К 90-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота
жүктеу/скачать 0.8 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Об одной такой бесшабашной выходке, которая стала достоянием сообщений Совинформбюро от 4 января 1945 года, хочется написать в своих воспоминаниях.
- - Сопляки! Кто же с основных огневых позиций стреляет! Гауптвахта по вас, сукины дети, плачет, - ответил парторг на мои оправдания.
Вечером, перед заходом солнца, на глазах собравшихся на совещание офицеров полка, недалеко от того места, где подорвалось на мине орудие взвода младшего лейтенанта Гуковского подорвалась и походная кухня одного из батальонов нашего полка. При взрыве погиб повар и старшины одной из рот этого батальона. В первых числах октября наша 48-я гвардейская стрелковая дивизия вышла к границе Восточной Пруссии в районе города Вилкавишкис Литовской ССР. Наш полк занял оборону и стал готовиться к наступлению. Мне предстояло воевать именно в тех местах, где в августе-сентябре 1914 года воевал мой отец – старший унтер-офицер Венедиктов Николай Тимофеевич. Воевал он в составе партизанского отряда генерала Глазенапа, входивший в состав 2-ой Русской Армии, командарм - генерал от кавалерии Ренненкапфа. 12-го октября 1944 года войска 3-го Белорусского фронта на Гумбиненском направлении перешли в наступление против войск группы армии «Север», которые защищали Восточную Пруссию. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки, наши войска прорвали оборону немцев и вторглись в пределы фашистского Рейха – Восточную Пруссию. Вскоре в прорыв был введен наш 25-й танковый корпус, который сметая все на своем пути, прошел в глубь территории врага более чем на 50 километров. Враг был вынужден повернуть свой танковый корпус «СС» «Герман Геринг» против наступающих войск 3-го Белорусского фронта. Танковые и моторизованные дивизии этого корпуса нанесли контрудар под основание нашего вклинения и практически отрезали танкистов от остальных войск фронта. И только ценой больших потерь в личном составе и боевой технике, нашим танкистам удалось вырваться из вражеского окружения. Мне лично пришлось наблюдать выход остатков танкового корпуса из окружения. Танкисты, измученные непрерывными боями, отправлялись в тыл на отдых и пополнение. На своей территории немцы сражались умело и ожесточенно. Опираясь на построенные заранее оборонительные сооружения, умело маневрируя своими соединениями, враг наносил нашим наступающим войскам тяжелые потери в личном составе и боевой технике. Мне пришлось неоднократно проходить по тем местам, где буквально накануне проходили ожесточенные бои. Там, на поле боя, я увидел много погибших наших солдат и младших офицеров. Такие большие потери, которые несли наши войска в боях в Восточной Пруссии, на мой взгляд, были сопоставимы лишь с боевыми потерями 8-й итальянской армии в боях в районе хутора Арбузовка станицы Алексеево-Лозовское 22 - 24 декабря 1942 года. Сегодня, спустя шестьдесят четыре года после описываемых событий, в которых автор этих строк принимал непосредственное участие, произошедшее кажется несколько иначе, чем представлено в официальной литературе. Имея определенное представление об оперативном искусстве (во время учебы в Военной Академии это был мой любимый предмет), становится до некоторой степени понятным оперативное построение нашего 20-го стрелкового корпуса при проведении наступательной операции в октябре 1944 года. Наступая во 2-м эшелоне корпуса на его левом фланге, наша 48-я гвардейская стрелковая дивизия двигалась за 20-й стрелковой дивизией на удалении 8-10 километров от ее передовых частей. Если судить по оперативному построению соединений корпуса, то наше командование усиливая свой левый фланг, видимо решило (это было моим предположением) обойти Гумбинненский укрепрайон с юго-востока и при удачном завершении маневра, используя первостепенный успех введенного в сражение танкового корпуса прорваться к городу Инстенбургу ( ныне город Черняховск) – важному узлу железных и шоссейных дорог Восточной Пруссии, обходя таким образом ее столицу - Кенингберг с юго-востока. На первый взгляд, хороший план командарма 28, был обречен изначально на неудачу и вот почему: попытка разгромить немцев в Восточной