-Шань благодаря экспедициям Семенова и Пржевальского был более известен, а о памирском княжестве Рошан и соседней с ним области Шугнан русские власти знали только со слов приезжих таджиков.

Первыми поняли стратегическое и политическое значение Памира англичане. Поэтому неслучайно, что именно английская пресса забила тревогу и подняла памирский вопрос на уровень геополитического решения. Еще во времена правления Якуб-бека (1866–1877) англичане всячески старались наладить сотрудничество и торговлю с исламским государством Йетти-Шаар, образовавшемся в западной части Синьцзяна в результате восстания местного мусульманского населения для того, чтобы укрепиться в Памирском регионе. С падением Йетти-Шаара и восстановлением китайского господства стремление Великобритании утвердиться в Синьцзяне не угасло, тем более что оно подогревалось соперничеством с Россией и желанием использовать Китай в качестве силы, противостоящей распространению владений Российской империи на юг - в направлении Памира и границ английских колониальных владений в Индии.

Россия после заключения с Англией джентльменского соглашения в 1873 г. стала обращать гораздо больше внимания на изучение районов, попавших в соответствии с этим соглашением в сферу её влияния. Пристальный интерес к этим районам был актуален и в связи с необходимостью завершения территориального размежевания с Китаем.

Систематическому изучению Памира положили начало исследования А.П. Федченко. В 1869-1872 гг. он совершил три крупных экспедиции в долину Зеравшана, к озеру Искандер-Куль и в Кокандское ханство, дойдя до северных рубежей Памира. Однако интенсивные исследования Памира русскими начались только после присоединения Кокандского ханства к России в 1876 г. Наиболее серьезными являлись две экспедиции М.Д. Скобелева в район Памира (1876 г.) и экспедиция-посольство А. Н. Куропаткина в Кашгар в 1876-1877 гг. В 1880 г. офицеры военно-топографического отдела штаба Туркестанского военного округа произвели детальные маршрутные съемки путей в Кашгар, в том числе и через северо-восточный Памир. Значительный вклад в изучение Памира и его картографирование был внесен Памирской экспедицией Д.В. Путяты, Д.Л. Иванова и Н.А. Бендерского в 1883 г. Главным результатом этой экспедиции стали наиболее совершенные для того времени крупномасштабные карты Памира.

Конец 70-х - начало 80-х гг. XIX в. ознаменовался активизацией русско-китайских переговоров о возвращении Китаю Илийского края, оккупированного русскими войсками в 1871 г., когда власть цинского правительства в Синьцзяне была свергнута в результате мощного восстания местного населения, и разграничении владений двух империй в районе Тянь-Шаня и Памира. В результате долгих переговоров в 1881 г. в Петербурге был подписан договор между Россией и Китаем. Согласно этому договору Россия возвращала Китаю Илийский край, за исключением его западной части, Китай в свою очередь выплачивал российскому правительству и частным лицам 9 млн руб. в качестве покрытия ущерба и издержек, связанных с оккупацией Илийского края, и разрешил открыть новые российские консульства в городах Су-чжэу (Цзя-юй-гуань) и Турфан1.

О разграничении между Ферганской областью и Восточным Туркестаном (Кашгарией) в Петербургском договоре говорилось, что, согласно статье IX, «оба правительства назначат также комиссаров для осмотра границы и постановки граничных знаков между принадлежащей России областью Ферганской и западной частью принадлежащей Китаю Кашгарской области. В основание работ комиссаров будет принята существующая граница»2.

