Литературный альманах Выпуск 3 Бишкек 2006

4

Третий выпуск альманаха «Чабыт» 4

Тюменбай Байзаков 6

Киргизская земля 6

Т. Койчуев 7

Кто же мы – кыргызы?..
(Легенда и быль) 7

Аман Газиев 14

Шабдан-батыр 14

Кокандская крепость Пишпек. Инцидент с майором Загряжским. Кокадский поход. Алайский поход. Пленение Курманджан 14

Кокандская крепость Пишпек 14

Двое всадников подъезжали к знаменитой кокандской крепости Пишпек. Издалека были видны ее серые зубчатые стены, массивные угловые башни. 14

Инцидент с майором Загряжским 32

Начало русскому селению Токмак положил генерал Черняев. В середине мая 1864 года он приказал рядом с кокандскими развалинами возвести укрепление. Цель – обеспечить безопасность сообщения между Аулие-Ата и Верным, а также создать опорный пункт против возможных поползно­вений кокандцев. Постройка укрепления должна была вселить уверенность среди местного населения, что Россия окончательно взяла их под свою защиту. Первым комендантом был назначен воинский старшина Бутаков. Ему также вменили в обязанность исправление дорог, транспортировку военных и продовольственных запасов. 32

И как это всегда бывает в мирное время, вокруг укрепления стало быстро оседать гражданское население: ремесленники, торговцы, разный пришлый люд. А когда в 1867 году Токмак стал центром одноименного уезда, число жителей пополнили чиновники разных ведомств, многие с семействами. 32

Сыграло свою роль и удобное местоположение. Через Токмак проходили скотопрогонные тропы местного населения и древний торговый путь еще со времен усуней – из казахских степей через горные перевалы и ущелья на Иссык-Куль и дальше – в Кашгар, Хотан. Яркенд. 32

Русский исследователь Радлов, проезжавший из Чуйской долины на Иссык-Куль в 1869 году, писал, что Токмак устроен «у подножия южных гор, здесь здоровый и свежий ветер, и откуда можно <...> с удобством защищать южные ущелья». 32

Первым уездным начальником Токмака стал майор Г.С. Загряжский. Это был человек, не похожий на обыкновенных провинциальных служак, ограниченных и корыстных.
О широте его интересов говорит хотя бы тот факт, что статистические работы Г.С. Загряжского по киргизскому быту, судопроизводству, социальному расслоению и т.д. служат и по сей день для нужд исследователей. 33

Загряжский постарался установить дружеские отношения со всеми родоправителями, кочевавшими на вверенной ему территории, и в первую очередь с Шабданом Джантаевым, победителем кокандцев. От него он почерпнул множество сведений об укладе жизни кочевников, записал некоторые предания; в свою очередь молодой сары-багышский манап бойко осваивал русскую речь, знакомился с чужими обычаями, дивился вещам, ранее им не виданным. Очень понравился ему самовар, из которого майор частенько угощал приятеля. Но более всего поразила Шабдана «муха, которая делает сахар», – у Загряжского служил отставной солдат Аким Чуриков, замечательный пчеловод... 33

В 1867 году вышло Положение об управлении в Семиреченской и Сырдарьинской областях, входящих в образованное Туркестанское генерал-губернаторство. Царское правительство приступило к организации управления завоеванным краем. 33

С начала 1868 года уездный начальник майор Загряжский отправился по киргизским кочевьям. Перед ним стояли задачи: перепись податного населения, разбивка аилов на волости, выборы старшин. Вместе с ним (как его помощник) отправился на Тянь-Шань и Шабдан со своими джи­гитами. 33

Все последующее произошло в бывших кочевьях саякского манапа Осмона Тайлакова, в местности Кетмень-Тюбе. 33

Отделившись от основного отряда, Загряжский с несколькими киргизами, переводчиком и писарем отправился в соседний аил. 33

– Мало людей берешь, майор, – заметил Шабдан. 33

– Спишь? Чай пьёшь? Твоего майора взяли в плен, а сейчас, может быть, убили! 35

Шабдан вскочил, таращась. 35

– Ну да! – говорил уже более спокойно Баяке. – Только что прискакали табунщики и все рассказали. У Тогуз-Торо напал Осмон, сын Тайлака... Беда! 35