Пруссии и захватить эту территорию была принята русскими войсками в августе-сентябре 1914 года, то есть в самом начале Первой Мировой войны. Тогда на Восточную Пруссию наступали две русские армии. С территории Литвы – 1-я русская армия (командарм генерал от кавалерии Ренненкампф), 2-я армия (командарм генерал Самсонов) с территории Польши в обход Мазурских болот с юга в направлении Остероде-Алленштейн во фланг и тыл 8-й немецкой армии, оборонявшей Восточную Пруссию. Тогда 1-я русская армия сумела нанести поражение двум корпусам 8-й немецкой армии в Гумбинненско - Голдапском сражении. Однако, отсутствие четкого взаимодействия между русскими армиями, плохое руководство войсками вышестоящего командования, позволило немцам разгромить сначала 2-ю русскую армию, а затем нанести тяжелое поражение 1-й русской армии, отбросив ее на исходные позиции. В октябре 1944 года на территорию Восточной Пруссии вторглись войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И.Черняховский), причем, не имея поддержки со стороны войск 2-го Белорусского фронта, что очень осложняло действия наших войск, но благоприятствовало действиям немецкой группе армии «Север», которая защищала Восточную Пруссию. Небольшой экскурс в историю боев за Восточную Пруссию мною сделан для того, чтобы читатель мог понять сложную и неблагоприятную обстановку для наших войск, сложившуюся во второй половине октября 1944 года в боях за Восточную Пруссию. Опираясь, как я уже писал выше, на заранее подготовленные к обороне позиции, имея в своем распоряжении мощный танковый резерв в виде танкового корпуса «СС « Герман Геринг», и ряд других танковых дивизий, оснащенных танками Т-IV, T-V («пантера»), Т-VI («тигр»), САУ «Фердинанд», немцы могли в оборонительных боях, в коротких, но мощных контрударах своих танковых соединений обескровить превосходящие их по численности, наши армии 3-го Белорусского фронта. Вот почему изначально наш план – нанести поражение группе армии «Север», очистить Восточную Пруссию от немецко-фашистских войск оказался не выполненным, а наши соединения понесли очень тяжелые потери в личном составе и боевой технике. Кстати, когда в середине января 1945 года войска 3-го Белорусского фронта снова перешли в наступление в Восточной Пруссии, теперь уже при поддержке войск 2-го Белорусского фронта (командующий Маршал Советского Союза К. К. Рокосовский), который отрезал Восточную Пруссию от остальной части Германии, нашему 3-му Белорусскому фронту понадобилось почти 3 месяца непрерывных ожесточенных боев, в которых погиб командующий фронтом генерал армии И.Черняховский, чтобы к апрелю 1945 года выйти на ближние подступы к г. Кенинсбергу (ныне г. Калининград), и 6 апреля начать штурм города, а 9 апреля овладеть им полностью. Однако оставим в стороне мои выводы и оценки оперативно-тактической обстановки, сложившуюся в 20-х числах октября 1944 года. Они, естественно, не бесспорны, хотя итог операции по вторжению в Восточную Пруссию известен. И еще: мне не хотелось быть похожим на персонажа известной поэмы замечательного грузинского поэта средневековья – Шота Руставели « Витязь в тигровой шкуре». В этой поэме Шота Руставели писал: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Поэтому вернемся к описанию конкретных событий, связанных с боями за Восточную Пруссию. Как было сказано, наступая во втором эшелоне корпуса на его левом фланге, наша 48-я гвардейская дивизия продвигалась вслед за 20-й стрелковой дивизией на удалении от ее передовых частей на расстоянии 8-10 километров. Примерно в 15-18 км от границы на территории Восточной Пруссии на опушке рощи, я с взводом случайно наткнулся, точнее, увидел большое количество подбитых и сгоревших наших танков. Взобравшись на башню подбитого танка, я окинул взглядом поле недавнего боя. То, что мне пришлось увидеть, потрясло меня. Подобной картины мне не приходилось видеть до этого времени, хотя на фронте я был с декабря 1942 года, и все осталось в моей памяти навсегда. Это было настоящее танковое кладбище. Наши сгоревшие и подбитые танки стояли один возле другого, у некоторых танков от взрыва собственных боеприпасов были сорваны башни и отброшены от корпусов на несколько метров. Всюду на танках, на земле возле взорванных лежали фрагменты тел погибших танкистов. Очень сильно чувствовался запах горелого человеческого тела. Тогда я насчитал более 80 единиц наших новейших (по тому времени) танков Т-34-85, т.