Кафедра философии, биомедицинской этики и гуманитарных наук

17. Как могли бы быть представлены позиции либералов и консерваторов в решении проблемы эвтаназии?

Можно было бы сформулировать здесь следующие определения. Либералы как бы говорят, что есть только малое Я, для которого в определенных условиях (интервал эвтаназии) существуют непереносимые страдания. Поскольку большого Я нет, то нет и такой инстанции, которая могла бы оправдать подобное страдание, так что малое Я получает санкцию на свое уничтожение.

Консерваторы же, наоборот, принимают словно только большое Я и призывают учитывать исключительно его определения. Любое страдание, говорят как бы они, переносимо большим Я, и потому нет ничего и ни в каких страданиях, что могло бы позволить это Я уничтожить.

18. Каким образом проявляет себя проблема эвтаназии как некоторого вида биоэта?

Если эти две позиции представляют собой две редукции третьего состояния, то остается лишь один способ помыслить это третье состояние – допустить одновременное существование малого и большого Я личности. Но как же в этом случае проявит себя проблема эвтаназии?

Положим, что вновь возникает непереносимое для малого Я страдание, которое, однако, переносимо и осмысленно с точки зрения большого Я. В этом случае мы имеем дело с некоторым транс-Я, которое сквозит через малое и большое Я, будучи способным как отождествлять себя с каждым из них, так и перетекать в своих определениях от одного из них к другому.

В этом случае действия врачей должны, по-видимому, определяться природой транс-Я конкретного больного в конкретной ситуации, предполагая транс-практику деятельности, также способную определять себя по-разному в разных обстоятельствах.

С одной стороны, консерваторы могут быть правы в том, что мы должны пытаться повлиять на определения транс-Я пациента в направлении отождествления с его большим Я, и здесь важную роль может сыграть духовное воздействие на больного.

С другой стороны, в конкретных условиях для конретного человека может возникнуть ситуация необратимого отождествления его транс-Я с его малым Я. В этом случае в законодательствах ряда стран допускается возможность использования эвтаназии, но для этого необходим критерий необратимого отождествления транс-Я с малым Я больного при условии существования непереносимого для его малого Я страдания (назовем его для краткости критерием экстра-страдания, поскольку в этом случае речь идет о непереносимом малым Я страдании - страдании, выходящем за границы (экстра) переносимости малого Я).

С этой точки зрения можно посмотреть на условия добровольной эвтаназии, принятые, например, Королевской голландской медицинской ассоциацией в 1973 г. Это следующие требования:

1) только врачи могут практиковать эвтаназию (условие более объективного уровня осуществления деяния эвтаназии),

2) просьбы об эвтаназии должны быть сделаны компетентными пациентами (это критерий обладания пациентом достаточным сознанием, достаточным уровнем эго, Я),

3) решения пациентов должны быть недвусмысленными, неоднократными и хорошо документированными (этим удостоверяется выраженность экстра-страдания как достаточного мотива принятия решения),

4) практикующий врач должен консультироваться с другим врачом (интерсубъектность как дополнительный фактор усиления объективности в принятии решения),

5) пациент не должен испытывать давление в принятии им решения (в принятии решения должно быть задействовано только эго, Я пациента),

6) пациент должен испытывать невыносимую боль или страдание, без перспективы их устранения (экстра-характер страдания для малого Я больного),

7) никакие другие меры не могут быть доступны, которые улучшили бы состояние и были бы приемлемы для пациента (условие физической неустранимости страдания и условие необратимого отождествления транс-Я пациента со своим малым Я).

Таким образом, это в самом деле возможный критерий экстра-страдания, на основании которого делается вывод о допустимости использования эвтаназии.

Итак, в проблеме эвтаназии мы при более глубоком анализе видим несколько биоэтов.

Это биоэт-объект транс-Я, которое может редуцироваться в свой биоредукт малого Я и эторедукт большого Я.

Это биоэт-деяние, которое можно было бы назвать пара-эвтаназией, способное редуцировать себя биоредуктом проведения эвтаназии и эторедуктом запрета на эвтаназию.

Разделяет два последние редукта критерий экстра-страдания, формулировка которого представляет такую же проблему в этой области, как формулировка подобных же пограничных критериев, разделяющих био- и эторедукты в проблеме статуса эмбриона и смерти-умирания. И в случае эвтаназии мы видим существование смешанной природы биоэтов с возможными редукциями к их чистым состояниям и проблемой формулировки своего рода критерия редуктивной демаркации, разделяющего подобные редукты.

Обобщая рассмотренные выше примеры и схемы биоэтической рациональности, можно предполагать следующую первоначальную гипотезу формирующейся сегодня биоэтической стратегии мышления и деятельности.

Биоэтика имеет дело со смешанными пограничными сущностями – биоэтами, соединяющими в себе биологические (биоредукт) и этические (эторедукт) составляющие.

Разорванность современной рациональной культуры постоянно провоцирует научное сообщество и каждого индивидуального субъекта к редукции целостной природы биоэта к его чистым редуктам, порождая крайности либеральной (редукция биоэта к его биоредукту) и консервативной (редукция к эторедукту) позиций.