Шабдан искренне симпатизировал Загряжскому, но ещё больше любил он свой народ. Перед глазами встал Узун-Агач, непобедимые стройные роты, гром артиллерии и сарбазы Канаата, снопами валившиеся на мерзлую землю... Безумец этот Осмон! За гибель уездного начальника отомстить прибудут войска! Нельзя терять времени! 35

Может быть, в Шабдане Джантаеве не реализовался великий полководец: он всегда действовал в нужную минуту решительно и хладнокровно. 35

– Поднимай джигитов! – приказал он и сам выскочил из юрты. 35

На рассвете они обрушились на людей Осмона... Шабдан потерял в бою двоих, под ним самим убили двух лошадей, но враг был разгромлен, Осмон бежал. Как выяснилось, бежал не с пустыми руками – увел в плен­ всю свиту майора, двух волостных старшин и одного кандидата на должность аильного старшины. Юрта Загряжского оказалась разграбленной, исчезли многочисленные подарки, заготовленные для старшин: часы, пояса, халаты. Самого же майора нигде не было. 35

Шабдан страшно расстроился. 35

Никто не видел. Майор бесследно исчез. 35

– Может быть, его увел все-таки Осмон? – предположил кто-то. 35

– Пай, пай! – закричал другой, показывая в сторону леса. – Смотрите, смотрите! 36

К аилу четкой военной походкой (слегка прихрамывая) шел, как ни в чем не бывало, Загряжский. Шабдан радостно завопил и побежал ему навстречу. 36

Встреча была поистине умилительной. Уездный начальник и батыр крепко обнялись и троекратно расцеловались по-русски. 36

За спасение административного чина правительство пожаловало Шабдана золотой медалью и почетным халатом второй степени. 36

Что касается дальнейшей судьбы Осмона Taйлакова, то она прискорбна. Русский путешественник Н. Северцов писал: «Сам же Осмон дорого поплатился за этот бунт. <...> Он бежал в кокандские владения и собрал большую часть последнего имущества на подарки андижанскому беку, чтобы получить разрешение кочевать в горах Кугарт. Бек подарки принял, а в гостеприимстве отказал, сославшись на волю хана. А Худояр-хан велел беку выдать Осмона русским пограничным властям. Тогда Осмон бежал в Кашгар». Но там оказалось еще хуже: «Киргизы захватили его с шайкой и пленными <...>, – пишет Н. Северцов, – и выдали всех заключенных высланному Якуб-беком небольшому отряду. <…> Все были дочиста обобраны и посажены в кашгарскую тюрьму, а затем чуть ли не казнены. <...> Русских же пленных Якуб-бек у Осмона отобрал и возвратил в наш ближайший форт Нарынский, тогда строящийся». 36

На родину Осмон Тайлаков возвратился только через 10 лет, совершенно обедневшим. Авторитет его среди саяков так больше и не поднялся на прежнюю высоту. 36

Кокандский поход 36

В 1873 году в Кокандском ханстве развернулось грандиозное восста­ние южнокиргизских и кипчакских племен против режима Худояр-хана. Некогда обширное и достаточно могущественное (по среднеазиатским меркам), а теперь урезанное наполовину в результате военного поражения, попавшее в прямую зависимость от Российской империи, ханство переживало агонию. Последние годы правления Худояр-хана, этого «наиболее талантливого и наиболее жестокого» (по отзывам современников) правителя, были отмечены усилением налогового пресса до крайних пределов. Помимо старых, привычных налогов хан ввел неисчислимое количество новых буквально за все. Подданные не могли ступить и шагу, чтобы тут же не попасть в лапы алчных сборщиков. К налогам прибави­лись бесконечные трудовые повинности, к исполнению которых население принуждалось с крайней жесткостью. 36

