Книга рассчитана на широкий круг читателей

Анализ этого вопроса важен для данного исследования, так как репрессии 1930-х гг. в общественном мнении во многом, если не в главной своей составляющей, интерпретируются как расправа грузинских националистов, проникших в партийные и карательные органы Грузинской ССР, над теми осетинами, кто вёл борьбу за объединение Северной и Южной Осетии, за национальное самоопределение южных осетин, и вносил наибольший вклад в развитие Юго-Осетинской автономной области. В нынешнем грузино-осетинском конфликте, начавшемся в 1989 г., эта точка зрения получила резкую акцентировку и широкое распространение. Заметим, что обоснованность такой точки зрения нуждается, на наш взгляд, в серьёзных научных исследованиях, основанных, прежде всего, на правдивости, объективности и научности.

Репрессировались в Южной Осетии, разумеется, не только осетины. Среди пострадавших имеются представители разных национальностей. Среди них, например, Георгий Иванович Мемарнишвили, Георгий Георгиевич Афондопуло, Давид Израилович Баумберг (глава еврейской общины Южной Осетии, расстрелян), Василий Казимирович Вардзиновский, Александр Николаевич Воронин, Карл Генрихович Порас (Порафф) и др. Изучая этот сложный, запутанный и противоречивый вопрос, мы обратили внимание на то, что по национальному составу осетины составляли 90% репрессированных. И это при том, что в населении Юго-Осетинской автономии они составляли не более двух третей. Обращает на себя внимание и то, что среди репрессированных со средним и высшим образованием (таковых было около 30%) подавляющую часть составляли осетины. На сегодняшний день известно, что «были репрессированы представители девяносто четырёх осетинских фамилий, из них Цховребовых – четырнадцать человек, Санакоевых – тринадцать, Гаглоевых – десять, Гассиевых – восемь, Джиоевых – восемь и т. д.»⁴⁶³. Оба эти факта, на наш взгляд, позволяют сделать вывод о целенаправленном подавлении южных осетин по национальному признаку. «Знакомясь с собранными документами репрессированных, - пишет исследователь этого вопроса Ю. В. Цховребов, - диву даёшься, как после такого смертельного удара нация смогла выстоять, как она поднялась на ноги и выжила»⁴⁶⁴.С этим выводом трудно не согласиться.

Точное число репрессированных в Южной Осетии пока не установлено. Известно лишь 375 человек⁴⁶⁵. По сообщению начальника политического отдела Центрального государственного архива Республики Южная Осетия Ю. Н. Лалиевой, несколько десятков (или около сотни) человек арестовывалось и соответственно оформлялось за пределами мест постоянного проживания, не попадая в югоосетинскую статистику, и, таким образом, общее количество репрессированых по Южной Осетии составляет заведомо более четырёхсот человек. Ниже приводится поимённый список репрессированных осетин, который даёт возможность сделать вполне определённые выводы:

2. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, выпускник юридического факультета Московского государственного университета и его аспирантуры, работавший прокурором Южной Осетии и научным сотрудником Юго-Осетинского научно-исследовательского института В. М. Абаев – расстрелян;

3. второй секретарь Юго-Осетинского обкома комсомола Х. Д. Абаев – расстрелян;

4. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, работник органов милиции К. Г. Алборов – приговорён к 10 годам лишения свободы;

5. выпускник Московской сельхозакадемии им. Тимирязева, ответственный работник в органах управления Южной Осетии, автор нескольких монографий С. И. Абаев – репрессирован, срок заключения не выяснен;

6. активист профсоюзного движения в Южной Осетии И. Т. Алборов – 10 лет лишения свободы (скончался в заключении);

7. участник вооружённых революционных восстаний против меньшевистского правительства Грузии, отличившийся в боях за установление советской власти под Бургустаном, секретарь Кемультского райкома партии Н. Е. Багаев – погиб на каторге;

8. секретарь Дзауского (Джавского) райкома партии Н. И. Бестаев – расстрелян;

9. выпускник Московского комуниверситета трудящихся Востока, работавший сначала председателем Сталинирского (Цхинвальского) райисполкома, затем в прокуратуре Юго-Осетинской автономии В. Б. Бакаев – расстрелян;

10. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, учитель школы Г. Д. Бегизов – 10 лет лишения свободы (умер в лагере);

11. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, известный осетинский писатель и общественный деятель, работавший директором ЮОНИИ, затем возглавлявший Союз писателей Южной Осетии Ч. Д. Бегизов – расстрелян;

12. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, работавший на ответственных должностях М. Д. Бегизов – отсидел 6 лет;

13. выпускник Казанской духовной академии, известный публицист и общественный деятель, преподаватель русского языка и литературы в Юго-Осетинском госпединституте Г. Г. Бекоев (Дзибка) – расстрелян;

14. активный участник октябрьской революции 1917 г., выпускник Московского технического училища, председатель совнархоза Южной Осетии Г. В. Бигулаев – расстрелян;

15. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, первый секретарь Дзауского (Джавского) райкома партии В. И. Битиев – расстрелян;

16. директор Сталинирской (Цхинвальской) машинно-тракторной станции И. А. Буджиев – расстрелян;

17. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, соратник командира повстанческого отряда В. Хасиева Х. Т. Валиев (Хутисо) – 10 лет лишения свободы (каторжные работы);

18. партийный работник с высшим образованием С. Г. Габараев – расстрелян;

19. выпускник исторического факультета МГУ, первый секретарь Юго-Осетинского обкома комсомола, работавший также в аппарате Сталинирского райкома партии С. Г. Габаев – расстрелян;

20. редактор молодёжной областной газеты «Ленинон» («Ленинец») С. Р. Гагиев – расстрелян;

21. выпускник медицинского факультета Донского государственного университета, активный сторонник воссоединения Южной и Северной Осетии, пользовавшийся большим авторитетом в народе А. Б. Гаглоев (Сауи) – расстрелян; жена его также репрессирована;

22. один из руководителей Юго-Осетинского национального совета, инициатор строительства перевальной дороги из Южной в Северную Осетию, первый картограф Южной Осетии Р. Н. Гаглоев – расстрелян;

23. активный участник повстанческого движения, член Рукского комитета партии большевиков, выпускник Московской сельхозакадемии Е. Г. Гаглоев (Цуцук) – расстрелян;

24. делегат съезда РСДРП в Лондоне, председатель Цхинвальского горсовета Г. А. Гаглоев – репрессирован, мера наказания не известна;

25. выпускник МГУ, один из организаторов Тбилисской осетинской революционной организации «Чермен», один из организаторов и руководителей партизанских отрядов Южной Осетии, член Юго-Осетинского окружкома РКП(б), работавший первым секретарём обкома партии С. Г. Гаглоев – расстрелян;

26. политкомиссар Ревкома Южной Осетии в 1920 г., работавший наркомом юстиции, председателем облсуда, прокурором области, наркомом внутренних дел и зампредседателя ЦИК ЮОАО, Н. Ю. Гадиев – репрессирован, мера наказания не известна;

27. профессиональный революционер, участник боёв за установление советской власти под Бургустаном, ответственный работник органов управления Южной Осетии П. И. Газаев – репрессирован, мера наказания не известна;

28. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, работавший на ответственных должностях, в том числе редактором областной газеты «Коммунист» И. П. Гассиев – расстрелян; жена его также репрессирована;

29. выпускник исторического факультета МГУ, начальник Знаурского районного отдела народного образования (РОНО) Южной Осетии С. И. Гассиев – 10 лет лишения свободы (умер в заключении);

30. член компартии, заведующий Дзауским (Джавским) РОНО А. М. Гассиев – расстрелян;

31. начальник Юго-Осетинской милиции в 1918 г., ставивший перед меньшевистским правительством Грузии вопрос о предоставлении Южной Осетии статуса губернии, в советское время директор маслопрома Х. И. Гассиев – расстрелян;

32. коммунист, политработник Х. Т. Гадзалов – расстрелян;

33. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, работавший первым секретарём Корнисского и Лехурского райкомов партии, секретарём ЦИК ЮОАО, завотделом обкома партии, начальником местпрома облисполкома ЮОАО Н. М. Гассиев – репрессирован, мера наказания не известна;

34. прокурор Юго-Осетинской автономной области М. Г. Гояев – расстрелян;

35. преподаватель Юго-Осетинского госпединститута И. П. Гуцунаев – 10 лет лишения свободы;

36. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, председатель колхоза с. Квернет Цхинвальского района М. И. Джабиев – расстрелян;

37. активный участник установления советской власти, партработник, председатель Цхинвальского райисполкома, секретарь ЦИК ЮОАО Г. С. Джанаев – расстрелян;

38. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, партработник, первый секретарь Сталинирского райкома партии Х. Д. Джатиев – расстрелян;

39. активный участник повстанческого отряда, выпускник Московского комуниверситета, работавший в Закавказском политехническом институте А. М. Джатиев – расстрелян;

40. главврач Сталинирской горполиклиники И. М. Джатиев – 10 лет лишения свободы;

41. выпускник Петербургского психоневрологического института, участник февральской и октябрьской революций 1917 г., один из организаторов Юго-Осетинского окружкома, председатель Ревкома Южной Осетии, председатель ЦИК ЮОАО, первый секретарь Юго-Осетинского обкома партии А. М. Джатиев – репрессирован, погиб в тюрьме;

42. участник революционных выступлений 1905 и 1917 гг., активный участник установления советской власти в Южной Осетии К. Д. Джатиев – репрессирован, мера наказания не известна;

43. выпускник Петербургского сельхозинститута, ответственный работник органов управления Южной Осетии П. Ф. Джатиев – 5 лет лишения свободы;

44. участник Гражданской войны, выпускник Московского комуниверситета, член исполкома КИМа в Москве, работавший первым секретарём обкома комсомола ЮОАО и председателем ЦИК ЮОАО И. П. Джиджоев – расстрелян;

45. командир одного из повстанческих отрядов Южной Осетии, инструктор обкома партии Т. З. Джиоев – расстрелян;

