Книга, вышедшая в Париже в «ymca-press»

См. также: Н. Sinany. Bibliographie des ouevres de Alexis Remizov. Paris, 1978; Horst Lampl. «Bemerkungen und Erganzungen zur Bibliographie A.M. Remizovs». Wiener Slawistischer Almanach, B. 2 (1978), SS. 301—326. О Берлине у Ремизова см. «Кишмиш» в кн. Мышкина дудочка. Париж, 1953, стр. 159— 166, а также Взвихренная Русь. Париж, 1927 и По карнизам. Белград, 1929.

Reval, Poskastr. 15

Alexei Remisow.

Александр Семенович!

о визе в Берлин просим Вас¹ (и я и Серафима Павловна) и о пристанище в Берлине. Напишите мне в Ревель.

Достал «Русскую книгу». Надо сделать исправления в отд<еле> «Писатели»².

Я это сделаю вам как только попадем в Берлин.

Напишите мне адрес Толстого.

Алексей Ремизов.

27.VIII.1921

Профессору и кавал<еру> обез<ьяньего> зн<ака>

А<лександру> С<еменовичу> Ященко

из Обезвелволпал<а> князь обез<ьяний> и б<ывший>

канц<елярист>

были

не успел переписать³

по случаю взятия ванны

А. Р.

2) Как мое звание?⁵

18.Х.1921

3

6. XII. 1921

Незабвенный профессор!

Очень прошу корректуру Крюка:

я пропустил имя одного писателя, вставлю, а к имени Кузмина сделаю примечание и еще одну поправку однословную разъясняющую. Не забудьте же, очень, очень прошу⁶.

Напишите хоть несколько слов о А.Я. Билибине. Теперь вспоминаю ясно, он погиб от сып<ного> тифа в феврале 1919 в Рязанской губ<ернии> (между прочим, по-настоящему надо писать: Белибин — от слова das Belieben — желание)⁷.

Алексей Рем<изов>

Все авторы писем — дамы — вам кланяются.

4

Herrn Prof. Jaschenko

bei Boshwits

Berlin

17. XIK1921 >, суббота

и добрая незлобивая душа Александр Семенович!

Очень прошу вас, распорядитесь послать Р<усскую> К<нигу> № 9 Miinchen, Bauerstr. 26, Frau F. Frisch — это переводчица моих Крестовых сестер, муж которой Е. Frisch редактирует Der neue Merkur. Послать надо немедленно*. Если же нельзя, то дайте Мише (Микито-ву) и я это сделаю и еще дайте мне экземпляр № 9. Я письмо к Вам⁹ хочу перепечатать в маленькой моей книге, где будет о Блоке. Очень прошу Вас. «Р<усская> К<нига>» № 9 нужна Frisch для примечаний к переводу моей «памяти Блока»¹⁰.

Charlottenburg 1

Kirchstr. 2^II

Очень прошу сообщить, когда будет у вас сборник Дома Литераторов, где мое о Достоевск<ом>¹¹.

Kirchstr. 2^II, bei Delion Fernruf Wilhelm 25—31

Дорогой профессор,

Книги ваши удалось отобрать с помощью обезвелволпал<а>, но такой уж обычай у колядовщиков, издревле идущий, и не было еще случая, чтобы после колядования все было цело у гостеприимного хозяина.

Поступила жалоба от Каплуна¹²: после нашего с вами нашествия обнаружена пропажа: отобран зеленый шерстяной шарф у Андрея Белого, пропали перчатки у Серафимы Павловны, у меня — белка (маленькая такая белочка). Посмотрите, пожалуйста, нет ли у Вас хотя бы моей белки?

На новый год нагрянем к вам щедровать и уж с вами пойдем по дворам дальше.

<надписъ на конверте:>

Товарищу

и гостеприимному хозяину колядовщиков

профессору Александру Семеновичу

Ященке

пишет б<ывший> канцелярист.

6

Профессору А.С. Ященко

Посылаю Вам 250 М. прошу выдайте т. Кирееву¹³ 3 фотогра-ф<ических> снимка — различных — для меня.

