Книга 4 И. Медведева обучение травами

— И как она лечит? — поинтересовался я.

— Травами и родным русским матом, — ответил Воло­дя. — Народ к ней просто ломится.

— А ты как с ней познакомился?

— Мои родственники находятся с ней в приятельских отношениях. А я к ней обращаюсь за советами по поводу пес­цов. Ты же знаешь, я не могу пригласить официального вете­ринара, а она и животных лечит.

Пока мы добирались до шоссе, чтобы поймать попутку до Белогорска, Володя сообщил мне дополнительные сведе­ния о воинственной целительнице. Я узнал, что в данный момент в ее доме живет семейная пара, приехавшая из Петропавловска-Камчатского, муж и жена. Каждое лето они про­водят с целительницей, помогая ей и приобретая необходи­мые навыки в лечении, а в остальное время совершают дли­тельные рейды по всей стране, собирая целебные травы в самых разных регионах, в том числе, конечно, на Алтае и на Дальнем Востоке. Анфиса платит им за помощь и травы не­большой процент от своих доходов, но эти деньги с лихвой перекрывают зарплату, которую они могли бы получить, ра­ботая на государство.

На своем приусадебном участке целительница также выращивает лекарственные травы, и, кроме того, у нее есть много добровольных помощников, бесплатно снабжающих ее лекарственным сырьем.

Володя признался, что сам неоднократно в благодар­ность за лечение песцов привозил ей овес, собранный в нуж­ное время на указанном Анфисой поле. На то, чтобы напол­нить багажник свежесрезанными колосьями, не требовалось много времени. Небольшие дозы овса в качестве общеукрепляющего средства Анфиса добавляла почти во все ре­цепты. Вообще овес и очанка были ее самыми любимыми растениями, и она их прописывала большинству больных. Однако иногда она бралась и за сложные случаи заболева­ний.

Как я впоследствии убедился, основным руководством в ее работе служили книги по лекарственным травам, издан­ные в шестидесятые годы, но, по моему мнению, решающим фактором успеха ее врачебной практики были именно психо­логические методы воздействия на пациента.

Наконец мы добрались до Белогорска и несколько ми­нут спустя отыскали небольшой беленый домик Анфисы. Калитка, ведущая во двор, была не заперта, и из-за нее доно­сились громкие пронзительные крики. Слова было трудно разобрать, но тон разговора ясно давал понять, что объекту, на который в данный момент была обращена всесокрушаю­щая ярость целительницы, приходится несладко.

Володя гордо улыбнулся и, широким жестом указывая рукой в сторону дома так, как директор зоопарка демонстри­рует комиссии клетку редкостного и дорогого зверя, сказал:

— Как видишь, прием пациентов в самом разгаре. Мы вошли во дворик и, миновав стайку съежившихся от нехорошего предчувствия больных, подошли к широко распахнутой двери дома, где в прихожей с земляным полом я увидел сухощавую седовласую Анфису в компании неболь­шого роста мужчины средних лет, который явно предпочел бы провалиться сквозь землю, но, к сожалению, не знал, как это сделать.

Я, многое повидавший и выслушавший на своем веку, был действительно поражен виртуозностью матерной лекси­ки целительницы и, особенно, неистовым накалом бешенства, звучащим в громовых раскатах ее голоса.

— Ах ты, гадина, трах-тарарах, ах, ты, гнида поганая, трах-тарарах-тах-тах, — вопила целительница. — Да как ты посмел, трах-тарарах, подумать, трах-тарарах, что ты можешь лечиться у другого врача, трах-тарарах-тах-тах! Да если бы я, трах-тарарах, не могла вылечить твою болезнь, трах-тара-

pax, я бы сама отказалась лечить твою рожу недоделанную, трах-тарарах-тах-тах. Вы все свиньи неблагодарные, трах-тарарах, недостойные моего участия, трах-тарарах, и т. д. и т. п.

Минут пятнадцать мы наслаждались Анфисиным крас­норечием. Я успел вникнуть в ситуацию и понял, что злосча­стный мужичонка осмелился задать вопрос, не имеет ли смыс­ла обратиться к другому врачу и не может ли Анфиса поре­комендовать ему еще какого-либо знахаря.

