Москва Издательство "Республика"

культурология, в частности исследование народных праздников, карнавала, смеха в истории культуры и т. д. В последний год своей жизни Б. издает кн. "Вопросы литературы и эстетики" (1975), включив в нее исследования 30-х гг. Уже после его смерти опубликована "Эстетика словесного творчества" (1979), куда вошли работы первого и третьего периодов, а также "Литературно-критические статьи" (1986). В этих работах представлена методология литературоведения и гуманитарных наук. Концепция Б. в той или иной мере пересекается с феноменологией, экзистенциализмом, марксизмом, неокантианством, христианством и др. течениями. Феноменология и экзистенциализм вызывают у него интерес своим пристальным вниманием к человеку. Из марксизма он берет принцип историзма, но скептически смотрит на диалектику, полагая, что она вышла из диалога, чтобы вновь вернуться в него на более высоком уровне как диалог личностей. Диалогизм при этом выступает одновременно как метод, концепция мира и художественный стиль. В неокантианстве Б. привлекает деление наук на науки о природе и науки о культуре, однако он избегает их жесткого противопоставления. Христианские (православные) мотивы в исследованиях Б. проявляются в связи с темой любви к др., обращением к образу Христа как воплощению истины и абсолютных ценностей. Вместе с тем Б. довольно редко делал прямые ссылки на религию, оставаясь на позициях совр. науки и философии, но не впадая в крайности сциентизма. Наибольшее влияние на него оказал Достоевский, с к-рым его соединило глубокое духовное родство. В целом концепция Б. может быть определена как своеобразная герменевтика, принимающая форму диалогизма или философии человека, к-рый ведет нескончаемый диалог с др. людьми и самим собой. Вне речевого текста и контекста человек для Б. не существует. Он отмечает, что главный пафос всего творчества Достоевского — борьба с овеществлением человека, всех человеческих отношений и ценностей в мире. Для Б. человек также выступает как неповторимая индивидуальность и личность, как субъект, обладающий сознанием, мировоззрением и волей, к-рый мыслит, познает, действует и совершает поступки, неся полную ответственность за все содеянное. Однако Б. не наделяет человека самодостаточным бытием, отвергает индивидуализм и субъективизм. Вслед за Достоевским он "противостоит культуре принципиального и безысходного одиночества". "Субъекти-визации" он противопоставляет "персонализа-цию", считая, что первая ограничивается одним только "я", тогда как вторая рассматривает "я" в отношениях с др. личностями, в связях между "я" и "другой", "я" и "ты". В основе человеческого лежит межчеловеческое, интерсубъективное, т. е. социальное. Необходимость взаимосвязи

человеческих существ обнаруживается в простом акте восприятия одного человека др. Будучи единством двух аспектов — внутреннего и внешнего, души и тела, — сам себе я дан только внутренне и не могу увидеть самого себя извне. Для этого мне нужно либо зеркало, либо взгляд др. человека, его "кругозор" или "избыток видения", к-рый завершает, восполняет меня до целого. Два человеческих существа составляют минимум жизни и бытия. Быть для человека — значит общаться, быть для др. и через него — для себя. Говоря о социальности, Б. имеет в виду не экономическую ("вещную") или политическую социальность, но духовную — нравственную, эстетическую, философскую и религиозную, в рамках к-рой происходит приобщение к высшим ценностям и отношения людей становятся узами братства. При разработке методологии гуманитарных наук Б. выступает против позитивистского сциентизма, к-рый рада естественно-научной строгости и точности готов "умертвить" все живое, пожертвовать "человеком в человеке", превращая его из субъекта в обычный объект. Он, в частности, упрекает структурную лингвистику в том, что она ограничивается изучением грамматической структуры высказывания, абстрагируясь от говорящего человека. В то же время Б. не считает обоснованным жесткое противопоставление естественных и гуманитарных наук. И те и др. используют обе формы познания

— объяснение и понимание, однако для первых главным выступает объяснение, а для вторых