Алексей Ремизов.

Не смущайтесь моей подписью (кнопка в палец вошла) и пишу тремя кукишами.

16. II. 1922
6
24. II. 1922

Дорогой профессор!

Просит «Алконост» Самуил Миронович Алянский¹⁴

Петербург, Знаменская 22, кв. 3

Заведующему изд<ательством> Алконост

Самуилу Мироновичу Алянскому

просит высылать НО<вую>РУ<сскую>К<нигу> 2 экз<емпляра> кажд<ого> №^а в обмен на издания Алконоста.

Советует посылать простой бандеролью.

Он посылает с проф. А.П.Пинкевичем¹⁵ № 5 ЗАП<исок>

МЕЧТ<ателей> и будет впредь все посылать.

Отберите (кальсоны?) у Пильняка — «подарок проф. А.С.

Ященки в Берлине». Они ему не налезают.

А. Р.
8

Дорогой и незабвенный профессор.

Посылаю Вам письмо Аросева¹⁶.

В пятницу приходите в «ДомИск<усств>»

В трудах отшельнических живу

да и напасти всякие.

Третий номерок Книги прошу и карточки (деньги ношу с позапрошлой пятницы)

8. V. 1922

Вот и весны дождались!
9
10. VI. 1922

Дорогой профессор

прошу о 4 книге «Р<усской>К<ниги>»

передаст художник Sergius Zalschupin¹⁷,

которому и доверяю получить.

Алексей Ремизов.

Проф. А. С. Ященко

через посла обезьяньего S. Zalschupin’a

из Affenrat’a Charlottenburg

11. VI. 1922

Дорогой профессор

о делах моих за время с 1918—1921 подробно напечатано в Русс<кой> Кн<иге> № 9, 1921, в вашей же редакции

Алексей Ремизов.

К исправл<ениям> в Нов<ой> Рус<ской> Кн<иге> № 4,1922 стр. 35

напеч<атано> надо

Фаддей Феликсович Францевич

Зелинский
11

14.9.22

bei Delion

Charlottenburg 1

Kirchstr. 2

Ваш телефонный разговор непонятен, сливается, глушится и прерывается. Очень Вас прошу, пришлите мне № 6 и № 7 Новой Рус<ской> Кп<иги> не видел этих №№, только по газетам слышал!

(Я поручал зайти к Вам т. Кирееву, но ему некогда — один остался)

А. Ремизов.

24. 10. 22

Дорогой Александр Семенович!

Из простуды не выхожу и потому нигде не бываю.

Болящему! пришлите 8 книгу Н<овой> Рус<ской> Книги.

Нет у меня никого, кого бы послать к Вам, все обезьяньи служки поразъехались.

Mönchs Likor Kantorowischt — в Одессе, Matheus Muller Sek — в Москве¹⁸, Dr. Kireew: из Zwovierson’a¹⁹ — в Париже Волк Волкович (Иллиссон)²⁰ несчастный помер в санатории в Sommerfeld’e.

НЕ ПОЗАБЫВАЙТЕ МЕНЯ.

Профессору Ященке Александру Семеновичу

Прошу послать Нов<ую> Русс<кую> Кн<игу> и записать адреса на будущее время

1. Изд<ательство> Алконост Самуилу Мироновичу Алянскому

Знаменская, 22 кв. 3 Петербург

2. Мих<аилу> Алексеевичу Дьяконову¹ Herrn M.A.Diakonow

Hothel Boulevard, 35

Kristiania, Norwegen

3. Феге Евсеевне Фриш для Der neue Merkur

Frau Fega Frisch

Bauerstr. 26

Munchen

4. Ефиму Яковлевичу Белицкому для кн<игоиздательств>а

Петербург

В редакцию «Новой русской книги»

В № 2 «Новой русской книги» имеются сведения обо мне и между прочим приведен мой рижский адрес: Альбертовская, 13. Это не верно, т.к. я проживаю на Аль-бертовской 11. Об этом, разумеется, не стоило бы и упоминать, если бы, к моему величайшему сожалению, на Альбертовской, 13 (тринадцать) не помещалась так называемая Политическая Охрана Латвийского Министерства Внутренних дел.