е. с 85 мм длинноствольной пушкой. Следует отметить, что на поле боя не было ни одного подбитого или сгоревшего немецкого танка, или САУ. На земле валялось лишь одно разбитое снарядом 88 мм немецкое зенитное орудие. Естественно, возникает предположение: может быть аккуратные и рачительные немцы эвакуировали с поля боя все свои сгоревшие и подбитые танки? Весьма сомнительно. Ведь 40-тонные « пантеры» и 5-тонные «тигры» убрать с поля боя быстро меняющейся обстановке было чрезвычайно трудно. Но как знать? Может быть, так оно и было. Для меня до сих пор остается загадкой, что же произошло на самом деле с нашими танкистами, почему они понесли столь тяжелые потери? Ведь по существу была уничтожена целая танковая бригада, без видимых потерь в бронетехнике у противника. Официальная литература о Великой Отечественной войне времен Советского Союза об этом эпизоде предпочитала хранить молчание или в лучшем случае ограничивалась двумя, тремя фразами « во время проведения войсками 3-го Белорусского фронта в октябре - ноябре 1944 года Восточно-Прусской наступательной операции войска фронта понесли серьезные потери, а ее цели достигнуты не были». Могу высказать свои личные, далеко не бесспорные предположения. Мне не пришлось тогда служить в штабах крупных войсковых частей и соединений, ведь я был всего лишь младшим офицером-командиром батальонного взвода ПТР. Мои предположения таковы: во-первых, была допущена вопиющая преступная халатность, безответственность, пренебрежительное отношение к противнику, ведь победный конец войны уже просматривался со стороны вышестоящего командования. Лозунги и призывы наших СМИ: «Добьем фашистского зверя в его собственной берлоге», «Вперед на Запад» в данном случае сыграли на руку немецко-фашистскому командованию. Во-вторых, отсутствовало четкое, хорошо налаженное взаимодействие между командованием нашего танкового корпуса во время его рейда по тылам противника и командованием соединений других родов войск и особенно между командованием танкового корпуса и авиацией, которая должна была надежно прикрывать с воздуха действие наших танкистов. В третьих, наша разведка, особенно воздушная, просмотрела подход соединений танкового корпуса «СС «Герман Геринг» к месту прорыва немецкой обороны и ввода в сражение нашего 25-го танкового корпуса. В последствии, этот танковый корпус немцев принес нам много неприятностей, в частности, устроил нашим танкистам так называемый « Огневой мешок». Ко всему сказанному могу лишь добавить, что даже мне, младшему офицеру взвода стало ясно, что дальше так воевать с немцами на их территории никак нельзя. Нанеся поражение нашему 25 танковому корпусу, и отбросив его подразделения за боевые порядки наших наступающих соединений, танковый корпус «СС» нанес контрудар по войскам нашего 20-го стрелкового корпуса и конкретно по частям 20-й и 55-й СД, которые вели наступление на Гумбинненском направлении в первом эшелоне корпуса. Главный удар пришелся по частям 20-й стрелковой дивизии. Личный состав этих частей, главным образом, стрелковые подразделения, укомплектованные в основном жителями только что освобожденных от немецких оккупантов Западных районов Украины, и при этом слабо обученный, при виде немецких танков и пехоты, обратился в бегство. Таким образом, они отступили до огневых позиций нашей артиллерии. Шквальный огонь нашей артиллерии, а также потеря немцами несколько танков охладило наступательный пыл эсесовцев. Они, понеся серьезные потери, особенно в пехоте от ударов нашей артиллерии, минометов и ракетных установок отошли назад и перешли к обороне. Но, и части нашей 20-й стрелковой дивизии, понесшие в ходе наступления ощутимые потери в пехоте, не могли больше наступать и закрепились на рубеже, примерно, в 10-12 километрах от Гумбиннена. Кроме того, морально-боевой дух личного состава был основательно подорван случившейся неудачей. По имеющимся достоверным данным, неудачи постигли и 55-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Таким образом, восточно-прусская наступательная операция