— понимание. Своеобразие гуманитарного знания обусловлено двойственной природой человека, являющегося одновременно субъектом и объектом, воплощающего в себе единство свободы и необходимости. Как живое социальное существо человек включен в необходимые связи, и его поведение входит в компетенцию научного анализа и объяснения, опирающихся на социологические, психологические и биологические законы, подчиняющиеся требованиям строгости и точности. Когда же дело касается смысла и свободы, носителем к-рых является человек, выступающий уже как субъект, то здесь познание направлено на индивидуальное, его предметом является "выразительное и говорящее", а его критерием будет не точность, но глубина проникновения. Методом познания здесь становятся истолкование и понимание, принимающие форму диалога личностей. Именно такой путь ведет к постижению человека и выражаемого им смысла, к-рый выступает как "элемент свободы, пронизавший необходимость". В этом плане литературоведение сближается с самой литературой, какой она предстает в творчестве Достоевского. Анализируя последнее, Б. открывает в нем совершенно новый тип романа — диалогический и полифонический. Здесь автор перестает занимать внешнее положение по отношению к персонажам (внена-

35

Бахтин

ходимость) и вступает с ними в равноправный диалог. "Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов" — в этом видит Б. главную особенность романов Достоевского. Позже он вносит уточнения в свою концепцию, заметно усиливая значение автора, возвращает ему нек-рые прежние преимущества и превосходство над героем, восстанавливает имевшую между ними иерархию. Он считает, что автор должен сохранить свою позицию вненахо-димости и связанный с ней избыток видения и понимания, подчеркивая, однако, их диалогический характер. Он также отмечает, что автор не может стать одним из образов романа, ибо является "природой творящей", а не "природой сотворенной". Говоря об эстетических взглядах Б., нельзя не упомянуть о его отношении к формальной школе. Внешне здесь имеется определенное сходство: общий интерес к языку, совпадающая терминология (форма, конструкция, система), связь с эстетикой романтизма, однако на этом основании Б. нельзя относить к формальной школе. Формалисты стремились выделить некую "поэтичность" и "литературность" в чистом виде, как совокупность нек-рых общих и трансисторических формальных черт и приемов. Б. же считает, что вне связи с культурой и ее историей литература не существует. Он рассматривает литературное произв. как сложное единство материала, формы и смысла, где осн. организующим элементом выступает ценностно-смысловой аспект, архитектоника произв. В структурно-семиотических исследованиях, являющихся продолжением и развитием идей формальной школы, он положительно оценивает те работы, авторы к-рых стремятся понять литературу в "дифференцированном единстве всей культуры эпохи". Критикуя формальную школу, не находящую достойного места для человека, Б. не менее критически смотрит на тенденцию, к-рая берет за точку отсчета изолированного индивида (в русле формулы "стиль — это человек"), ибо для понимания стиля ему нужно по меньшей мере два человека, а в пределе — все культурное поле, возникающее из интерсубъективных отношений людей. Он против любых крайностей, к-рые ведут или к догматизму, или к релятивизму, к-рые "одинаково исключают всякий подлинный диалог, делая его либо ненужным (релятивизм), либо невозможным (догматизм)".

Соч.: Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972; Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965; Эстетика словесного творчества. М., 1979; Вопросы литературы и эстетики. М„ 1975.

Лит.: Библер В. С, Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры. М., 1991; M. M. Бахтин как философ. М., 1992; М. Бахтин и философская культура XX века. Спб., 1991.

