Михаил Сивцев аврелиан (римляне) античная трагедия эмилий
СЕВЕРИНА. Да, оштрафовал! АВРЕЛИАН
жүктеу/скачать 0.55 Mb.
|
СЕВЕРИНА. Да, оштрафовал! АВРЕЛИАН. Мне нет дела до того, что было триста лет назад! (Целует жену.) Входит Ульпия. УЛЬПИЯ. Отец! АВРЕЛИАН. Ульпия! Дочь! Ты стала такой взрослой! УЛЬПИЯ. Чем вы заняты? СЕВЕРИНА (снова садится к шерсти и начинает перематывать клубок). Гневим старого моралиста Катона. АВРЕЛИАН. Дай я тебя прижму! Раньше я катал тебя на своих коленках, носил на плечах. А теперь! Ты так выросла! (Обнимает и целует дочь.) УЛЬПИЯ. Отец, я рада вас видеть! АВРЕЛИАН. Ты так покраснела, как будто тебя целует не отец, а влюбленный юноша. УЛЬПИЯ. Отец! АВРЕЛИАН. Неужели я угадал? Кто он, Ульпия? Юноша, щеки которого покрыты первым пушком, или человек средних лет, у которого уже пробивается седина? Патриций, всадник, сенатор? А может быть, восточный царевич? Ты могла бы стать хорошенькой принцессой! УЛЬПИЯ. Отец, я – римлянка, и это лучшее звание на этом свете! АВРЕЛИАН. Я думаю, что ты должна выйти замуж за военного. Только жених, чье положение поддержано легионами, может считаться хорошей партией. УЛЬПИЯ. Я не люблю военных! АВРЕЛИАН. Почему? УЛЬПИЯ. Я видела, сколько мама плакала, пока ты был на войне. АВРЕЛИАН. Быть женой генерала почетно! УЛЬПИЯ. Чтобы каждый день слушать о кобылах и катапультах? АВРЕЛИАН. У меня есть на примете один трибун. СЕВЕРИНА. Кто? АВРЕЛИАН. Например, Тацит! УЛЬПИЯ. Марк Тацит? Он же старик! АВРЕЛИАН. Да! И мой боевой товарищ. Он скромен, может читать самый мелкий почерк. И это в его-то возрасте! Он любит искусство. Собирает стекло и мрамор. Он безвреден и добросердечен. Лучшего мужа тебе не найти! УЛЬПИЯ. Отец! Ты смеешься надо мной? АВРЕЛИАН. Я поговорю с Тацитом! Конечно, ему придется развестись со своей старой женой… (Смеется.) Я хочу обезопасить твое будущее! УЛЬПИЯ. Я сейчас расплачусь! АВРЕЛИАН. Ульпия! (Строго.) Ты грешишь непокорностью отцу? УЛЬПИЯ. Да! (Плачет.) СЕВЕРИНА. Луций! Ты слишком суров с дочерью. Я отведу ее в задние комнаты. Северина и Ульпия уходят. Входит Тацит. АВРЕЛИАН. Не думал, Марк Тацит, что снова увижу тебя так скоро. Ты, наверное, обогнал самого бога Меркурия. А может быть, ты хочешь мне первому сообщить о своем разводе? ТАЦИТ. Поверь, Аврелиан, мне не доставляет никакого удовольствия состязаться с быстроногим Меркурием. Ибо я опять привез дурные вести. АВРЕЛИАН. Говори, Тацит! Что сотворили Боги? ТАЦИТ. Мне трудно говорить. Слова застряли! АВРЕЛИАН. Сделай глоток вина и говори! (Служанка подносит Тациту кубок. Он пьет.) Опять беда? На Рим напали? Британцы, готы, алеманны? Сирийцы, персы, даки… дикари? ТАЦИТ. Нет, мой командир! Есть враг пострашнее! АВРЕЛИАН. Как его имя? ТАЦИТ. Чума! (Ставит