В марте 1882 г. русским комиссаром по разграничению участка границы от Нарына до северо-западных границ Кашгарии был назначен генерал В.Ю. Мединский, помощник военного губернатора Ферганской области, которому надлежало, согласно полученной инструкции, провести границу с постановкой знаков, описанием граничной черты и составлением карт и протоколов, причем в основу границы должна была быть положена линия, согласованная с Якуб-беком во время посещения Куропаткиным Кашгара в 1877 г. Готовясь к исполнению своей миссии, Мединский вместе с начальником штаба Туркестанского военного округа Абрамовым составил еще одно описание этой линии, крайняя западная часть которой от горы Мальта-бар предполагалась идущей на юг по водораздельному хребту до перевала Уз-бель, откуда она должна была повернуть, оставляя к югу от Ферганы самостоятельные западнопамирские ханства Шугнан и Дарваз. Целью этого изгиба линии у северопамирского перевала Уз-бель было стремление добиться того, чтобы не Китай, а памирские ханства были южной границей Ферганы. Кстати, именно с этой целью так называемая линия Абрамова от горы Мальта-бар поворачивала резко на юг: если бы она прямо от этой горы шла на запад, как предлагал во время переговоров китайский комиссар, то разграничение вышло бы за сферу китайского влияния и озеро Кара-куль оказалось бы в составе Китая.

Важно заметить, что вопрос о том, кому принадлежит или должен принадлежать Памир, в тот момент еще не встал: ни Россия, ни Китай вплотную к нему еще не подошли, земли Памира еще не только не освоили, но даже не изучили в достаточной мере. Особенно это касалось пустынных и практически не приспособленных для постоянного обитания человека восточнопамирских территорий, издревле служивших лишь в качестве летних пастбищ для местных киргизских племен. А поскольку речь могла идти лишь о проведении границ в восточной части Памира, то не удивительно, что эта часть пока что не очень заботила авторов «линии Абрамова». Более того, в первый сезон разграничения Памир был еще весьма далек от тех мест, которые подлежали демаркации.

В 1882-1883 гг. была согласована российско-китайская граница на участке от верховьев реки Нарын-гол до памирского перевала Уз-бель. Результаты этой работы были закреплены в протоколе, который был подписан в Новом Маргелане 22 мая 1884 г. Новомаргеланский протокол документально зафиксировал и узаконил русско-китайскую границу на ее крайне западном участке, на приложенной к протоколу карте эта граница была проведена красной линией, причем заканчивалась она на перевале


Уз-бель. Южнее Уз-беля граница не проводилась - практически ее там просто не было. Основная часть Памира, не освоенная в то время ни Россией, ни Афганистаном, ни тем более Китаем, оставалась практически не разграниченной.

Нерешенность проблемы точного разграничения на Памире повлекло за собой резкое обострение ситуации во второй половине 80-х гг. XIX в. Осенью 1883 г. при прямой поддержке Англии афганский эмир предпринял вооруженное нападение на памирские бекства Рошан и Шугнан, овладел ими и захватил часть Бадахшана. Обитатели этих областей испытали все ужасы завоевания. В сложившейся ситуации российское правительство не могло не отреагировать на столь грубое нарушение соглашений об афганской границе. В официальном протесте от 19-го декабря 1883 г. английскому послу говорилось о том, что «Шугнан и Рошан не значатся также в числе провинций, которые, на основании состоявшегося в 1873 году между Россиею и Англиею соглашения, признаны составными частями владений Эмира афганского, и обстоятельство это лучше всего свидетельствует, что захват Шугнана бадахшанским Ханом есть произвольное действие, явно противное смыслу означенного соглашения…»3

Восстание наместника Северного Афганистана Исхак-хана против эмира Абдуррахмана в 1888 г. позволило памирским княжествам восстановить свою независимость, но ненадолго. После подавления восстания Исхак-хана в 1889 г. войска эмира вернулись, и Шугнан и Рошан вновь утонули в крови. «Казни производились ежедневно. Деревни, заподозренные в сочувствии к Сеид-Акбар-Шаху (местный правитель. – А.Д.), выжигались, а поля вытравлялись лошадьми. Все девушки и более красивые женщины в стране были отобраны и частью отправлены к эмиру Абдуррахману, частью же розданы войскам в жены и наложницы. Из Шугнана набрано 600 человек мальчиков в возрасте от 7 до 14 лет, детей более влиятельных родителей; мальчики эти отправлены были в Кабул на воспитание»4 - писал капитан Б.Л. Громбчевский, путешествовавший в 1889-1890 гг. по Памиру. В итоге, посетив в 1889 г. рошанское селение Сарез, «приятно удивлен был симпатию населения к русским». «Жители, - сообщал он, - называли себя не иначе, как подданными Белого Царя»5.