Реальная научная и социальная практика решения возникающих в биоэтике проблем избирает, однако, более «мягкий» способ выражения природы биоэтов, не столь сильно разрушающий их комплексную природу.

По-видимому, достаточно распространенной, хотя может быть и не единственной, стратегией выражения смешанной природы биоэта является интервальный подход, который стремится определить интервалы редукций биоэта – области определения, в рамках которых доминирующую роль играет тот или иной чистый редукт биоэта.

В частности, подобной стратегией определения редуктивных интервалов является методология формулировки редуктивных критериев демаркации – систем условий, позволяющих диагностировать границу перехода одного редукта биоэта в другой. Подобная более гибкая система выражения композиционной природы биоэта закрепляется в научной и правовой биоэтической практике.


Рис. 11
Таковы, как нам представляется, основные принципы определения нового типа рациональности, который формируется в своременной биоэтике и обладает, как можно видеть, глубинным соответствием с неклассической рациональностью современной науки, например, как уже отмечалось, с рациональными структурами современной квантовой физики (подобное соответствие можно было бы называть феноменом квантово-биоэтического соответствия).
22. В чем связь концепции биоэтов с антидекартовоской парадигмой?

И последнее, что нам хотелось бы отметить, - связь концепции биоэтов с влиятельной в современной философии антидекартовской парадигмой.

Речь идет о попытках преодоления декартовского дуализма «внешнего» и «внутреннего» в феноменологической традиции, в философии телесности, семиотике, когнитивных науках, психосоматической медицине и т.д.

Так или иначе, во всех этих областях делается попытка выйти к некоторой «третьей реальности» (феноменологическая среда чистого сознания, живое тело, комплексная природа знака и т.д.), которая объединяла бы в себе материю и сознание, объект и субъект, «внешнее» и «внутреннее».

Философия биоэтики, как представляется, лежит в этом же русле развития антидекартовской парадигмы рациональности. Полюс биологического в большей мере выражает более объективированные и материальные определения, полюс этического – более личностно-идеальные составляющие «третьей реальности» биоэтики. Комплексная природа биоэтов конкретизирует подобный трансдисциплинарный статус биоэтической реальности.

Объединяя в себе свои чистые редукты, каждый биоэт выступает полюсом нового типа пограничной реальности, сквозящей через определения res extensa² и res cogitans³, объединяющей их в неуловимом крайностями единстве нового вида бытия. С этой точки зрения тип рациональности, формирующийся в биоэтике, приобретает более глобальное звучание одной из вариаций нового типа неклассической рациональности современного этапа развития западной культуры.

В подобном представлении, как нам кажется, проблемы биоэтики могут получить некоторое унифицирующее выражение, что в свою очередь позволит более глубоко подойти к определениям этой перспективной области знания.

§ 2. Глоболоки – основа реального этоса.
Введение.
Биоэтика и медицинская этика ставят многие теоретические вопросы более тонкого и глубокого понимания природы самого этического (этоса). В этом параграфе мы предлагаем вниманию читателя новый взгляд на некоторые аспекта реального поведения субъекта в разного рода сообществах. Подобная тема, как представляется, играет важную роль и в решении проблем биоэтики и медицинской этики.
Что такое глоболоки?

В этом параграфе мы хотели бы выдвинуть гипотезу некоторых особых сущностей – так называемых глоболоков, составляющих, как нам представляется, основу реальной этики и поведения субъекта, в том числе в рамках биоэтики и медицинской этики. Слово «глоболок» образовано сочетанием двух слов - «глобальный» и «локальный», т.е. «глоболок» - это некотрое единство глобального и локального. По такой смешанно-дуалистической природе глоболоки, как и биоэты, напоминают квантовые системы, которые обладают дополнительными свойствами в разных экспериментальных ситуациях (например, при измерении одним прибором электрон проявит себя как волна, при измерении другим – как частица). Так и глоболоки – это такие транс-объекты (транс-сущности), которые в одних контекстах выражают себя через глобальные определения, а в других – через локальные. В целом же это некоторые «кентавры» и «гибриды», антиномистически сочетающие в себе двойственно-дополнительные определения того и другого.

Главная наша гипотеза состоит в том, что субъект в своем поведении в тех или иных реальных жизненных обстоятельствах руководствуется именно такого рода смешанными принципами, отчасти проявляющими себя как принципы глобальной этики, отчасти – как регулятивы более локальных субъектных определений.

В теориях этики обычно глоболокальная природа реального этоса субъекта так или иначе редуцировалась к своим крайностям – либо к глобально-этическим определениям, формируя этику чистого долга и чистой нормативности абсолютно-должного (наиболее ярким примером является здесь этика Канта), либо открыто пропагандируя принцип максимального приспособительства и применения к конкретной локальной ситуации (прагматизм Макиавелли, возможно, - одно из наиболее чистых выражений этого редуктивного полюса). Так реальный этос глоболоков, как правило, не улавливался и постоянно редуцировался к своим крайним редукциям – либо к «глоборедукту» этики чистого долга, либо к «локоредукту» этики чистого прагматизма и релятивизма.