войск 3-го Белорусского фронта в полосе наступления нашего корпуса практически завершилась, а его соединения перешли к обороне. Не в моей компетенции давать ее результатам оценку. Могу лишь сказать, что наконец-то мы добрались до проклятого Богом Рейха и показали немцам, что такое хорошо и что такое плохо. Через несколько дней части нашей дивизии сменили подразделения 20-й стрелковой дивизии, которые отводились в тыл на отдых и пополнение. Наш 3-й батальон сменил одну из частей этой дивизии и занял оборону на правом фланге полка. Сосед справа – одно из подразделений 55-й гвардейской стрелковой дивизии. Фронт обороны батальона составлял примерно 1-1,2 километров. Перед нами в 1,5 километрах находился населенный пункт Задонеллен, в 10-12 километрах г. Гумбиннен. Мы стали закапываться в землю, рыть сплошные траншеи, которые соединяли между собой стрелковые роты батальона. На участке обороны 9-й стрелковой роты, командир роты лейтенант противотанковых ружей моего взвода стояла подбитая « Пантера». Снаряд нашего орудия разбил ведущий каток правой гусеницы и сделал большую дыру в передней части корпуса. Танк капитально был выведен из строя. Однако, немцы, покидая танк, все же сумели снять замок и прицел с орудия. Бронебойщики моего взвода прорыли траншею прямо под днище «Пантеры», устроив там своеобразный ДОТ, который трудно было разрушить. Во взводе боепитания батальона я раздобыл себе снайперскую винтовку и зажигательно-разрывные патроны к ней, и устроил под днищем «Пантеры» удобное гнездо и стал в свободное время постреливать по немцам, которые обнаглели настолько, что днем на виду у всей нашей обороны, таскали на себе бревна для устройства убежища. Впрочем, немцы очень любят комфорт и делают для себя убежища в 5-6 накатов из бревен, засыпая все слоем земли толщиною не менее одного метра. Землянки у немцев были очень удобны (в этом я многократно убеждался) и в них можно было отдыхать раздеваясь, снимая шинели и обувь. Нейтральная полоса, где стояла подбитая «Пантера» была не менее 550-600 метров, поэтому моя стрельба по немцам была не эффективна. Но, мне все же удалось ранить в ногу одного немца. После моего выстрела фриц бросил бревно, погрозил мне кулаком и здорово хромая, свалился прямо в траншею. В другой раз, примерно, через два дня удалось зажигательно-разрывной пулей попасть в бревно у самой головы фрица. Сначала он оторопел от неожиданности, затем, бросив бревно, прыгнул в траншею. После этого, на нашем участке днем немцы не таскали бревна для своих убежищ. За время нахождения в обороне, то есть с 22.10.44г. по15.01.45 г. мы непрерывно совершенствовали свою оборону в инженерном отношении. Русские люди, когда им не грозит непосредственная опасность, проявляют беспечность, а порой безалаберность и пренебрежительное отношение к противнику. Здесь были немцы – противник более чем серьезный. Так, например, было принято решение, что ночью половина личного состава подразделений займет свои боевые позиции, а другая половина займется рытьем траншеи или ее углублением. Утром, позавтракав и выставив лишь наблюдателей, личный состав уходил в блиндажи или землянки и там отдыхал от темного времени суток. Немцы путем систематического наблюдения установили этот наш распорядок дня и кроме того выявили стык наших двух дивизий, которые занимали оборону в 5-6 километрах западнее г. Гольдана. Днем в 20-х числах декабря 1944 года, около 20-ти немецких танков с десантом автоматчиков на броне, без артподготовки ринулись в стык двух наших дивизий и с ходу ворвались в г. Гольдап, где находились тылы этих дивизий, штаб корпуса (но не нашего 20-го брестского) и разгромили все, что можно было разгромить, вызвав большую панику в нашем тылу. С большим трудом нашим соседям удалось изгнать немцев из города. Тогда нас всех офицеров от командира роты, отдельных взводов и выше собрали в штаб нашего полка и довели до нас этот прискорбный для нашей армии случай. На нашем участке обороны пока было все спокойно. Ночью от безделья и чтобы не уснуть, солдаты как наши, очевидно, и немецкие постреливали каждый в сторону своего противника, не видя друг друга. Однако и от этого бесцельного огня противника в полку ежедневно гибли 1-3 человека. Я, разумеется, тоже