И народ восстал. Поднялись свободолюбивые кочевники, во главе их встал простой киргиз Мулла-Исхак из племени бостон. Он принял имя Пулат-хана, внука Алима, то есть принца из царствующей династии Минг – этакий вариант среднеазиатского Пугачева. Это восстание угнетенных, принявшее было яркую социальную окраску, вскоре слилось с движением кокандских феодалов во главе с Абдуррахманом Афтобачи. Афтобачи, бывший главнокомандующий ханских войск в русско-кокандской войне, объявил газават против «неверных». Таким образом, восстание стало антиханским и антирусским. Наиболее непримиримые руководители восстания, собравшись в кишлаке Бута-кара близ Андижана, подняли по древнему обычаю на белом войлоке самозваного Пулат-хана и провозгласили его правителем Коканда. Худояр-хан, а затем и его преемник Наср-эд-дин отдались под защиту русских властей. 37

Русские войска начали военные действия. Общее руководство осуществлял генерал-губернатор Кауфман, действующей армией фактически руководил генерал Скобелев. 37

* * * 37

Переодевшись, Шабдан стал неузнаваем – вот что значит одежда! Он сказал разинувшему рот Баяке: 38

– Ждите меня завтра в полдень. Если не вернусь, поворачивайте коней навстречу Штакелъбергу, – и уехал. 38

Он проезжал разграбленные селения, где почти не видно было людей, – последствия беспощадной войны. И прохожие не встречались. Ближе к Андижану стали попадаться отдельные всадники и группы всадников – южные киргизы и кипчаки, судя по одежде. Все вооружены. На одинокого бедняка на старой кляче никто не обращал вни­мания. 38

В селении Аим-кишлак пеших и конных оказалось видимо-невидимо. Здесь временно стояло войско Пулат-хана, готовящегося нанести удар по русским, осаждавшим Андижан, – это Шабдан узнал из разговоров без особого труда. «Тысяч десять–пятнадцать, – мысленно прикинул он. – И все они обречены». Прослужив столько среди русских, Шабдан отлично понимал: с таким скопищем плохо вооруженных, плохо обученных, не знавших дисциплины вчерашних табунщиков Пулат-хану никогда же победить. 39

Смеркалось. Шабдан проехал селение из конца в конец в поисках ночлега. Все дома оказались заняты. Всюду во дворах воины, вьется дымок из-под казанов, пахнет бараниной. Но нигде не видно хозяев – местных сартов, извечных земледельцев. Лишь в одной усадьбе он подсмотрел, как пятеро джигитов перетаскивали через дувал стожок сена для своих коней. Из дверей выскочил хозяин, чем-то похожий на пишпекского «хранителя ворот», и принялся надтреснутым голосом кричать. Следом выскочила женщина в парандже и втащила за руку старика
обратно. 39

В сумерках Шабдан решился проехать через площадь, где стоял дом богатого купца – по слухам, временная резиденция Пулат-хана. Перед домом он увидел виселицу, а на ней неподвижные фигуры со склонен­ными набок головами; в одной из них, крайней справа, он узнал своего посланца Мамыркана... Невдалеке сидели стражники и угощались лепеш­ками, запивая кумысом из бурдючка. Шабдан проехал, не останавливаясь. 39

Чуть свет, голодный и продрогший Шабдан вернулся в селение, с великим трудом раздобыл чашку горячего бульона с куском лепешки за полтаньга – цена неслыханная – и стал ждать. И все-таки чуть не прозевал. Когда он пробился на площадь, Пулат-хан уже уходил. Двое джигитов почтительно поддерживали его под локти. На вид мужчина еще совсем молодой, не старше Шабдана, невысокого роста, щуплый, с тонкой шеей и нервным лицом, на котором выделялись реденькая бородка и черные глаза – такие черные, будто сажа от казана. Они и блестели как сажа, по которой проведешь мокрым пучком травы. 40

Высоко над морем голов вознесся помост. Там действительно суе­тилось несколько фигур в ярко-красном – палачи. Шабдана передернуло. На краю помоста в роскошном халате с саблей на боку стоял рослый мужчина и громко читал по свитку. 40

– Абдумумын, кураминец, – шептались в толпе. – «Карающая рука» Пулат-хана. 40

Дробный конский топот послышался сзади. Шабдан ехал не оборачиваясь. Топот приближался. Шабдан благоразумно съехал на самую обочину, как и подобает ничтожному чайрикеру. Догонявший всадник, поравнявшись, начал теснить своим конем Шабданову клячу, потом протянул руку, схватил ее под уздцы и резко осадил коня, заставив остановиться и Шабдана. 40