БАХТИН Николай Михайлович (20.03 (1.04). 1894, Орел — 9. 07. 1950, Бирмингем, Великобритания) — философ, филолог, старший брат М. М. Бахтина. В 1912 г., закончив 1-ю Виленскую гимназию, переехал в Одессу и поступил в Новороссийский ун-т на историко-филологический ф-т, в 1913 г. перевелся в Петербургский. Здесь его и застигла 1-я мировая война, не давшая завершить образования. К началу Февральской революции Б. закончил Николаевское кавалерийское училище, в октябре 1918 г. вступил в Добровольческую армию, участвовал в боях, после разгрома белой армии эмигрировал. Был завербован на 5 лет в Иностранный легион, воевал в Алжире. После тяжелого ранения вышел в отставку и в 1924 г. перебрался в Париж. Здесь он становится сотрудником еженедельника (с сер. 1927 — ежемесячника) "Звено", где пишет статьи по литературе, филологии, философии. Говоря о Б. — философе, обычно упоминают о его "ницшеанстве" и "кантианстве", сам он отмечал и воздействие на него идей Φ. Φ. Зелинского, Гуссерля, несомненно и влияние на Б. работ П. Валери, значительную роль в формировании его взглядов сыграла эллинская культура. Многое в его мировоззрении определило также участие в Иностранном легионе, делающее для человека обычными ситуацию выбора, волевого решения, риска. Умение из мн. направлений сделать выбор, мужество отказаться от мн. возможностей в пользу одной становятся лейтмотивом его философских и филологических работ. В поле внимания Б. были и мыслители прошлого (Ницше, К. Н. Леонтьев, Паскаль), и совр. течения философии (фрейдизм, неотомизм, шпенглерианство и др.), новые идеи в филологии (здесь особенно выделяются работы о формальном методе, к-рый, согласно Б., способен дать ценные результаты в раскрытии структуры любого словесного объекта, однако лишь общее, философское уяснение природы целостного слова дает последнее основание всем частным методам). Ряд статей и выступлений Б. был посвящен совр. поэзии, переживающей, по его мнению, кризис, к-рый определяется изменениями в языковом сознании. Изначально поэтическое слово было заклина-тельным, произносимым. В такой поэзии отчетливей и тверже логический остов, а сам материал распределен во времени, со своими кульминациями и спадами. В новейшей поэзии на передний план выходит "незвучащая музыка" слова, тем самым затушевывая ее логический строй. Поэзия становится "келейной", превращается в искусство тончайших узоров, в к-рые надо вникать внимательно и многократно. Такая "мыслимая" поэзия, удаляя звук, умалила и смысл. Поэт-заклинатель (Орфей) сменился поэтом-ремесленником, к-рый изготовляет безделушки для узкого круга любителей. С 1926 г. на страницах "Звена" появляются диалоги и "разговоры" Б.: "О со-

Безобразова

временности", "Похвала смерти", "О созерцании", "Об оптимизме", "О разуме" и др. Несомненно, в выборе жанра сказалось стремление следовать античной традиции, хотя не менее очевидно и влияние традиции рус. ("Русские ночи" Одоевского, "Три разговора" В. С. Соловьева, "На пиру богов" Булгакова и др.). Среди героев этих произв. часто встречаются "Поэт", "Философ" и "Филолог", и, поскольку сам Б. в разные годы жизни выступал в каждой из этих "ролей", решить с полной определенностью, кто из героев диалогов и разговоров представляет взгляды самого Б., не всегда возможно. В целом эти произв. подобны фрагментам длительного спора с самим собой. Кульминацией его творческой деятельности в эмиграции стали лекции на тему "Современность и наследие эллинства" (1. "История и миф", 2. "От Гомера к трагедии", 3. "Торжество и разложение трагической концепции мира" и 4. "О возможности и условиях нового Возрождения"), прочитанные в феврале — нач. марта 1927 г. (краткое изложение см.: Звено. 1927. 20 и 27 марта). Этот лекционный цикл сделал имя Б. популярным, и его идеи нашли отражение в его последующих итоговых работах. В "Антиномии культуры" (Новый корабль. 1928. № 3) Б. вскрывает трагедию человеческого самосознания. По его мнению, для человека культура — это и средство оградить себя от враждебных сил хаоса, перед к-рыми он беззащитен, и орудие самоутверждения: человек хочет с ее помощью навязать свой порядок природе, надчеловеческому строю вещей и тем самым стать свободным. Но, совершенствуя культуру, он, перестав быть рабом стихийных космических сил, попадает в еще большую зависимость от самой культуры, и даже его восстание против нее уже предусмотрено в ней и учтено. Из орудия самоутверждения культура с неизбежностью становится для человека орудием самоотрицания. Отвергнуть путь творчества, созидания культуры, к-рая несет в себе свое отрицание, человек не может, и эта антиномия может быть преодолена только вместе с его бытием. Эссе "Разложение личности и внутренняя жизнь" (Числа. 1930/31. №4) — последняя работа Б., опубликованная им на рус. языке. Здесь он обращается к двойственности существования совр. человека, жизнь к-рого проходит одновременно в двух независимых друг от друга планах: внешнем (сон, еда, служба) и внутреннем (мысли, чувства). Если в живой природе между желанием или внешним воздействием и последующим действием нет никакого несоответствия, т. е. налицо полное тождество внешнего и внутреннего, то человек, обладая сознанием, свободой выбора между несколькими равно осуществимыми действиями (а также и свободой уклониться от активного выбора), приходит к разладу между внешней и внутренней жизнью. Свое единство, цельность чело-

век должен еще завоевать. Но это возможно лишь тогда, когда сознание выполняет роль предварения действия. Цельность личности — в умении утвердить одни возможности и мужественно отречься от др., чтобы в действии (физическом или мыслительном) достигнуть творческого тождества внешнего и внутреннего. Если же сознание превращается в самоцель, то человек погружается во "внутреннюю жизнь", питая ее суррогатами действительной жизни: совр. искусством, газетами, алкоголем, и тем самым отказывается от цельности. Когда он жа- , дно цепляется за все противоречивые возможности или трусливо пасует перед выбором, когда он ищет свое "Я" через самоанализ и интроспекцию (как, напр., в романах М. Пруста), он находит лишь душевные атомы, не связанные друг с другом психические клочки: личности при нарушении живого тождества внешнего и внутреннего уже нет. В 1932 г. Б. переселился в Великобританию (к этому времени он успел закончить Сорбонну), где начинается новая страница в его жизни. Здесь он получил степень доктора филологии. Есть свидетельства, что уже к нач. 2-й мировой войны Б. стал коммунистом. Его творчество англ. периода (лекции и эссе) было собрано в кн.: Bachtin N. Lectures and Essays. Birmingham, 1963.

Соч.: Из жизни идей: Статьи. Эссе. Диалоги. М., 1995.

Лит.: Адамович Г. Литературные беседы // Звено. 1927. 13 марта; Он оке. Памяти необыкновенного человека // Новое русское слово. 1950. 24 сентября. С. 8; Грибанов А. Б. Н. М. Бахтин в начале 1930-х годов (К творческой биографии) // Шестые Тыняновские чтения. Рига; М., 1992; Осовский О. Е. Николай Бахтин на страницах журнала "Звено" (1926—1928) // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 4.

БЕЗОБРАЗОВА Мария Владимировна (29.05(10.06).1857, Петербург — 2(15).09.1914, Москва) — философ и историограф рус. философии. Изучала философию в Лейпцигском, Цюрихском ун-тах. В 1891 в Бернском ун-те получает степень доктора философии за диссертацию, основанную на материалах по древнерус. философии рукописных отделов библиотек Москвы, Петербурга, Киева. Вернувшись в Россию, читает публичные лекции и в 1892 г. издает свой первый сб. статей "Философские этюды". Б. принимала активное участие в открытии первого в России "Русского женского взаимно-благотворительного общества" (1895), а в 1910 — основала "Этическое общество". Собственную философскую позицию (вслед за нем. философом Р. Эйкеном — ее наставником в философии) определяла как "этический идеализм". Ей же принадлежала идея создания Петербургского философского об-ва. Анализируя рус. философию, Б. усматривает в ней склонность к этике и мис-

Белинский

тицизму, с одной стороны, и к материализму — с другой. Мистицизм проявил себя в аскетизме Древней Руси, масонстве XVIII в., теософии кон. XIX в. Материализм же обнаруживается во влиянии, какое в XVIII в. имели энциклопедисты, а в XIX в. — Бюхнер и Молешотт. Вместе с тем, считает Б., возможен вопрос: "Не в этике ли укоренен и мистицизм и материализм и не из практической ли философии выводится философия теоретическая? Не следует ли из этого тот вывод, что основные вопросы русских облачались в этическую проблему и выражались в форме "как должно жить"? В таком случае, развитие нашей философии должно было бы быть своеобразным и, возможно, оригинальным". Первый период истории рус. философии, по мнению Б., длился с X по 1-ю пол. XVI в., второй — со 2-й пол. XVI и до кон. XVIII, третий — с кон. XVIII и до кон. XIX в. Диссертация Б. была посвящена в основном изучению первого периода. В этот период "отцом русской философии", по ее мнению, явился болгарский экзарх Иоанн, поскольку он своими переводами византийских трактатов по философии "способствовал созданию славянского философского языка и многие из использованных при этом терминов до сих пор употребляются в русском языке". В своей диссертации Б. анализировала "Диоптру" Филиппа Пустынника (в списках XIV—XVI вв.), "Пчелу" (в списках XIV—XVII вв.), монастырский Устав Нила Сорского и ряд др. источников по древнерус. философии. Из ее работ по истории рус. философии следует отметить также "Психологию XVIII в.", "Тайная тайных" (см.: Исследования, лекции, мелочи. Спб., 1914). Соч.: Философские этюды. М., 1892; Заметка о "Диоптре". Спб., 1893; Краткий обзор существенных моментов истории философии. М., 1894; О великой науке Раймунда Люллия в рукописях XVII века. Спб., 1894; Что такое введение в философию? (Из лекций, читанных в Педагогическом музее военно-учебных заведений в С.-Петербурге) // Вопросы философии и психологии. 1897, № 37; Творения Св. Дионисия Ареопагита. Сергиев Посад, 1898; Изречения Св. Кирилла и Послания митрополита Никифора. Спб., 1898; Публичные лекции. М., 1901; Мысли, афоризмы и негативы. Спб., 1902; Розовое и черное из моей жизни. Спб., 1911; О безнравственности. Спб., 1911; Из одного альбома. Спб., 1912; Исследования, лекции, мелочи. Спб., 1914.

В. В. Ванчугов

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич (30.05(11.06).18Н, Свеаборг, ныне Суоменлинна, Финляндия — 26.05(7.06). 1848, Петербург) — социальный мыслитель, литературный критик и публицист. В 1829—1832 гг. учился как "казеннокоштный" студент на словесном отд. философского ф-та Московского ун-та. Написанная им в 1830 г. антикрепостническая драма "Дмитрий Калинин" была запрещена к публикации Московским цензурным комитетом. В 1833 г. Б. сблизился со Станкевичем и участниками его

■Р- '

Белосельский-Белозерский

философского кружка {К. С. Аксаковым, М. А. Бакуниным, Боткиным, Катковым и др.), познакомившими его с нем. философией. В 1834— 1836 гг. Б. стал ведущим критиком в изданиях Надеждина "Телескоп" и "Молва"; опубликовал принесшие ему широкую известность "Литературные мечтания" (1834) и др. произв. Позднее, переехав из Москвы в Петербург, сотрудничал в "Отечественных записках" (1839—1846) и "Современнике" (с 1846). В статьях и литературных обзорах Б. глубоко проанализировал творчество совр. ему писателей — Жуковского, Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Гоголя, Достоевского, А. В. Кольцова, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова и др. — и на мн. из них оказал влияние. Он отстаивал принципы реализма, "натуральной школы", яркими представителями к-рых считал Пушкина и Гоголя. Работы Б. имели большой успех, особенно в студенческой среде. "На его статьях воспитывалась вся учащаяся молодежь", — писал Герцен в работе "О развитии революционных идей в России" (1851). И. С. Аксаков вспоминал: "Много я ездил по России: имя Белинского известно каждому сколько-нибудь мыслящему юноше... Нет ни одного учителя гимназии в губернских городах, который бы не знал наизусть письма Белинского к Гоголю" (Иван Сергеевич Аксаков в его письмах: В 4 т. М., 1892. Т. 3. С. 290). Философские воззрения Б. претерпели сложную эволюцию: от увлечения нем. идеалистической философией, и особенно Гегелем в период т. наз. "примирения с действительностью" (1837—1839), критик перешел на позиции отрицания совр. ему действительности, критического отношения к гегелевской философии; эволюционировал в сторону материалистического мировоззрения, разделял взгляды Герцена, изложенные в его "Письмах об изучении природы" (1844—1845). Большой интерес представляют социально-философские взгляды Б., его учение о человеке, об-ве и истории, изложенные в работах 40-х гг. В них он рассматривал об-во как живой социальный организм ("идеальную личность"), трактуя историю как необходимый и закономерный процесс. Говоря о диалектике общественного развития, Б. подчеркивал, что личность есть предпосылка и продукт истории, субъект исторического творчества. Отправным пунктом его размышлений о человеке и об-ве было неприятие панлогизма Гегеля. Провозгласив идею освобождения личности от "гнусных оков неразумной действительности", он выступил с критикой гегелевской философии истории. Субъект у Гегеля, писал он, "не сам себе цель, но средство для мгновенного выражения общего, а это общее является у него в отношении к субъекту Молохом..." (Поли. собр. соч. Т. 12. С. 22). Для Б. же судьба субъекта, личности важнее гегелевской всеобщности (Там же). Считая конкретного индивида субъектом и целью истории, Б.

38

вместе с тем подчеркивал огромное влияние на человека об-ва. "Создает человека природа,

__ писал он, — но развивает и образует его

общество" (Т. 7. С. 485). Человек, по его словам, зависит от об-ва и в образе мыслей, и в образе своего действия; зло скрывается не в человеке, а в об-ве; не природа, а социальные порядки

__ причина того, что "личность у нас только

наклевывается, оттого гоголевские типы у нас — пока самые верные русские типы" (Т. 12. С. 433). Б. затрагивал понятия — "потребность", "интерес", "цель", к-рым отводил особую роль при обосновании принципа активности личности. Человек, по Б., являясь частью природы, деятельно ей противостоит: "Человек бывает животным только до появления в нем первых признаков сознания; с этой поры он отделяется от природы и, вооруженный искусством, борется с нею всю жизнь свою" (Т. 6. С. 452). Посредством труда человек изменяет то, что дано ему природой, совершенствуется сам. Присущее человеку активное отношение к действительности основывается на необходимости удовлетворения жизненных потребностей. Анализируя роман Э. Сю "Парижские тайны", Б. отмечал, что энтузиазм и активность народ проявляет лишь в том случае, когда отстаивает свои интересы. Он подчеркивал значение идеала, цели в процессе развития социальной активности: "Без цели нет деятельности, без интересов нет цели, а (бездеятельности нет жизни", источником интересов, целей и деятельности является "субстанция общественной жизни" (Т. 12. С. 67). Б. отмечал, что к осознанию необходимости определенного исторического действия сначала приходят отдельные личности, к-рые и выступают его инициаторами, формулируя цель социального преобразования. Эта особенность цели в формировании активности масс и обусловила его пристальный интерес к вопросу о взаимоотношениях гения (выдающейся личности) и народа в ходе развития об-ва. Значительным вкладом в разработку проблемы личности явились взгляды Б. на свободу деятельности. Он исходил из того, что индивид в наибольшей степени проявляет активность в той области социальной жизни, где чувствует себя человеком, утверждает себя как личность. Поэтому он не может примириться с действительностью, к-рая лишает его средств к развитию, и в первую очередь стремится создать условия, позволяющие ему реализовать и совершенствовать свои способности. Отсюда Б. делал вывод, что нормальное развитие личности и проявление ее активности возможно лишь в об-ве, свободном от эксплуатации; будущее России и всего человечества он связывал с социализмом. В 1841 г. в письме к Боткину он писал: "Итак, я теперь в новой крайности, — это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою

веры и знания" (Т. 12. С. 66). Свои идеи Б. отстаивал, в частности, в полемике с Хомяковым и др. идеологами славянофильства ("Взгляд на русскую литературу 1846 года", "Письмо к Гоголю" (1847) и др. работы). Б. считал высоконравственной деятельность, направленную на защиту интересов угнетенных масс и посвященную делу их освобождения. В отзыве на роман Достоевского "Бедные люди" он писал: "Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и в подвалах и говорит о них обитателям раззолоченных палат: "Ведь это тоже люди, ваши братья!" Б. одним из первых начал осмысление темы "личность и история", "личность и общество", и эта тема особенно обстоятельно и остро разрабатывалась рус. мыслью. Разработку этой темы с различных теоретических позиций продолжили мн. отечественные мыслители. Влияние Б. на развитие рус. философской и общественной мысли подчеркивали Чернышевский, Достоевский, Плеханов, Бердяев, Розанов, Ленин, Шпет, Зеньковский и др.

Соч.: Поли. собр. соч. В 13 т. М., 1953—1959; Литературное наследство. М., 1948—1951. Т. 55—57.

Лит.: Чернышевский Н. Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Поли. собр. соч. М., 1947. Т. 3; Розанов В. В. В. Г. Белинский // Розанов В. В. О писательстве и писателях. М., 1995; Плеханов В. Г. Белинский и разумная действительность // Избр. филос. произв.: В 5 т. М., 1958. Т. 4. С. 417—467; Он же. В. Г. Белинский // Там же. С. 468—497; Ленин В. И. Из прошлого рабочей печати в России // Полн. собр. соч. Т. 25; Иванов-Разумник Р. В. Книга о Белинском. Пг., 1923; Щукин С. Е. Белинский и социализм. М., 1929; Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1, ч. 2. С. 59—72; Кирпотин В. Я. Достоевский и Белинский. М., 1960; Поляков М. Я. Виссарион Белинский. Личность — идеи — эпоха. М., 1960; Нечаева В. С. В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1836—1841. М., 1961; Она же. В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1842—1848. М., 1967; Хайкин А. Л. Этика Белинского. Тамбов, 1961; Апрышко П. П. В. Г. Белинский как идеолог русской революционной молодежи и современность // Современная идеологическая борьба и молодежь. М., 1973; Григорян M. М. Белинский и проблема действительности в философии Гегеля // Гегель и философия в России. М., 1974; Филатова Е. М. Белинский. М., 1976; Соболев П. В. Эстетика Белинского. М., 1978; Lampen Ε. Studies in Rebellion. L., 1957. P. 3—78; Russian Philosophy. Chicago, 1965. Vol. 1. P. 3—15, 232—285; Pomper Ph. The Russian Revolutionary Intelligentsia. N. Y., 1970. P. 1—52.

П. П. Апрышко

БЕЛОСЕЛЬСКИЙ-БЕЛОЗЕРСКИЙ Александр Михайлович (1752—28.12.1809 / 7.01.1810, Петербург) — дипломат, философ, литератор. Происходил из старинного княжеского рода. Получил образование в Лондоне, где его дядя граф П. Г. Чернышев был посланником, и в Берлине у Д. Тьебо — члена Прусской академии, секретаря Фридриха II. Образовательные задачи выполнило и его знакомство в 1775—1778 гг. с музеями, театрами, музыкальными салонами