Таким образом, здесь существует логика, во многом напоминающая логику биоэтов. Как и биоэты, глоболоки дуалистичны и двусоставны, обладают способностью редуцироваться к своим крайним редуктам в тех или иных экстремальных контекстах. Такие редукты можно называть глоборедуктом и локоредуктом. В первом абсолютизируется глобальная составляющая глоболока, во втором – локальная. Как и в случае биоэтических ситуаций, одна из наиболее сложных проблем реального этоса – определение границ редуктивной демаркации, позволяющих отделять друг от друга области применимости («интервалы») разных редукций, в первую очередь – глобо- и локоредуктов. По-видимому, напряженность и коллизии реальной этики конкретного субъекта в текущих обстоятельствах жизни – это во многом результат неоднозначной глоболокальной природы этического бытия, в рамках которой каждый раз нужно определить правильную пропорцию редуктивных составляющих в том или ином конкретном интервале жизненного самоопределения.

В первую очередь, как представляется, необходимо более определенно очертить сферы глобального и локального в рамках этической теории и практики. Здесь может помочь анализ нравственного логоса, проделанный автором в книге «Логика Добра»⁴, хотя и на примере одной этической системы – системы Валадимира Соловьева, - но имеющей, как мы полагаем, много параллелей и перекличек с множеством иных систем этики.

В «Логике Добра» речь идет о многообразии конструкций нравственного логоса, но главным образом о так называемом нравственном базисе, который Соловьев символизирует в трех базовых нравственных чувствах («корнях нравственности») – чувстве стыда, жалости и благочестия. Стыд символизирует более аффективное отношение к низшему началу, жалость – к равному, и благочестие – к началу высшему. Каждое из этих нравственных чувств есть лишь символизация целого ментально-аффективного комплекса («базиса»), составляющего основу объективной нравственной субъектности.

Предполагается, что объективно задана система некоторой субъектной иерархии («царство целей», по Канту), в которой каждое субъектное начало (ценность, поступок, существо и т.д.) занимает определенное иерархическое место в рамках фиксированного контекста.

Подобная иерархия строится двумя основными отношениями – отношением неравенства и отношением равенства-подобия. Первое отношение повзоляет говорить о более высоком или низком сравнительно с данным началом. Второе отношение выделяет множества равных-подобных начал, сравнительно с данным. В итоге, выделив некоторый элемент субъектной иерархии, мы можем все множество иных субъектных принципов, фиксированных в данном контексте, разбить на три основных класса – множество более нижележащих принципов, множество равных и множество вышележащих начал в отношении к данному.

Отсюда возникают три основных принципа нравственного базиса. В реальной своей жизнедеятельности субъект должен строить ее таким образом, чтобы к объективно низшему, равному и высшему и субъективно относиться тем же образом – как к субъективно низшему, равному и высшему. Первый элемент нравственного базиса, условно обозначаемый нами как bas1, регулирует отношение к низшим областям субъектной иерархии, второй элемент (bas2) – к областям равного, и третий элемент (bas3) – к области более высокого. Более конкретное их выражение может быть достаточно многообразным, но в основе своей первый элемент выражает начало управления низшим (добродетели умеренности и мужества в этике Платона-Аристотеля), второй элемент – начало со-чувствия равному, и третий элемент – принцип подчинения и признания высшего начала.

Итак, основные компоненты нравственного логоса в части учения о нравственном базисе у Соловьева – это: 1) идея объективной субъектной иерархии, 2) фиксация контекстов (интервалов), в рамках которых только и может быть определена достаточно однозначная иерархическая структура (в общем случае иерархия начинает слоиться и сталкиваться, множась в многообразии различных контекстов, – вот почему нужно вначале зафиксировать достаточно однозначный контекст, чтобы получить непротиворечивое иерархическое упорядочивание субъектных начал), 3) существование внешнего слоя субъективной субъектной иерархии, которая может в большей или меньшей степени отклоняться от своего объективного прообраза.

В этом случае – при однозначном контексте – нравственный базис выступает как обобщенный регулятив синхронизации определений объетивной и субъективной сторон субъектных ирерархий. Такова общая идея нравственности в «Оправдании добра» Соловьева, если отвлекаться, конечно же, от большого числа разного рода тонкостей и нюансов.

Важно в этом случае отметить еще одну смысловую составляющую нравственного базиса, которая уже напрямую затрагивает нашу тему глобального-локального.

В определениях нравственного базиса фиксируется некоторая глобальная субъектная иерархия, имеющая своего рода космические и трансцендентные основания для всякого вида субъект-бытия. Объективная этика будет такова - как это особенно подчеркивается в прокантовских деонтологических теориях - для любого разумного существа в любой точке пространства-времени-обстоятельств. Поэтому тема глобального интимно вовлечена в определения нравственного базиса, поскольку речь идет о некоторой глобальной субъектной иерархии.