Примите уверение в совершенном почтении

Ал. Аросев. Рига, 21/1V22

Получ. 8 V1922

понед.

(Подчеркивания и приписки Ремизова выделены у нас курсивом; глаголическая ремарка — переведена на кириллицу и выделена жирным шрифтом). Записка эта откликается на справку, напечатанную в НРК, 1922, № 2, стр. 34: «Ал-др Яковл. Аросев, молодой писатель, коммунист, сотрудник "Красной Нови", живет в Риге (Альбертовская, 13). Написал повесть "Страда" и ряд рассказов о революции» (Ср. справку об Аросеве в хронике Литературного приложения к «Накануне», № 2, 7 мая 1922, стр. 12).

А.Я. Аросев (1890—1938) — советский прозаик, дебютировал как беллетрист в 1921 г. Один из активных деятелей русского революционного движения, начавший свою деятельность в рядах партии социалистов-революционеров, а в 1907 году перешедший в большевистскую фракцию РСДРП. Член Военно-революционного комитета в Москве во время Октябрьского переворота. С начала 20-х годов — на дипломатической работе (с осени 1922 — секретарь советского посольства в Риге). В 1936 году, в качестве председателя Всесоюзного Общества культурных связей за границей, выехал в составе советской делегации, вместе с Н.И. Бухариным и Адоратским, в Париж, где вел переговоры с Б.И. Николаевским о приобретении архивов германской социал-демократической партии. Был арестован и погиб во время «большого террора».

Ценный отзыв о беллетристических произведениях Аросева, посвященных революции, содержится в статье Г. Г-ова <Б.И. Николаевского> «Возрождение толстого журнала» (НРК, 1923, № 1, стр. 11—12): «Попытки эти очень интересны <...>, но интерес к ним носит не столько литературный характер, сколько, я бы сказал, этнографический. С точки зрения литературной произведения не сильны». Ср. с ним отзыв в статье Николая Ашукина «Современность в литературе»: «Интересны рассказы А. Аросева, напечатанные в журнале "Красная Новь". Но они интересны не столько литературно, сколько как документы революционного быта и психологии. Автор рассказов коммунист и хорошо знает изображаемую им среду. Но рассказы как будто написаны наспех, между делом, и только местами на некоторых страницах есть художественная образность и острота» (НРК, 1922, № 6, стр. 6).

ПРИЛОЖЕНИЕ

Фамилию мою Ремизов надо произносить с ударением на «е», а не на «и»: «Ремизов» происходит не от глагола remettre (remis), а от колядной птицы ремеза, о которой в колядках, древних святочных песнях, сложен стих (А.А. Потебня, Объяснения малорусских и сродных народных песен. Варшава, 1887).

Тут же меня и по-другому кличут:

одни — Remersdorf (Kalenderdichter Lukas

Remersdorf aus Tiergarten!), другие это те, что меня за

китайца признают, те просто — Remiso.

Оттого, должно быть, что родился я в Купальскую ночь (Johannisnacht), когда в полночь цветет папоротник и вся нечисть лесная, водяная и воздушная собирается в купальский хоровод скакать и кружиться, и бывает особенно буйна и громка, я почувствовал в себе глаз на этих лесных, водяных и воздушных духов и две книги мои Посолонь и К морю - Океану в сущности рассказы о знакомых и приятелях моих из мира невидимого — «чертячьего».

Глаз мой, обращенный к таинственному в жизни природы, открыл мне таинственное же и волшебное в жизни человеческой — так вышла книга волшебных историй Зга («Зга» — слово санскритское, означает «тропка»). Некоторые рассказы из этой книги переведены на немецкий: Prinzessin Myrma, Novellen und Traume. Gustav Kiepenheuer Verlag, 1917. Deutsch von Alexander Eliasberg. Рассказ «Gottesurteil». Ubersetzt von A. Eliasberg. Neue Russische Erzahler. Furche-Verlag, Berlin 1922.

