Иудейская Война Иосиф Флавий (гг. 37-100)

могли бы достигнуть города; а следующий день выпал на субботу_‚ по причине которой он ничего не мог предпринять_‚ Вследствие этого он задумал перехитрить отпавших. Он прика­зал запереть ворота Тарихеи_‚ дабы никто не мог открыть его план тем_‚ против которых он был составлен; затем он велел собрать все лодки_‚ находившиеся в озере_‚ — их оказалось двести тридцать и в каждой из чих не больше четверых гребцов. С ними Иосиф немедленно отплыл в Тивериаду На таком расстоянии от города_‚ на каком их нельзя было ясно видеть_‚ он приказал пустым лодкам остаться в открытом озере в то время_‚ когда он в сопровождении лишь семи невооруженных телохранителей подъехал ближе к городу_‚ но как только против­ники_‚ не перестававшие его ругать_‚ увидели его со стены_‚ то_‚ полагая_‚ что все суда перепол­нены тяжеловооруженными воинами_‚ бросили свое оружие_‚ начали махать масличными вет­вями_‚ как люди_‚ просящие помощи_‚ и молить его о пощаде города.

Иосиф пригрозил им серьезно_‚ жестоко укорял их в том_‚ что они первые_‚ которые нача­ли войну с римлянами_‚ заранее пожирая свои силы в междоусобицах_‚ идут только навстречу желаниям неприятеля_‚ что они ищут крови человека_‚ заботящегося об их безопасности_‚ и не стыдятся запереть город перед тем_‚ который окружил его стеной. При всем том он изъявил готовность принять к себе всех тех граждан_‚ которые признают свою вину и помогут ему ов­ладеть городом. Немедленно явились к нему все десять влиятельнейших граждан Тивериады. Он приказал поместить их в одну из лодок и отплыть с ними далеко в озеро. Затем он потре­бовал к себе пятьдесят других из важнейших членов магистрата под предлогом получить и от них залог верности. После этого он выдумывал еще другие поводы_‚ чтобы вызывать к себе все больше и больше людей_‚ точно он желал заключить с ними договор_‚ и каждый раз прика­зывал рулевым как можно скорее ехать в Тарихею и там заключить всех пленных в тюрьму; таким образом он захватил в свои руки весь совет_‚ состоявший из шестисот членов_‚ да еще двух тысяч простых граждан и в челнах отправил их в Тарихею.

Так как остальные громогласно указывали на некоего Клита_‚ как на главного зачинщика отпадения_‚ и просили Иосифа выместить на нем свой гнев_‚ то он_‚ решив никого не наказы­вать смертью_‚ послал одного из своих телохранителей_‚ Леви_‚ с приказанием отрубить ему обе руки; но из боязни перед массой врагов тот не хотел идти сам один. Клит же_‚ видя_‚ как Иосиф_‚ полный негодования_‚ сам_‚ стоя на лодке_‚ порывается вперед_‚ чтобы лично исполнить наказание_‚ начал умолять с берега_‚ чтобы хоть одну руку оставил ему. Иосиф удовлетворил его просьбу с тем_‚ чтобы он сам отрубил себе одну из рук. И действительно_‚ тот правой ру­кой поднял свой меч и отсек себе левую — так велик был его страх перед Иосифом. Таким образом_‚ последний с пустыми лодками и только семью телохранителями подчинил своей власти граждан Тивериады и снова склонил город на свою сторону. Спустя несколько дней он взял Гисхалу_‚ отпавшую одновременно с Сепфорисом_‚ и отдал ее солдатам на разграбле­ние. Все то_‚ что можно было собрать_‚ он опять возвратил жителям города_‚ равно как и жите­лям Сепфориса и Тивериады; ибо уже после покорения последних он ограблением их хотел дать им предостережение_‚ в то время как возвращением им имущества он вновь покорил их сердца.