Хотя тот или иной контекст способен совершать контекстную локализацию глобальных иерархических отношений, но и в этом случае иерархия продолжает сохранять свои аспекты глобальности-инвариантности (например, не все переменные могут быть зафиксированы контекстом (такую глобальность можно было бы называть «остаточной глобальностью») или контекстный вариант иерархии может получаться как результат наложения начальных-граничных условий на некоторые мета-контекстные глобальные инварианты («свернутая глобальность» - глобальность, дающая локальность как свой частный случай, свою частную «свертку»), подобно тому, как это происходит при получении частного решения из некоторого универсального закона).

В таком представлении этика есть существенно глобальный проект, устремленный предельно на некоторые глобально-трансцендентные определения субъектного бытия. Наиболее ярко эта линия глобального в истории этики, как уже отмечалось, была выражена в идее формальной этики Канта, особенно в его формулировке категорического императива.

В простейшем случае субъектная иерархия представлена иерархией существ, в рамках которой выделяются более или менее высокостатусные субъектные позиции. Но в более общем случае, как отмечалось, это может быть иерархия и разного рода иных субъектных принципов – ценностей, деятельностей, норм и т.д. В то же время иерархия существ, как можно предполагать, могла бы лежать в основании всех иных субъектных иерархий. Например, за иерархией деятельностей можно всегда обнаружить иерархию соответствующих деятелей и т.д. Далее мы не будем, однако, настаивать на сводимости всех субъектных иерархий к иерархиям живых существ, отмечая лишь важность этих последних иерархий и используя их для иллюстраций.

Сложность реальной этической деятельности связана, кроме всего прочего, с тесным переплетением в этических определениях глобального и локального. Реальные субъекты живут в реальных сообществах, где выстраиваются и действуют разного рода локальные – только для этого сообщества действующие – субъектные иерархии. Мы все являемся частью семьи или производственного коллектива, нации, народа и множества иных субъектных общностей, в качестве частей которых вовлекаемся в их жизнедеятельность.

В связи с этим можно ввести более общее понятие субъектного базиса – системы регулятивов, подобных нравственному базису, но в общем случае определяющих согласование объективной и субъективной иерархии не обязательно на глобальном уровне, но как на глобальном, так и на множестве локальных уровней. С этой точки зрения, в любом сообществе существ должны действовать силы, которые не позволяют внешне-субъективным определениям иерархии значительно отклоняться от некоторых глубинно-объективных ее детерминаций, обеспечивающих выживание и развитие данной иерархии существ как некоторого комплексного макросубъекта.

В рамках субъектного базиса также можно говорить о трех основных элементах базиса, регулирующих отношение к низшим (bas1), равным (bas2) и высшим (bas3) элементам субъектной иерархии (уже не обязательно глобальной) в каждом фиксированном контексте субъект-бытия.

В «Логике Добра» мы, правда, отмечаем и до некоторой степени развиваем возможность еще одного – нулевого – элемента субъектного (в частности, нравственного) базиса, который выражает должное отношение к несравнимым элементам субъектной иерархии – «к объективно безразличному и субъективно должно относиться как к безразличному» (bas0).

Возможность нулевого элемента bas0 следует уже из логических соображений существования частичного порядка, в котором не все элементы могут быть сравнимы, и отношения равенства-неравенства не могут исчерпать всех возможностей. В этом случае необходимо добавить третье отношение «несравнимости», которое, кстати говоря, будет обладать более высоким – метаязыковым – статусом в отношении к первым двум отношениям.

С точки зрения реальной этики, традицию нулевого базиса можно особенно отметить в этике буддизма и близких к нему традиций (напр., в стоицизме с его «атараксией», в идее угашения воли в этике Шопенгауэра и т.д.), где особенно подчеркивается этическое значение невозмутимости духа в отношении ко всему объективно безразличному.

Итак, три или четыре основных элемента субъектного базиса лежат в основании «субъектной этики» любого сообщества существ, направляясь на поддержание объективных субъектно-иерархических определений этого сообщества. В общем случае их можно сформулировать следующим образом: «К объективно безразличному, низшему, равному и высшему в данной иерархии и субъективно нужно относиться так же».

Как преломляется идея субъектного базиса для неразумных и разумных живых существ?

В сообществах неразумных существ (растений, животных) принципы такой иерархии поддерживаются, по-видимому, тем же «инстинктом природы», который выражает и все иные принципы субъектной целесообразности (так что можно было бы говорить о своеобразных определениях этики и в этом случае). В случае сообществ разумных существ возникает дополнительная осложненность бытия этоса, связанная с феноменом свободы и разумной детерминации этических определений подобных существ. Но в своих принципиальных основах действует та же схема поддержания бытия субъектных иерархий.

Будучи вовлеченным в конкретные локальные иерархии живых существ, человек оказывается открытым целой системе субъектных базисов, каждый из которых направлен на объективное поддержание своей иерархии. В том числе в этой последовательности на вершине для этически чувствительного существа всегда находится и базис самой глобальной субъектной иерархии – нравственный базис. В итоге многомерность субъектно-базисного бытия можно свернуть в более сжатой формуле открытости субъект-бытия на два основных типа субъектных базисов – разного рода локальных и на глобальный субъектный (нравственный) базис. Так рождается основной глоболокальный антиномизм реального этоса живого существа, особенно напряженно выраженный для человеческих существ.