Наконец утомленная целительница сделала короткую паузу, переводя дух, и провинившийся пациент получил воз­можность произнести пару слов в свое оправдание. Со слеза­ми на глазах он умолял женщину простить его и продолжить лечение, перемежая свою речь самыми страшными клятва­ми, что впредь даже думать не осмелится о том, чтобы сме­нить врача.

Анфиса смягчилась и, сменив гнев на милость, выпро­водила мужичка, снабдив его на дорогу пакетиком трав, в состав которых входила неизбежная очанка.

Воспользовавшись недолгим затишьем, Володя подошел к Анфисе и представил ей меня. Он как раз собирался ска­зать, что я не нуждаюсь в лечении и интересуюсь лишь на­родной медициной, но целительница не предоставила ему этой возможности.

Подойдя ко мне почти вплотную, Анфиса сложила руки на груди и окинула меня долгим, оценивающим взглядом, в котором явственно сквозило неодобрение.

— Да, плохи твои дела, плохи, ой как плохи, — сообщи­ла она, скорбно поджимая губы. — И печёночка у тебя запу­щена, и почечки хреновато работают, а уж с обменом ве­ществ совсем кранты. Лечиться тебе надо, лечиться, если собираешься дожить до старости.

Я улыбнулся.

— Буду рад выслушать все ваши рекомендации, — дип­ломатично сказал я, — но вообще-то я приехал к вам потому, что меня очень интересуют ваши методы лечения. Я сам ув­лекаюсь народной медициной.

— По твоему виду этого не скажешь, — недовольно фыркнула целительница. — Непохоже, чтобы ты что-то смыс­лил в народной медицине, да и вообще я никого не учу.

— Но посмотреть-то можно? — вмешался Володя. — Саша мой большой друг, и обещаю, что мы ничуть не поме­шаем, просто посидим в сторонке и посмотрим, как вы рабо­таете.

— Ладно, так уж и быть, смотрите, — с неохотой согла­силась Анфиса.

Мы уселись в углу на лавку и в течение нескольких ча­сов слушали отборный мат, перемежающийся причитаниями целительницы: «Ой, как все плохо, как плохо! Ой, как орга­низм-то запущен! И сердечко у нас пошаливает, и селезёночка слаба, ой как слаба, и т. д.».

Запугав подобным образом очередного пациента, Ан­фиса давала ему пакетик с общеукрепляющими травами, ко­торые в действительности шли на пользу всему организму, особенно в сочетании с растениями, предназначенными для лечения его конкретных болезней, и, если учесть мощный эф­фект самовнушения, не удивительно, что ручеек больных, ожи­дающих приема, не иссякал.

— Что-то не нравится мне твоя подружка, — прошеп­тал я на ухо Володе.

— Мне самому она не слишком симпатична, — отозвался тот, — но она лечит моих зверей, так что я стараюсь поддер­живать с ней хорошие отношения. В любом случае, на нее стоило посмотреть. И не расстраивайся, что она не хочет с тобой говорить, я в свое время переписал у нее целую тет­радь с ее основными рецептами, так что, если хочешь, я дам тебе их посмотреть.

Впоследствии я тоже переписал Анфисины рецепты и лишний раз убедился в том, что в основном они были почер­пнуты из книг.

Но если целители, подобные Анфисе, обычно произво­дили на меня неприятное впечатление, среди знахарей иного плана, отыскивающих мягкий индивидуальный подход к каж­дому пациенту, встречались совершенно уникальные и обаятельнейшие индивидуумы. С одним из таких знахарей я по-

знакомился совершенно случайно, в крымских горах недале­ко от Перевала.

Дело было в августе. Я отправился собирать лекарствен­ные травы и забрел довольно далеко. Горы были тихими и безлюдными. Неожиданно я услышал голос, монотонно про­говаривающий какие-то фразы, смысла которых из-за даль­ности расстояния я не мог разобрать. Голос принадлежал од­ному человеку, который явственно разговаривал сам с собой.

Заинтересованный, я пошел в нужном направлении и, выглянув из-за деревьев, увидел полянку, по которой нето­ропливо бродил совершенно очаровательный дедок, словно сошедший с лубочной картинки. Дедок аккуратно ступал сре­ди трав, выставив перед собой сучковатую палку, и, наклоня­ясь то к одному, то к другому растению, что-то говорил им таким ласковым и вкрадчивым голосом, словно он дружески и доверительно беседовал с любимой собакой.