Волнения в Галилее наконец улеглись_‚ внутренние распри прекратились и все уже обра­тились к военным приготовлениям против римлян. В Иерусалиме первосвященник Анан и властные лица_‚ как они ни были склонны к римлянам_‚ привели в порядок стены и заготовили массу боевых орудий. Во всем городе ковали стрелы и целые доспехи. Масса молодых людей без плана и системы упражнялись в боевых приемах_‚ и все было полно военной сутолоки.

111

Страшное уныние царило в среде умеренных_‚ и многие_‚ предвидя надвигающееся несчастье_‚ разражались громкими воплями. Появлялись знамения_‚ которые друзья мира принимали за предвестников бедствия_‚ в то время как зачинщики войны истолковывали их в благоприят­ном для себя смысле. Уже до нападения римлян Иерусалим имел вид обреченного на гибель города. Анан хотел было прервать на короткое время военные приготовления и направить бунтовщиков и безумие так называемых зелотов в более полезную сторону_‚ но он сделался жертвой насилия. Мы после расскажем_‚ какой конец постиг его.

Когда Нерону доложено было о печальных событиях в Иудее, он, весьма естественно, почувствовал тайный страх и смущение; но наружно старался быть высокомерным и показы­вал себя гневным, говоря: "Во всем происшедшем виновата больше небрежность полковод­ца, чем храбрость врагов." Ему казалось, что императорскому величеству пристойнее горде­ливо взирать на печальные явления и делать вид, будто его душа выше всяческих несчастий. Однако его озабоченность изобличала его душевное волнение.

Долго размышляя о том, кому вверить взволновавшийся Восток, кому поручить наказа­ние иудеев за их мятежи и сдерживание зараженных уже ими соседних народов, он остано­вился на Веспасиане, как на единственном человеке, способном совладать с критическим по­ложением и могущем предпринять такую серьезную войну — человеке, выросшем и посе­девшем в сражениях, еще задолго до этого возвратившем Риму потрясенный германцами За­пад, подчинившем силой оружия римскому скипетру неведомую до той поры Британию и доставившем, таким образом, отцу Нерона, Клавдию, триумф, не заслуженный им собствен­ными подвигами.

Видя в этом выборе хорошее предзнаменование, принимая также во внимание солидный возраст избранника в связи с его военной опытностью, имея в его сыновьях залог верности его и замечая в этих юношах, только что достигших зрелого возраста, опору доблести отца; быть может, наконец, и потому, что Бог уже так все это предопределил, — он послал Веспа­сиана принять начальство над войсками в Сирии. Предварительно, однако, чтобы возбудить его рвение, он, приневоленный нуждой, всячески умилостивлял его и всевозможными лю­безностями старался расположить к себе. Веспасиан послал из Ахайи, где он находился вме­сте с Нероном, своего сына Тита в Александрию, чтобы взять оттуда пятый и десятый легио­ны, сам он отправился через Геллеспонт и сухим путем прибыл в Сирию, где собрал римские силы и многочисленные союзные отряды соседних царей.

112

2. Сильное поражение иудеев у Аскалона. Веспасиан подвигается к Птолемаи-де.

Победив Цестия, иудеи до того возгордились своим неожиданным успехом, что никак не могли умерить свой пыл и, точно воодушевленные счастливым роком, все настойчивее стоя­ли за дальнейшее ведение войны. Кто только способен был носить оружие, бросился, не дол­го думая, в поход, предпринятый против Аскалона. Это старый город, отдаленный от Иеру­салима на 520 стадий, всегда ненавидимый иудеями и долженствовавший поэтому теперь сделаться первой жертвой их нападения. Во главе кампании стояли три человека, выделяв­шиеся телесной силой и предусмотрительностью; это были: Нигер Перейский, Сила Вавило­нянин и ессей Иоанн. Аскалон был сильно укреплен, но почти без войска: в городе находи­лись лишь одна когорта пехоты и один эскадрон всадников под командой Антония.