Так можно подытожить основные определения нравственного базиса, приведенные более подробно и структурно в «Логике Добра». Основной темой, как видим, оказывается здесь глоболокальная природа реального субъектного базиса, влияющего постоянно на текущую жизнедеятельность субъекта. Проще говоря, человек всегда разрывается влияниями глобального и локального в своей жизни в том или ином сообществе, и ему всегда приходится искать ту или иную пропорцию компромисса глобального и локального, чтобы, во-первых, выживать в рамках локального субъектного сообщества (момент локального), и, во-вторых, жить по возможности достойно в этом собществе (момент глобального). Локальные субъектные иерархии, как правило, склонны к своей абсолютизации и тенденции все большего отпадения от определений глобальной субъектной иерархии, в связи с чем многие члены этой иерархии чувствуют большее или меньшее напряжение и оказываются перед выбором – как поступить в каждой конкретной ситуации, выбирая между тем, куда влечет давление относительных интересов, и тем, что диктует совесть.

Какие два основных подхода возможны в глоболокальной проблематике?

Как и в любой аксиологической проблематике, в теме глоболоков возможны аспекты дескриптивного и нормативного подходов. При дескриптивном подходе мы просто констатируем факт того, что реальные субъекты руководствуются в этической практике глоболоками, и пытаемся наиболее объективно и беспристрастно описать существующую здесь ситуацию, избегая тех или иных оценок. При нормативном подходе мы пытаемся дать те или иные оценки глоболокальным структурам, например, решить проблему того, насколько возможны положительно или отрицательно определенные локоредукты. В этом разделе я коснусь в большей мере дескрипитвных аспектов глоболокальной темы.
Каковы наиболее распространенные случаи глоболокальных напряжений?

Наиболее распространенными примерами глоболокальных напряжений являются для обычных людей ситуации повышенного выделения близких людей (например, родственников или друзей. Предельным случаем этого выделения является выделение себя – как максимально близкого субъекта) и ситуации контр-нравственных давлений со стороны локальных иерархий (например, давление корпоративных традиций в сторону не-нравственных норм и т.д.). В первом случае субъект может повышенно выделять «своих» или ограничивать «чужих», нарушая принципы локальной иерархии, так что здесь более беспристрастная позиция даже локальной иерархии может выступать символом нравственного базиса. Во втором случае сама локальная иерархия будет противопоставлять себя глобальной субъектной иерархии.

Примеров глоболокальных напряжений можно приводить великое множество, хотя, выходя на свет, они, как правило, попадают в субкультуру разного рода нормативных отклонений, например, всплывая на поверхность в сфере криминальной хроники, судебной практики, светских скандалов и т.д. Самосознание общества обычно построено по типу глоборедуктов глоболокальной реальной практики этоса, так что субъектам обычно приходится прятать локальные составляющие, и кому-то здесь везет больше, кому-то – меньше.

Подавляющее большинство людей, как писал Макиавелли, не плохи и не хороши, но пытаются не слишком удаляться от добра, не чураясь в некоторой мере и зла (он, например, дает такое описание наиболее успешного правителя: «в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла»⁵). Иными словами, большинство людей руководствуется в своей реальной жизни глоболоками. Локоредукты позволяют выживать людям в иерархиях (момент сущего), в то время как глоборедукты направлены на реализацию через частично «омраченную» иерархию некоторой меры абсолютных нравственных принципов (момент должного).

Глоболокальная позиция позволяет наметить пути сближения деонтологических и прагматических традиций этики, например, соединения мертоновской и антимертоновской традиций понимания этоса научного сообщества⁶. Мы можем не выбирать теперь жестко только одну редукцию, утверждая, что либо есть абсолютная этика (момент глоборедукции), либо вообще все относительно в этической области и зависит от локальных субъектных иерархий, которые могут носить какой-угодно характер с точки зрения нравственных определений (момент локоредукции). В реальной жизни люди руководствуются глоболоками, как понимая важность текущих иерархий, в которых мы все вынуждены так или иначе существовать, так и пытаясь – каждый в меру своих сил и способностей – реализовать через эти реальные иерархии некоторые принципы, диктуемые нам нравственным чувством и разумом.

В этом разделе мы в большей мере остановимся на возможности оценочно-нормативных аспектов представления глоболокальной проблематики.

Одна из тем дальнейшего развития этого параграфа состоит в том, чтобы сделать более осознанной неизбежно глоболокальную природу реальной этики и поговорить о проблеме допустимых границ локального, неизбежных и еще не столь деструктивных. Такая установка до некоторой степени напоминает идею психоанализа Фрейда, который попытался легализовать сферу сексуального бессознательного. Используя эту аналогию, можно говорить о сфере современного нравственностного⁷ бессознательного в области этического самосознания, которая неизбежна и требует своего осознания.