боялся стать жертвой случайной шальной пули, но, тем не менее, страшно не любил ходить по грязным и залитым водой траншеям, а поэтому предпочитал продвигаться вдоль обороны батальона рядом с траншеей. Длительное сидение в обороне иногда провоцировало нас, молодых офицеров, полных сил и энергии, на необдуманные, далеко небезобидные поступки, которые могли привести к очень печальным последствиям. Об одной такой бесшабашной выходке, которая стала достоянием сообщений Совинформбюро от 4 января 1945 года, хочется написать в своих воспоминаниях. В декабре 1944 года я со своим ординарцем жил в землянке, которая была вырыта на склоне небольшого оврага. Рядом находилась землянка моего приятеля – командира батальонного взвода 45 мм орудий младшего лейтенанта Олега Гуковского. Наши землянки находились в 200-250 метрах от первой траншеи 9-ой стрелковой роты нашего батальона. Накануне нового 1945 года, нам, офицерам полка, выдали дополнительный паек. Он состоял из довольно приличной банки крабовых консервов, пачки сливочного американского масла (около 400 г) и 1,2 кг печенья. Мы решили встретить новый год в землянке О. Гуковского, так как она была более комфортабельна, имела дверь, и в ней было относительно тепло. Моя землянка была небольшой и покрыта лишь листом железа, на котором был насыпан небольшой слой земли, а вместо двери – плащ-палатка в два слоя. В ней расположились встречать новый год наши ординарцы. О водке мы позаботились заранее. В моей фляге помещалось не менее пол-литра водки. После выпитых нескольких наркомовских 100-граммов, мы заспорили между собой. Я стал доказывать Олегу, что из его 45 мм орудия за одну минуту могу сделать 35 выстрелов. Он, конечно же, возражал. Поспорили на пол-литра водки и, не мешкая, пошли к огневым позициям его взвода. От наших землянок, если идти по траншее, было не более 100 метров. Он шел к огневым позициям по траншее, я как обычно, по верху, но рядом с ним. На переднем крае шла редкая ружейно-пулеметная перестрелка, стреляли в основном трассирующими пулями. Мы шли к основным огневым позициям взвода, которые были хорошо замаскированы, и с них вести огонь разрешалось лишь в случае атаки немцев. При подходе к огневой позиции, нас окликнул часовой. О. Гуковский, назвал себя, и мы подошли к капониру первого орудия. По моей просьбе Олег приказал часовому подать команду: «Взвод, к Бою!». Часовой во всю мощь трижды повторил эту команду. Вскоре личный состав взвода занял свои места согласно боевого расписания. Когда взвод был приведен в боевую готовность, Гуковский приказал всем расчетам укрыться в землянках, оставив лишь командира 1-го орудия, которому указал встать на место заряжающего. Я встал на место наводчика. По моей просьбе принесли два ящика фугасно-осколочных снарядов. Первый выстрел был сделан мною в сторону противника с целью пристрелки. Снаряд улетел так далеко, что разрыва не было видно и слышно. Я опустил ствол орудия и сделал второй выстрел, но снаряд разорвался на значительном удалении, перелетев практически населенный пункт. Мне пришлось снова опустить ствол орудия выстрелить. На этот раз снаряд разорвался на крыше дома, стоящего перед нами. Тогда я подал командиру команду: «Заряжай орудие и как можно проворней!». « Засекай время, Олег, начинаю стрельбу», - крикнул я Гуковскому и открыл огонь, вращая ручной наводкой ствол орудия вправо и влево. Снаряды, при этом, рвались на крыше домов Задонеллена, и я это визуально наблюдал. Ночью при стрельбе фугасно-осколочными снарядами из ствола орудия вырывается большой сноп огня. Во время неординарной стрельбы редкая ружейно-пулеметная стрельба как с нашей, так и с немецкой стороны и вовсе прекратилась. Вместе с тем, мне не удалось уложиться в одну минуту, сделав 35 выстрелов. После 31-го выстрела Гуковский крикнул: « Стоп! Прошло уже больше одной минуты, и ты проиграл!» Затем он подал команду: «Отбой! Орудие укрыть в канонире, утром орудие пробанить!» Мы еще разговаривали с командиром орудия, обмениваясь с ним о темпе стрельбы, когда в середине населенного пункта, в одном из домов начался небольшой пожар, который стал постепенно увеличиваться. Вскоре раздался взрыв, не такой уж сильный, но все же заметный. По нашему мнению взорвался