– Что хочет бек от мирного путника? – кротко произнес Шабдан (в это мгновенье он пожалел, что нет с ним револьвера, давнего подарка друга-тамыра Загряжского). 41

– Мирный путник, говоришь? – всадник прищурил и без того узкие глаза. – Эй, собака! Я еще со вчерашнего вечера за тобой наблюдал, как ты шнырял по кишлаку, высматривал, вынюхивал. Ты – шпион! 41

– Какой я шпион?! Побойся Аллаха!.. Отпусти меня: ты – киргиз, я – киргиз... 41

– Говори, кто тебя послал? Kayфман? Наср-эд-дин? Или оба вместе? 41

– Вот я пожалуюсь самому Пулат-хану... 41

Воин зловеще расхохотался. 41

– Мы каждый день вылавливаем шпионов – много развелось вас, проклятых. И ни один еще не осквернил слух нашего хана! С тебя достаточно Абдумумына и его палачей. Там все расскажешь! А ну, поворачивай! 41

Вдвое массивнее Шабдана, он склонился к нему и схватил за плечи: 41

– Дай-ка я тебя сейчас свяжу покрепче. 41

И в этот миг Шабдан ударил. Ножом, спрятанным в рукаве старого халата, – прямо в грудь. Удар был так силен, что отбросил тело врага обратно в седло. Лицо воина стало изумленным на мгновенье, потом он повалился на гриву своего коня и затих. Как видно, умер сразу. 41

– Будем ждать казаков, – сказал Шабдан. – Пробиться нет никакой возможности. 41

* * * 42

Читая автобиографию знаменитого манапа, порой сталкиваешься с чисто фольклорным материалом в этаком былинном духе. Например, Шабдан пишет: «Около городков Баткара и Спискена Пулат-хан опять загородил нам дорогу, но был отбит. Мне удалось при этом с двумя джигитами вогнать в городские ворота до тысячи неприятеля. На другой день я с десятью джигитами обратил в бегство пятьсот человек, чему свидетелями были Штакельберг и [казачий офицер] Дубровин». 42

И далее, когда отряд соединился с войском Скобелева: «Вечером, заметив около двухсот человек неприятеля по ту сторону Сыра, Скобелев, Штакельберг, я и еще трое казаков переправились через реку и обратили неприятеля в бегство». 42

Прямо подвиги Ильи Муромца или Манаса! Автобиографию Шабдан писал на склоне лет; человеческая память коварна тем, что сплошь и рядом выдает нам из прошлого желаемое вместо действительного. Кто из стариков не склонен преувеличивать успехи молодости? Может, дедушка Шабдан балагурил у камелька в окружении внуков?.. 42

А Шабдан Джантаев и восемь его джигитов (в том числе и Баяке) именно за «дело» под Баткаром и Спискеном получили каждый по «Георгию». Может, не так уж и присочинял дедушка Шабдан? Есть, над чем задуматься... 42

Алайский поход 42

2 ноября 1875 года под селением Балыкчи генерал Скобелев нанес поражение воинству Пулат-хана. 9 января 1876 года под Андижаном Пулат-хан был окончательно разбит. Скобелев занял город. 28 января царские войска захватили последний опорный пункт повстанцев – крепость Уч-Курган. А 19 февраля Пулат-хан, предательски схваченный киргизскими феодалами Мырзакулом (из рода доолёс), Бекжаном и другими, был выдан царским властям. 42

В тот же день специальным указом Кокандское ханство было ликвидировано, а его территория присоединена к Российской империи под названием Ферганская область. 43

Однако наиболее решительные из противников не сложили оружия. Самим известным из них был Абдуллабек, сын Курманджан-датхи. В прошлом он занимал пост андижанского хакима, от имени Пулат-хана одно время даже управлял Кокандом. Теперь он занимал подступы к Алаю. 43

* * * 43

После того, как генерал-губернатор наградил Шабдана и его товарищей крестами, почетными халатами и немалыми деньгами, Шабдан отпросился домой. Несколько месяцев он наслаждался миром и покоем в кругу семьи, в родных кочевьях. Но вот фельдъегерь привез манапу послание с личной просьбой генерал-майора Скобелева прибыть в театр военных действий. И Шабдан во главе все тех же сорока джигитов выступил в поход. 43