В этом случае главной проблемой оказывается проблема некоторой безопасной зоны, в которой может быть допустима локальная составляющая глоболоков в рамках этической рефлексии и нормативной практики. Такую зону можно называть специальным термином, например, «условно допустимой зоной (интервалом)», а соответствующие локоредукты в пределах этой зоны – условно-допустимыми локоредуктами. В рамках этой зоны локоредукты, хотя и могут в некоторой степени противоречить чистой глобальной позиции, но в некоторой мере допускаются субъектом в силу тех или иных причин. Обычно это соображения лояльности в отношении к локальной субъектной иерархии, угроза изгнания из иерархии или снижения статуса в ней и т.д.

Одним из основных принципов выбора условно-допустимых локоредуктов является, по-видимому, принцип выбора наименьшего из зол. Субъект обычно выбирает недолжное в виду еще более отрицательных последствий, если бы такого выбора сделано не было. Но в общем случае ситуация может быть достаточно разнообразной.

Какие можно выделить два основных вида локоредуктов?

Среди локоредуктов можно было бы выделять в общем случае два вида: 1) в некоторой мере совместимые с глоборедуктами (глобосовместимые локоредукты), не слишком их разрушающие или даже скоординированные с ними в более отдаленной перспективе (широком контексте), и 2) более деструктивный вид локоредуктов (глобонесовместимые локоредукты), которые слишком разрушают нравственные определения и могут допускаться нравственно ориентированным субъектом только в крайних ситуациях или не допускаются вообще.

Глобосовместимые локоредукты могут быть, в частности, таковыми, в силу существования некоторой зоны нормативной рефрактерности – зоны такого еще небольшого отклонения от норм, которые могут не приводить к принципиальному нарушению этих норм (это напоминает чувствительность сенсорных систем, которые могут не менять отклики на изменяющиеся до некоторого предела стимулы). Зона нормативной рефрактерности обычно выражается в допущении так называемой «крайней черты (границы)», до которой локальные-антиглобальные действия еще могут быть оправданы, а после которой они теряют смысл, становясь глобонесовместимыми (здесь мы пишем «локальные-антиглобальные», подчеркивая тем самым такой характер локального, который противоречит глобальному. В общем случае локальное может находиться в самых разных отношениях с глобальным, как полностью совпадая с ним, так и более-менее ему противореча).

Зона условной допустимости локоредуктов могла бы включать в себя интервалы глобосовместимых локоредуктов, в том числе в рамках зоны нормативной рефрактерности, хотя в общем случае соотношение понятий «условно-допустимых локоредуктов», «глобосовместимых локоредуктов», «зоны условной допустимости» и «зоны нормативной рефрактерности» требуют отдельного и более тщательного анализа.

Следует также иметь в виду, что идея формальной этики может претерпевать развитие, в частности, становясь более приемлющей, включая в состав новых глоборедуктов некоторую переинтерпретацию того, что ранее рассматривалось как выражение только локальной этики (такие включаемые в состав новых глоборедуктов локоредукты можно называть глобопотенциальными локоредуктами).

Примером здесь могут быть формулировки категорического императива, учитывающие все большее число локальных особенностей ситуации. Чем более локализуется ситуация, тем более, как ни странно, она оказывается глобальной, если учитывать именно данный контекст. Например, императив «не лги» как prima facie моральное обязательство⁸ может быть нарушенным в конкретной ситуации, где врач не сообщает правду пациенту ради его же блага. Если учесть здесь все нюансы С и перечислить их, то мы получим императив «не должен сообщить правду в контексте С»⁹, который будет С-глобальным, т.е. глобальным только при условии локального контекста С. Так локальное может войти в состав глобального, делая его более гибким. Без учета С императив «не должен сообщить правду» будет локоредуктом относительно глоборедукта «не лги» (и предстанет в форме «должен солгать»). С включением контекста возникнет новый глоборедукт «не должен сообщить правду в контексте С», ведущий свое происхождение от бывшего локоредукта в прежней стадии развития формальной этики. Здесь мы имеем дело с примером глобопотенциального локоредукта.

Основная проблема нормативного подхода к глоболокальной тематике – в какой мере реальность глоболоков может рефлектироваться в рамках этического разума и получать некоторую нормативность в обществе? Например, возможная опасность подобной нормативности может быть связана с механизмом, который в биоэтике называется «скользким склоном». Если глоболоки сохраняют в культуре свою природу при условии собственной нерефлексивности в официальном пространстве культуры, то попытка подобной рефлексии может привести к изменению их природы, например, к сдвигу редуктивных границ, определяющих интервалы допустимых локоредуктов.