В середине 80-х гг. XIX в. в восточной части Памира, где летом кочевали киргизы, появились китайцы. Б.Л. Громбчевский, который в 1888 – 1890 гг. совершил путешествие в Канджут (Хунзу) на границе северо-западной Индии, сообщал о том, что, проходя в 1888 г. через Памир, он «неожиданно наткнулся на китайские посты по р. Ак-су»6, т.е. цинские солдаты стояли уже в самом центре памирского нагорья. «В 1889 г., следуя из Ферганской области через Кудару (Кок-джар) и Памиры за Гиндукуш, я был свидетелем, - писал Громбчевский, - как начальник пограничной линии Джан-Дорин (линия китайских военных пикетов) назначил беков по р. Аличур, т. е. с 1883 по 1889 г. китайцами был занят почти весь Памир»7. Деятельность цинских властей в этом направлении активно стимулировалась английскими агентами, среди которых в первую очередь следует выделить Ф. Янгхазбенда 8. Англичане все время толкали кашгарскую администрацию в сторону овладения Са-рыколом и пастбищами Восточного Памира9. При этом кашгарские власти не делали из этих советов англичан большого секрета: о них знал и русский консул в Кашгаре Н.Ф. Петровский и посетивший Памир Громбчевский10. Посылая в Петербург подробный отчет о политической обстановке в регионе, Громбчевский, упоминая о планах Англии разделить Памир между Китаем и Афганистаном и ссылаясь при этом на увиденную им карту Янгхазбенда, с которым он встречался 1890 г., настойчиво советовал обратить серьезное внимание на Памир, и «приступить к немедленному дальнейшему разграничению с Китаем, а если обстоятельства будут благоприятны, то и с Афганистаном»11.

Таким образом, на рубеже 80-90-х гг. для руководящих деятелей внешней политики России становилось все более ясным, что Англия опережает Россию в таком важном стратегическом пункте, как Памир. Медлить дальше было просто невозможно; необходимо было предпринять какие-то решительные меры, чтобы России отстоять свои права в этом районе Азии.

В мае 1891 г. туркестанский генерал-губернатор барон А.Б. Вревский приказал командиру 2-го Туркестанского линейного батальона полковнику М.Е. Ионову произвести рекогносцировку Памира. Отряд Ионова состоял из 122 человек (охотничьи команды 2, 7, 15, 16 и 18-го Туркестанских линейных батальонов и 6-й Оренбургский казачий полк). 10 июля 1891 года по перевалу Кызыл-Арт отряд поднялся на Памир. Не имея ни санкции МИДа, ни прямого приказа Вревского, игнорируя китайские посты и разъезды, он расставлял на своем пути пограничные знаки - камни с надписью: «Полковник Ионов. 1891». Обойдя всю восточную часть южной окраины Памира, Ионов с 30 казаками, охотниками и офицерами 26 июля перевалил через Гиндукуш и спустился в Индию. За ханством Ясин, куда он попал, лежали уже владения английского вассала - магараджи Джамму и Кашмира. Пройдя по Индии около ста верст, полковник повернул на север и через перевалы Даркот и Барогиль вновь вышел на южную границу Памира, к афганскому форту Сарход.

Таким образом, Россия в «памирском вопросе» перешла от пассивного нейтралитета к действиям. Собственно, именно с этого момента «памирский кризис», или «памирский вопрос», стал приобретать те очертания, которые сделали его на несколько лет едва ли не центром внимания азиатской политики нескольких держав. Более всех этим была взволнована и озабочена, естественно, Англия, которая и предприняла ряд решительных действий.