А проникнув еще глубже, этот глаз мой вывел меня за дневную явь в мир сновидений — в пространство многомерное, так вышла книга снов Бедовая доля. По-немецки небольшая часть из этой книги входит в Prinzessin Myrma.

Назвали меня Алексеем — именем Алексея Божия человека — странника римского. И вот нечаянно-негаданно судьба дала мне в руки посох и в ранней молодости странствие по свету выпало мне на долю. В книге Баранки (да это не те баранки, что к чаю, это другие — такие наручники, которыми арестант к арестанту приковывается, чтобы не разбежались!) собраны рассказы из тюремной жизни и ссылки — наблюдения страннических лет. Сюда же относится и Бык-Корова — тюремная эпопея.

Назвав именем римского странника, окрестили меня в честь Алексея митрополита московского, причисленного благодарной памятью народной к лику святых-чудотворцев за великие заслуги перед Россией во времена татарского ига (XIV в.). И по ангелу своему — так по-русски называется святой, имя которого носит человек — завет: Россия — есть завет мой первый и дума завещанная.

В книге Огненная Россия я сказал мое погребальное слово старой отшедшей России, благословляя подымающуюся на месте разрушенном новую — Россию новую.

В книге Русские женщины представил сказками образ женской России — матери, сестры, невесты — сорок и три образа. По-немецки: Russische Frauen. Dem Volksmunde nacher-zahlt. Ubertragen von Alexander Eliasberg. Drei-Masken-Verlag. Munchen, 1923.

В книге Русская вера рассказал в легендах — 25 сказов — о русской вере в русского народного бога — Николу. По-немецки Russische Glaube, Orchis-Verlag, Munchen. В переводе А. Элиасберга. (Печатается.)

В книге Докука и балагурье выразил в сказках — 66 сказок — народную мудрость и юмор.

В книге Русские повести — любимые народные сказания о святых и чертях по преимуществу. По-немецки некоторые повести в книге Legenden und Geschichten. Kurt Wolff Verlag. «Der jungste Tag», Bd. 60—61. Ubertragung von Arthur Luther. Кроме того: «Russische Legenden». Ubertragen von Reinhold von Walter. Die neue Rundschau. 1922, Siebentes Heft.

*

Воспитание получил я строго-религиозное и это дало мне возможность узнать близко всю обрядовую сторону русского православия, а хождения по монастырям «на богомолье» — быт монастырский, странников-убогих и душу народной веры, сказавшуюся в отреченных (не канонических) легендах — апокрифах.

Учился я в Московском университете на естественном отделении физико-математического факультета и одновременно слушал Ключевского — историю, Чупрова — политическую экономию, Янжула — финансовое право.

Хотел все науки пройти и все знать.

Философию же начал изучать еще в училище, пользуясь указаниями проф. Н.А. Зверева.

Как память пристрастия моего философского осталось слово мое Электрон, от слов Гераклита Ефесского (входит в книгу Огненная Россия) и перевод книги Леклера К монистической гносеологии.

Наукам археологическим научила меня жена моя СП. Ремизо-ва-Довгелло, и это дало мне возможность написать книгу Россия в письменах, в которой затеял я представить Россию по обрывкам и осколкам ее памятников.

И это не историческое ученое сочинение, а новая форма повествования, где действующим лицом является не отдельный человек, а целая страна, время же действия — века.
*
С детства пристрастился я к театру.

Религиозные процессии — крестные ходы — большое архиерейское служение представляли зрелище большого всенародного действа.

А в театре начал я с балета с «Конька-горбунка» и очень понравилось. А уж потом проник к драме и особенно поразил меня Шекспир.

Греческий театр и средневековый любимые книги.