Если пытаться понять причину механизма «скользкого склона», то можно было бы сформулировать ее следующим образом. Официально-нормативная культура может определять в качестве норм только глоборедукты глоболоков (такую культуру можно называть глобально-нормативной). С другой стороны, культура может стараться реально выдерживать некоторую ненулевую составляющую локоредуктов в неофициальном нормативном пространстве – такую культуру можно называть локально-ненормативной. Если в качестве новой нормы будет утвержден некоторый локоредукт, то в глобально-нормативной культуре он просто перейдет тем самым в разряд нового глоборедукта. Если одновременно культура является локально-ненормативной, то она будет неофициально порождать новый локоредукт взамен исчезнувшего. По-видимому, самым простым механизмом окажется в этом случае процесс сдвига редуктивной границы, когда новая область, ранее не допускаемая в качестве даже локоредукта (такую область можно обозначить как область нелокального-антиглобального), перейдет в разряд нового локоредукта. Опасность «скользкого склона» выразит здесь динамику сдвига порога чувствительности нравственно-сенсорных систем, характерную для глобально-нормативных и локально-ненормативных культур.

Таким образом, можно предположить, что даже приемлемые локоредукты опасно нормировать в культуре, которая одновременно является глобально-нормативной и локально-ненормативной. Именно в такой культуре и порождается социокультурная динамика типа «скользкого склона». В терминах модели спиральной динамики¹⁰, подобный тип культуры может быть, по-видимому, охарактеризован как некоторый уровень сознания, в котором еще не наработано нормативное отношение к иному как именно таковому («культура другого»). Если использовать цветовую символизацию спиральной динамики, то это «до-зеленые» уровни, например, уровень «синих», настроенных на абсолютизацию одного эталона, или уровень «оранжевых», утверждающих универсальные – со слабой аспектацией – законы бытия. «Культура другого» возникает, по-видимому, только с уровня «зеленых» (плюрализм и релятивизм, сетевые отношения и т.д.), так что пытаться нормировать даже более приемлемые локоредукты опасно в «до-зеленых» сообществах, и первая их не столь опасная нормированность оказывается возможной, начиная с уровня «зеленых» сообществ. Так или иначе, но главное требование к сознанию, которое способно нормировать условно-допустимые локоредукты, состоит в его способности держать в сознании подобные редукты именно как таковые, не пытаясь сместить их статус в сторону глоборедуктов. Это способность выходить за границы жесткой дихотомии «норма - патология», определяя для себя самостоятельный статус некоторых третьих состояний «полунорм».

Имея в виду, что модели спиральной динамики опираются на важное понятие мемов – своего рода социокультурных архетипических элементов, - можно предполагать, что миметические системы могут включать в себя глоболокальные структуры (и сами глоболоки выступают как разновидности мемов), предполагающие описанный выше механизм интервальной редукции и очерчивания редуктивных границ.
Некоторые примеры глоболоков.

Дайте глоболокальную интерпретацию «казуса Галилея».

Архетипическим примером глоболока в западной культуре является случай Галилея, который, как известно, отрекся от своего учения ради спасения собственной жизни и возможности творчества. Локальная иерархия была представлена в этом случае господствующей иерархией католической церкви, которая ради собственных целей была готова отрицать прогресс научного знания и связанные с этим принципы развития общества и личности, права личности на собственные убеждения и достоинство. Научный прогресс имел в этом случае и нравственные определения глобальной этической системы, выражаемые в приближении локальных субъектных иерархий к своим глобальным определениям и проведении принципа достоинства личности¹¹. Галилей столкнулся с глоболоком «не отрекаться от истины (сохранить достоинство) – отрекаться от истины (потерять достоинство)». Редукция «не отрекаться» выражала момент господства глобальной нравственной системы (хотя бы в рамках уважения достоинства личности, признания ее прав на собственные убеждения) и выступала в качестве глоборедукта. Редукция «отрекаться от истины» выражала момент признания локальной церковной иерархии, в этой части противопоставившей себя глобальным нравственным определениям и подавляющей достоинство личности. В качестве редуктивной границы, очерчивающей интервал локоредукта, можно было бы представить здесь условие «невозможности жизни и творчества», перед угрозой чего и был поставлен ученый, вынужденный выбрать локоредукт отречения. Легенда о словах Галилея «А все-таки она вертится!» выражает веру в сохранение интервала и глоборедукта, хотя и резко суженного, но сохраненного, благодаря отречению. Здесь мы видим пример оправдания локоредукта сохранением глоборедукта в более отдаленной перспективе как один из возможных вариантов оправдания локального-антиглобального, т.е. речь должна идти, по-видимому, о примере глобосовместимого локоредукта в данном случае.
Что обычно выступает в качестве «черты», до которой субъект еще позволяет себе локоредукт?

Так, некоторой «чертой», которую определяет для себя субъект, окажется в этом случае критерий редуктивной демаркации, - обычно критерий выполнимости глобосовместимого локоредукта, за пределами которого (критерия) субъект уже запрещает себе локальную-антиглобальную редукцию своих глоболокальных норм. Например, при отсутствии угрозы смерти и творчества Галилей уже не стал бы отрекаться от своего учения, имея возможность проведения глобальной составляющей глоболока. В повседневной жизни ситуации конечно не столь радикальны, но общая логика остается примерно той же самой.