Я вышел из укрытия, сухой сучок хрустнул у меня под ногой, и дедок обернулся на звук. На его ласковом морщини­стом лице с густой белоснежной окладистой бородой появи­лась широкая приветливая улыбка.

— Здравствуй, внучек! Решил погулять в горах? — об­ратился ко мне он.

— Здравствуйте, дедушка! — в тон ему ответил я. — Я здесь лекарственные травы собираю. Вот услышал, как вы с растениями разговариваете, и заинтересовался, чем это вы тут занимаетесь.

— Я, внучек, тоже сюда за травками пришел, — сказал дед. — Только травы просто так рвать нельзя, так ты их силы лишаешь. У каждой травы душа есть, и эта душа может об­щаться с твоим сердцем, и, если с травкой ласково погово­рить, тогда она сама соглашается помочь тебе и отдает свою силу.

— Вы, наверное, целитель? — спросил я.

— Можно и так сказать, — ответил старик. — Некото­рые считают, что я лечу, но на самом деле я выправляю душу человека. Конечно, обычно думают, что болеет тело, но тело болеет, лишь когда с душой что-то не в порядке. Если с тра­вами не говорить, они лечат только тело, но если уметь раз­говаривать с ними, они возвращают человеку его душу.

— Я не знал этого, — заинтересованно сказал я. — Я просто собираю травы в нужное время в подходящем месте, и мне бы очень хотелось поучиться у вас разговаривать с тра­вами и чувствовать сердцем их душу.

— Тогда иди со мной, — ласково усмехнувшись в бело­снежную бороду, сказал старик.

Так я познакомился с Иваном Архипычем. Удивитель­ный дед брал меня с собой в горы и охотно рассказывал мне о себе, о своих методах лечения и о своих пациентах.

Иван Архипыч жил под Харьковом, но большую часть времени проводил в разъездах по местам, богатым лекарствен­ными травами. Дома он всегда оставлял адрес, по которому его можно было найти, и пациенты вынуждены были приез­жать к нему то в Крым, то на Алтай, то на Урал, то в Повол­жье. Конечно, для пациентов это было не слишком удобно, но слава этого знахаря была так велика, что больные послушно следовали за ним в самые отдаленные уголки Советского Союза.

В отличие от напористой матерщинницы Анфисы, Иван Архипович применял совершенно противоположную такти­ку, устанавливая с пациентом как можно более дружеский и задушевный контакт, полностью завоевывая его доверие и расположение. Он лечил больных местными травами, застав­ляя их принимать активное участие в этом процессе. Взяв пациента за руку и гуляя с ним по горам, дед мягко и вкрад­чиво беседовал с ним о душе растений и природы, о его соб­ственной душе, учил его прислушиваться к себе самому, к окружающему миру и к желаниям своего сердца. Дело дохо­дило до того, что пациент сам начинал разговаривать с тра­вами и, ведомый за руку ласково улыбающимся дедулей, зо­вом собственного сердца отыскивал нужные ему травы. Чудо подобного откровения производило на больных столь оше­ломляющее воздействие, что излечение наступало быстро, не столько благодаря целебным свойствам настоев, сколько энер­гетическому и психотерапевтическому влиянию целителя.

Хотя Иван Архипыч никогда не упоминал термины «энер-

гия» или «мыслеобразы», говоря исключительно о душе, силе и чувствовании сердцем, мне, после обучения у Ли, было ясно, что старик формировал у пациента полезные ему мыслеоб­разы, усиливая их эффективность своей собственной энерге­тикой, «настраивая» энергию пациента на правильную цирку­ляцию или на специфическое воздействие ци на больные орга­ны или зоны организма.

Иван Архипыч был типичным примером ведомого, и частью его лечебного метода было формирование «ведуще­го» у его пациентов. Хождение по горам взявшись за руки не было чистым приемом психотерапии — дед действительно учил человека прислушиваться к себе, к своей подавленной техническим прогрессом интуиции, доставшейся нам в на­следство от далеких предков.

