Известия смоленского государственного университета. 2015. №2(30) 15
жүктеу/скачать 343.67 Kb. Pdf көрінісі
|
| 22
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ ИЗВЕСТИЯ СМОЛЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА. 2015. № 2(30) ли русского любому «немцу», называя этим словом людей, говорящих на чу- жом языке и в этом смысле «немых» для русского человека. Комическое сравнение в данном случае возникает как бы совершенно естественно: Китай писатель сравнивает с сундуком со «старою рухлядью», крышка которого «слетела с петель, подорванная порохом. Европеец роется в ветоши, достает, что придется» [4, т. 2, с. 12]; Японию – с «запертым ларцом с потерянным ключом» [4, т. 2, с. 314]; угощенье японцами русской делегации и угощение русскими японских дипломатов – с угощеньем друг друга Журавля и Лисицы [4, т. 2, с. 341, 359]; одежду малайца – с одеждой «наших баб» [4, т. 2, с. 255]. Внешний вид, поведение и разговор иноземцев не раз рождают у автора ко- мические ассоциации: «около нас ходит будто сам индийский идол – эмблема обилия и плодородия, Вампоа» [4, т. 2, с. 281]; о переводчике Кичибе: «он продолжает улыбаться, показывать свои фортепиано изо рту» [4, т. 2, с. 353]; «Кичибе вертелся на полу во все стороны, как будто его кругом рвали соба- ки» [4, т. 2, с. 475]. В пьесах Островского есть комические персонажи, которых отлича- ет своеобразное балагурство, похожее на балагурство, характерное для русской средневековой культуры. Авторы книги «Смех в Древней Руси» пишут: «Балагурство – одна из национальных русских форм смеха, в кото- рой значительная доля принадлежит “лингвистической” его стороне. Бала- гурство разрушает значение слов и коверкает их внешнюю форму. Балагур вскрывает нелепость в строении слов, даёт неверную этимологию или не- уместно подчёркивает этимологическое значение слова, связывает слова, внешне похожие по звучанию» [10, с. 21]. В пьесах Островского балагурят прежде всего свахи. В речи Устиньи Наумовны из пьесы «Свои люди – со- чтёмся» появляется «апекит» вместо «аппетит», «брюле» вместо «брюнет» [12, т. 1, с. 32]. Сваха Красавина из трилогии о Бальзаминове тоже искажа- ет слова по преимуществу иноязычного происхождения, превращая их в комически звучащие неологизмы: «ладиколон», «манирует», «пленирует», «платок пукетовый», «по нетовой земле пустыми цветами» [12, т. 2, с. 123– 125], «аккурат пельсик» [12, т. 2, с. 127]. В свою речь свахи включают и пословицы, и поговорки, и сказочные обороты, присказки, прибаутки: «Ну, уж кавалер, нечего сказать! С налёту бьёт! Крикнул это, гаркнул: сивка- бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой! В одно ухо влез, в другое вылез, стал молодец молодцом. Сидит королевишна в своём новом тереме на двенадцати венцах. Подскочил на все двенадцать венцов, поцеловал королевишну во сахарны уста, а та ему именной печатью в лоб и запечатала на память» [12, т. 2, с. 123]; «…Только смотри, под силу ль дерево-то рубишь? Ну, прощай, развозжай, разиня уж уехал» [12, т. 2, с. 127]. Свахи у Островского – носители и хранители древних форм народ- ной культуры, балагурство свах – это свидетельство присутствия здравого смысла, авторского голоса в пьесе, хотя автор, конечно же, не уподобляет- |