Тема глоболокальных конфликтов – одна из распространенных тем в искусстве. Уже в гамлетовском «быть или не быть?» можно найти составляющие глоболокального конфликта сущего и должного. Очень часто в литературе и кинематографе герой стоит перед выбором совести или выживания. Например, в известном французском фильме режиссера Френсиса Вебера «Игрушка» журналист Франсуа Перен, которого играет Пьер Ришар, сталкивается с подобной дилеммой в рамках авторитарной корпоративной среды частной компании. Он либо должен стать игрушкой для сына директора компании (локоредукт), либо сохранить свою честь и быть уволенным (глоборедукт). Причем, ситуация отклонения локального от глобального разворачивается здесь в довольно жесткой манере – мальчик требует, чтобы Перена упаковали как игрушку в ящик и доставили ему домой. За первой реакцией возмущения и чувства невозможности подобной ситуации со стороны Перена приходит возрастающее давление корпоративной структуры – в виде комбинации угроз и поощрений, - что в конечном итоге заставляет Перена выбрать локоредукт и позволить упаковать себя в ящик. Все убеждают его, что это ненадолго и должно быть воспринято как некоторая игра, так что Перен решается на частичную потерю своего достоинства как условно-допустимый локоредукт.

Далее все разворачивается непросто. Вначале Перен убежден, что интервал условно-допустимого локоредукта вскоре должен закончиться, и он наконец освободится от столь унизительной роли. Затем он обнаруживает глоболокальный конфликт в душе самого мальчика, сына директора компании, который нуждается в любви отца (глоборедукт), но вместо этого получает разного рода суррогатные заместители этой любви в форме богатства и власти отца как руководителя корпоративной структуры (локоредукт). Пребывание Перена в доме директора превращается в подлинную дружбу с мальчиком, трансформируя его локоредукт в глоборедукт. Игрушка оживает и превращается в любящего друга. Подобная сублимация локоредукта являет себя как подлинное творчество и мудрость, заставляющая осознать отца ребенка свой проигрыш даже как могущественного директора компании перед лицом вечных ценностей. Так удивительно являет себя зона условно-допустимого локоредукта, находящая свое оправдание в итоговой трансформации локального в глобальное.

По-видимому, в подобном стиле можно анализировать многие реальные этические практики субъектов, и мы будем получать здесь картины, сходные с теми, которые были только что описаны.

Как связаны глоболоки с биоэтами?

Роднит их общая дуалистически-смешанная природа, которая определяет себя поверх непротиворечивых социокультурных локусов, и природа подобных сущностей вынуждена проявлять себя в механизме интервальной редукции с определением тех или иных интервальных границ в определенных контекстах. В отношении к биоэтам мы предполагали феномен квантово-биоэтического соответствия, отмечая близость биоэтов и квантовых систем. Подобное же соответствие может быть указано и для глоболоков.
Что такое антиномы?

В общем случае можно выделять, по-видимому, целые классы тех или иных социокультурных сущностей, для которых может иметь смысл квантовомеханическое соответствие. Подобные сущности, обладающие транс- или мета-бытием, способные непротиворечиво проявлять себя только в редуктивных интервалах, но сами выходящие за границы каждой из своих редукций и объемлющие антиномистически их в себе в своей собственной природе, можно было бы называть антиномами, рассматривая с этой точки зрения биоэты и глоболоки как два типа антиномов¹².

Итак, биоэты и глоболоки – это одинаково антиномы, но антиномы в общем случае разные. Для биоэтов важен их антиномистический характер относительно био- и эторедуктов, выделяемых субкультурами либерально-биологической и консервативно-этической позиций в решении проблем биоэтики. Глоболоки, находясь на грани этики-антиэтики, определяют себя в спектре глобо- и локоредуктов, вырезаемых определениями глобальных и локальных субъектных иерархий, как это было описано выше. В этом общее различие этих типов антиномов.

В то же время нельзя исключить и возможности совпадения какого-то биоэта с каким-то глоболоком. Здесь возможен как случай того, что один и тот же антином будет по-разному «разрезаться» редукциями в представлении себя биоэтом и глоболоком, так и случай совпадения по редуктам, так что каждый редукт биоэта окажется некоторым редуктом глоболока, и наоборот.

Например, проблема «скользкого склона» в ряде биоэтических проблем, допустим, в решении проблемы эвтаназии, позволяет предположить в данной ситуации связь биоэтов и глоболоков. В самом деле, особенная сложность решения проблемы эвтаназии может быть связана с дополнительным глоболокальным ее контекстом. Если биоэт пара-эвтаназии редуцируется к своему биоредукту проведения эвтаназии (на основе отождествления реального Эго с малым Эго, для которого возникает интервал экстра-страдания¹³), то и в этом случае в нем может присутствовать аморальный оттенок совершения убийства, т.е. редукт эвтаназии одновременно проявляет себя как локоредукт, несущий в себе возможный аспект нарушения глобальных нравственных норм.

В общем случае, по-видимому, существует обширное многообразие разного рода антиномов культуры и социума, исследование которых могло бы составить относительно самостоятельную область исследования.