В чем-то интуитивный поиск трав напоминал лозоходство. Человек, отыскивающий воду с помощью деревянной рогульки, использует этот кусочек дерева для того, чтобы с его помощью усиливать скрытые движения тела, идеомоторные сигналы, посредством которых «ведущий» общается с лозоходцем.

Однажды в период общения с дедулей мне позвонил друг из Москвы и попросил подлечить одного своего приятеля, Геннадия, преподавателя МГУ, который как раз собирался провести отпуск в Крыму.

Я решил подкинуть нового пациента Ивану Архипычу, чтобы лишний раз посмотреть в действии его метод лечения.

Геннадий, не привыкший к общению со знахарями по­добного рода, на первых порах чувствовал себя неловко, сму­щаясь от слишком доверительного и близкого контакта, ко­торый навязывал ему дед.

— Завтра мы пойдем в горы, искать травки для тебя, — сообщил Геннадию Иван Архипыч. — Но чтобы искать трав­ки, твое сердце должно научиться чувствовать мою душу, и тогда оно сумеет ощутить душу трав и взять у них силу, кото­рую травки захотят подарить тебе. Нам с тобой нужно будет установить особый контакт, и для этого нам придется дер­жаться за руки с момента выхода из дома и до самого конца путешествия. Если мы разомкнем руки хоть на миг, — все пропало, все будет испорчено.

Геннадий отнесся с сомнением к подобному методу ле­чения, но от комментариев воздержался. Его проблема оказа­лась крайне болезненной для мужского самолюбия, и, по­скольку обычные врачи так и не смогли вылечить его от им­потенции, похоже, что он был готов пройти через любые испытания, если существовала хоть малейшая надежда на излечение.

Я напросился сопровождать их. Дед разрешил мне при­сутствовать лишь при условии, что я буду молча наблюдать и ни в коем случае не вмешиваться в процесс лечения.

Мы отправились в путь рано утром. Я держался чуть в стороне от держащейся за руки, как влюбленные школьники, парочки, потешаясь про себя над смущением, которое слиш­ком явно читалось на лице Геннадия, крупного рослого муж­чины.

Мы втиснулись в автобус, спустя полчаса высадились на безлюдном месте знаменитой крымской трассы и отпра­вились в горы. Иван Архипыч говорил, почти не замолкая, настолько убедительно объясняя, что, зачем и почему он де­лает, что Геннадий поддался магии его убеждения и, приспо­собившись к не слишком удобной для гор форме передвиже­ния в паре, начал относиться к путешествию всерьез.

Через плечо у деда была перекинута холщовая котомка. Старик, разговаривая то с Геннадием, то с растениями, то и дело останавливался, поднимая что-то с земли, срывая оче­редную травку или выкапывая корешок. Все это он ловко проделывал одной рукой, упаковывая затем свою добычу в кулечки, мешочки и полиэтиленовые пакетики и складывая в котомку. Иногда он просил Геннадия помочь ему, и вскоре они наловчились быстро и слаженно проделывать нужные манипуляции.

Обед проходил также без размыкания рук. Они ели, по­могая друг другу, дед правой, а Геннадий левой рукой. К ве­черу пациент научился чувствовать душу трав и отобрал не­сколько растений, которые ему подсказало сердце.

На следующий день дед изготовил из набранных расте-

нии странного вида препараты и дал указания, как их прини­мать. Я попросил Геннадия держать со мной связь, и пару недель спустя он с несказанной радостью сообщил мне, что снова стал полноценным мужчиной.

Вообще излечение пациентов Ивана Архипыча проис­ходило на удивление быстро, но, несмотря на то что он щед­ро делился со мной рецептами своих снадобий, я понимал, что полностью перенять его методику было бы исключитель­но трудно, поскольку было очевидно, что успех лечения во многом зависел от уникальной личности и энергетики само­го целителя.

Методы Ивана Архипыча по интуитивному поиску па­циентом подходящих ему снадобий в чем-то напоминали мне технику интуитивного поиска лекарственных трав и интуи­тивного самолечения, которую показал мне Учитель. Эта тех­ника базировалась на упражнениях укоренения и разветвле­ния.