В своем ожесточении они шли так быстро, что сразу, как будто прибывшие издалека, очутились перед городом. Но Антоний, предупрежденный заранее об их враждебном наме­рении, вывел уже своих всадников и, не робея перед многочисленностью и смелостью вра­гов, храбро выдержал их первый натиск и отбросил назад тех, которые подступили к стенам. Новички в борьбе с опытными солдатами, пешие против конных, разбросанные в беспорядке против тесно сомкнутых рядов, с наскоро сколоченным оружием против воинов в полных доспехах, руководимые больше гневным инстинктом, чем предусмотрительностью, воюя против солдат, привыкших повиноваться слову команды и действовать по одному манове­нию, — иудеи были легко преодолены. Ибо как только их передовые ряды пришли в смяте­ние, они уже были приведены конницей к отступлению и, таким образом, напирая на задние ряды, стремившиеся к стене, теснили друг друга до тех пор, пока все, преследуемые конни­цей, не рассеялись по всей равнине. Широко и открыто расстилалась равнина перед римской конницей, что значительно способствовало победе римлян, для иудеев же было причиной гибели. Бежавших римляне обгоняли и оборачивались к ним лицом; собиравшихся на пути бегства они вновь рассеивали и убивали в бесчисленном множестве; другие окружали со всех сторон толпы иудеев и расстреливали их без всякого труда; иудеям многочисленность их, вследствие отчаянного положения, в котором они очутились, казалась ничтожеством; римля­не же, как их ни было немного, но благодаря тому, что счастье было на их стороне, считали себя достаточно сильными для того, чтобы одержать верх. Так как первые, стыдясь своего поспешного бегства и выжидая благоприятного оборота дела, боролись со своим несчастьем, а последние не переставали пользоваться своим счастьем, то битва затянулась до самого ве­чера. В результате десять тысяч иудеев и среди них двое их предводителей, Иоанн и Сила, легли мертвыми на поле сражения. Остальные, большей частью раненые, с уцелевшим еще предводителем Нигером, спаслись в идумейский городок по имени Саллис. Римляне имели в этой битве только немного раненых.

Это сильное поражение не смирило, однако, гордости иудеев; скорее это несчастье толь­ко усилило их смелость. Не проученные жертвами, а увлеченные счастьем, улыбавшимся им прежде, они дали себя заманить в другое поражение. Не выжидая даже столько времени, сколько требовалось для заживания раны, они собрали все свои боевые силы, чтобы с боль­шей яростью и в большем количестве еще раз напасть на Аскалон. Но вместе с неопытно­стью и другими военными недостатками им сопутствовала и прежняя судьба. Антоний на этот раз уже заблаговременно занял все проходы; таким образом, они неожиданно попали в засаду и, прежде чем успели выстроиться в боевой порядок, были оцеплены всадниками и опять потеряли свыше восьми тысяч человек. Все остальные бежали, и между ними также Нигер, который на пути бегства совершал еще много смелых подвигов. Неприятель пресле­довал их и загнал в укрепленную башню деревни Визедель. Чтобы не оставаться долго у не-

113

победимой почти башни и чтобы не оставить, однако, в живых вождя иудеев, который вме­сте с тем был и их храбрейшим борцом, они подожгли башню снизу. Когда она сгорела, рим­ляне, полные радости, возвратились назад, не сомневаясь в том, что и Нигер погиб. Но Нигер уцелел, соскочив с башни в потаенное подземелье замка, и на третий день, когда иудеи с плачем разыскивали его труп для погребения, он окликнул их снизу. Его появление наполни­ло сердца иудеев неожиданной радостью: божественное провидение, казалось им, сберегало им в его лице полководца для будущего.

Галилея, разделяющаяся на Верхнюю и Нижнюю, окружена Финикией и Сирией. Запад­ную ее границу составляют Птолемаида и окружающая ее область, а также Кармил, некогда галилейский горный хребет, а ныне тирский, у которого лежит всаднический город Габа, по­лучивший свое название от поселившихся в нем всадников, освобожденных от службы Иро­дом. На юге она тянется по границам Самарии и Скифополиса вплоть до Иорданских вод. По восточной ее границе расположены: Иппина, Гадара, Гавлан и царство Агриппы; на севере ее замыкают Тир и тирские владения. Нижняя Галилея простирается в длину от Тивериады до Завулона, невдалеке от прибрежной полосы Птолемаиды, а в ширину она расстилается от де­ревни Ксалос по Большой равнине до Вирсавы; здесь же начинается ширина Верхней Гали­леи, продолжающаяся до деревни Вака, у тирской границы, между тем как длина этой части Галилеи тянется от при иорданской деревни Феллы до Мерофа.

Несмотря на большое протяжение этих обеих частей страны и на окружающее их со всех сторон иноплеменное население, жители все-таки всегда стойко выдерживали всякое вражеское нападение. Ибо они с самой ранней молодости подготовляли себя к бою и всегда были многочисленны. Этих бойцов никогда нельзя было упрекнуть в недостатке мужества, а страну — в недостатке людей. Последняя очень плодородна, изобилует пастбищами, богато насаждена разного рода деревьями и своим богатством поощряет на труд самого ленивого пахаря. Немудрено поэтому, что вся страна плотно заселена; ни одна частица не остается не­занятой; скорее она чересчур даже пестрит городами, и население в деревнях вследствие изумительного плодородия почвы также везде до того многочисленно, что в самой незначи­тельной деревне числится свыше 15 000 жителей.

Вообще, если даже по величине Галилея уступает Перее, то по силе и значению необхо­димо отдать преимущество первой, потому что она вся возделана и имеет вид огромного сплошного сада. Перея же, при ее гораздо более значительном протяжении, в большей своей части бесплодна, не культивирована и слишком дика для производства нежных плодов. Мес-

114

та же не столь пустынные и даже более или менее плодородные, равно как находящиеся под насаждениями равнины, используются преимущественно для культуры оливкового дерева, винограда, пальм и обильно орошаются горными потоками, а при их высыхании во время жарких ветров — постоянно действующими ключами. Перея простирается в длину от Махе-рона до Пеллы, а в ширину — от Филадельфии до Иордана. Пелла, о которой идет речь, ле­жит на северной границе, западную же границу образует Иордан; на юге Перея граничит с землей моавитян, а на востоке с Аравией, Сильбонитидой с областью Филадельфии и Гера-зой.

Обе страны граничат между собой у деревни Ануаф, иначе называемой Воркеем, кото­рая вместе с тем служит северной границей Иудеи; западную оконечность Иудеи по длине образует лежащая на границе против Аравии деревня, называемая тамошними иудеями Иор­даном; в ширину же она простирается от Иордана до Иоппии. Как раз в центре Иудеи лежит Иерусалим, вследствие чего иные не без основания называли этот город пупом страны. Иу­дея не лишена также благоприятного соседства с морем, так как ее прибрежная полоса тянет­ся до Птолемаиды. Она разделена на одиннадцать округов, над которыми, как царская столи­ца, владычествует Иерусалим, возвышающийся над окружающей его страной, как голова над телом. Остальные города распределены по округам: ближайшим за Иерусалимом следует Гофна, затем Акрабата, после Тамна, Лидда, Эммаус, Пелла, Идумея, Эн-Гади, Иродион и Иерихон. Затем окружные города образуют: Ямния и Иоппия, наконец Гамала и Гавлан, Ба-танея и Трахонея, принадлежавшие вместе с тем к области царя Агриппы. Последняя начи­нается у Ливанских гор и истоков Иордана и простирается в ширину до Тивериадского озера, а в длину — от деревни Арфы до Юлиады. Население этой страны составляет смесь иудеев и сирийцев Столько я счел нужным сказать вкратце об Иудее и ее окружающих местностях.

Вспомогательные отряды, посланные Веспасианом сепфорянам, под предводительством Плацида, состоявшие из 1000 всадников и 6000 пехоты, разбили лагерь на Большой равнине, чтобы здесь разойтись: пехота в виде гарнизона расположилась в самом городе, а конница осталась в стане. Обе части войска постоянными вылазками и набегами на окрестности при­чиняли Иосифу и его людям, хотя последние находились в покое, много вреда: они разграб­ляли вокруг все города и отбивали нападения, на которые отваживались жители этих окрест­ностей. Иосиф, впрочем, напал на город и надеялся покорить его после того, как он сам до отпадения города от галилеян так сильно укрепил его, что даже римляне не могли бы взять его, разве только с большим трудом. Но по этой именно причине он ошибся в расчете: он по­нял, что не в состоянии победить сепфорян ни силой, ни добрым словом. Его попытка только больше ожесточила неприятеля против страны. Раздраженные нападением римляне, не от­дыхая ни днем, ни ночью, опустошали поля, грабили имущество поселян, убивали способ­ных носить оружие, а более слабых продавали в рабство. Убийства и пожары наполняли всю

115

Галилею; никакие бедствия и несчастья не остались неиспытанными, ибо преследуемые не имели другого убежища, кроме городов, укрепленных Иосифом.

Уже в одном этом пункте достойна удивления мудрость римлян, что они пользовались обозом прислуги не только для служебных обязанностей повседневной жизни, но умели так­же приспособить его к самой войне. Если же бросить взгляд на все их военное устройство в целом, то нужно прийти к убеждению, что это обширное царство приобретено ими благодаря их способностям, а не получено как дар счастливой случайности. Ибо не только когда война уже наступает, они начинают знакомиться с оружием, и не нужда лишь заставляет их поды­мать руку для того, чтобы в мирное время снова ее опускать, — нет, точно рожденные и вы­росшие с оружием, они никогда не перестают упражняться им, а не выжидают для этого ка­ких-либо определенных случаев. Их упражнения отличаются тем же неподдельным жаром и серьезностью, как действительные сражения: каждый день солдату приходится действовать со всем рвением, как на войне. Поэтому они с такой легкостью выигрывают битвы; ибо в их рядах никогда не происходит замешательства и ничто их не выводит из обычного боевого порядка; страх не лишает их присутствия духа, а чрезмерное напряжение не истощает сил. Верна поэтому их победа над теми, которые уступают им во всех этих преимуществах. Их упражнения можно по справедливости называть бескровными сражениями, а их сражения кровавыми упражнениями. И внезапным нападением неприятель не может иметь успех, ибо, вступая в страну неприятеля, они избегают всякого столкновения с ним до тех пор, пока не устраивают себе укрепленного лагеря. Последний они разбивают не зря, без определенного плана, и не на неровном месте; и не все вместе без разбора участвуют в его сооружении. Ес­ли место выпадает неровное, то его выравнивают, отмеривают четырехугольник, и тогда за дело принимается отряд ремесленников, снабженных необходимыми строительными инст­рументами.

Внутреннее пространство они отводят для палаток, а наружное кругом образует как бы стену, которая застроена башнями на равном расстоянии друг от друга. В пространстве меж­ду башнями они ставят быстро метательные снаряды, камнеметы, баллисты и другие круп­ные метательные орудия, приспособленные все к немедленному действию. Четверо ворот построены на четырех сторонах окружности лагеря; все они удобопроходимы для вьючных

116

Раз шанцы уже готовы, солдаты отдельными группами отдыхают в тишине и порядке в своих палатках. Жизнь лагеря со всеми ее отправлениями подчиняется также установленно­му порядку: ношение дров, доставка провианта и подвоз воды производятся особо назначен­ными войсковыми отделениями по очереди. Никто не вправе завтракать или обедать, когда ему заблагорассудится, а один час существует для всех; часы покоя, бодрствования и встава­ния со сна возвещаются трубными сигналами; все совершается только по команде. С наступ­лением утра солдаты группами являются с приветствием к центурионам, эти — к трибунам, с которыми тогда все офицеры вместе с той же целью представляются полководцу. Послед­ний, по обычаю, объявляет им пароль дня, а также приказы для сообщения их своим подчи­ненным. Соблюдается тот же порядок и в сражении, так что они имеют возможность густы­ми массами делать быстрые движения к наступлению или отступлению, смотря по тому, не­обходимо одно или другое.

06 оставлении лагеря возвещается трубным звуком. Все тогда приходит в движение; по первому мановению снимаются шатры, и все приготовляются к выступлению. Еще раз раз­дается звук трубы — быстро навьючивают тогда солдаты мулов и других животных орудия­ми и стоят уже, словно состязающиеся в бегах за ареной, совершенно готовыми к походу. В это же время они сжигают шанцы для того, чтобы не воспользовался ими неприятель, в той уверенности, что в случае надобности они без особого труда смогут соорудить на этом месте новый лагерь. Третий трубный сигнал возвещает выступление — выстраиваются ряды, и всякий замешкавшийся солдат спешит занять свое место в строю. Тогда вестник, стоящий у правой руки полководца, троекратно спрашивает на родном языке: все ли готово к бою. Сол­даты столько же раз громко и радостно восклицают: "Да, готово!" Нередко они, предупреж­дая окончание вопроса, полные воинственного воодушевления, с простертыми вверх руками издают только один воинственный клич.

Тогда они выступают в путь и подвигаются молча, в стройном порядке. Каждый остает­ся в линии, как в сражении. Пехотинцы защищены панцирями и шлемами и носят с обеих сторон острое оружие. Меч на левом боку значительно длиннее меча, висящего на правом и имеющего в длину только одну пядень. Отборная часть пехоты, окружающая особу полко­водца, носит копья и круглые щиты; остальная часть пехоты — пики и продолговатые щиты, пилы и корзины, лопаты и топоры и, кроме того, еще ремни, серпы, цепи и на три дня прови­зии; таким образом, пешие солдаты носят почти столько же тяжести, сколько вьючные жи­вотные. Всадники имеют с правой стороны длинный меч, в руке такое же длинное копье; на лошади поперек спины лежит продолговатый щит; в колчане они имеют три или больше длинных, как копья, метательных дротиков с широкими наконечниками; шлемы и панцири они имеют одинаковые с пехотой; избранные всадники, окружающие особу полководца, воо­ружены точно так же, как их товарищи в эскадронах. Авангард образует всегда легион, на­значающийся по жребию.

Такого порядка держатся римляне в походе, в лагере и по отношению к выбору разного рода оружия. В самих сражениях ничто не происходит без предварительного совещания; ка-

117

Упражнения оружием направлены у них к тому, чтобы закалить не только тело, но и дух; для достижения этой цели действуют также и страхом: их законы карают смертью не только дезертирство, но и менее важные проступки. Беспощаднее закона была еще личная карательная власть полководцев; только щедрость наград, выдаваемых храбрым воинам, об­разует противовес, благодаря которому они не кажутся столь жестокими по отношению к провинившимся. Зато и повиновение командирам так велико, что все войско в мирное время представляет вид парада, а на войне — одного-единственного тела — так крепко связаны между собой ряды, так легки повороты, так навострены уши к приказам, глаза напряженно устремлены на сигнальные знаки и руки подвижны к делу. Поэтому они всегда готовы к дей­ствию и нелегко переносят бездействие. Если только они стоят в боевом порядке, то никогда не отступают ни перед количественным превосходством сил, ни перед военной хитростью, ни перед препятствиями, представляемыми местностью, ни даже перед изменой счастья, ибо тверже, чем в последнее, они веруют в свою победу. Нужно ли удивляться, что народ, кото­рый всегда рассуждает, прежде чем что-либо предпринимает, который для осуществления своих предприятий имеет такую могущественную армию, — что этот народ расширил свои пределы; к востоку до Евфрата, к западу до океана, на юге до тучных нив Ливии, а на севере — до Дуная и Рейна? Иной не без основания даже скажет, что владения все еще не так вели­ки, как того заслуживают владельцы.

Это описание не имеет, впрочем, целью хвалить римлян, а утешать побежденных и пад­ких к возмущениям людей наводить на другие размышления. С другой стороны, организация римского войска может служить образцом для тех, которые умеют ценить совершенство, но не вполне с ним знакомы. Однако после этого уклонения я опять возобновляю нить моего рассказа.