46. активный участник революционного движения, участник боёв за установление советской власти под Бургустаном И. Н. Джиоев (Оцеп) – 10 лет лишения свободы;

47. организатор повстанческого отряда, сражавшегося против меньшевистских войск Грузии в Сачхерском восстании, в советское время председатель финансового комитета, член комсостава областной милиции А. Г. Джиоев – расстрелян;

48. участник революций 1905 – 1907 и 1917 гг., активный борец за установление советской власти в Южной Осетии, председатель Оконского ревкома, начальник Ксуисской МТС П. Г. Джиоев – репрессирован, погиб в тюрьме;

49. выпускница Московского индустриально-педагогического института, заместитель наркомпроса Южной Осетии, супруга известного осетинского писателя Коста Фарниона А. Н. Джиоева – 10 лет лишения свободы;

50. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, комиссар первой Юго-Осетинской бригады Г. С. Джиоев – репрессирован, мера наказания не известна;

51. коммунист с высшим образованием, популярный среди молодёжи Южной Осетии поэт С. В. Дзагоев – репрессирован, погиб в лагере;

52. активный участник первой русской революции 1905 – 1907 гг., член Южнаса, инициатор открытия в Цхинвале осетинской гимназии, соратник Р. Гаглоева по строительству перевальной дороги в Северную Осетию А. Г. Дзасохов (Алекки) – расстрелян;

53. командир роты в отряде В. Хасиева (Митта), активный участник установления советской власти в Южной Осетии, секретарь Сталинирского райкома партии, нарком земледелия А. И. Дзуццов – расстрелян;

54. коммунист, повстанец (был ранен в боях против меньшевистских войск Грузии) Л. С. Зассеев – 10 лет лишения свободы;

55. преподаватель Юго-Осетинского госпединститута Г. М. Зангиев – расстрелян;

56. выпускник физико-математического факультета Ленинградского государственного университета, автор первого учебника по математике на осетинском языке, следователь областной прокуратуры Г. Г. Калоев – расстрелян;

57. секретарь Ленингорского райкома партии ЮОАО Г. З. Казиев – расстрелян;

58. врач с высшим образованием В. Н. Карсанов – 10 лет лишения свободы;

59. командир роты революционного отряда М. Санакоева, отличившийся в боях за установление советской власти под Бургустаном, председатель ревкома Дзауского (Джавского) района, председатель колхоза А. Ш. Карсанов (Писыр) – репрессирован, мера наказания не известна;

60. писатель и публицист, комсомольский работник В. А. Кокоев – расстрелян;

61. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, директор лесокомбината Н. С. Кокоев – репрессирован, мера наказания не известна;

62. директор радиокомитета ЮОАО С. М. Кочиев – 10 лет лишения свободы;

63. выпускник Тбилисского комуниверситета, ответственный работник органов управления Северной и Южной Осетии, талантливый собиратель уникального фольклорного и этнографического материала об осетинах Б. М. Каргиев – репрессирован, мера наказания не известна;

64. учёный и общественный деятель, автор учебника осетинского языка, один из создателей Юго-Осетинского государственного педагогического института и его преподаватель Б. П. Кочиев – репрессирован, погиб в заключении;

65. выпускник Новочеркасского металлургического института, активный участник установления советской власти в Южной Осетии, нарком земледелия ЮОАО, секретарь ЦИК, завотделом местпрома при ЦИК ЮОАО С. А. Козаев – репрессирован, мера наказания не известна;

66. член РСДРП с 1898 г., участник революции 1905- 1907 гг., февральской и октябрьской революций 1917 г., член Юго-Осетинского окружкома РКП(б), по поручению которого отвёз Меморандум Южной Осетии в Москву и вручил его В. И. Ленину, активный участник повстанческих отрядов, заместитель председателя ЦИК ЮОАО, председатель Совнаркома ЮОАО Р. Ш. Козаев – репрессирован, погиб в заключении;

67. профессиональный революционер с высшим образованием, работник аппарата ЦК КП Грузии В. Р. Козаев – расстрелян;

68. первый секретарь Юго-Осетинского обкома комсомола К. А. Короев - репрессирован, отбыл в лагере 17 лет;

69. первый секретарь Юго-Осетинского обкома комсомола, завотделом Цхинвальского райкома партии В. С. Кулумбеков – репрессирован, погиб в заключении;

70. известный писатель и общественный деятель Южной Осетии, занимавший ответственные посты, нарком просвещения ЮОАО С. А. Кулаев – расстрелян;

71. активистка женского движения в ЮОАО, жена и соратница известного общественного деятеля И. П. Гассиева (расстрелян) Е. А. Лалиева – 10 лет лишения свободы;

72. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, коммунист, председатель колхоза с. Исак-кау Знаурского района ЮОАО П. М. Лохов – расстрелян;

73. активный участник повстанческого отряда, коммунист, директор завода в Цхинвале Г. Г. Лалиев – расстрелян;

74. активный участник повстанческого отряда, заместитель наркома внутренних дел Южной Осетии Н. И. Марданов – расстрелян;

75. партработник П. Г. Макиев – расстрелян;

76. выпускник геологического факультета Новочеркасского государственного политехнического института, командир отряда повстанцев, директор мраморного завода в с. Цнелис Знаурского района Г. Г. Маргиев – репрессирован, мера наказания не известна;

77. выпускница юридического факультета МГУ, активная участница установления советской власти, судья Краснопресненского района Москвы, прокурор ЮОАО О. С. Плиева – репрессирована, провела в лагерях много лет; в воспоминаниях участников установления советской власти Ольга Семёновна отмечается как исключительно волевой, стойкий товарищ, своим личным примером вдохновляла бойцов Юго-Осетинской бригады в труднейших условиях зимнего перехода через перевал из Северной Осетии в Южную и в дальнейшем в участиях в боевых действиях; однако репрессия сломила её, и В. Д. Ванеев пишет, что «при наших встречах она всё время плакала, вспоминая погибших близких её людей. Эти воспоминания влияли на неё весьма отрицательно, и я решил оставить её в покое. (…) Они уже не были здоровыми людьми, а представляли собой тень измождённого, уже никому не верившего человека. Страх, невыносимый страх окутал их цепью, не давая им уже развернуться и начинать жизнь полнокровного гражданина. Этот страх не покинул их, он остался с ними на всю жизнь»⁴⁶⁶; действительно, лишь единицы сумели выжить, вернуться и продолжить полнокровную нормальную жизнь;

78. активный участник повстанческого отряда, член Юго-Осетинского оргбюро и окружкома РКП(б), редактор газеты «Хурзæрин» и журнала «Фидиуæг» («Вестник»), первый секретарь Ленингорского райкома партии, заместитель председателя ЦИК ЮОАО А. И. Плиев – расстрелян;

79. нарком просвещения Южной Осетии И. Г. Пухаев – расстрелян;

80. выпускница юридического факультета МГУ, жена и соратница В. И. Битиева (расстрелян), председатель областного суда К. И. Салбиева – репрессирована, погибла в заключении; в младенчестве умерли оба ребёнка Ксении Ивановны;

81. профессиональный революционер с высшим образованием, работавший председателем Юго-Осетинского окружкома РКП(б), возглавлявший также областной комитет партии, директор ЮОНИИ В. А. Санакоев (Серо)⁴⁶⁷ – расстрелян;

82. активный участник установления советской власти в Грузии и в Южной Осетии, занимавший ряд ответственных постов, в том числе прокурора Закавказской железной дороги В. Е. Санакоев – расстрелян;

83. выпускник Московской государственной сельскохозяйственной академии, занимавший ряд ответственных постов, начальник отдела наркомзема ЮОАО П. И. Санакоев – 10 лет лишения свободы;

84. выпускник Московского государственного строительного института, председатель областного совета туризма и экскурсий Г. А. Санакоев – репрессирован, погиб в заключении;

85. командир повстанческого отряда в 1920 г., работавший на ответственных должностях, начальник ГПУ Южной Осетии М. А. Санакоев – расстрелян;

86. выпускник Казанской духовной академии, преподаватель математики, физики и космографии Г. И. Санакоев – репрессирован, погиб в заключении;

87. выпускник Лениградского государственного института пищевой промышленности, активный участник установления советской власти, писатель, директор маслопрома Г. Е. Санакоев – расстрелян;

88. первый секретарь Юго-Осетинского обкома комсомола, председатель Дзауского (Джавского) райисполкома, завотделом ЦИК ЮОАО Г. Г. Санакоев – расстрелян;

89. финансист с высшим образованием Л. И. Санакоев – расстрелян;

90. активная участница установления советской власти, жена и соратница В. А. Санакоева (Серо, расстрелян), Л. М. Санакоева-Битиева – 10 лет лишения свободы;

91. командир пулемётной роты в годы борьбы за установление советской власти в Южной Осетии, председатель ревкома и затем секретарь Дзауского (Джавского) райкома партии, завотделом ЦИК ЮОАО И. А. Санакоев – 10 лет лишения свободы (каторжные работы);

92. активистска женского движения в Южной Осетии, репрессированная вместе с мужем Н. И. Санакоева-Цховребова – 10 лет лишения свободы;

93. командир Юго-Осетинской революционной бригады, активный участник установления советской власти на Кавказе, командир ЧОН, заместитель прокурора, военный комиссар Южной Осетии М. И. Санакоев (Мате) – расстрелян;

94. первый секретарь Юго-Осетинского обкома партии Б. Г. Таутиев (Абдулбекир) – расстрелян;

95. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, учитель школы З. Т. Теблоев – 10 лет лишения свободы;

96. юрист с высшим образованием, занимавший ряд ответственных постов в правоохранительных органах Южной Осетии, пользовавшийся большим авторитетом среди коллег и в народе И. В. Тедеев – расстрелян;

97. писатель, основоположник хореографии в Южной Осетии, нарком просвещения ЮОАО П. Г. Тедеев – расстрелян;

98. брат расстрелянного П. Г. Тедеева, В. Г. Тедеев – тоже расстрелян;

99. выпускник историко-филологического факультета Новороссийского университета, известный учёный и общественный деятель, член Южнаса и Юго-Осетинского Ревкома в 1920 г., один из основателей литературно-художественного журнала «Фидиуæг» («Глашатай»), один из инициаторов создания Юго-Осетинского госпединститута и Юго-Осетинского научно-исследовательского института и его сотрудник А. А. Тибилов – репрессирован, погиб в заключении; незадолго до его ареста в русскоязычной республиканской газете Грузии «Заря Востока» была опубликована разгромная клеветническая статья о А. А. Тибилове, где он обвинялся в «неверии в творческие силы народа в эпоху социализма», в лживости и клевете, вредительстве, в том, что «подпевает троцкистским кликушам (…) клевещет на нашу радостную счастливую действительность», и предлагалось «до конца разоблачить «научное исследование» А. Тибилова»⁴⁶⁸; из воспоминаний его сокамерника по Цхинвальской тюрьме П. Ф. Джатиева (отбывавшего 5 лет лишения свободы) известно, что Александра Арсеньевича долго не могли сломить, и в ходе очередного допроса забили насмерть; в камеру его приволокли за ноги, а перед смертью он очнулся и на прощание попросил спеть ему песню о народном герое Осетии Хазби⁴⁶⁹;

100. выпускник Военной Академии им. Дзержинского, полковник М. К. Тибилов – расстрелян;

101. ответственный секретарь газеты «Коммунист» Л. Г. Тибилов – расстрелян;

102. выпускник Московского государственного индустриально-педагогического института, известный писатель, журналист, публицист и общественный деятель, работавший как в Северной, так и в Южной Осетии К. С. Фарнион – репрессирован вместе с женой А. Н. Джиоевой (10 лет лишения свободы) и погиб в заключении;

103. активный участник всех вооружённых революционных восстаний в Южной Осетии после 1917 г., активный участник установления советской власти, коммунист С. М. Хабалов – расстрелян;

104. председатель отдела местпрома при облисполкоме ЮОАО, коммунист Р. И. Хадикоев – расстрелян;

105. командир повстанческого отряда, организатор первого в Южной Осетии Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, активный участник установления советской власти в Грузии, секретарь райкома партии В. Г. Хасиев (Митта) – расстрелян;

106. выпускник Тифлисского государственного экономического института и аспиратуры Института марксизма-ленинизма в Москве, работавший председателем Ленигорского райисполкома, первым секретарём Дзауского райкома партии, секретарём Юго-Осетинского обкома партии В. З. Хубаев – расстрелян;

107. член РСДРП с 1903 г., активный участник установления советской власти в Южной Осетии, председатель ревкома Цхинвальского района, занимавший ответственные должности С. С. Хаханов – репрессирован, погиб в заключении;

108. активный участник установления советской власти, председатель Ленингорского райисполкома, председатель Знаурского райисполкома, председатель Цхинвальского райисполкома Южной Осетии И. Б. Харебов – расстрелян;

109. врач с высшим медицинским образованием, работник наркомата здравоохранения ЮОАО Д. Н. Хугаев – расстрелян; его жена также репрессирована;

110. активный участник установления советской власти, участник боёв за установление советской власти под Бургустаном, председатель Кударского райисполкома Южной Осетии М. К. Хугаев – репрессирован, погиб в заключении;

111. дочь известного революционера И. Гаглоева, жена Д. Н. Хугаева Л. И. Хугаева-Гаглоева – 10 лет лишения свободы;

112. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, начальник милиции Кударского района, председатель колхоза в Дзауском (Джавском) районе С. Г. Хугаев – репрессирован и погиб в заключении;

113. начальник Сталинирского (ныне Цхинвальского) горотдела финансов К. В. Цховребов – расстрелян;

114. судья В. К. Цхурбаев (осетинское написание фамилии Цховребов с русским же окончанием на «-ев». – Авт.) – расстрелян;

115. начальник милиции Казбекского района Грузии Д. М. Цховребов – расстрелян;

116. командир роты в отряде В. Хасиева, первый секретарь Корнисского райкома ВКП(б) Южной Осетии, председатель Цхинвальского горсовета В. Р. Цховребов – 10 лет лишения свободы (погиб в тюрьме);

117. активный участник установления советской власти в Южной Осетии, председатель колхоза в Дзауском (Джавском) районе Южной Осетии М. Т. Цховребов (Мила) – репрессирован, срок наказания неизвестен;

118. командир повстанческого подразделения, участник боёв за установление советской власти под Бургустаном, после победы советской власти занимавший ответственные должности в партийных и хозяйственных органах Южной Осетии А. А. Цховребов – расстрелян;

119. выпускница МГУ, жена В. З. Хубаева (расстрелян) Е. З. Хубаева – 10 лет лишения свободы.

Приведённый список – далеко неполный. Однако он позволяет сделать хорошо подтверждаемый вывод о действительно целенаправленном характере значительной части репрессий 30-х годов XX в. в Южной Осетии. Анализ фактов и событий 1937 г. в Южной Осетии позволяет утверждать, что власти Тбилиси вели целенаправленную политику физического либо социального уничтожения наиболее ярких носителей национальной активности южных осетин. Удар наносился в первую очередь по наиболее одаренным, высокообразованным южным осетинам, причём зачастую репрессиям подвергались семьи и близкий круг родственников арестованного. Никакими иными реальными причинами эту часть репрессий объяснить невозможно, так как биографии репрессированных являются лучшими доказательствами их преданности идеям коммунизма, социальной справедливости, активного социалистического строительства, личной порядочности и честности, общественного признания и уважения. По мнению исследователя этой проблемы В. Ванеева, а также ряда других историков и живых свидетелей репрессий, особому преследованию подверглись те осетины, кто ставил вопрос об объединении Южной и Северной Осетии, участвовал в различных общеосетинских мероприятиях. Так, в работе В. Ванеева приведена фотография президиума первого съезда писателей Северной и Южной Осетии 1930 года. Из девяти человек, изображённых на фотографии, шестеро были репрессированы, причём четверо из них погибли⁴⁷⁰. Приведена фотография организационного комитета первой олимпиады искусств Осетии. Из девяти человек этого оргкомитета репрессированы семеро. Большинство из них расстреляны⁴⁷¹.

Репрессировались также те из партийных и советских работников, которые осмеливались протестовать против арестов ничем не запятнанных людей. Жестоко наказывались также судьи, прокуроры, милицейские работники, работники НКВД, которые пытались по мере своих возможностей бороться против чинимого произвола, старались так или иначе помочь преследуемым согражданам.

В своих воспоминаниях, с которыми В. Ванеев любезно позволил нам ознакомиться, он пишет: «Нечего и говорить, грузинская интеллигенция также понесла тяжёлые потери. В подавляющем большинстве это были честные люди, далёкие от националистических идей, но немало было и таких, кто, пользуясь лозунгом борьбы с «врагами народа», принялись выкашивать наиболее выдающихся представителей осетинского народа. (…) У нас (в Южной Осетии. - Авт.) была определённая специфика: к общегосударственному террору присоединились кровавые волны грузинского шовинизма»⁴⁷². Такой вывод подтверждается многими другими фактами и примерами.

Живые свидетели тех лет хорошо помнят и жертв, и палачей. Заметим, что среди последних немало было и осетин. Следует подчеркнуть, что были уничтожены и многие из палачей, в свою очередь, попавших под чистки карательных органов, проведённые Л. П. Берия.

Уровень соблюдения хотя бы формальной законности характеризуется рассказом одного из очевидцев репрессий Георгия Гулиева. В 1937 г. он работал водителем и был вызван ночью в НКВД, где ему приказали на следующий день явиться с автомашиной для поездки в Тбилиси. Он попросил согласовать вопрос с его начальником, на что ему ответили, чтобы он не волновался. В назначенное время он подогнал свой грузовик к тюрьме, и в кузов стали загружать арестованных (среди которых он неожиданно заметил и своего начальника – теперь уже бывшего). Двое сотрудников НКВД подсели к нему в кабину, одна легковая машина сопровождения ехала сзади. Не доезжая до Гори, ему приказали остановиться и сидеть в кабине, сами сопровождающие выскочили «и началась повальная стрельба – расстреливали арестованных. Они кричали: «За что вы нас истребляете, что мы вам сделали?» Когда всё стихло, сопровождавшие меня двое чекистов вновь полезли в кабину, велели мне развернуть машину и ехать обратно в город Сталинир (ныне Цхинвал. – Авт.). Когда мы отъезжали, ещё были слышны душераздирающие стоны этих несчастных людей, но потом одиночные выстрелы, очевидно, контрольные, положили конец этим страданиям. Любопытно, что эти двое, сидящие рядом со мной, были в самом приятном расположении духа, пели весёлые песни и радовались, что так удачно избавились от этих врагов народа. «А то иди и из-за этих собак попрись отсюда до Тбилиси», - цинично произнёс один из них (по осетински. –Авт.), и оба весело рассмеялись. Я удивляюсь, как они не убили меня, как живого свидетеля. Рано утром меня вызвали в НКВД и приказали подписать омерзительный акт, где было написано, что по дороге враги народа, арестованные нами, задумали бежать и наши сотрудники вынуждены были открыть по ним огонь, в результате все они были уничтожены»⁴⁷³. В. Ванеев пишет, что долго искал следы этого чудовищного преступления, копался в архивах – но тщетно. Имена этих двух убийц известны.

Надо признать, что интерпретация значительной части репрессий 1930-х годов как целенаправленного уничтожения пассионарных южных осетин в начале исследования данного вопроса понималась нами больше как неизбежная психологическая дань грузино-осетинскому конфликту конца ХХ – начала ХХI вв., как один из приёмов идеологической борьбы против грузинской агрессии и способов национальной консолидации – тем более, что некоторые представители осетинской интеллигенции из Северной Осетии, спасаясь от угрозы репрессий, переезжали на Юг и жили в Южной Осетии, стараясь не привлекать к себе внимания⁴⁷⁴. Однако ныне, после углубленного изучения проблемы, мы имеем все основания утверждать, что анализ репрессивной политики грузинских республиканских карательных органов в Южной Осетии однозначно указывает на одно из самых кровавых проявлений грузинского национал-экстремизма в отношении южных осетин.

Нами не проводился специальный углубленный анализ репрессивной политики в Северной Осетии, однако в последнее время опубликованы некоторые сведения, проливающие свет на закрытые ранее вопросы. Так, в ходе Великой Отечественной войны, при наступлении немецко-фашистских войск на Кавказ, Л. Берия направил И. Сталину докладную, где сообщал, что «в настоящее время в тюрьмах НКВД республик, краёв и областей скопилось 10645 человек заключённых, приговорённых к высшей мере наказания, в ожидании утверждения приговоров по их делам высшими судебными инстанциями. Исходя из условий военного времени, НКВД СССР считает целесообразным: 1. Разрешить НКВД СССР в отношении всех заключённых, приговорённых к высшей мере наказания, ныне содержащихся в тюрьмах в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями, привести в исполнение приговоры военных трибуналов округов и республиканских, краевых, областных судебных органов (…)»⁴⁷⁵. Согласно справке заместителя наркома Внутренних Дел СССР Б. Кобулова (армянин по происхождению), таких заключённых в Северо-Осетинской АССР на 15 ноября 1941 г. имелось 796 человек. Для сравнения приведём аналогичные данные, например, в Грузинской ССР, где таковых было 395 человек, в Краснодарском крае – 220 человек, в Ростовской области – 23 человека, в Кабардино-Балкарской АССР – 9 человек.

Указанные парадоксы вряд ли можно отнести к разряду случайностей, тем более, что они имели место и после Великой Отечественной войны. Так, например, в августе 1951 г. за «осетинский национализм», который проявился в требовании преподавания на осетинском языке в школах, были осуждены студенты Владимир Ванеев (автор цитировавшегося исследования, получил 25 лет тюрьмы и 5 лет поражения в правах), Лев Гассиев (10 лет тюрьмы), Катя Джиоева (10 лет тюрьмы, умерла от туберкулёза вскоре после освобождения), Александр Бекоев (10 лет тюрьмы), а также актёр Георгий Бекоев (8 лет тюрьмы), служащий Заур Джиоев ( 10 лет тюрьмы) и ученик 10-го класса Хазби Габуев (10 лет тюрьмы). Созданная В. Ванеевым, Л. Гассиевым, Х. Габуевым и З. Джиоевым подпольная молодёжно-патриотическая организация «Рæстдзинад» («Справедливость») ставила своей задачей борьбу против национал-шовинистической политики грузинских властей в отношении осетинского народа.

Вышеуказанное общественное мнение значительной части населения Южной Осетии об особом преследовании лиц, ставивших вопрос о воссоединении насильственно расчленённого осетинского народа, подтверждается сохранившимися сведениями о попытках поставить этот вопрос перед высшим руководством бывшего СССР. На протяжении 1923 – 1924 гг., т. е. после образования Юго-Осетинской автономной области в составе Грузинской ССР, национальная воля к объединению не только не ослабевала, но наоборот, накапливалась и усиливалась.

Характерным примером является намерение реализации единой языковой политики, высказанное на Объединённом съезде Северной и Южной Осетии по вопросам культуры и просвещения, состоявшемся в 1924 г. «Основным проводником идеи единого литературного языка, - пишет исследователь вопроса Д. Г. Бекоев, - был А. А. Тибилов, который настаивал на том, что в основу литературного языка должен быть положен иронский диалект по причинам самой большой численности населения, говорящего на нём, большей фонетической и морфологической простоты, чем у дигорского диалекта, наличия литературы – «на этом диалекте писали свои вдохновенные песни Коста (Хетагуров. – Авт.), творил Елбыздыко (Бритаев. – Авт.)» (…). По докладу А. А. Тибилова Объединённый съезд Северной и Южной Осетии (…) принял постановление: 1) создать единый осетинский литературный язык; 2) в основу его положить иронский цокающий диалект с использованием лексики остальных наречий; 3) в дигорской школе второй ступени преподавание вести на иронском диалекте; 4) начать работу по установлению в школах единообразия в произношении»⁴⁷⁶. Даже ещё «через десять лет эти позиции, - подчёркивает другой исследователь, профессор-филолог Т. Т. Камболов, - подтверждены в постановлении обкома (Североосетинского. - Авт.) ВКП(б)»⁴⁷⁷.

Надо отметить, что с самого начала существования Юго-Осетинской автономной области грузинскими властями предпринимались разнообразные и настойчивые попытки политико-административного её ограничения. Так, в апреле 1923 г. Президиум Областного Парткома Юго-Осетии, заслушав доклад Завинформпунктом Юго-Осетии Антона Джатиева о подчинении этой структуры Полит-Бюро Горийского уезда, принял постановление: «Выслушав доклад о расформировании и подчинении информпункта Юго-Осетии Полит-Бюро Горуезда, президиум Областного Парткома Юго-Осетии считает такое решение вопроса в пределах Автономной Области Юго-Осетии недопустимым, тем более, что, согласно декрета №2, такие вопросы должны разрешаться с ведома и согласия ОБлпарткома и ЦИКа Юго-Осетии; президиум считает необходимым оставление в Юго-Осетии информпункта, как самостоятельного органа, подчинённого непосредственно Чека Грузии»⁴⁷⁸. В том же году ЦК КП Грузии старается изолировать партийную организацию Юго-Осетии от ЦК РКП(б): «Орготдел Цека КПГ на основании разъяснения Закркрайкома Цека РКП от 17/II с. г. за № 54/455 считает излишним (! – Авт.) непосредственное представление Вами информационных отчётов в Цека РКП, а потому предлагаем Вам в дальнейшем не посылать отчётов непосредственно в Москву. Отчётность должна посылаться только лишь в Цека КПГ, а копии в Закркрайком»⁴⁷⁹. Подобные документы приобретают всё более императивный стиль: 17 октября 1924 г. ЦК КП Грузии писал в Юго-Осетинский Обком: «(…) Также замечено непосредственное откомандировывание парттоварищей за пределы ССР Грузии, что недопустимо без санкции ЦК. Впредь не сноситься непосредственно, минуя ЦК, с Обкомами и Укомами других республик СССР»⁴⁸⁰. В реальности это значило, что с Северной Осетией иметь отношения можно было лишь с разрешения грузинского ЦК. Неудивительно, что в Южной Осетии росло стремление к воссоединению с Северной Осетией как единственного по сути пути отстаивания национальных прав в новых политических условиях.

К началу 1925 г. воля к политическому объединению Осетии начала реализовываться в политико-административных формах. 20 января и 25 марта 1925 г. вопрос был рассмотрен ЦИКами Северо-Осетинской и Юго-Осетинской автономных областей и приняты соответствующие обращения в Президиум Всероссийского ЦИКа. 28 марта вопрос «Об объединении Северной и Южной Осетии (заявление представителя ЦИКа Северной Осетии тов. Каргиева Харитона)» был заслушан на заседании Президиума Областного Партийного комитета Юго-Осетии и принято постановление: «Выслушав заявление представителя ЦИКа Северной Осетии тов. Харитона о состоявшемся решении на 1-ом съезде Советов Северной Осетии об объединении Северной и Южной Осетии, Президиум считает постановку вопроса об объединении обоих Осетий своевременной. Вопрос этот поставить в порядке дня 5-го съезда Советов Юго-Осетии»⁴⁸¹. 2 апреля Президиум Облпарткома заслушал вопрос «Об избрании комиссии по объединению Северной и Южной Осетий (доклад председателя ЦИКа тов. Бекузарова)» и образовал комиссию в составе: Николай Гадиев, Александр Джатиев, Николай Гассиев, Пётр Лохов, Шамел Ванеев⁴⁸².

25 мая вопрос был рассмотрен Президиумом Всероссийского ЦИКа:

«Выписка из протокола №1 заседания Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов Рабоч., Крестьянск. и Красноармейск. Депутатов, от 25 мая 1925 г.

Слушали: II. Об объединении Юго-Осетинской области с Северо-Осетинской и о преобразовании этих двух областей в автономную республику.

Постановили: Поручить Секретарю ВЦИК тов. Киселеву согласовать с Северо-Кавказским крайисполкомом и Грузинским ЦИКом вопрос о возможности объединения Юго-Осетинской автономной области с Северо-Осетинской областью и преобразовании этих двух областей в автономную республику в составе Грузии.

Кому: т. Киселеву, т. Енукидзе»⁴⁸³.

30 июня к этому делу приобщена справка: «Дело №350.715/218 С по вопросу «Об объединении Юго-Осетинской области с Северо-Осетинской и о преобразовании этих двух областей в автономную республику.

В каком положении находится дело в настоящее время: Дело находится в производстве, т. к. ещё не получено заключение от Северо-Кавказского Края»⁴⁸⁴.

На справке отметки дат 15/VII-25, 1/VIII, и пометка «К сведению. Ждать до 1/IX» от 5/VIII (подпись неразборчива).

15 июля 1925 г. вопрос рассматривает Всегрузинский ЦИК:

«Выписка из протокольного постановления №3, 2 Сессии Всегрузинского ЦИКа Третьего Созыва, от 15/VII – 1925 г.

Слушали: Об объединении Автономных Областей Северной и Южной Осетии (информационное сообщение т. т. Такоева и Джатиева).

Постановили: 2-я Сессия Всегрузинского ЦИКа Третьяго Созыва, выслушав информационные доклады т. т. Такоева и Джатиева об объединении Автономных Областей Северной и Южной Осетии в одну Автономную Социалистическую Советскую Республику, со вхождением последней в ССР Грузии, и отношение к этому вопросу ЦИКа РСФСР и Северо-Кавказского Исполнительного Комитета, - постановляет:

1. 2-я Сессия Всегрузинского ЦИКа Третьяго Созыва горячо приветствует объединение двух разрозненных частей Осетии, как правильное разрешение национального вопроса по отношении к угнетённым народностям бывшей Российской Империи, независимо от того, в какую из Советских Республик это новое государственное образование войдёт.

2. Что же касается вхождения объединённой Осетии в пределы Социалистической Советской Республики Грузии (подчёркнуто в тексте от руки. - Авт.), Сессия присоединяется к тем резолюциям, которые были приняты Северо-Кавказским Краевым Исполнительным Комитетом от 12 июля и ЦИКами Автономных Областей Северной и Южной Осетии от 20-го января и 25 марта сего года.

Секретарь ЦИКа Грузии (Тодрия)»⁴⁸⁵.

Первый пункт данного постановления является в своём роде уникальным свидетельством того, что грузинское общество в принципе имеет возможность освободиться от длительного и губительного воздействия национал-экстремизма на свои исторические судьбы. Вместе с тем речь идёт о вхождении объединённой Осетии в состав грузинского советского социалистического государства, приобретающего, таким образом, качественно новые геополитические параметры и политико-экономическую мощь. Интерес грузинского руководства к вхождению объединённой Осетии в состав советской Грузии вполне понятен. Интерес же осетинского руководства, и прежде всего югоосетинского, заключался в том, что объединение создавало определённые гарантии безопасности для южных осетин от различных форм натиска грузинского национал-экстремизма, гарантии исключения повторения геноцида южных осетин 1920 г. Единая Осетия имела бы значительно больше возможностей отстаивать по сути равноправные отношения с грузинским руководством, так как, с одной стороны, имелся контроль партийно-советского союзного центра, а с другой, определение Владикавказа в качестве административного и политического центра единой автономной Осетии делало тбилисский контроль качественно отличным от контроля, полученного над Цхинвалом и приведшего к трагедии 1937 г. и множеству иных проявлений неафишируемого плана целенаправленного «тихого» подавления и уничтожения южных осетин. Решение о Владикавказе также было соответственно фиксировано:

«Исполнительный Комитет Северо-Кавказского Края. Выписка из протокола заседания Большого Президиума от 12-го июля 1925 г. и протокола № 21/45 22233.

Слушали: Об объединении Северо-Осетинской и Южно-Осетинской Автономных областей (докл. т. Такоева).

Постановили:

#1. Не возражать против объединения Северо-Осетинской и Юго-Осетинской Автономных областей со вхождением нового Административного образования в состав С. С. Р. Г.

#2. Не возражать против нахождения Административного центра Объединённой Осетинской Автономной Области в гор. Владикавказе на ныне существующих условиях»⁴⁸⁶.

По вопросу положительно высказался Закавказский Центральный Исполнительный Комитет, как высший орган государственной власти:

«Выписка из протокола заседания Президиума ЗАК ЦИКа №13 от 16-го июля 1925 г.

Слушали: Об объединении Автономных Областей Северной и Южной Осетии (вынесен Грузинским ЦИКом).

Постановили: Против постановления 2-й Сессии Всегрузинского Центрального Исполнительного Комитета от 15-го сего июля об Объединении Автономных Областей Северной и Южной Осетии в одну Автономную Социалистическую Советскую Республику не возражать.

Секретарь ЗАК ЦИКа (А. Шавердов)»⁴⁸⁷.

При анализе этих архивных документов складывается впечатление, что прохождение вопроса шло обычным административным порядком, однако в реальности сроки рассмотрения почему-то неоправданно растягивались, а затем и вовсе началось уже отчётливое торможение:

«Секретарю ЦИКа СССР тов. Енукидзе, от 31 августа 1925 г., получено 7 сентября, № 350. 715/218 С.

Уважаемый товарищ!

Посылая постановления Северо-Кавказского Крайисполкома, Сессии Грузинского ЦИКа и Президиума Закавказского ЦИКа по вопросу об объединении Северной и Южной Автономных Осетинских областей в одну автономную Республику, входящую в состав Грузии, от имени Обкома РКП (б) прошу Вас ускорить это дело.

Безпартийные окружные и областная Конференции, а также и последняя Сессия Севосцика (Северо-Осетинского ЦИКа. – Авт.) поручили нам закончить вопрос к новому бюджетному году.

В Президиум ВЦИКа мы уже обратились с соответствующим ходатайством.

Если это нужно, то мы очень просим поставить наш вопрос на ближайших сессиях и ВЦИКа и ЦИКа СССР с вызовом представителей Южной и Северной Осетии.

С коммунистическим приветом

Ответственный секретарь Севособкома (Северо-Осетинского обкома. – Авт.) РКП(б)»⁴⁸⁸.

А затем следующим решением вопрос по сути торпедируется:

«Выписка из протокола № 24/48 заседания Большого Президиума Северо-Кавказского Краевого Исполнительного Комитета.

290. #2. Во изменение постановления Президиума от 12/VII с. г. (протокол № 22/46, #239) считать невозможной передачу Северной Осетии в Закавказскую Федерацию.

Против объединения Северной и Южной Осетии не возражать, но признать целесообразным таковое объединение лишь в случае перехода Южной Осетии из Закавказской Федерации в РСФСР»⁴⁸⁹.

4 сентября 1925 г. в Управление делами ЦИК СССР пересылается из Северо-Кавказского Краевого Исполкома Советов рабочих, крестьянских, красноармейских, казачьих и горских депутатов выписка из протокола № 24/48 от 3 августа постановления Большого Президиума Северокавказского Крайисполкома. На сопроводительном документе отметка: «К сведению. Тов. Енукидзе писал о том, что он пока не возбуждает этот вопрос»⁴⁹⁰.

Секретарь Президиума Всероссийского ЦИКа, один из влиятельных грузин в руководстве СССР, А. С. Енукидзе, таким образом, обозначен в блокировании вопроса. Последний документ дела – справка о том, что «в секрет-части не проходило это дело. 1/Х-25 (подпись неразборчива. - Авт.)»⁴⁹¹.

И. Сталин, судя по опубликованным документам Фонда Сталина в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), по результатам своей встречи 23 мая 1925 г. с представителями Осетии, намеревался поддержать предложение о вхождении объединённой Осетии в состав Грузии. 25 мая 1925 г. он направил письмо А. И. Микояну, где писал: «1) Был у меня Такоев и другие осетины. Внимательное ознакомление с делом убедило меня в том, что можно было бы согласиться на объединение Северной и Южной Осетии в Автономную республику в составе Грузии (…)»⁴⁹².

8 июня 1925 г. А. Микоян ответил И. В. Сталину телеграммой: «Несмотря на географические неудобства, хозяйственное обобщение Южной и Северной Осетии и их объединение с точки зрения национального вопроса для Осетии, наверное, будет целесообразным. Однако включение объединённой Осетии в состав Грузии и переход (Осетии. – Авт.) в Закавказье ставят под угрозу установившиеся межнациональные взаимоотношения среди национальностей Северного Кавказа и могут явиться брешью в недавно организованном Севкрае (Северо-Кавказском Крайисполкоме. – Авт.), покоящемся на задачах примирения трёх антагонистических слоев – горцев, иногородних с казаками (…). Причём включение объединённой Осетии в состав РСФСР, а не Грузии считаем политически целесообразным, имея в виду внутреннее равновесие Грузии (…)»⁴⁹³. По нашему мнению, А. Микоян в своей оценке «внутреннего равновесия Грузии» был прав, что и подтвердилось дальнейшим ходом событий в грузино-осетинских и грузино-абхазских отношениях. В то же время мы вправе сделать предположение, что здесь свою роль сыграл и фактор конкуренции между Арменией и Грузией, между армянским и грузинским народами на Южном Кавказе (данная тема в высшей степени интересна и актуальна, однако не является предметом нашего рассмотрения в данном исследовании).

Что же касается позиции И. Сталина, то она диктовалась, разумеется, не националистическим намерением «грузина» И. В. Дзугашвили в сговоре с Г. Орджоникидзе «сделать территориальный «подарок» своей «малой родине»»⁴⁹⁴, а исключительно геополитическим расчётом на укрепление создаваемого великого государства: будучи исчёрпывающе информированным об имеющейся в грузинском обществе (и особенно в интеллектуальной элите) сильной тенденции национал-сепаратизма, И. Сталин, очевидно, рассматривал единую Осетию в составе грузинского государства как один из наиболее эффективных способов привязки Грузии к СССР⁴⁹⁵. Мы считаем, что именно этот мотив преобладал и при принятии решения о вводе в состав грузинского государства Абхазии (совпав в данном случае с «малоимперскими» устремлениями грузинского руководства).

29 июня 1925 г. И. Сталин послал телеграмму Г. Орджоникидзе, в которой было сказано: «Лично я не возражал против плана Осетии, но, ввиду поступивших возражений Юговостока (Юго-Восточного бюро РКП(б). – Авт.), очень колеблюсь и не решаюсь дать никаких советов. Очень бы просил тебя отложить ответом до нашей совместной встречи с Микояном»⁴⁹⁶.

В свою очередь, 9 сентября 1925 г. Г. Орджоникидзе направил Генсеку большевистской партии письмо: «(…) Теперь об Осетии. Сегодня приехал ко мне Такоев и показал разрешение крайкома Севкавказа, в котором говорится, что старое решение их отменяется и что они согласны на объединение Осетии, но при условии вхождения объединенной Осетии в РСФСР. Более никчёмное и неосуществимое решение трудно придумать, а здесь дается пища для всякой болтовни о том, что Россия хочет отнять у Грузии Цхинвал. Такоев их запутал, и они не знают, как и что делать. Я Такоеву говорил о нашем разговоре, он это понимает, хотя и не рад такой постановке вопроса. Решение крайкома считает прямо издевательством. Я ему посоветовал съездить к тебе (…)»⁴⁹⁷. Антиосетинская позиция грузинского национал-большевика Г. Орджоникидзе, считающего судьбоносный для осетин вопрос объединения Северной и Южной Осетии «никчёмным» и квалифицирующим его как «неосуществимый», таким образом, ясно видна. С учётом этого обстоятельства (и не только) историческим и политическим парадоксом, а также издевательством над осетинами стало переименование Владикавказа в Орджоникидзе (мысль о каком-либо аналогичном переименовании Тбилиси никем не высказывалась). Возвращение городу Владикавказу его настоящего имени состоялось лишь на закате коммунистической власти.

В рассматриваемом вопросе победила точка зрения А. Микояна, оказавшегося более сильным и дальновидным политическим деятелем и аппаратным партийным чиновником, чем Г. Орджоникидзе. Весьма различно сложились и их дальнейшие судьбы.

19 октября состоялась ещё одна встреча представителей Юго-Осетинской и Северо-Осетинской автономных областей с И. Сталиным по вопросу объединения Осетии, на которой, видимо, вопрос на то время и был окончательно закрыт⁴⁹⁸.

Великая Отечественная война 1941 – 1945 гг. нанесла тяжелейший урон всей стране. Потери Южной Осетии, которые до сих пор полностью не исследованы, достаточно внушительны и заслуживают особого изучения. Мобилизация населения Южной Осетии уже в первые два с половиной года составила 17878 человек, всего же за период войны против немецко-фашистских захватчиков сражалось около 20 тысяч представителей Юго-Осетинской автономной области. К этой цифре надо прибавить около 2000 призванных в Красную Армию из Цхинвала до начала войны. Из них 13000 получили боевые награды⁴⁹⁹. Иными словами, было мобилизовано около 22% населения Южной Осетии, что намного превышает мобилизационный уровень, считающийся предельным при ведении тотальной войны. Население ЮОАО в 1940 г. составляло 108500 человек⁵⁰⁰ (наивысшая численность за всё время существования автономии). Из них две трети составляли осетины; т. е. на войну ушло практически всё взрослое осетинское население. Область была обескровлена, в промышленности и сельском хозяйстве пришлось максимально использовать детский труд и труд пенсионеров. Перед войной естественный прирост населения в ЮОАО составлял 20,5 человек на 1000, после войны из-за понесённых потерь он упал более чем на 5% и в 1950 г. составлял 16,4 человека, с последующими тяжёлыми демографическими последствиями⁵⁰¹.

В годы Великой Отечественной войны осетины показали высокие боевые качества, образцы патриотизма, массового героизма и интернационализма, что было отмечено Верховным Главнокомандующим И. Сталиным: «Осетин я знаю хорошо. Это народ гордый, умеет постоять за Родину в любой обстановке и с большим достоинством»⁵⁰². Эти слова осетины подверждали конкретными фактами. Свидетельством сказанного является то, что 8 уроженцев Южной Осетии были удостоены звания Героя Советского Союза⁵⁰³ (всего в Осетии – 59). В целом осетины дали 35 Героев Советского Союза, что при численности осетин в 417000 человек составляет одного Героя на 12000 человек. По этому показателю осетины занимают первое место среди народов СССР⁵⁰⁴. Отметим, что это обстоятельство известно специалистам по Великой Отечественной войне, а также практически каждому осетину и оказывает вплоть до сегодняшнего дня глубокое воздействие на национальное осетинское самосознание и психологию.

При попытке изучения вопроса об общем количестве погибших жителей Южной Осетии во время Великой Отечественной войны мы столкнулись с фактом отсутствия этой цифры в публикациях по теме. Приводятся немало частичных сведений, в первую очередь, естественно по членам КПСС и членам ВЛКСМ, однако обобщающей цифры не было, что представляется фактом весьма неординарным. Как ни странно, цифра погибших неизвестна и в музее боевой славы Южной Осетии, директор которого, кандидат исторических наук В. И. Гассиев, также не смог сообщить нам требуемую информацию. Не нашли мы её и в изданной недавно его книге «Битва за Кавказ»⁵⁰⁵.

Отсутствует она и в содержательном сборнике документов и материалов о Юго-Осетии в период Великой Отечественной войны⁵⁰⁶, хотя, например, указывается, что «всего за время Отечественной войны было направлено в Красную Армию 4618 членов ВЛКСМ, т. е. почти половина всего состава областной комсомольской организации»⁵⁰⁷. При этом отметим, что глава 4 указанного сборника имеет название «Сыны Юго-Осетинской автономной области на фронтах Великой Отечественной войны», и, очевидно, по смыслу предполагает и обязывает публикацию общей цифры потерь (пусть даже и без указания национального состава погибших).

Отсутствует она и в содержательных работах Б. З. Плиева, хотя, наряду с данными о Героях Советского Союза - осетинах, он сообщает о том, что в период Великой Отечественной войны звание генерала получили 11 осетин⁵⁰⁸.

Косвенную цифру потерь можно вывести из выступления первого президента Республики Северная Осетия - Алания А. Х. Галазова в 1994 г., в котором он заявил, что «около 50000 осетин, четверть нашего народа, защищая своё отечество, полегли на полях сражений Второй мировой войны»⁵⁰⁹. Если принять допущение, что для Южной Осетии пропорция потерь сохраняется, то количество погибших южных осетин должно составлять 15 – 17 тысяч человек, что представляется нереальной величиной.

В сборнике «Великая Отечественная в письмах и воспоминаниях» утверждается, что «каждый четвёртый человек области встал в строй преданных Отчизне солдат страны социализма. Каждый второй из них не вернулся с войны – сложил свою голову за свободу и независимость великой Родины (…). Из осетинского населения края погиб в той войне каждый шестой человек»⁵¹⁰. В таком случае количество погибших южных осетин должно составлять 12 – 12,5 тысяч человек, что также выглядит как весьма преувеличенная цифра.

Видимо, из аналогичных источников почерпнул свои сведения профессор Н. Г. Джусойты, когда утверждал, что «южные осетины числом в 78 тысяч человек отдали жизни своих 13,5 тысяч сыновей для победы над фашизмом»⁵¹¹.

Некоторые сведения по данному вопросу опубликованы В. М. Андрониковым и П. Д. Буриковым⁵¹². По состоянию на 1 января 1941 г. осетин из общей численности 3 млн 866,7 тыс (Красная Армия без Военно-Морского флота и военно-строительных частей) было 0,25%⁵¹³, т. е. 9667 человек. На 1 июля 1942 г. в Красной Армии по списку было 10 млн 400 тыс человек, из них осетин 0,16%⁵¹⁴ (16640). На 1 января 1945 г. в Красной Армии 11 млн 130 тыс человек, из них осетин 0,11%⁵¹⁵ (12243). С учётом уже служивших до 22 июня 1941 г. всего было мобилизовано за годы войны 34,4 млн человек. «Как показали исследования, общие демографические безвозвратные потери Вооружённых Сил СССР за годы войны составили 9 млн 168 тыс человек (…). По национальному составу безвозвратные потери армии и флота характеризуются следующими показателями: русские 5747,1 тыс человек (66,3% от общего числа потерь) (…), осетины 10,4 тыс человек (0,12%)»⁵¹⁶.

Поиск в Интернете дал следующую информацию по данному вопросу⁵¹⁷: «В результате анализа общего числа людских утрат, учтённых в оперативном порядке штабами всех инстанций и военно-медицинскими учреждениями за годы Великой Отечественной войны в том числе и за кампанию на Дальнем Востоке в 1945 г. демографические потери Вооружённых Сил СССР (убито, умерло от ран и болезни, погибло в результате несчастных случаев, расстреляно по приговорам военных трибуналов, не вернулось из плена) составили 8 668 400 чел. военнослужащих списочного состава». Общее число мобилизованных почти совпадает с вышеприведённым – 34 476,7 тыс человек. Согласно приведённой таблице, максимальное число безвозвратных потерь, учтённое в ходе войны в оперативном порядке, составило 11 444 100 человек. Осетин, согласно таблице № 121, погибло 10,7 тыс человек, т. е. 0,123%. Делается здесь важное уточнение: «Приведённые в таблице сведения о потерях по национальному составу получены с помощью коэффициентов пропорциональности (в процентах), которые рассчитаны на основе донесений о списочной численности военнослужащих Красной Армии по социально-демографическим признакам по состоянию на 1 января 1943, 1944 и 1945 гг.», и приводится ссылка на ЦАМО, ф. 13-А, оп. 3029, д. 130, 227, 229, 276. Иными словами, прямых данных по национальному составу погибших нет.

Мы обратились к единственной публикации, содержащей попытку поимённо отразить картину потерь по Южной Осетии. Это публикация списков погибших в Великой Отечественной войне к 40-летию Победы, осуществлённая по личной инициативе известного писателя-фронтовика Р. Н. Асаева⁵¹⁸. К сожалению, автор публикации не является профессиональным историком, редакция же не сочла нужным произвести научную обработку публикации. Р. Н. Асаев указывает, что публикации погибших по районам Южной Осетии – Цхинвальскому, Знаурскому, Дзаускому и Ленингорскому – он производил по данным грузинской «Книги памяти», изданной в Тбилиси в 1989 г. в двух томах на грузинском языке. Списки же погибших жителей Цхинвала он получил из военного комиссариата города. В кратком предисловии к публикации Р. Н. Асаев пишет, что «более 4000 наших земляков не вернулись с боя…», однако произведённый нами поимённый подсчёт дал другие цифры: количество погибших осетин из Южной Осетии составило 5146 человек, грузин 1950 человек, русских 132 человека, армян 74 человека, евреев 46 человека, других национальностей 4 человека. Из общего количества погибших 7352 человек осетины, таким образом, составили 70,0%, грузины 26,5%, что в первом приближении соответствует национальному составу населения Южной Осетии перед Великой Отечественной войне. Однако национальный состав призыва из Южной Осетии в литературе по вопросу отсутствует. Примем, однако, допущение, что национальная пропорция по призыву отражает пропорцию по населению: тогда осетин из 22000 должно быть 15400, и в таком случае процент погибших из призыва осетин составляет 33,4% (а из общего количества южных осетин – 7,35%), что является чрезвычайно большой величиной.

Возможно ли, что из общего количества погибших осетин, оцениваемого в 10,4 – 10,7 тыс человек, южных осетин было 5146 человек, т. е. половина или более? В поисках ответа на этот вопрос мы произвели поимённый подсчёт погибших осетин, указанных в четырёхтомной Книге Памяти, изданной во Владикавказе, и получили результат 19002 человека⁵¹⁹. В это число входят 1122 осетина, указанных как уроженцы Южной Осетии, и 190 осетин из районов Грузии.

Таким образом, всего погибших осетин в ходе Великой Отечественной войны, согласно поимённому подсчёту по опубликованным спискам, получается 24148 человек, что приблизительно в 2,5 раза превышает цифру 10,4 – 10,7 тысяч человек. Если учесть, что последняя цифра, как отмечалось, рассчитывалась по коэффициентам пропорциональности, то очевиден вывод о весьма грубом результате такого расчёта - по крайней мере, в отношении осетин.

Вместе с тем, очевидно, вопрос требует более тщательного изучения, учитывая не только его научное, но и большое общественно-политическое значение. Так, например, в Южной Осетии в общественном мнении широкое хождение имеет версия о слишком завышенном призыве осетин в Красную Армию в годы Великой Отечественной войны и, будто бы, за счёт этого уклонялись от призыва грузины.

Послевоенный период развития характеризовался общим подъёмом народного хозяйства. Объём промышленной продукции увеличился по сравнению с 1922 г. к юбилейному 1982 г. в 164 раза, а по сравнению с 1965 г. – на 326%, при этом за 1981 г. на 9%, и за 1982 г. на 13%⁵²⁰. В сельском хозяйстве производство зерновых увеличилось с 9000 т в 1922 г. до 12800 т в 1982 г., мяса соответственно с 700 т до 3500 т. Валовая продукция сельского хозяйства с 1965 по 1982 гг. увеличилась на 65%⁵²¹. Развивалось здравоохранение: по сравнению с предвоенным 1940 г. численность врачей всех специальностей увеличилась в 1982 г. с 66 до 581, или, в пересчёте на 1000 человек населения, с 5,9 до 59,3. Больничных коек соответственно с 41,1 до 137,8. В 1980-х гг. в Юго-Осетинском государственном педагогическом институте (ныне Юго-Осетинский государственный университет им. А. А. Тибилова) и в Юго-Осетинском научно-исследовательском институте работали 8 докторов наук, более 70 кандидатов наук, а всего научных работников – более 170, что для автономной области с численностью менее 100000 человек следует признать высоким показателем. Отметим, что южных осетин всегда отличала сильная тяга к образованию, и в последние десятилетия существования СССР она проявилась в полной мере.

В то же время на всём протяжении советского периода развития Южной Осетии имели место непрекращающиеся усилия грузинских властей по искусственному торможению культурного, политического развития, роста национального самосознания осетин и социально-экономических показателей в автономии. Исследователь этой проблемы К. П. Пухаев подчёркивает, что хотя экономическое положение в Южной Осетии не раз становилось предметом обсуждения руководящих партийно-советских органов Грузии, к положительным переменам для области это не приводило. Так, «декабрьский (1926 г.) Пленум ЦК КП(б) Грузии вынужден был констатировать: «Если взвесить на весах, какие достижения имеются в Осетии (Южной. - К. П.), то нам придётся стыдиться». На Пленуме было отмечено, что по Грузии на душу населения приходилось по бюджету 9,3 руб, в Абхазии – 5,6 руб, а в Южной Осетии – 4,2 руб. (…) Июньский (1928 г.) Пленум ЦК КП(б) Грузии вновь констатировал, что «по Юго-Осетии на душу населения отпускается 9 руб 20 коп, а по Грузии без Тифлиса 15 руб. (…) Кто же не знает, - отмечалось в решениях Пленума, - что Юго-Осетия наиболее отсталая область в Грузии, так что отпускать на неё средств нужно не меньше, а больше». Однако и эти решения мало что изменили к лучшему в экономике Южной Осетии»⁵²².

Весьма показателен пример со строительством железной дороги Гори – Цхинвал (Сталинир). 14 сентября 1933 г. секретарь Юго-Осетинского областного комитета КП(б) Грузии И. Жвания обращается в Закавказский Краевой Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров ЗСФСР с докладной запиской: «Созданная по вашему предложению при Зак. СНК комиссия по строительству железнодорожной линии Гори – Сталинир в настоящее время закончила свои работы.

Проект линии рассмотрен и примыкание линии к станции Гори с западной стороны согласовано с Управлением ЗКВ железных дорог. Комиссия вынесла постановление о необходимости ввода в эксплуатацию линии в 1935 г. Кроме того, транспортная секция Закгосплана предусмотрела в контрольных цифрах 1934 года ассигнования на указанное строительство в размере 4 млн руб.

Как я вам неоднократно докладывал, вопрос скорейшего осуществление ж. д. линии Гори – Сталинир имеет исключительное важное народно-хозяйственное, культурное и политическое значение.

Отсутствие железнодорожной связи с Закавказской ж. д. магистралью создаёт для области безвыходное положение.

Бездорожье (…) вздувает неимоверно накладные расходы на ввозимую и вывозимую продукцию, а большую часть времени года (осень, зима и весна) область бывает отрезана от центра.

(…) В области промышленности мы бессильны хоть в какой-либо степени использовать имеющиеся огромные производительные силы из-за отсутствия дороги.

Вопрос постройки линии Гори – Сталинир не новый – она должна была быть построена ещё в первой пятилетке (курсив наш. – Авт.).

Теперь настал момент, когда, с моей точки зрения, этот вопрос должен быть решён немедленно. (…) Совершенно необходимо теперь же начать подготовительные работы, поручив их закжелдорстрою.

(…) Это мероприятие (выделение денежных средств. – Авт) необходимо провести во что бы то ни стало теперь же, ибо, если ориентировать начало работ на 1934 год, то строительный сезон 1934 года может быть сорван по той причине, что реальные ассигнования могут появиться к весне 1934 года, а к этому времени у нас начнутся полевые работы, которые будут продолжаться до осени, и поэтому мы не сможем выделить местную рабсилу, что затянет сроки окончания работ и удорожит строительство.

(…) Настоятельно прошу ваших указаний для срочного проведения изложенных мероприятий»⁵²³. Как видим, были среди грузинских руководителей и добросовестные работники, подлинные интернационалисты, действующие во имя общего блага грузинского, осетинского и других народов Грузии. Однако, как показывает наш анализ, не они определяли в главном политику республиканского центра в отношении Южной Осетии: ключевые решения всегда или в подавляющем большинстве случаев принимались под решающим влиянием скрытых националистов в грузинском руководстве. Добавим, что несмотря на настойчивость И. Имнадзе и другого секретаря Юго-Осетинского обкома В. Цховребашвили (В. Цховребова), железнодорожная ветка Гори – Сталинир (Цхинвал) была сдана в эксплуатацию лишь 28 декабря 1940 г.

В подтверждение отстаиваемого тезиса о «мягком геноциде» южных осетин со стороны националистической части грузинского руководства К. П. Пухаев приводит ряд примеров. Так, «в 1947 г. решением союзных властей в Цхинвал из Вены было завезено оборудование репарационного авторемонтного завода. В декабре того же года завод был сдан в эксплуатацию, а в 1948 г. дал солидную прибыль народному хозяйству области, задание же 1949 г. было выполнено к 7 ноября на 315% (!). До 1950 г. предприятие находилось в подчинении министерства обороны СССР, затем (по просьбе Юго-Осетинского обкома партии) оно было передано в ведение отдела местной промышленности облисполкома Южной Осетии, который, в свою очередь, подчинялся министерству промышленности Грузии. В июне 1950 г., несмотря на настоятельные протесты руководства Юго-Осетинского автономной области, завод был передислоцирован в Кутаиси. В отдельные годы под различными предлогами были закрыты Джалабетский и Чурисхевский лесопильные заводы, прекращены разработки месторождения нефти в с. Гром (выделено нами. - Авт.). На основании решения Совета Министров СССР приказом министра мясомолочной промышленности СССР от 13 сентября 1949 г. по Грузии предусматривалась постройка 9 мясокомбинатов, в том числе один – мощностью 200 тонн – в Цхинвале. Уже в 1950 г. все они, за исключением Цхинвальского, были сданы в экплуатацию, последний не начал строиться даже в 1955 г. Аналогично обстояло дело со строительством Цхинвальского хлебокомбината, а постройка цементного завода на месторождениях мергеля в с. Тбет была вообще изъята из плана»⁵²⁴. С. А. Хубаева и Д. Н. Медоев сообщают в своей статье, что «важнейшие объекты капитального строительства фондами на материально-технические ресурсы обеспечивались на 30 – 40%, сроки строительства затягивались, а важнейшие для автономии объекты не были построены вообще (госпединститут, музей, театр, ряд заводов, в числе которых завод по переработке сельхозпродуктов и др.)»⁵²⁵.

Некоторые особенности проводимой Тбилиси экономической политики в сельском хозяйстве Южной Осетии также подводят к совершенно однозначному выводу о торможении или даже подавлении его развития. «По земельному балансу Юго-Осетинской автономной области, принятому СНК (Совет Народных Комиссаров. – Авт.) ГССР 11 апреля 1945 г., - указывает К. П. Пухаев, - в колхозах Южной Осетии на 1 ноября 1944 г. значилось 33862 га пахотных земель. Между тем по планам сева озимых культур 1944 г. под урожай 1945 г. уборочная площадь составляет 40430 га. Стремление колхозов области к выполнению плановых заданий вынуждало их распахивать и сельские выгоны, в результате чего скот оставался без выпасов. Нехватка кормов обусловила рост падежа скота. (…) Многие сёла с богатыми животноводческими традициями стали бескоровными. Так, в селах Нижний Сарабук, Нижний Чареб и других осталось по две коровы, а в Верхнем Руставе, Бриле, Нижнем Монастере, Джере и целом ряде других сёл – по одной корове»⁵²⁶. Таким образом, объективный анализ фактов и событий позволяет утверждать, что в 40-е – 50-е годы ХХ в. продолжалась дискриминационная политика советской Грузии в отношении Юго-Осетинской автономной обалсти. Анализ проблемы убеждает в том, что такая политика не всегда была обусловлена чрезвычайными условиями войны. Дело в том, что «политика экономической дискриминации крестьян Южной Осетии продолжалась и даже усилилась в 50-е годы. До 1950 г. облагаемая площадь Южной Осетии определялась в 80 тыс. га, а с 1950 г. она вдруг возросла до 217 тыс. га. Это было достигнуто путём отнесения правительством Грузии к облагаемой площади Южной Осетии и тех зимних пастбищ, которыми пользовалась область в Ставропольском крае. Путём такой манипуляции резко повысились плановые задания животноводов Южной Осетии, которые практически невозможно было выполнить. Так, план 1950 г. по сдаче шерсти был выполнен всего на 50,1%.

Положение усугублялось с каждым годом. На 1 января 1953 г., по сравнению с 1 января 1952 г., поголовье крупного рогатого скота сократилось на 3859 голов, овец и коз – на 11 тыс. голов, свиней – на 4 000. 60% колхозников не имели в личном хозяйстве коров. Хозяйства области вынуждены были закупать скот на стороне с целью выполнения плановых заданий»⁵²⁷.

Располагая полной и при этом зачастую плохо контролируемой из союзного центра властью, грузинские республиканские органы власти позволяли себе подлинный произвол в отношении Южной Осетии. Одним из его проявлений был изобретённый грузинскими республиканскими властями так называемый «дифференцированный» подход в планировании, широко практикуемый по Юго-Осетинской автономной области. Механизм такого подхода заключался в том, что план сдачи зерна устанавливался тем горным районам области, где пшеница никогда и не произрастала, или сдачи яиц для районов, в которых не было никаких условий для развития птицеводства. Волюнтаризм (лат.voluntas – воля) в отношении осетин и Южной Осетии был характерной чертой политических взглядов грузинских князей, чиновников, политиков, руководителей высшего звена. Видимо, они считали волю грузинских руководителей побудительной силой, ведущей за собой «толпу», под которой в Тбилиси подразумевали негрузинские народы, в первую очередь осетин и абхазов. Волюнтаризм тбилисских властей, на наш взгляд, связан в первую очередь с укоренением в сознании и психологии значительной или большей части грузин вышеуказанной антитезы «мы» - «они». Даже жёсткая партийно-советская идеологическая машина, чётко ориентированная на интернационализм и укрепление дружбы советских народов, не смогла выкорчевать в советской Грузии антитезу грузинских шовинистов.

Экономическое и общественно-политическое развитие Юго-Осетинской автономной области в послевоенные годы убедительно свидетельствует о политическом давлении Тбилиси, произволе высшего партийно-советского руководства Грузии. Интересы осетин как коренного народа Юго-Осетинской автономной области, закономерности поступательного развития осетинской нации систематически игнорировались в Тбилиси. В любом случае в отношении Южной Осетии во главу угла ставился произвол и волюнтаризм республиканских властей Грузии, которые официально и на словах признавали «дружбу между грузинами и осетинами», а на практике всё делалось для доказательства «второсортности» осетин, что ощутимо осложняло взаимоотношения между двумя народами.

«Однако наиболее отчётливо, - по мнению К. П. Пухаева, - проявился «дифференцированный» подход руководства Грузии при планировании по районам республики. Так, план сдачи мяса с гектара облагаемой площади на 1951 г. был установлен: для Цхинвальского района – 11,9 кг, а соседнего Горийского – 8,6 кг, Джавского района – 10,1 кг, а соседнего Казбегского – 7,6 кг, Знаурского района – 11,7 кг, а соседнего Карельского – 9,4 кг., Ленингорского района – 11,3 кг, а Душетского – 7,9 кг. В целом по области каждый колхозник обязан был в течение года сдать 52 кг мяса, а по Горийскому и Карельскому районам – 46. Есть и более разительные примеры: планы сдачи молока в пересчёте на гектар облагаемой площади в Знаурском районе составили 13,6 кг, а в соседнем Карельском – 7,5 кг; в Цхинвальском – 13,5 кг, а в Горийском – 7,2 кг. Если план сдачи шерсти по Цхинвальскому району с гектара облагаемой площади равнялся 2250 гр., то в Горийском районе 600 гр., т.е. почти вчетверо меньше!»⁵²⁸. Отсюда видна дискриминационная политика Тбилиси в отношении Юго-Осетинской автономии, районы которой – Цхинвальский, Джавский (Дзауский), Знаурский, Ленингорский – оказались в более тяжёлом положении по сравнению с грузинскими, например, с Горийским, Казбегским, Карельским, Душетским и т. д. Это был узаконенный грабёж Юго-Осетинской автономии. В подтверждение сказанного можно привести и такой факт. В 1984 г., когда умер отец одного из авторов настоящего исследования, известный осетинский писатель Г. Х. Дзугаев, обращение к правительственной комиссии по организации похорон в Цхинвале помочь выделить мясо для поминок встретило сочувственное разъяснение работника областного комитета компартии о том, что мяса нет, так как оно вывозится по плану поставок в Тбилиси, исполнение которого строжайше контролируется (вопрос пришлось решить, минуя местную власть).

Нельзя оправдать и неприкрытую культурную дискриминацию южных осетин, осуществлявшуюся властями Грузии в советский период. «Свидетельство тому – поэтапно проведённая «реформа» школ Южной Осетии. До 1944 г. в общеобразовательных школах Южной Осетии обучение велось на осетинском и русском языках (не считая грузинские школы). 4 августа 1944 г. по предписанию из Тбилиси местные руководители, без учёта мнения общественности Юго-Осетинской автономной области, перевели, начиная с 1944/1945 учебного года, обучение в средних и восьмилетних общеобразовательных школах области на русский и грузинский языки, тем самым запретив преподавание на осетинском. (…) Вследствие реформы 1944 г. осетинские дети могли учиться на родном языке лишь в начальных классах. Но республиканским властям и это казалось непростительным нарушением «принципов ленинской национальной политики». И вот в августе 1949 г. была проведена ещё одна «реформа» школ Южной Осетии, согласно которой, начиная с 1949/1950 учебного года, весь учебный процесс, включая и начальные классы, с осетинского был переведён на грузинский и русский языки, тем самым осетины были лишены возможности обучения на родном языке в школах Южной Осетии. В итоге сложилось парадоксальное явление применения двух алфавитов у одного языка: грузинского в Южной Осетии и русского – в Северной!»⁵²⁹. Именно против этого культурного геноцида выступили вышеуказанные студенты Юго-Осетинского государственного педагогического института, все они были членами комсомола. Это законное требование также было расценено как проявление «осетинского буржуазного национализма», и протестовавшие (они дважды расклеили по Цхинвалу листовки, протестовавшие против ассимиляторской политики Тбилиси) были демонстрационно-устрашающе наказаны.

Однако ущемление национальных чувств осетин на этом не прекратилось. Дискриминационная политика тбилисских властей давала свои негативные для осетин результаты. Уже «в 1951 г., по самовольному указанию тогдашнего первого секретаря обкома партии Имнадзе А. Г. всё делопроизводство в Южной Осетии было переведено на грузинский язык. В течение дня со стен зданий были сняты все вывески на осетинском языке. Кроме того, была изъята вся литература на осетинском языке в педагогическом институте и зооветеринарном техникуме»⁵³⁰. Разумеется, такое ограничение, лишение прав осетинских детей изучать свой родной язык в общеобразовательных школах было следствием малоимперской политики Грузии, дискриминации в отношении южных осетин. Немало было и других примеров грузинского шовинизма на территории Юго-Осетинской автономной области.

Так, например, при въезде в Дзауское (Джавское) ущелье Южной Осетии, у развилки дороги (налево дорога идёт в Квайса, в Кударское ущелье), на пологом склоне горы был установлен большой транспарант с надписью на русском языке: «Цвети, Осетия моя!». В 1987 г., т. е. непосредственно перед началом открытой националистической политики в Грузии, проезжавший на отдых во всесоюзную здравницу в Дзау один из секретарей ЦК КП Грузии выразил недовольство транспарантом как проявлением «осетинского национализма», и приказал его снять. Приказание высокого партийного чиновника было незамедлительно исполнено, что вызвало большой негативный резонанс в обществе и значительно понизило уважение народа к властям Юго-Осетинской автономии, в первую очередь именно к партийному руководству. Транспарант был восстановлен лишь после завершения боевых действий против грузинских национал-экстремистов в 1991 – 1992 гг., и ныне находится на своём месте. Что же касается Дзауского курортного комплекса, то К. П. Пухаев сообщает, что «в Джавском (Дзауском. – Авт.) курорте, начиная с директора и кончая парикмахером, все были грузинами из других районов республики, несмотря на то, что в районе практически не проживало ни одной грузинской семьи!»⁵³¹, и лишь в последние годы существования СССР там начали появляться работники-осетины.

Нельзя сказать, что эти и подобные им действия не были известны в ЦК КПСС. Националистическая политика республиканских властей в отношении национальных меньшинств Грузии, в первую очередь южных осетин и абхазов, как об этом пишет К. П. Пухаев, вызывала обоснованную тревогу в Москве. На серьёзные недостатки в работе партийных органов Грузии указал июльский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС, а Президиум ЦК КПСС 10 июля 1956 г. принял даже специальное Постановление «Об ошибках и недостатках в работе ЦК Компартии Грузии», где, в частности, указывалось: «Заслушав и обсудив доклад бюро ЦК КП Грузии о беспорядках и бесчинствах, спровоцированных националистическими и враждебными элементами в Тбилиси и некоторых других городах республики в период с 5 по 9 марта с. г., ЦК КПСС отмечает, что указанные события вскрыли серьёзные недостатки и ошибки в работе ЦК КП Грузии. (…) ЦК КП Грузии не учёл (…) что некоторые важные участки партийной и государственной работы занимали явные^I националисты, проводившие свою подрывную работу. (…) В Грузии грубо нарушались ленинские принципы национальной политики, сеялась вражда между народами.