Непрерывные тренировки и чересчур активный образ жизни порядочно выматывали меня, несмотря на прием био­логически активных препаратов и восстановительные упраж­нения, которые я регулярно выполнял. После одной из изну­рительных тренировок в лесах Партизанского водохранили­ща я пожаловался Учителю, что у меня все болит, что мой организм находится на пределе, и спросил его, есть ли еще какой-либо неизвестный мне способ быстрого восстановле­ния жизненных сил.

Ли усмехнулся.

— Есть слишком много способов, которых ты не зна­ешь, — сказал он. — Некоторые из них задействуют помощь ведущих. Раз уж ты так просишь, я научу тебя одному из них, включающему в себя упражнения интуитивного полета и полночного бега.

При упоминании новых, доселе неизвестных мне тер­минов я сразу же почувствовал прилив сил. Я уже практико­вал ночной бег в темноте по пересеченной местности, обуча­ясь интуитивно огибать препятствия и уклоняться от стволов и ветвей деревьев, но по тону Ли я понял, что полночный бег — это нечто новое для меня.

— Знакомый блеск в твоих глазах указывает на то, что ты не так уж плох, как говоришь, — ехидно сказал Учи­тель. — Уже темнеет. Подождем немного до полной темно­ты, и тогда я объясню тебе, что ты должен будешь сделать.

Около часа я выполнял расслабляющие растяжки и мас­сажные упражнения, беседуя с Ли на разные темы и с нетер­пением ожидая наступления темноты. Наконец ночь окутала нас своим черным бархатным покровом, подсвеченным мяг­ким светом стареющего месяца.

— Встань в центр поляны, — жестким голосом скоман­довал Учитель.

Я молча повиновался.

— Начинай выполнять упражнение укоренения до тех пор, пока не почувствуешь, что неразрывно сросся с землей.

Я встал в нужную позицию со слегка согнутыми коле­нями, направляя энергию вниз и чувствуя, как мои ступни могучими корнями прорастают вглубь земли.

— Теперь переходи к разветвлению, — донесся до меня голос Ли.

Я максимально расслабил руки, и полусознательными-полуавтоматическими движениями начал выполнять легкие наклоны вперед. Руки, уподобляясь маятникам и почти поте­ряв чувствительность, безвольно болтались из стороны в сто­рону, постепенно наливаясь тяжестью. Энергия, стекающая к кистям, давала о себе знать покалыванием в онемевших пальцах, свидетельствовавшим о притоке энергии к кистям. Движения становились все более размашистыми, кисти рук начали интуитивно отыскивать зоны пространства, где про­исходило перераспределение энергии.

— Сейчас ты перейдешь к упражнению интуитивного полета, — сказал Учитель. — Привстань немного на носки, разведи в стороны плечи и сделай несколько наклонов впе­ред, продолжая активизировать энергию покачиванием рук. Следуя указаниям Ли я, прогнувшись в спине, принялся под­прыгивать на пятках, накапливая энергию, которая уже рас­пирала меня изнутри, достигая почти взрывной мощи.

— Почувствуй, как сила заполняет тебя, — монотонно говорил Учитель. — Сдерживай себя до тех пор, пока смо-

жешь, а затем отдайся внутреннему порыву силы, которая повлечет тебя в известном только ей направлении. Ты побе­жишь широким шагом, используя технику катящегося камуш­ка с широко расставленными стопами, слегка подвернутыми внутрь. Ты будешь равномерно дышать полной грудью, и с каждым новым вздохом твое тело будет терять тяжесть, и ты почувствуешь, что взлетаешь все выше и выше. Наконец ты станешь легким и пустым, ты будешь бежать, не чувствуя усталости, по лесу, по степи, по перелескам. Ты будешь бе­жать, ведомый внутренней силой до тех пор, пока она не най­дет тот единственный и уникальный кусочек пространства, который необходим твоему организму для восстановления и укрепления. В этом месте сила оставит тебя, ты упадешь на землю и, возможно, уснешь, и место, где ты уснешь, восста­новит твои силы и восполнит запас энергии. Поснувшись ут­ром, ты должен будешь снова выполнить упражнение развет­вления и заставить организм интуитивно выбрать те предме­ты вокруг тебя, которые смогут пригодиться для твоего лечения. Бери все, к чему ты почувствуешь интуитивное вле­чение, даже если то, что ты соберешь, покажется тебе непри­годным или совершенно ненужным. Теперь почувствуй, что ты готов, и беги!