Так вышли три мои действа, в основу которых положена песенная легенда — духовный стих. Эти три действа Бесовское тридейство надо рассматривать неразрывно, как одно большое действо: Бесовское действо — начало хаотическое (бесы неорганизованны — хвосты, рога, хоботы), Трагедия о Иуде — начало человеческое (бесы только замаскированы), Егорий Храбрый — начало хоровое (бесы организованы), Бесовское действо переведено на французский «L’Office des Diables». Traduction de M. et M-me G. Pitoeffet de M-me J. Bucher. La Revue de Geneve. Nr. 29, Novembre 1922.

Бесовское действо было поставлено у В.Ф. Комиссаржевской в Петербурге. Трагедия о Иуде — в Москве у Ф.Ф. Комиссаржевского и в «Театральной мастерской» в Петербурге б. Ростовским театром, во главе которого стоял режиссер П. Вейсбрем. Егорий Храбрый планировался П.П. Гайдебуровым для Передвижного Театра, но осуществить не пришлось и опера В.А. Сенилова на Егория Храброго не ставилась. По-чешски Бесовское действо (Satanske mysterium) в переводе Н. Папоушковой-Мельниковой принято к постановке в Национальном Театре в Праге.

Отдельно от этого Бесовского тридейства стоит Царь Максимилиан, написанный по записям народных представлений «Царя Максимилиана», и по форме своей — единственный.

Царя Максимилиана ставили в Петербурге в б. Доме Просвещения на Лиговке, разыгрывался он железнодорожными рабочими и моими учениками красноармейцами из Толмачевского университета под гармонью. Постановка режиссера Н.А. Лебедева.

Увлечение балетом внушило мне большое музыкально-плясовое действо — Русалию. Так произошли три русалии: «Алалей и Лейла», «Ясня», «Гори-цвет» («Красочки»).

К «Алалею и Лейле» музыка задумана была А.К. Лядовым, но после его смерти ничего не нашли, «Ясня» готовилась с О.О. Преображенской, но и режиссера А.П. Зонова и меня посадили в госпиталь на испытание и все расстроилось, «Гори-цвет» («Красочки») с музыкой Гречанинова ставили в Детском Театре в Москве, постановка Г.М. Паскар, есть и еще музыка Г.Л. Ловцкого на «Гори-цвет», но публично нигде не исполнялась. Из «Алалея и Лейлы» Анатолием Канкаровичем написана музыка на весеннюю песню («К нам! торопитесь весенние ветры»...) и много раз прошла на петербургских вечерах весной 1920 г. в бесподобном исполнении Ив. В. Ершова, пожалованного Обезьяньей великой и вольной палатой в певцы обезвелволпала, — те, кто слышал, на всю жизнь не забудут: ведь это Россия пропела тогда свою первую весеннюю песню!

К театру всегда влекло. Перевел несколько пьес: Метерлинка, Рашильд, Андре Жида, Иоганна Шляфа и Граббе. И из всех мне ближе Граббе — Christian Dietrich von Grabbe! — мой перевод его «Шутки-сатиры-комедии» был запрещен цензурой и рукопись пропала и ни Вл. Вас. Гиппиус, ни Е.Ф. Книпович, сколько не старались, а найти не могли.

Первая изданная книга моя — перевод мой в сотрудничестве с Вс. Мейерхольдом и Ю. Балтрушайтисом книги А. Роде, Гауптман и Ничше. Москва, 1902.

В период Опыта (с 1918 по июль 1921 г.) служил в ТЕО, потом в ПТО в Петербурге по репертуару.

Итог моей службы — книга о театре и книге Крашенные рылá.
*
Происхождение мое, выражаясь по-анкетному, самое буржуазное: из богатой купеческой семьи и по отцу и по матери. Оба московские. (Мать — кореня володимирского из села Батыева Суздальского уезда; отец — тульский из села Алитова Алексинского уезда.) Но благами богатой семьи не суждено мне было пользоваться. По всяким семейным обстоятельствам: и отец помер, когда мне и шести годов не было, и семья большая, — все сошлось неблагополучно, и с ранних лет самостоятельно я начал свою жизнь.

Раннее детство мое прошло около фабрики в кругу фабричных и просто бродячих, так называемых, уличных мальчишек, к которым и я принадлежал.

Я был самый младший.