Во-первых, англичане направили 21 декабря 1891 г. официальный протест по поводу высылки Янгхазбенда и Дэвисона с территории, принадлежность которой России «еще не доказана», а также в связи со сделанными будто бы Ионовым заявлениями о том, что Россия будет граничить с британской Индией в районе Восточного Гиндукуша12. Во-вторых, Англия стала энергично форсировать свою политику в районах к югу от Памира, в частности в Канджуте (Хунзе). Правитель Канджута Сафдар


Али-хан был настроен против англичан. Он пришел к власти, устранив своего отца, обвиненного им в проанглийских настроениях только за то, что тот дал возможность проехать через Хунзу английскому полковнику Локкарту в 1886 г. Этим, кстати, объясняется и тот горячий прием, который был оказан Сафдаром Громбачевскому в 1888 г. Однако уже в следующем, 1889 г. специальная экспедиция полковника А. Дюранда заставила Сафдара заключить с Англией договор, превращавший Хунзу в английского вассала13. Сафдар очень не хотел подписывать договор. Он забрасывал письмами с просьбой о русской помощи Громбчевского, оказавшегося в 1889 г. снова близ Хунзы, на Памире14. Однако противостоять нажиму Дюранда он так и не сумел.

Добившись заключения договора, Дюранд не мог рассчитывать на стопроцентную лояльность Сафдара. С 1890 г. он приступил к сооружению стратегической горной дороги Сринагар - Гилгит - Хунза (форт Номал), а события 1891 г. (в мае было поднято антианглийское восстание в Хунзе и соседнем с ней ханстве Нагар, затем последовала экспедиция Ионова) побудили англичан резко активизировать свою деятельность в северных пригиндукушских районах Индии. В ноябре 1891 г. Сафдару был предъявлен ультиматум, требовавший разрешения строить дорогу через Хунзу к Памиру. Сафдар отверг ультиматум, рассчитывая на помощь России. В результате английские войска в конце 1891 г. заняли Хунзу15. Сафдар с семьей бежал в Кашгар, где был впоследствии интернирован местными властями, а Хунза была фактически включена в состав Индии.

Захват англичанами Хунзы и выход их через перевал Раскем к Памиру вызвал беспокойство в России, особенно в связи с настойчиво распространявшимися в начале 1892 г. слухами о намерении Англии создать базу продовольствия, фуража, а может быть, и оружия у границ Сарыкола16. Проблема Памира становилась все более серьезной. Для решения ее 12 января 1892 г. в Петербурге было созвано Особое совещание, участники которого приняли решение направить на Памир очередную военную экспедицию и одновременно готовиться к началу переговоров с Англией и Китаем по пограничному вопросу. В начале 1892 г. с рекогносцировочными целями на Памир был направлен отряд разведчиков под командованием Бржезицкого в составе 12 казаков и 20 джигитов. Эта акция была предпринята в связи с известиями о появлении китайских отрядов в районе озера Ранг-Куль на Памире. Бржезицкий выяснил численность китайских постов и составил карту окрестностей озера Ранг-Куль.

Результаты изысканий этих экспедиций определили главное: владение Памиром обеспечивало России преобладающее влияние в близлежащих к этому высокогорному краю государствах и значительные преимущества в торговой конкуренции с англичанами. Ценность Памира в глазах русских военных сразу же возросла, и главный штаб с военным министром П.С. Ванновским высказался за скорейшее занятие нагорья нашими войсками.

18 апреля 1892 г. Александр III повелел двинуть на Памир отряд, в который вошли сводный батальон от 3-й Туркестанской линейной бригады, половина 6-го Оренбургского казачьего полка, команда Туркестанского саперного полубатальона и 4 орудия Туркестанской конно-горной батареи. По настоянию дипломатов, войскам все же запретили выдвигаться южнее реки Мургаб, которая делит Памир на северную и южную половины. Во главе отряда стоял Ионов. В июне 1892 г. казаки и линейцы двинулись на Восточный Памир. Несмотря на запрет, Ионов с сотней оренбуржцев, ротой охотников и двумя пушками прошел за Мургаб, к озеру Яшилькуль, где на урочище Сумэ-Таш обосновался афганский пост. На рассвете 12 июля два казачьих взвода отрезали посту пути отхода, а третий с Ионовым приблизился к нему вплотную. В завязавшейся схватке весь пост был уничтожен. После этой стычки афганские отряды поспешили очистить Памир. В то же время капитан А.Г. Скерский с 45 казаками проник на крайний юго-восток Памира, к урочищу Ак-Таш, где китайцы уже возводили укрепление. По требованию Скерского они покинули укрепление, которое русские срыли.