Энергия уже переполняла меня и била через край. Не­контролируемые аутодвижения наложились на прогибы ту­ловища и движения рук, мои пятки стучали по земле все с большей силой и частотой, сознание отключалось, провали­ваясь в пустоту, а затем я ощутил, как мое тело совершило спринтерский рывок, и я помчался вперед широким катящим­ся шагом, ничего не ощущая и почти не осознавая, что про­исходит. Автоматически я лавировал между деревьями, мои руки взлетали вверх и опускались, как крылья птицы, и с каж­дым их движением, с каждым вдохом тело становилось все более легким и невесомым.

Краем глаза я отметил, что лес кончился, на смену ему пришла степь, которую сменили холмы, а затем я снова бе­жал по степи. Не знаю, сколько времени я бежал. Возможно, прошло несколько часов, но я этого не осознавал. Время ос­тановилось, менялись лишь регистрируемые уголками глаз окутанные темнотой пейзажи.

Внезапно напор энергии ослабел. Мое тело двинулось в сторону, потом снова сменило направление, совершая стран­ные хаотические перемещения, словно слепой, пытающийся отыскать в огромном пустом зале нечто неведомое ему са­мому.

Наконец сила ушла из меня, как воздух из проткнутого воздушного шара, и тело мягко опустилось на землю. Я ощу­тил под щекой щекочущее покалывание травы и провалился в глубокий сон без сновидений.

Прежде чем открыть глаза, я почувствовал солнце на своем лице. Его лучи обжигали, как горячий компресс. Это была единственная зона, в которой сохранилась чувствитель­ность. Мелькнула мысль: «Как странно, от меня осталось только лицо».

Некоторое время я лежал, наслаждаясь ощущением жара. Чувствительность постепенно возвращалась в тело, хотя сознание еще не прояснилось. Я слабо пошевелился, с на­слаждением ощутив свои конечности, и внезапно вспомнил наказ Учителя выполнить упражнение разветвления, а затем собрать все, что привлечет мое внимание и на что укажет моя интуиция.

Так и не проснувшись до конца, я, действуя скорее по наитию, начал укореняться. Впервые в жизни, выполняя уко­ренение, я не стоял на земле, но я чувствовал, что это не име­ло значения. Я лежал на боку, и корни стали прорастать вниз из моего бедра, икры, ступней и ребер, которые касались зем­ли. Затем я направил энергию вверх, в руки и голову, напол­няясь легкостью и спокойствием.

Повинуясь внезапному импульсу, я медленно припод­нялся на локте, и первое, на что упал мой взгляд, был каты­шек засохшего конского навоза. Я тупо смотрел на него до тех пор, пока моя рука не потянулась к нему. Какой-то стран­ный внутренний импульс велел мне взять его с собой. Я вы­нул из кармана носовой платок и завернул в него катышек.

Затем я оглянулся вокруг. Мое внимание притягивали то пучки полузасохшей травы, то веточки, то камешки, то

земля. Я набрал приличное количество всякой всячины и толь­ко тут сообразил, что мне некуда все это положить. Кое-что я рассовал по карманам брюк, а остальное завернул в ру­башку, засыпав землю в отделенную узлами часть ее рука­ва.

Я встал, окидывая взглядом местность, в которой ока­зался и пытаясь сориентироваться. В одном из направлений я увидел дорогу и направился к ней в надежде поймать попут­ку и добраться до Симферополя.

ГЛАВА 7

С техникой большого дыхания инь я познакомился благо­даря травме колена, полученной в потасовке с татарами на автовокзале в Белогорске. Мы со Славиком ожидали авто­буса, и я даже не понял, из-за чего началась дикая и жестокая драка, но неожиданно мы оказались в центре баталии, дос­тойной салунов Дикого Запада. Нам пришлось потрудиться, чтобы выбраться оттуда целыми и невредимыми, но тут по­явилась милиция, и, не желая провести ночь в камере предва­рительного заключения, мы помчались прочь со всех ног. Несмотря на то что Славик сам был милиционером, участво­вать в подобных мероприятиях, даже помимо его желания, было делом весьма предосудительным, да и меня запросто могли исключить из института за пусть и невольное участие в подобной разборке.