– Boвремя! Boвремя! Вынужден признаться, старый тамыр, нынче без тебя, как без рук, – и генерал шутливо развел руками. 43

– Для тебя берег, да-с! Бери ложкой побольше, не стесняйся. 43

Шабдан вытирал вспотевшую шею, отдувался не хуже сибирского купца. Когда же генерал скажет дело? И генерал сказал. Теперь, после упразднения ханства, требуется установить мир во всем крае. Если мира не будет, народ вправе спросить: зачем тогда русские? Фергана успокоена, а вот на Алае засел Абдуллабек и никак не хочет мириться. Русские не знают местности, нужны проводники; генерал нанял было 25 джигитов из аргынов, но коварный Абдуллабек заманил их в ловушку и перерезал всех до единого. Тут нужен сам Шабдан со своим авторитетом. 43

– Уже апрель, – говорил Скобелев. – Дороги подсохли. Медлить далее нельзя. Выступаем завтра. 44

Шабдан неумело отдал честь. 44

* * * 44

На краю ошского базара, недалеко от Ак-Буры Шабдан завернул в чайхану – после обильного генеральского угощения снова захоте­лось пить. Он велел подать себе чаю на открытую террасу. Апрельское солнце клонилось к закату и обливало щедрым светом все вокруг: и начавшую пустеть базарную площадь, и быструю речку, и ви­сячий мост через неё, и стены медресе с двумя минаретами по углам на том берегу… Шабдан задумался. Это медресе построил когда-то Алымбек-датха Алайский; теперь мутаваллием (распорядителем) стал наследник Алымбека, его сын Абдуллабек. Шабдан очень хорошо понимал Абдуллабека. Русские ему не нужны. Пуповиной связаны его интересы с кокандским престолом. Разве не оставил ему знаме­нитый отец торговые ряды и целый жилой квартал в Оше? А земли, которыми он владеет в Ферганской долине? Отец провел половину жизни в Урде – ханской ставке, был и датхой, и парваначи, и великим визирем. Частенько ханы становились игрушкой в его руках, а когда они начинали действовать вопреки его интересам, Алымбек уничтожал их. Пример тому – злополучный Малля-хан. Сын, конечно, намеревался идти той же дорогой. Он уже был андижанским ханом при Худояре, а во времена Пулат-хана даже управлял Кокандом. Кто ему северные киргизы? Всего-навсего те, кто должен платить зякет. Точно так же смотрел и Алымбек: разве не он угрожал бугинцам и сарбагышам страшными карами, если они не пойдут под руку кокандского хана? Правители южных племен срослись с оседлой кокандской знатью: им бы стоять у трона и обирать народ. Bсe они породнились между собой, и все желают таскать бешбармак из общего казана. 44

Не следует думать, будто во времена Кокандского ханства оседлые народы – узбеки и таджики выступали угнетателями кочевых киргизов и казахов. Угнетение шло по массовой линии: феодалы всех мастей эксплуатировали одинаково рьяно и земледельцев, и скотоводов. 45

Факты? Пожалуйста. С 1842 года именно кочевые аристократы меняли ханов на кокандском престоле по своему усмотрению. Казахский бий Турзат-Ногай говорил в 1864 году верненскому приставу: «Кокандом управляют черные киргизы, кипчаки и адыгене, сарты же положительно присмирели». 45

С начала и до конца в Коканде правила одна, узбекская династия Минг. Но с XIX в. в неё влилось по женской линии изрядное количество киргизской крови. Мать Шералы-хана (1842–1844 гг.) была киргизкой. Сам Шералы провел большую часть своей жизни среди таласских киргизов, женился на киргизской красавице Яркин-Аим. В жилах его сыновей Малля-хана и Худояр-хана уже на три четверти текла киргизская кровь, и оба они провели детство и возмужали в киргизских кочевьях. 45

Теперь о феодалах-временщиках и чехарде ханов. Шералы-хана посадил на престол Юсуф, ферганский киргиз из рода кырк-огул. При Мадади он занимал одну из высших должностей в государстве – минбаши, но затем впал в немилость и был отправлен хакимом (пра­вителем) в Маргелан. Юсуф обиделся, и когда пришел удачный момент, выступил. Ему помогли отряды таласских киргизов во главе в Сеид-Али-беком. Шералы был поднят на белом войлоке, а Юсуф получил вожделенный титул минбаши. В этом звании он усердно обирал как земледельцев, так и кочевников, не делая различия. 45