В сентябре 1892 г. Ионов вернулся в Ферганскую долину, а на урочище Шаджан остался на зимовку Шаджанский отряд во главе с капитаном генерального штаба П.А. Кузнецовым. Здесь, в центре Восточного Памира, на высоте 3658 м над уровнем моря, военный инженер штабс-капитан


А.Г. Серебренников построил земляной редут с двумя барбетами – насыпными площадками для пулеметов «Максим». Внутри редута поставили утепленные юрты, в которых разместились охотничьи команды 2, 4, 7, 16, 18 и 20-го Туркестанских линейных батальонов, полусотня оренбургских казаков 6-го полка и команда местной киргизской милиции – всего 234 человека. Укрепление назвали Памирским постом; сейчас здесь населенный пункт Мургаб.

Решительные действия России серьезно отразились на политике цинских властей. Уже летом и осенью 1892 г. они неоднократно давали понять, что готовы начать переговоры.

Тем временем Россия использовала очередной летний сезон для активного освоения Памира. Цинский Китай, в свою очередь, пытался создать военные укрепления близ Сарыкола и в Кашгарии, но мало преуспел в этом. Гораздо больше надежд возлагал он на возобновление переговоров.

В ходе переговоров в 1893-1894 гг. китайская сторона предложила до момента окончательного решения сохранить в регионе Памира статус-кво. Предложение китайской стороны было рассмотрено Министерством иностранных дел России и принято с учетом того, что эта фактическая граница проходит по Сарыколу. Получив официальную ноту Гирса от 31 марта о решении поддерживать положение вещей, «которое установилось и существует в настоящее время на памирской границе» и которое «могло бы продолжаться впредь до окончательного решения» и «не представило бы никаких неудобств»17, цинские власти передали через своего посланника 5 апреля 1894 г. устное заявление следующего содержания:

«Императорское Китайское Правительство оценивает дружественный дух, которым проникнуто сообщение Императорского Российского Правительства от 31 марта 1894 г., и принимает сделанное ему предложение - дать взаимные предписания подлежащим властям обоих Государств в том смысле, чтобы они сохраняли обоюдные позиции и не переходили за их пределы впредь до окончательного решения Памирского вопроса между Россией и Китаем. Оно считает, однако, долгом сделать нижеследующие оговорки:

1) Принимая упомянутую меру, оно не имеет в виду отказываться от прав, которые принадлежат Китаю на территории Памира, расположенные за пределами позиций, занимаемых ныне китайскими войсками. Оно считает долгом сохранить за собою эти права, основанные на протоколе 1884 г. до установления обоюдно приемлемого соглашения.

2) Равным образом оно оговаривает, что принятие означенной меры не обусловит собой прекращения ведущихся ныне переговоров и надеется, что, во внимание к значительным уступкам, сделанным России со стороны Китая, С.-Петербургский Кабинет не преминет выразить согласие на последние китайские предложения»18.

Получив 6 апреля 1894 г. официальную ноту китайского посланника с выражением согласия на сохранение статус-кво с учетом сделанных ранее китайской стороной оговорок19, Гирс 11 апреля направил ответную ноту, в которой безо всяких оговорок и контрпретензий выразил согласие, «на условиях взаимности» дать «русским властям предписание не переходить за пределы занимаемых ими ныне позиций впредь до установления окончательного соглашения между Россией и Китаем по вопросу о разграничении на Памирах»20. На этом переговоры о российско-китайской границе на Памире завершились.