кубок на поднос.) Служанка уходит. АВРЕЛИАН. Чума напала на Рим? ТАЦИТ. Нет! На войско. Когорты шли с Балкан на персов… Да черт с ним, с войском! Клавдий! АВРЕЛИАН. Что Клавдий?! ТАЦИТ. Клавдий умер! Лекари не знали, как помочь. Чума не знает пощады. Чума не разбирает, кто перед ней – простой легионер или сам император. АВРЕЛИАН. Неужели лекари были бессильны? ТАЦИТ. Книги Сивиллы предсказали его смерть. Это была жертва Богам, чтобы Рим победил в готской войне. Клавдий отвел от нас большую грозу! АВРЕЛИАН. И что теперь? Опять начнется смута? ТАЦИТ. Не будет смуты! Все согласны, что в Риме есть герой, достойный славы. АВРЕЛИАН. О ком ты говоришь? ТАЦИТ. Аврелиан! АВРЕЛИАН. Зачем ты произносишь мое имя? ТАЦИТ. «Аврелиан» на форуме кричат. АВРЕЛИАН. А как же брат императора? ТАЦИТ. Квинтилл пытался захватить власть, но когда увидел, что солдаты предпочитают тебя, вскрыл себе вены. АВРЕЛИАН. Ты видел смерть Клавдия? ТАЦИТ. Да. В мученьях последней минуты он сказал, что только Аврелиан достоин взять тиару. АВРЕЛИАН. Ты солгал второй раз, Тацит! История тебе этого не простит! ТАЦИТ. Нет! Теперь я сказал правду! АВРЕЛИАН. Клавдию так не повезло! Он был императором всего два года! ТАЦИТ. Но любили его так, как не любили самого Траяна! Все плачут: и улицы, и рынки. Даже сенаторы, сыны ехидны, льют крокодиловы слезы. АВРЕЛИАН. Это все? ТАЦИТ. В курию доставлены доспехи императора. Сенаторы хотят переименовать Кирену в Клавдиополь. Сенаторы хотят, чтобы преемник обожествил Клавдия. АВРЕЛИАН. Преемник? ТАЦИТ. Ты, Аврелиан! АВРЕЛИАН. Разве я уже стал императором? ТАЦИТ. Я привез тиару. Прими ее, Аврелиан! Тацит хлопает в ладоши. Входит Ликтор с тиарой. Тацит берет тиару и протягивает Аврелиану.
Аврелиан надевает на голову тиару. Входит Северина. СЕВЕРИНА. Аврелиан! АВРЕЛИАН. Подожди, Северина! Мне надо поправить волосы. (Подходит к зеркалу.) СЕВЕРИНА. Почему у тебя на голове тиара? АВРЕЛИАН. Это тайна! СЕВЕРИНА. Разве жене запрещено знать тайны мужа? АВРЕЛИАН. Клавдий умер. Тацит привез мне тиару. ТАЦИТ. Этого хочет Рим! СЕВЕРИНА. А как же твоя жена? АВРЕЛИАН. Северина! СЕВЕРИНА. Сними тиару и верни Тациту! Заклинаю тебя Юпитером, Марсом, Вулканом и всеми римскими богами! Сними тиару! И отошли вместе с Тацитом! АВРЕЛИАН. Куда отослать? СЕВЕРИНА. Обратно! В Рим! К народу! К сенату! К армии! К Юпитеру! Или сразу выброси в Тибр! АВРЕЛИАН. Тебе она так противна? СЕВЕРИНА. Ненавистна! АВРЕЛИАН. Почему? СЕВЕРИНА. Потому что ты уедешь по делам империи и больше сюда не вернешься! АВРЕЛИАН. Ты не хочешь меня больше ждать? СЕВЕРИНА. Не хочу! АВРЕЛИАН (Тациту). Марк Тацит! Сегодня я с дочерью и женой… СЕВЕРИНА (перебивает). Права Ульпия, что не хочет выходить замуж за военного! Достаточно