Свалил Юсуфа и его сторонников другой кочевой феодал – кыпчак Мусульманкул. 45

– Эй, оборванец! Кривой, сын кривого и внук кривого! Как смеешь ты задерживать внимание знатного бека! 47

– Подожди почтенный! – остановил его Шабдан. – Этот человек мне нужен, а чтобы ты не потерпел ущерба, вот тебе, – он бросил несколько монет на низенький столик. – И пусть принесут еще чаю и лепешек! 47

Принесли чай. Шабдан позвенел ногтем о пиалу: 47

– Ешь и пей. 48

Когда слуга чайханщика жадно утолил голод, Шабдан сказал: 48

– А теперь не будем ходить вокруг ишака, давай сразу на него сядем. Рассказывай! Так же, как тогда, в кишлаке Алтын-сай. 48

Горестный был рассказ Ибрагима… 48

– Когда ты, щедрый господин, дал мне еще серебра после ташкентского дела, я решил жениться. Однако ни в одном селении не нашлось девушки для меня, чужака-бродяги. Времена-то были неспокойные... Тогда я сложил все деньги, полученные от тебя, и купил на кокандском базаре калмачку-рабыню. Очень хорошей женой стала она мне... В селении Базар-Курган мы нанялись в игенчи к одному зажиточному земледельцу. Он дал нам мазанку, ишака в хозяйство и несколько старых одеял. Мы с женой трудились от зари до зари, хозяин был справедлив – на еду хватало. Потом родился сын, сынок Арзымат. Такой хороший сынишка... На пользу пошли твои таньга, щедрый господин... 48

– Что же было потом? 48

– Taк мы прожили многие годы; сынок стал уже большеньким. У нас завелось имущество: и казан, и миски, и кувшины, и горшки. Я дважды покупал одежду жене и сыну. Появилась коза, она давала молоко. Хорошо жили... 48

– Нy а потом? 48

– А потом началась смута. Появился Пулат-хан и начал воевать с Худояр-ханом. Пулат поначалу был добрым человеком, а потом совсем другим стал: окружили его знатные беки и простому народу не стало возможности пробиться к нему... 48

Тут Ибрагим посмотрел на богатый халат собеседника и замолчал. 48

– Глаз как потерял? 48

– Сарбазы Абдуррахмана Афтобачи заставили меня идти в ханское войско. Дали красную одежду, пику, саблю. Под Андижаном сошлись с войском Пулат-хана. Тут Афтобачи взял да и перешел на сторону Пулат-хана, а с ним – и мы... Худояр испугался и убежал к русским. Думали – конец войне. Я хотел вернуться потихоньку к жене, сыну, да вмешался шайтан: попался на глаза андижанскому хакиму, давнему моему господину Абдуллабеку. Он сразу закричал: «Вот шпион Худояра и орусов». Меня схватили палачи и три дня выпы­тывали, шпион ли я. 48

Ибрагим распахнул халат, под которым не было рубахи, и пока­зал шрамы на теле. 49

– А потом? 49

– Хотели меня казнить, а когда возвели на помост и палач уже топор приготовил, Пулат-хан заговорил со мной (он сидел на белом войлоке) и велел отпустить. Хорошо, Абдуллабека близко не было... Зачислили меня опять в войско, теперь уже Пулат-ханово. Мы обороняли Андижан от орусов. Пуля ударила мне в лицо и выбила глаз. А может, не пуля... Потом Абдуррахман Афтобачи разругался с Пулатом и сдался орусам. Я, сильно раненый, побрел домой. Пришел – а дома нет. Хозяина зарезали, усадьбу ограбили, а жена моя с сыном пропали... 49

– Кто же ограбил? 49

– Одни говорят – сарбазы Худояра, другие – киргиз-кипчаки. Целый год я искал свою семью, да где же найдешь? Соседи ничего не знают: какое им дело до пришлого игенчи и его семейства? Теперь вот вторую луну служу у чайханщика за лепешку и чай... 49