В то же время в форме нотной переписки шли активные русско-английские переговоры. В официальной ноте от 15 (27) февраля 1893 г. английский посол в Петербурге А. Морьер, сославшись на то, что в 1872-1873 гг. обстановка на Памире была еще недостаточно ясна, предложил пересмотреть вопрос об афганском разграничении. В обмен на захваченную Бухарой в 1877 г. левобережную часть Дарваза он предложил согласиться на передачу Абдуррахману Шугнана и Рушана. На Особом совещании в Петербурге 8 марта 1893 г. было принято противоположное решение - побудить Англию заставить эмира отказаться от Шугнана и Рушана с возможной компенсацией за это в виде возвращения ему левобережного Дарваза21. В конечном счете это предложение было принято Англией, и осенью
1893 г. в Кабул была послана специальная миссия во главе с М. Дюрандом (братом А. Дюранда, занимавшим в то время пост секретаря по иностранным делам при правительстве Индии) с задачей «разъяснить эмиру необходимость эвакуации восточных районов Шугнана и Рушана». Эмир был вынужден согласиться, и 12 ноября было подписано соглашение его с Дюрандом, согласно которому он должен был возвратить Шугнан и Рушан в обмен на левобережный Дарваз22.

Заручившись согласием эмира, министр иностранных дел Англии в ноте от 22 января 1894 г., направленной на имя русского посла Стааля, выдвинул новые условия будущего разграничения: эмир очистит Шугнан и Рушан с условием, «чтобы на востоке от озера Виктория была принята линия, удовлетворительная для означенного правительства, и чтобы Российское правительство согласилось предоставить часть Дарваза, расположенную на левом берегу Аму-Дарьи». При этом имелось также в виду, что русско-афганская граница будет продолжена по «линии, которая была бы проведена от восточной оконечности озера к китайской границе таким образом, чтобы она следовала по естественным очертаниям страны и шла бы вдоль гребня высот несколько южнее параллели озера таким образом, «что линия эта, во всяком случае, пойдет по направлению к Ак-Ташу и пересечет китайскую границу в этом пункте или в непосредственном соседстве с ним»23.

Это предложение было принято русским правительством, которое после завершения переговоров с Китаем о памирской границе было заинтересовано в том, чтобы поскорее урегулировать вопрос разграничения на Памире. Для проведения в жизнь достигнутого соглашения, прежде всего, для демаркации русско-афганской границы к востоку от озера Виктории (Зоркуль), в начале 1895 г. была создана смешанная русско-английская комиссия, возглавленная с русской стороны генералом Повало-Швейковским, а с английской - полковником Джерардом. Оба комиссара в своей практической деятельности должны были строго следовать соглашению, достигнутому сторонами 27 февраля
(11 марта) 1895 г.

В соглашении было сказано: «Сферы влияния России и Англии на восток от озера Зоркуль (Виктория) будут разделены пограничною чертою, которая, начинаясь от точки на этом озере близ его восточной оконечности, пойдет по гребню горной цепи, тянущейся несколько южнее параллели сего озера, до перевалов Бендерского и Орта-Бель. Оттуда пограничная черта пойдет по сказанной горной цепи, доколе эта цепь находится южнее параллели упомянутого озера. Достигнув этой параллели, пограничная черта спустится по откосу цепи к Кизил-Рабату, лежащему на реке Аксу, если только эта местность не находится севернее параллели озера Виктории; от того пункта пограничная черта пойдет по направлению на восток, дабы примкнуть к китайской границе. Если будет установлено, что Кизил-Рабат лежит севернее параллели озера Виктория, то пограничная черта будет проведена до ближайшего и наиболее удобного пункта, расположенного на реке Аксу к югу от указанной широты и оттуда будет продолжена, как сказано выше». В соглашении упоминалось также, что в задачу совместной англо-русской комиссии помимо демаркации границы, будет входить задача «собрать на месте» информацию «касательно положения китайской границы, с целью дать возможность обоим правительствам войти в соглашение тем способом, какой будет признан наиболее удобным, с китайским правительством относительно пределов китайской территории, соседней с пограничной чертой»24.

Начав свою работу от озера Зоркуль летом 1895 г., комиссия довольно быстро и успешно справилась с работой, доведя русско-афганскую граничную линию на востоке до пика Повало-Швейковского, который находился на границе китайских владений на Памире.