того, что я прожила всю свою жизнь как вдова при живом муже! (Тациту.) Скажи мне, Марк Тацит! Неужели в Риме нет достойной плеши, чтобы носить эти регалии? ТАЦИТ. Достойных нет! Стяжателей полно! АВРЕЛИАН. Идем, Тацит! Нам надо ехать в Рим! Вечный город встретит нового императора. СЕВЕРИНА. Аврелиан! АВРЕЛИАН. Северина! У тебя есть корзина с шерстью! Тацит и Аврелиан уходят. СЕВЕРИНА. Теперь шерсть меня вряд ли успокоит… Сцена четвертая. Дакия Поле битвы вблизи готской границы. На заднем плане стоит брошенная повозка, с которой свисает большая тряпка. С краю поля лежит убитый готский воин. Разбросано много оружия. Входит Тацит. За ним маршируют четыре ликтора и выстраиваются в ряд. Входит Аврелиан. ТАЦИТ. Аве, Цезарь! (Салютует императору.) ЛИКОРЫ. Аве, Цезарь! (Салютует императору.) ТАЦИТ. Славная победа! Царь готов Каннабад убит. Мы гнали их до самой границы. Готские женщины душили себя косами, чтобы избежать плена. Готы уже запросили о мире. Перейдем границу и разорим их земли! АВРЕЛИАН. Нет, Тацит! Я отдам другой приказ. ТАЦИТ. Приказывай, Август! АВРЕЛИАН. Римская армия уходит за Дунай! ТАЦИТ. Уйти за Дунай после победы?! АВРЕЛИАН. Да! Пятый Македонский и Восьмой Парный легионы мы переведем в Экс и Ретиарий. ТАЦИТ. Может, Юпитер сделал меня тугоухим?! АВРЕЛИАН (громко). Мы отступаем за Дунай! ТАЦИТ. А как же города и люди? Они заселяли Дакию два века. АВРЕЛИАН. Уйдут вместе с нами. Переселим их в Мёзию, Фракию и Дарданию! ТАЦИТ. Разве Траян завоевал эти земли, чтобы уйти после победы?! Как будто это Германия! АВРЕЛИАН. Не забывай про Тевтобургский лес! Там сгинули три легиона Вара. В Дакии мы не повторим его ошибки. ТАЦИТ. Бедная Дакия! Эти дикари разорвут ее на части! АВРЕЛИАН. Пока варвары будут спорить, мы укрепим крепости вдоль Дуная. Объяви, Тацит, населению о нашем решении! ТАЦИТ. Аве, Цезарь! Хотя радости это им не прибавит! Все уходят. Появляется Марцелл с обнаженным мечом. Он рыщет на поле брани. МАРЦЕЛЛ. Когда ослабнут римские мечи, Завоют дикари на поле брани, Пожарами засветятся в ночи Театры, акведуки, форум, бани, В которых развлекается плебей – Спешит в горячих термах насладиться. Легионер! Безжалостно убей!
Чтоб варвары не перешли границы! (Прячет меч и поднимает кость.) Входит Эмилий. У Эмилия щит и копье. МАРЦЕЛЛ. Эмилий! Ты куда подевался? Твой центурион может подумать, что ты трус! ЭМИЛИЙ. Я гнался за готами до самой реки. МАРЦЕЛЛ. Бесполезное это занятие – догонять отступающих. Оставь это для кавалерии. А мы с тобой – пешие воины. ЭМИЛИЙ. Да, пешие! Теперь у меня мозоль на пятке выше, чем Везувий! (Ставит щит и перешнуровывает сандалии.) МАРЦЕЛЛ. Что должны делать пешие воины, когда враг разбит? ЭМИЛИЙ. Не знаю, командир! МАРЦЕЛЛ. Собирать трофеи и осматривать трупы! ЭМИЛИЙ. Зачем? МАРЦЕЛЛ. Они умеют притворяться! ЭМИЛИЙ. Трупы умеют? МАРЦЕЛЛ. Да! Сколько ты сегодня убил трупов? (Тычет мечом в убитого.) ЭМИЛИЙ. Не знаю, командир! Они обычно молчат! МАРЦЕЛЛ (осматривает труп гота). По правде сказать, трупы готов такие вонючие, что поживиться могут только черви. Нет ни медной монеты в карманах… ни карманов… ни даже штанов. (Оставляет труп.) Другое дело готские женщины. После трех старух я нарвался на девчонку. Не знаю, сколько ей было, но вопила она как пятнадцатилетняя… Помоги, Эмилий, оттащить эту падаль с дороги! Марцелл и Эмилий оттаскивают труп. ЭМИЛИЙ. Разве по голосу можно определить возраст? МАРЦЕЛЛ. За двадцать лет в походах я не знаю голос только столетних. Хотя в Риме я знавал одну матрону, которая утверждала, что ей сто десять и она видела царя Тарквиния. Ее лживый язык и щедрая плата задержали меня в Риме до мартовских ид. Легкое движение под повозкой. ЭМИЛИЙ. Командир! Там что-то шевелится! Подходят к телеге. Сдергивают тряпку. Под телегой сидит одетая в шкуру Елена. МАРЦЕЛЛ. Так и есть! Теплый солдатский ужин! Как будто сама богиня Венера пригласила нас в свою пещеру. Хватай девчонку и держи покрепче! Эмилий хватает Елену и вытаскивает из-под телеги. ЕЛЕНА. Пусти, римская свинья! МАРЦЕЛЛ. Ого! Она сказала что-то про свинину. Так у свинины участь лучше женской! ЭМИЛИЙ. Раз она умеет говорить на нашем языке, можем ее допросить? ЕЛЕНА. Пусти! Руку больно! ЭМИЛИЙ. Эта дикарка похожа на Диану-охотницу. Тоже в шкуре, но без лука. Елена кусает Эмилия. Ай! И кусает руку, как дикая волчица без цепи.
Елена опять кусает Эмилия. ЭМИЛИЙ. Она меня всего искусала! МАРЦЕЛЛ. Заткни ей рот тряпкой! ЭМИЛИЙ. Настоящая волчица! Просто Люпус! (Затыкает ей рот.) МАРЦЕЛЛ. Значит, продадим ее в лупанарий! Там готскую волчицу посадят на цепь и заставят кормить своей плотью моряков. (Елене.) Знаешь, гадалка, у шлюхи большая пенсия! Когда ослепнешь от хворей, будешь чистить отхожие места и канавы, пока в одной из них ты не сдохнешь. Елена вырывает тряпку изо рта. ЕЛЕНА. Я наведу на тебя порчу! У тебя все отсохнет! МАРЦЕЛЛ. Она еще угрожает, Эмилий! Придется тебе, легионер, быть сегодня первым! А я посмотрю! Отсохнет или нет! ЭМИЛИЙ. А если она не уступит? МАРЦЕЛЛ. На войне у женщин не спрашивают согласия! (Берет ее за подбородок.) Уступит! Если не будешь читать ей стихи Овидия, а крепко схватишь за руку, чтобы на ней появилось большое синее пятно. ЭМИЛИЙ. Она будет кричать от боли. МАРЦЕЛЛ. А ты заставь ее кричать от удовольствия! Чтобы ногтями рвалась и к волосам, и к щекам. Пусть изведает страх! Пусть теплая станет горячей! Утопи в ней свою похоть! Эмилий тащит Елену. Она брыкается и произносит готские ругательства. Входит Тацит.
Эмилий отпускает Елену на землю. МАРЦЕЛЛ. Мы поймали трофей! ТАЦИТ. Сдайте его квестору! МАРЦЕЛЛ. Хотелось бы кусок отрезать и себе… Хоть небольшой! ТАЦИТ. Я приказал – сдать! (Эмилию.) Грузи ее в обоз. Там пленных всех пересчитают. За каждого положена монета. Квестор запишет ваши имена! Тацит уходит. МАРЦЕЛЛ. Досадно упускать такую цыпу! Эмилий, веди ее к счетоводу! Все уходят. Входит Лонгин, у которого в руках свитки и книги. ЛОНГИН. Наконец-то свободная повозка! (Сваливает свитки и книги в повозку. Перебирает.) У Вергилия тяжелые застежки. Овидий в свитках. Тут стихи Катулла. А это греки. Ксенофонт, Плутарх! (Садится на край и листает книгу.) Я прожил десять лет среди савроматов и гетов. Здесь за неделю не встретишь и двух человек, умеющих писать на латыни. На рынке я разговаривал руками, потому что никто не знал слов и римского счета. Все отворачивались от меня как от безумца. Мне пришлось выучить варварские языки, чтобы хоть с кем-нибудь говорить. Мои сочинения некому было переписывать. Все эти страдания я терпел по воле императора, сославшего меня в эти дикие края за вольные речи. И вот теперь, когда я собрал приличную библиотеку, я должен оставить все и бежать от готов в другое изгнание! Входит Агриппина, за которой Марцелл и Эмилий тащат корзинку с провизией. АГРИППИНА. Живей, вояки! Пошевеливайтесь! Или готские женщины заморозили ваши палки?! МАРЦЕЛЛ. Чего раскомандовалась, толстуха?! Да если бы не приказ императора, я бы провернул в тебе жезл центуриона! АГРИППИНА. Ставьте на повозку! И выбросите из неё эти свитки из гнилой кожи. ЛОНГИН. Да как ты смеешь, базарная девка! Эти полотняные книги бесценны! АГРИППИНА. А ты что за греческое чучело? ЛОНГИН. Я – Кассий Лонгин! Из афинской школы неоплатоников. АГРИППИНА. Лонгин ты или Кассий, мне нет дела! Я теперь беженка! И мне нужна провизия, чтобы не похудеть в дороге до первой римской заставы. (Выбрасывает свитки из повозки.) ЛОНГИН. Я не позволю так обращаться с самим Гомером! (Обращается к Эмилию.) Возьмите эти свитки в повозку! Здесь Пифагора точные расчеты и диалоги мудрые Сократа. АГРИППИНА. Умник! Что заработал Гомер своими стишками, кроме слепоты? ЛОНГИН. Я никуда не поеду без этих папирусов! МАРЦЕЛЛ. Да пусть остается. Через неделю варвары его съедят полностью. Но сначала они его поджарят. На папирусах. Жаркое на папирусах – вот его судьба. А греческий язык они вырвут в качестве закуски для своих друидов. А косточки обглодают готские собачонки. И им будет плевать, что эти косточки знали латынь и умели писать по-гречески. ЛОНГИН. Римский легионер не должен насмехаться над греческим философом. Я обращусь к самому Августу! АГРИППИНА. Не будь я «Агриппина – базара середина», сам император сюда идет, чтобы выслушать твои ученые жалобы. Входят Аврелиан и Тацит. ЛОНГИН. Государь! Оружье дайте! Готов остановим! АВРЕЛИАН (поднимает один свиток). Чем остановим? Свитками Платона? Стихом Овидия и лирикой Катулла? ЛОНГИН. Тогда велите погрузить все в повозку! МАРЦЕЛЛ. Там места нет! Провизию достали. АВРЕЛИАН. Грузите ценное, а прочее сожгите! Уйдем за вал, что строил Адриан. Уходит вместе с Тацитом. АГРИППИНА. Теперь повозка моя! Агриппина выбрасывает из повозки свитки. Лонгин их собирает и садится на землю. ЛОНГИН. Осторожней! Не повредите Овидия! МАРЦЕЛЛ. Эмилий! ЭМИЛИЙ. Да, мой командир! МАРЦЕЛЛ. Ты знаешь стихи из жизни Овидия? ЭМИЛИЙ. Как не знать! Все римские мальчишки знают эту частушку! (Читает.) Несчастлив в браке был Овидий, И только с третьего раз(а) И продолжительных распитий Ему понравилась коза. Марцелл смеется. ЛОНГИН. Вы хуже дикарей! АГРИППИНА. Сытое брюхо к ученью глухо! Вояки! Притащите вторую корзину! МАРЦЕЛЛ. Идем, Эмилий! Подсадим толстуху на повозку! Уходят.
ЛОНГИН. Уходите! Бросили Овидия и его могилу! Даже изгнанника лишили изгнания. Я обращу свой лик к Востоку! Сцена пятая. Пальмира Дворец царицы Зенобии в Пальмире. В центре стоит трон. За ним колоннада и пальмы. Звучат фанфары. Входит Зенобия в пурпурном плаще и золотом шлеме. Служанки ее раздевают.
Она садится на трон. Входит Антиох в доспехах и кланяется. ЗЕНОБИЯ. Что скажешь, Антиох? АНТИОХ. Опять победа! Очистили от персов берега Евфрата. Когда войска видят пурпурный плащ и золотой шлем, все рвутся в бой, чтобы заслужить похвалу своей царицы. Великая Клеопатра не могла так блистать на поле битвы, как ты, Зенобия! ЗЕНОБИЯ. Искусство войны, Антиох, состоит не в том, чтобы носить плащ и золотой шлем. Или ты не читал «Записки Цезаря»? АНТИОХ. Я больше полагаюсь на свой меч и храбрость наших воинов! ЗЕНОБИЯ. Мечом можно выиграть сражение, но не войну. (Служанка подносит чашу. Зенобия пьет.) Теперь хватит о войне! Мы возвратились в Пальмиру, чтобы потратить персидские богатства на новые храмы и театры. Я велела пригласить греков из Афин и Александрии. АНТИОХ. Один вас уже дожидается, моя царица! По его носу сразу видно, что грек. Хотя зовут его Кассий! ЗЕНОБИЯ. Пригласи ученого мужа! Антиох выходит. Входит Лонгин в белой тоге. Низко кланяется. ЛОНГИН. Владычица пустынь! Оазис света! Царица Востока!.. ЗЕНОБИЯ. Не продолжай! Как твое имя? ЛОНГИН. Кассий Лонгин! ЗЕНОБИЯ. Я посылала за тобой своих слуг… ЛОНГИН. И я поспешил переплыть море, чтобы самому увидеть чудо востока! Ты блистаешь, как Клеопатра на Ниле! ЗЕНОБИЯ. Ты, Лонгин, ученый муж, а говоришь, как продавец гнилого товара на восточном базаре. Меня пленяют не хваленые речи, а греческий язык и литература. Моему сыну, Вабалаттусу, нужен наставник из академии неоплатоников. ЛОНГИН. Я там учился, Царица! У Плотина. ЗЕНОБИЯ. Говорят, ты занимался переводами и толковал Платона? ЛОНГИН. И Платона, и Анаксагора, и Гераклита!.. Даже Диогена, жившего в амфоре. ЗЕНОБИЯ. Ты много путешествовал? ЛОНГИН. Да. По Греции, Скифии, Египту, Сирии… ЗЕНОБИЯ. Раз ты много повидал, скажи, Кассий, как ты находишь мою столицу? ЛОНГИН. Как будто боги поставили среди пустыни новые Афины. Пальмира прекрасна! Не знаю, чего в ней больше: белых колонн, зеленых пальм или мраморных фонтанов. ЗЕНОБИЯ. Ты хорошо говоришь, Кассий! Как настоящий греческий оратор! АНТИОХ. И я заслушался! Ораторы собирают стадионы. ЛОНГИН. А философы собирают народы! ЗЕНОБИЯ. Когда же ты успел заразиться восточной любезностью? ЛОНГИН. Я плохо понимаю Восток. Если только великая царица не просветит меня. ЗЕНОБИЯ. Хорошо, слушай! (Встает и проходит вперед.) Мне родина – горячая пустыня. Постель – земля, а скипетр – копье. Верблюдица, раскачивая вымя, Здесь чадо облизать спешит свое. Песок горячий роет скорпион. На черном небе яркая звезда. Орел, парящий в небе голубом. В пустыне жизнь всегда была трудна. В оазисе расцвел Тадмор трудами, Пальмирой нареченный Адрианом. Здесь караваны, сытые шелками, Идут вперед за призрачным барханом. Здесь форумы, и цирки, и театры, Ученые Эллады ищут славы, Сыны пустыни, греки и сирийцы – Любезны языку чужие нравы. Гостеприимны мы в любое время года. Пальмира – целый мир, где есть свобода…
жүктеу/скачать 0.55 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|