Многие из тогдашних товарищей моих рано погибли.

Меня «оберегла» (от слова «оберег» — заговор, заклятие) книга.

Жгучую память сохраняю о Достоевском — первой прочитанной книге, которому посвящено в моей Огненной России слово.

Учусь и учился у Гоголя, его глазу, его подвижничеству и терпению.

Вот несколько строчек из «Невского проспекта», как изображать надо и что меня очень поразило:

«нет, это фонарь обманчивым светом своим выразил на лице ее подобие улыбки; нет, это собственные мечты его смеются над ним. Но дыхание занялось в его груди, все в нем обратилось в неопределенный трепет, все чувства его горели и все перед ним окинулось каким-то туманом; тротуар несся под ним, кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на соей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового, вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами, блестела на самой реснице его глаз».

Люблю Лескова — его «потрясователей основ», «пищепитание», но не апокрифы (я говорю только о стиле!), ритм которых чересчур доступен, чуть-чуть и — Мельников-Печерский, а Мельников-Печерский, это чего уж никак не нужно (ритм! ритм!).

Из незаслуженно забытых — некоторые рассказы Николая Вас. Успенского, изумительного рассказчика и жесточайшего Мопассана, страницы Слепцова, Левитова.

Завидна была воздушная проза Пушкина и игольчатая Лермонтова. Но Пушкин — ангел, а Лермонтов — демон, а я не ангел и не демон, я только — «б. канцелярист обезвелволпала». Мне представлялось так:

к Гоголю тропа — надо взять на себя великий подвиг;

к Достоевскому — надо душу измаять;

к Лескову — блоху подковать;

а в «разряд изящной словесности»

Пушкин и Лермонтов, придавленные сапожищем Льва Толстого, — «изящный» отпис или, если хотите, отписк, это и есть наш классический «академический» стиль с правдоподобнейшим описанием природы — разряд изящной словесности!

«Нет, всякую ночь буду отлетать на болото и высиживать там цаплины яйца: из них выйдет жар-птица!» (Из Лескова). Так в «изящный» разряд и не попал.

Любимыми писателями, которых читал всегда, назову умершего в 1919 г. в России русского философа В.В. Розанова и ныне живущего в Париже Льва Шестова. С обоими судьба свела: с В.В. Розановым в Петербурге в 1905 г., с Шестовым в Киеве в 1904-м.

Московский фабричный и уличный быт дал матерьял для моего первого романа Пруд. А скитания по провинциальным глухим городам России помогли написать мне Часы, Пятую язву и повесть Неуемный бубен.

Петербург представлен в романе Крестовые сестры (на немецком: Die Schwester im Kreuz. Munchen, bei Georg Muller, 1913. Ubersetzung von Fega Frisch). Из петербургской жизни и повесть Корявка и Глаголица и роман Ров львиный.

«Ров львиный» замыкает предыдущие романы — «Пруд», «Часы», «Крестовые сестры» и «Пятую язву», как «Действо о Егории Храбром» разрешает два первые действа «Бесовского тридейства» — «Бесовское действо» и « Трагедию о Иуде».

К разрешающим относится и книга рассказов Вереница — книга о свете человеческом. (По-немецки один рассказ: «Die Wilden». Ubersetzt von Johannes von Giinter. Russische Tiergeschichten. Drei-Masken-Verlag, Miinchen, 1923.)

В романах основной вопрос о судьбе, о человеке и о мире: о человеке к человеку и о человеке к миру.

— Что есть человек человеку?

— Человек человеку бревно — человек человеку подлец — человек человеку дух утешитель.

— Человек в вечном круге хорового мира — вечная борьба человека с мировым хором за свой голос и действие.

—А над всем судьба что ли.

Способ описания душевных движений (действие человека в человеке) — трагический — хоровой.
*
Отдельно стоит повесть моя В поле блакитном—первая часть большого повествования о женской трагической душе; начало второй части — Доля.

Глава из книги «В поле блакитном» по-немецки: «Jugend», aus dem Werke «Im blauen Felde». Ubersetzung von Fega Frisch. Der neue Merkur. Mai, 1922.

Отдельно же стоят Заветные сказы — первый опыт для создания Русского Декамерона.

Революция 1905 года выражена в повести Петушок ив некоторых рассказах в книге Баранки.

Канун революции 1917 года в книге Мара.

Революционный период 1917—1921 до Непа — в летописной повести моей Всеобщее восстание. Временник Алексея Ремизова, первая часть которого — «От Аза до Ижицы» закончена, также и в книге рассказов Шумы города (По-немецки один рассказ «Das Fraulein in den Kreuzen». Ubersetzung von Berta Schiratzky. Berliner Borsen-Courrier. 1922, № 603 и «Das Madchen von den Kresty». Ubersetzung von Fega Frisch. Der Basilisk. Sonntagsbeilage der National-Zeitung. Basel. № 34,1922. На французский переводит М. Гиршвальд) и в книге Ахру — повести петербургской. Из этой Ахру по-немецки: «Aus dem flammenden Russland zu den Sternen, Alexander Block zum Gedachtnis». Ubersetzt von Fega Frisch. Der neue Merkur. Januar, 1922; «Der Hacken». Ubertragen von Fega Frisch. Prager Presse, 1922, Nr. 78,

К большому моему горю черновые записи рассказов за эти годы, слова и сны — все пропало. И восстановить в памяти, боюсь, не выйдет.

А много было чего собрано — в обрывышках, только мне понятных, — и чудесного и чудодейственного.

А мечты были подлинно головокружительные до электрофикации —

до электрофикации ада!

Электрофицировать преисподнюю, тьму кромешную, вы понимаете?

— Из-воз-чик!!! — как крикнет он вдруг на весь на Литейный, точно автомобильная шина лопнула.

А кони давно все пали,

А падлое мясо — синюю конину поели,

А съел кто, давно помер,

А покойников с электрическими лампочками

— Страх зазаставный! —

Всех переловили.

*
Мне пришло на мысль выразить русским голосом — самым в мире свободным и громким по мечте своей — голос народов всего мира, народов отверженных, «диких», затесненных, обиженных, погибающих и погибших.

Пусть прозвучит по-русски их заветное на всеобщем суде! Это в роде как на старинных фресках, сохранившихся в старых русских соборах (о диковинных открытиях за эти годы см. П.П. Муратов в «Соврем<енных> Зап<исках>» 1923, XIV), в «Страшном суде», когда олицетворенные выходят целые страны и народы — «литва», «русь», «арапы» — и говорят о себе — из уст ленточка и надпись на ней:

свое последнее слово.

Мне удалось положить лишь маленькие камушки — сказ сибирский, сказ кавказский, сказ тибетский; Чакхчыгыс-таасу, Лалазар, Ё.
*
Печататься я начал с 1902 года.

В 1902 г. издан мой перевод о Гауптмане и Ничше (изд. В.М. Саблина, М., 1902), свои же книги начал издавать с 1907.

С 1907 по 1920 издано было в России 36 моих книг и 5 переводных — и все эти книги разошлись.

И не осталось у меня полного комплекта — и до чего страх-то бывает силен! — взял один да все и сжег: 36 и 5 — 41 книгу!

В новой редакции «шарлоттенбургской» и систематизированные издаются книги мои понемногу в Германии.

В конце лета 1921 г. по невыносимой головной боли, от которой последний год петербургский много мучился, вынужден был временно уехать из России.

А в России осталось — в Москве в Замоскворечьи в Толмачевском переулке, где я родился, в Третьяковской галерее стоит деревянный истукан работы Анны Семеновны Голубкиной.

Пользуясь гостеприимством Германии, поселились мы сперва в Шарлоттенбурге, где прожили до полутора года, теперь между Tiergarten’oм и Alt Moabit’oм, где по субботам и в воскресенье такой в церквах звон подымается, не знаешь —

ли ты в Москве,

ли ты в Берлине.

АЛЕКСЕЙ РЕМИЗОВ.

Berlin