Конец формы Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие!

Глава сороковая

Нам чудесно жилось. Мы прожили январь и февраль, и зима была чудесная,

и мы были очень счастливы. Были недолгие оттепели, когда дул теплый ветер, и

снег делался рыхлым, и в воздухе чувствовалась весна, но каждый раз

становилось опять ясно и холодно, и возвращалась зима. В марте зима первый

раз отступила по-настоящему. Ночью пошел дождь. Дождь шел все утро, и снег

превратился в грязь, и на горном склоне стало тоскливо. Над озером и над

долиной нависли тучи. Высоко в горах шел дождь. Кэтрин надела глубокие

калоши, а я резиновые сапоги monsieur Гуттингена, и мы под зонтиком, по

грязи и воде, размывавшей лед на дороге, пошли в кабачок у станции выпить

вермуту перед завтраком. Было слышно, как за окном идет дождь.

- Как ты думаешь, не перебраться ли нам в город?

- А ты как думаешь? - спросила Кэтрин.

- Если зима кончилась и пойдут дожди, здесь станет нехорошо. Сколько

еще до маленькой Кэтрин?

- Около месяца. Может быть, немножко больше.

- Можно спуститься вниз и поселиться в Монтре.

- А почему не в Лозанне? Ведь больница там.

- Можно и в Лозанне. Я просто думал, не слишком ли это большой город.

- Мы и в большом городе можем быть одни, а в Лозанне, наверно, славно.

- Когда же мы переедем?

- Мне все равно. Когда хочешь, милый. Можно и совсем не уезжать, если

ты не захочешь.

- Посмотрим, как погода.

Дождь шел три дня. На склоне горы ниже станции совсем не осталось

снега. Дорога была сплошным потоком жидкой грязи. Была такая сырость и

слякоть, что нельзя было выйти из дому. Утром на третий день дождя мы решили

переехать в город.

- Пожалуйста, не беспокойтесь, monsieur Генри, - сказал Гуттинген. -

Никакого предупреждения не нужно. Я и не думал, что вы останетесь здесь, раз

уж погода испортилась.

- Нам нужно быть поближе к больнице из-за madame, - сказал я.

- Ну конечно, - сказал он. - Может быть, еще приедете как-нибудь вместе

с маленьким.

- Если только найдется место.

- Весной тут у нас очень славно, приезжайте, вам понравится. Можно

будет устроить маленького с няней в большой комнате, которая теперь заперта,

а вы с madame займете свою прежнюю, с видом на озеро.

- Я вам напишу заранее, - сказал я. Мы уложились и уехали с первым

поездом после обеда. Monsieur и madame Гуттинген проводили нас на станцию, и

он довез наши вещи на санках по грязи. Они оба стояли у станции под дождем и

махали нам на прощанье.

- Они очень славные, - сказала Кэтрин.

- Они были очень добры к нам.

В Монтре мы сели на лозаннский поезд. Из окна вагона нельзя было видеть

горы в той стороне, где мы жили, потому что мешали облака. Поезд остановился

в Веве, потом пошел дальше, и с одной стороны пути было озеро, а с другой -

мокрые бурые поля, и голый лес, и мокрые домики. Мы приехали в Лозанну и

остановились в небольшом отеле. Когда мы проезжали по улицам и потом

свернули к отелю, все еще шел дождь. Портье с медными ключами на цепочке,

продетой в петлицу, лифт, ковры на полу, белые умывальники со сверкающими

приборами, металлическая кровать и большая комфортабельная спальня - все это

после Гуттингенов показалось нам необычайной роскошью. Окна номера выходили

в мокрый сад, обнесенный стеной с железной решеткой сверху. На другой

стороне круто спускавшейся улицы был другой отель, с такой же стеной и

решеткой. Я смотрел, как капли дождя падают в бассейн в саду.

Кэтрин зажгла все лампы и стала раскладывать вещи. Я заказал виски с

содовой, лег на кровать и взял газету, которую купил на вокзале. Был март

1918 года, и немцы наступали во Франции. Я пил виски с содовой и читал, пока

Кэтрин раскладывала вещи и возилась в комнате.

- Знаешь, милый, о чем мне придется подумать, - сказала она.

- О чем?

времени.

- Я знаю. Завтра же пойду покупать. Вот только узнаю, что нужно.

- Тебе следовало бы знать. Ведь ты же была сестрой.

- Да, но, знаешь ли, солдаты так редко обзаводились детьми в госпитале.

- А я?

Она запустила в меня подушкой и расплескала мое виски с содовой.

- Там уже немного оставалось. Иди сюда, ко мне.

- Нет. Я хочу сделать так, чтобы эта комната стала на что-нибудь

похожа.

- На наш с тобой дом.

- Вывесь флаги Антанты.

- Заткнись, пожалуйста.

- А ну повтори еще раз.

- Заткнись.

- Ты так осторожно это говоришь, - сказал я, - как будто боишься

обидеть кого-то.

- Ничего подобного.

- Ну, тогда иди сюда, ко мне.

- Ладно. - Она подошла и села на кровати. - Я знаю, что тебе теперь со

мной неинтересно, милый. Я похожа на пивную бочку.

- Неправда. Ты красивая, и ты очень хорошая.

- Я просто уродина, на которой ты по неосторожности женился.

- Неправда. Ты становишься все красивее.

- Но я опять похудею, милый.

- Ты и теперь худая.

- Ты, должно быть, выпил.

- Только стакан виски с содовой.

- Сейчас принесут еще виски, - сказала она. - Может быть, сказать, чтоб

нам и обед сюда подали?

- Очень бы хорошо.

- Тогда мы совсем не будем выходить сегодня, ладно? Просидим вечер

дома.

- Я выпью вина, - сказала Кэтрин. - Ничего мне от этого не будет. Может

быть, тут есть наше белое капри.

- Наверно, есть, - сказал я. - В таком отеле всегда бывают итальянские

вина.

Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том

- Спасибо, - сказал я. - Поставьте здесь. Будьте добры, принесите сюда

обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.

- Прикажете на первое - суп?

- Ты хочешь суп, Кэт?

- Да, пожалуйста.

- Один суп.

- Слушаю, сэр.

Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к войне в газетах и

медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы не

клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько

в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком слабым от содовой. Надо

будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед и содовую.

Это лучше всего. Хорошее виски - приятная вещь. Одно из самых приятных

явлений жизни.

- О чем ты думаешь, милый?

- О виски.

- А о чем именно?

- О том, какая славная вещь виски.

Кэтрин сделала гримасу.

- Ладно, - сказала она.

Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно

пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и

ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и

было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но

весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила

холодная сырость переходного времени.

Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический

зал боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще

лежала в постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа

пройтись по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в кафе посидеть и

посмотреть на людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а потом вернуться

в отель и позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале

носил усы, у него были очень точные и короткие движения, и он страшно

пугался, когда станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень

приятно. Там было много воздуха и света, и я трудился на совесть, прыгал

через веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и делал упражнения

для мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из

раскрытого окна, и порой пугал преподавателя, боксируя с ним. Сначала я не

мог тренироваться перед длинным узким зеркалом, потому что так странно было

видеть боксера с бородой. Но под конец меня это просто смешило. Я хотел

сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но Кэтрин не позволила

мне.

Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по окрестностям. В хорошую погоду

заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить, и я с удовольствием

ездил с ней вместе по деревенским дорогам.

Если день был хороший, мы чудесно проводили время, и ни разу мы не

провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у

нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять

ни одного часа, который мы можем быть вместе.