Разграничением 1895 г. была, по существу, решена проблема Памира. Основная часть его была закреплена за Россией. Добилась своих целей и Англия, которая в ходе проведения линии границы смогла настоять на создании так называемого буферного «афганского коридора», отделявшего Индию от России. При этом, однако, Англия взяла на себя обязательство, «что территория, входящая в сферу английского влияния между Гиндукушем и чертою, идущей от восточной оконечности озера Виктория до китайской границы, войдет в состав владений эмира Афганского, что эта территория не будет присоединена к Великобритании, что на ней не будет возведено ни военных постов, ни укреплений»25.

Однако Англии не удалось достичь договоренности с правительством Китая о признании англо-русского соглашения 1895 г., ибо последнее не признало проведенного без его участия разграничения и отказалось от переговоров. Тем не менее Россия и Англия, а вместе с ней и Афганистан считали «памирский вопрос» решенным, а границу между Афганистаном, Россией, Британской Индией и Китаем установленной.

Подводя итог истории борьбы за памирские земли, можно утверждать, что вопросы «исторических прав» соседних государств на эти территории, так же как географические особенности их различных частей, безусловно, играли существенную роль на этапе выработки стратегии и тактики ведения переговоров, но в то же время их влияние ощущалось значительно меньше на стадии принятия политических решений по государственному размежеванию. Так, в случае первоначального раздела колониальных сфер влияния Британии и России в Центральной Азии в 1869-1873 гг. по сути, решался на региональном уровне геополитический вопрос создания условной зоны в качестве будущего предела распространения владений двух империй. Географический императив в этом случае играл ведущую роль, так как предполагалось, что создаваемые границы или пояс, с одной стороны, должны были хорошо очерчиваться определенными природными контурами (главным образом - горными цепями и течением рек), а с другой - создавали бы достаточно серьезные препятствия (например, в виде горных перевалов) для перемещения войск потенциального противника. Практически всем этим критериям отвечала Памирская горная страна, причем, если говорить о гипотетических «исторических правах» окружающих государств в период переговоров о разделе сфер влияния, англичанам уже было известно этническое родство и тесные исторические связи памирских таджиков и горных киргизов с народами, населяющими более северные территории, которым, по оказавшемуся пророческим мнению британских аналитиков, суждено было рано или поздно оказаться в составе Российской империи.

Таким образом, знание «исторических прав» в данном случае послужило в известной мере побудительной причиной активного стремления Британии очертить пределы распространения владений России в южном направлении. Сам по себе факт заключения Соглашения 1873 г. хотя и не мог, строго говоря, трактоваться как международный договор о границах (хотя бы потому, что две колониальные державы делили земли, не принадлежавшие им в то время), но в дальнейшем этот двухсторонний акт практически полностью определил, по крайней мере для России, как систему аргументации при дискуссиях о территориальной принадлежности Памирских земель, так и практические меры военного руководства Русского Туркестана по продвижению на Памир, закончившемуся его аннексией de facto, с оправданием этой акции de jure Соглашением 1873 г. Историко-географические факторы приобрели особенное значение, когда стала ясно, что Афганистан не собирался руководствоваться Соглашением 1873 г. и начал экспансию на Памир в 1883 г. Такое развитие событий формально являлось нарушением Соглашения, и Россия в дискуссиях с Англией стала жестко настаивать на необходимости строгого соблюдения буквы и смысла достигнутых договоренностей 1873 г., т.е. признания памирских бекств независимыми от Афганистана. В противовес этой позиции Британия пыталась опереться на результаты специальных историко-географических исследований для доказательства «исторических прав» Афганистана и Китая на памирские земли.

Таким образом, можно констатировать, что при заключении соглашения о границе на Памире в XIX веке, окончательная делимитация и демаркация линии границы производились на основании политического решения договаривающихся стран, при формулировке которого практически не принимались во внимание реальные права местного населения Памира, районы расселения или кочевок которого нередко рассекались государственными границами. Ведущими факторами при этом были геополитические интересы двух империй, границы которых, в какой-то мере, определялись географическими особенностями территории, на которой проводилось размежевание.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   17




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет