Книга рассчитана на широкий круг читателей

Это вызвало у меньшевиков Грузии антироссийскую и антисоветскую истерию. Идеологи меньшевистской Грузии собственные ошибки и провалы во внутренней и внешней политике объясняли «вмешательством Москвы» в их внутренние дела, «враждебным отношением советской России» к независимости «демократической» Грузии и т. д. У большевиков Грузии, естественно, была принципиально иная концепция строительства новой Грузии, и соответственно другое отношение к советской России. Они пользовались большой и растущей поддержкой не только осетин, аджарцев, русских и абхазов, но и других негрузинских народов. К концу 1920 г. в Грузии становилось всё меньше грузин, поддерживающих меньшевиков с их провальной политикой. Отметим, что не последнюю роль играло то обстоятельство, что сильные позиции в руководстве большевиков занимали этнические грузины, хорошо владевшие ситуацией в Грузии и умело использовавшие в борьбе за власть провалы меньшевиков в национальной и аграрной политике.

В январе 1921 г. Кавказское бюро РКП(б) во главе с Г. К. Орджоникидзе (эту высокую партийную должность он занимал с апреля 1920 г.) дало указание Центральному Комитету Компартии Грузии готовить вооружённое восстание с целью свержения меньшевистского режима. Юго-Осетинской Окружной Комитет РКП(б) также решил активизировать свою работу. По его инициативе 11 февраля 1921 г. во Владикавказе был созван съезд осетин – беженцев из Южной Осетии. Было избрано 40 делегатов от 25 000 беженцев, но интерес к съезду был настолько большой, что организаторы вынуждены были допустить к его работе 54 делегата. С докладом «О положении в Южной Осетии» выступил известный осетинский политик Разден Козаев, подробно рассказавший о многочисленных преступлениях меньшевистских властей Грузии в Южной Осетии. Делегаты съезда обсудили наболевшие проблемы беженцев-осетин, перспективы обустройства Южной Осетии, осетино-грузинских взаимоотношений и др. Большевики Южной Осетии, выступавшие на съезде, выражали уверенность в победе советской власти в Грузии, связывая с этим возможность объединения Осетии и получения желаемой национально-государственной автономии в составе РСФСР, а также налаживания мирных и добрососедских взаимоотношений с грузинами и другими народами региона. Практически все делегаты съезда выразили готовность вернуться на Юг и активно поддержать борьбу за советскую власть в Южной Осетии. На съезде было решено организовать Юго-Осетинскую революционную бригаду, которая должна была принять активное участие в борьбе за установление советской власти в Южной Осетии. В бригаду собирались все желающие южные осетины, в том числе служившие в разных частях Красной Армии. Формирование бригады было поручено С. Гаглоеву.

В Северной Осетии, в целом на Северном Кавказе внимательно следили за политическими событиями в Грузии. Большевики во главе с С. Кировым организовали переход нескольких югоосетинских революционных отрядов, временно находившихся в Северной Осетии, через Гебский, Мамисонский (98 бригада 33 дивизии XI Красной Армии), Бахфандагский (отряд под командованием Т. Гаглоева) перевалы. У осетин были особые счёты с ненавистным меньшевистским режимом, не было такой осетинской семьи на Юге, которая бы не пострадала от него. 4 марта 1921 г. отряд (батальон) Т. Гаглоева подошёл к Цхинвалу. На следующий день бойцы Т. Гаглоева совместно с конными отрядом красноармейцев под командованием Бокова заняли Цхинвал, меньшевистский гарнизон которого капитулировал. 17 марта 1921 г. был создан временный ревком Южной Осетии в составе Т. Гаглоева, С. Хаханова, Б. Кочиева, О. Плиевой и Бокова. III съезд Советов Осетинского округа во Владикавказе приветствовал установление советской власти в Южной Осетии, отправив телеграмму на имя ревкома Южной Осетии: «Наконец-то после долгой кровавой и неравной борьбы вы, дорогие товарищи, достигли желанной цели. Наконец-то после меньшевистского пожара и разгрома Южной Осетии (имеется в виду геноцид южных осетин летом 1920 г. – Авт.) вы вновь на родных пепелищах с болью в сердце, но с гордым сознанием своей полной победы (…). Вашим упорным самоотвержением и вашей кровной преданностью Кавказ гордится своими славными сынами»⁴⁴³. К этому следует добавить, что не только большевистские власти Владикавказа, но и масса горожан и жителей Северной Осетии оказывали посильную помощь югоосетинским отрядам продуктами питания, средствами передвижения, была выделена группа проводников для переходов по горным дорогам и т. п.⁴⁴⁴

Ещё один грузинский исследователь М. М. Цотниашвили утверждает, что в 1917 г. в Цхинвале проживали лишь две осетинские семьи, «однако домыслы подобных историков опровергают дома его осетинских соседей, построенные в конце XIX века и сохранившиеся по сей день. Первым из них был Ханикаев Данел. Его дом по улице Тельмана, № 10 и в настоящее время стоит на своём месте. А рядом, по той же улице в доме № 3 вырос Мамука Цотниашвили. Он ежедневно встречался с внучкой Данела – Нуну Ханикаевой. На южной стороне от дома Цотниашвили находится дом осетина Тедеева-Тедиашвили Уасила. С его внуками и внучками играл и рос Мамука – будущий историк. Третьим соседом М. М. Цотниашвили была Шавлохова Тина. Её отец в Цхинвале построил двухэтажный дом в 1891 г. Наконец, из восточного окна дома Мамуки по ул. Эльбрусской виден дом Хетагурова Дахцко. В этом доме в 1770 г. встретились русский генерал Тотлебен, грузинские цари Иракли II и Соломон I, которые договорились о совместных боевых действиях против турок в русско-турецкой войне 1768 – 1774 гг. (…) В 1917 г в доме Дахцко в Цхинвале жил его праправнук С. С. Хетагуров (…) Семён Семёнович Хетагуров своего родственника Цотниашвили нанял сторожем своего виноградника и мельником в нынешнем Цхивальском парке. (…) В центре Цхинвала гостеатр, гостиница, здание госбанка стоят на земле Сандро Исаковича Хетагурова. Там же за гаражом обкома стоит дом Сандро с 1900 года. В 1917 г. все 30 членов Юго-Осетинского Национального Совета имели высшее образование и жили в Цхинвале»⁴⁴⁸. Далее в исследовании И. Н. Цховребова следует скрупулёзное перечисление домовладений членов Южнаса.

Отец М. М. Цотниашвили, М. Ш. Цотниашвили, является автором исследования по истории Цхинвала. В своей работе он указывал, что в 1804 г. в Цхинвале проживали 73 осетина, 691 армянин и 236 грузин⁴⁴⁹.

В этой связи интересными представляются и данные грузинской печати, которые в 1873 г. сообщали, что «в местечке Цхинвали основным населением являются евреи»⁴⁵⁰. Газета «Дроеба» в 1882 г. писала: «Цхинвали населён разными народностями – осетинами, грузинами, армянами и евреями, которые не имеют связи между собой; каждая из этих национальностей тянет в свою сторону и поэтому Цхинвальская администрация в своей работе не имеет никакой помощи от местных жителей, этим и объясняется её слабая работа»⁴⁵¹. Ещё одна грузинская газета «Иверия» в 1895 г. подчёркивала, что Цхинвал продолжал оставаться преимущественно еврейским городом: согласно её данным, в Цхинвале «проживают евреев 277 семейств, армян 118 семейств, других – 118 семейств»⁴⁵². Малоизвестен тот факт, что ещё в 1923 г. в Цхинвале проживали 1651 еврей, 1336 грузин, 765 армян, 613 осетин, 64 русских и 15 - прочих⁴⁵³

Следует, однако, помнить, что аргумент о преимущественном населении вообще следует применять с осторожностью, так как, например, по такой логике и Тифлис (Тбилиси) в 1896 г. можно признать армянским городом: в нём проживало 160 645 человек, из них армян 61068, грузин 41694, русских 29170, осетин 2053 и т. д.⁴⁵⁴.

Роль статуса автономной области в восстановлении и развитии Южной Осетии трудно переоценить. А. Тотадзе в цитировавшейся выше статье, как доказательство толерантного отношения грузин к осетинам («к проживающим в Грузии осетинам грузинский народ всегда проявлял уважение, заботу о них, без зависти способствовал им в развитии их духовной культуры»), приводит пример с осетинскими школами, которых в Юго-Осетинской автономной области (ЮОАО) было открыто 90, и ещё в Тбилиси и в других районах Грузии с компактным проживанием осетин – 8.При этом он не замечает, что данное «доказательство» если что и доказывает, то лишь обратное: ведь в Грузинской ССР на 1989 г. проживало 164055 осетина, из них в ЮОАО 65232 (из 98527 человек), т. е. на 98823 осетина (из них в Тбилиси 33157) функционировало всего лишь 8 школ, а в автономном образовании южных осетин – 90. При этом, как признаёт А. Тотадзе, до 1921 г. в Грузии не было ни одной осетинской школы.

Закономерен вопрос: являлся ли населённый пункт Цхинвал частью Южной Осетии – Двалетии? Или, переформулируя вопрос: где проходила южная граница Осетии?

Известный исследователь данной проблемы Ю. С. Гаглойти указывает, что «определение точных границ исторической Двалетии, прежде всего – южных, поскольку именно здесь следует искать этническую границу между Шида Картли и Двалетией, представляет определённые трудности. Это связано, в первую очередь, со скудостью письменных источников по данному вопросу»⁴⁵⁵. Однако учёный напоминает, что в научный оборот уже давно были введены два важных источника рубежа XV и первой половины XVIII вв., дающие исчерпывающую информацию по вопросу определения границы в эпоху позднего средневековья: «Памятник эриставов» («Дзегли эриставта») и «Описания Осетии» Вахушти Багратиони. Элементарный и добросовестный анализ этих источников совершенно однозначно показывает, «что территория Двалетии (…) простиралась от Трусовского ущелья (Тырсыгом) на северо-востоке как минимум до сел. Ачабети»⁴⁵⁶, что рядом с Цхинвалом к северу. Ю. С. Гаглойти подчёркивает, что «ряд обстоятельств, на наш взгляд, дают возможность предполагать, что в раннем средневековье эта граница могла пролегать несколько южнее»⁴⁵⁷, и приводит несколько аргументов, почёрпнутых из грузинских же источников. При этом, что характерно, южные этнические границы Двалетии – Южной Осетии по грузинским источникам вполне точно совпадают с южными границами Осетии во время установления русского правления в рассматриваемом регионе: «Так, например, в письме генерала Тормасова военному министру, датированном 16 декабря 1810 г., говорится о подавлении вооружённого выступления южных осетин. Цхинвал характеризуется как «селение, пограничное к Осетии»»⁴⁵⁸. Надо учитывать и то обстоятельство, что граница с течением десятилетий и веков существенно менялась с изменениями демографической ситуации и, разумеется, военно-политической ситуации: граница то спускалась до Гори (по осетински Гур) включительно, то поднималась почти до Джавы (по осетински Дзау). Таким образом, то, что в настоящее время Цхинвал является неотъемлемой частью Южной Осетии, не является ни «изобретением большевиков», ни исключительным фактом истории.

За годы советской власти Южная Осетия добилась впечатляющего исторического рывка. Успешно развивалась промышленность, где наряду с местными производствами (лесокомбинат, завод по розливу минеральных вод, завод пивных и безалкогольных напитков и т. д.) были созданы такие предприятия всесоюзного значения, как заводы по производству эмалированного провода и вибрационных машин, Квайсинский свинцово-цинковый комбинат, фабрика бельевого трикотажа и т. д. В предвоенном 1940 году объём продукции промышленности в Южной Осетии возрос в 21 раз по сравнению с 1928 годом. В сельском хозяйстве автономной области новые методы планирования и применения аграрных технологий позволили добиться перехода на качественно новый уровень благосостояния сельчан. Перегибы коллективизации, конечно же, имели место и в Южной Осетии, но не столь губительные, как в других регионах страны. Уже в 1937 г. урожая зерновых было получено в два раза больше, чем в 1933 г. Вполне успешно развивалось коллективное скотоводство, при этом большинство крестьянских хозяйств имели и личный скот.