боекомплект одной из минометной батареи фашистов. Поэтому следует ожидать ответный новогодний «привет» от немцев. Вскоре в сторону пожара стали стрелять трассирующими пулями солдаты нашей передней позиции, немцы затихли. Через некоторое время в нашем тылу раздался артиллерийский выстрел. Скорее всего это был выстрел нашей 122 мм гаубицы-пушки. Снаряд, пролетев над нашими головами, взорвался недалеко от затухающего пожара. Решив, что сейчас начнется ожесточенная артиллерийско-минометная перестрелка и фашисты постараются накрыть своим огнем территорию, с которой велся огонь по Задонеллену. Но мы ошиблись, на дворе стоял уже 1945 г., а не 1941 или 1942 год, когда немцы отвечали на один наш артвыстрел - десятью. На всякий случай, мы с Олегом прыгнули в траншею и направились по ней к нему в землянку, чтобы продолжить встречу нового 1945 года. Но, не успели мы пройти и половину пути, как в окружении 2-х автоматчиков встретили парторга нашего батальона. В эту ночь он был дежурным по батальону, и услышав стрельбу из орудия, решил проверить, что случилось и по какому поводу ведется такая частая стрельба. Парторг по воинскому званию «капитан» по возрасту был, примерно, в два раза старше нас, но не был кадровым политработником. Он был призван из запаса. Встретив нас, он строго спросил: «Кто стрелял и почему стреляли?» Я ответил, что стрелял я и таким образом мы послали фрицам новогодний привет! Да вот видите и склад боеприпасов небольшой, по этому случаю и взорвали. - Сопляки! Кто же с основных огневых позиций стреляет?! Гауптвахта по вас, сукины дети, плачет, - ответил парторг на мои оправдания. - Пойдемте к комбату, - продолжал он, - вы получите от него хорошую выволочку за ваши глупые выходки. Мы, молча, понурив головы, поплелись за ним, на командный пункт батальона капитана Лаврова. Но пока мы шли, парторг немного остыл. Отпустив автоматчиков, мы вошли в землянку комбата. Он тоже встречал новый 1945 год в кругу своего близкого окружения – адъютанта старшего (начальника штаба батальона), замполита, представителя штаба полка. Войдя в землянку, парторг сказал примерно следующее: вот эти лейтенанты, товарищ комбат, немного порезвились. Это они стреляли по Задонеллену и, очевидно, взорвали небольшой склад боеприпасов!» Комбат Лавров строго посмотрел на нас, а мы, молча стояли с Гуковским по стойке «смирно». Лавров по случаю наступления нового года и предстоящего перевода – с повышением в другую дивизию на должность заместителя командира полка, был настроен благодушно. Поворчав немного на нас за то, что мы стреляли с основных огневых позиций, отпустил нас. Мы, естественно, обрадовались такому повороту дел и отправились в землянку Олега, чтобы продолжить празднование нового года. На другой день, как нам стало известно, в штаб полка ушло донесение, в котором сообщалось, что батальонный, именно батальонный взвод 45 мм орудий (командир взвода младший лейтенант Гуковский) обстрелял в новогоднюю ночь заранее выявленную цель и взорвал при этом склад боеприпасов фашистской минометной батареи, которая часто вела огонь по боевым позициям батальона. По наблюдениям наших разведчиков, при взрыве склада боеприпасов было ранено и уничтожено не менее 10-ти гитлеровцев. В штабе полка в донесении штабу нашей 48 гвардейской стрелковой дивизии эту цифру увеличили до 20 человек. В штабе дивизии эту цифру посчитали видимо заниженной, поэтому в штаб нашей армии пошло донесение, в котором говорилось, что артиллеристы младшего лейтенанта Гуковского в населенном пункте Задонеллен взорвали склад боеприпасов противника. При этом было уничтожено более 40 гитлеровцев. О формировании текстов этих донесений я узнал от своего приятеля из штаба нашего полка спустя несколько дней после опубликования сообщения « Совинформбюро». 4 января 1945 года в нашей дивизионной газете «За Родину» было напечатано очередное сообщение Совинформбюро о боевых действиях на советско-германском фронте. В этом сообщении, как мне помнится, было сказано, что на одном из участков фронта в Восточной Пруссии батарея младшего лейтенанта Гуковского двумя залпами взорвала склад боеприпасов противника и уничтожила 40 гитлеровцев. жүктеу/скачать 0.8 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|