В развитии образования в Южной Осетии начинать пришлось с ликвидации неграмотности. Процесс обучения грамоте имел трудности, и ещё в 1926 г. грамотность населения автономии была на уровне 15%, но уже в 1930 г. показатель возрос до 90%⁴⁵⁹. Развивалась сеть школ с почти стопроцентным охватом детей и подростков.

В 1931 г. группа представителей интеллигенции Юго-Осетинской автономной области выступила с инициативой открытия в Цхинвале педагогического института. Главную роль в этой инициативе сыграл известный просветитель Александр Арсеньевич Тибилов. Вопрос об организации пединститута в Цхинвале был обсуждён осенью 1931 г. на заседании коллегии областного отдела народного образования ЮОАО. Коллегия образовала комитет по главе с А. А. Тибиловым для подготовки открытия пединститута. После рассмотрения вопроса Президиумом ЦИК ЮОАО Народный комиссариат просвещения Грузии на заседании коллегии 13 января 1932 г. утвердил структуру пединститута Южной Осетии: «Это историческое постановление, подписанное наркомом просвещения республики Марией Орахелашвили, ознаменовало рождение первого и единственного в истории Юго-Осетии высшего учебного заведения»⁴⁶⁰. В пединституте открывались два отделения: агро-биологическое и физико-математическое. Первым директором был назначен А. Р. Хубов. Затем директорами института работали И. П. Гассиев, Г. Г. Дзилихов и др. Заместителем директора работал А. А. Тибилов, непосредственно ведущий учебный процесс. Юго-Осетинский госпединститут, преобразованный в постсоветский период в Юго-Осетинский государственный университет им. А. А. Тибилова, являлся и является базовым культурно-просветительским учреждением Южной Осетии, где была подготовлена значительная часть югоосетинской интеллигенции.

В 1937 г. ядро профессорско-преподавательского состава Юго-Осетинского государственного пединститута подверглось репрессиям (лат. repressio – подавление: карательная мера, наказание): А. А. Тибилов⁴⁶¹, Г. Г. Дзилихов, Г. М. Зангиев, И. Н. Гуцунаев, А. М. Бекоев, И. М. Гассиев, Ч. Д. Бегизов, Е. И. Баранова-Плиева, С. Багаев, Б. Ф. Кочиев, Г. И. Санакоев и другие разделили участь многих тысяч репрессированных коммунистической властью. После этого Юго-Осетинский обком КП Грузии поставил перед ЦК КП Грузии вопрос об острой нехватке кадров в институте. Однако кадры высококвалифицированных работников образования и науки быстро нигде не готовятся.

Репрессии 1930-х гг., особенно их пик в 1937 – 1938 гг., оставили в народной памяти южных осетин глубокий и трагичный след. Литературы по данному вопросу крайне мало, что объясняется несколькими причинами. Во-первых, исследователи этого вопроса до сих пор встречаются с определёнными запретами в поисках архивных документов. Во-вторых, в самой Южной Осетии материалов по репрессиям практически не осталось, всё было вывезено в Тбилиси или в Москву. В-третьих, в силу различных причин, определённая часть общества всеми возможными средствами до сих пор сопротивляется публикациям на эту тему, так как в таком случае неизбежно предаются огласке имена лиц, участвовавших в репрессиях – старших родственников ныне живущего поколения. На это обстоятельство указывает известный и активный сторонник изучения этой сложной проблемы В. Д. Ванеев, который пишет: «В процессе работы над книгой некоторые товарищи говорили: «Незачем копаться в прошлом, очернять историю». Это неверно – история не должна нравиться. Историю не надо любить. Историю надо иметь»⁴⁶².