ЛИТЕРАТУРА
1. Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности.// Живая старина. – Вып. III-IV, 1896.
2. Востров В.В., Муканов М.С. Родоплеменной состав и расселение казахов. - Алма-Ата: Наука, 1968. – 256 с.
3. Государственный архив Оренбургской области. Ф.6. О.10. Д.5280. Л.1.
4. Игнатьев Р.Г. Взгляд на историю Оренбургского края //Оренбургские губернские ведомости. – Оренбург, 1881. - № 33.
5.История башкир по материалам г. Бикбова // Оренбургская газета. - 1899. - № 768 (2).
6. Кузеев Р.Г. Башкирское шежере. - М.: Наука, 1960.
7. Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. - Уфа: Баш.книж. изд-во, 1978. – 263 с.
8. Кузеев Р.Г. К этнической истории башкир в конце I – начале II тысячелетия н.э. //АЭБ. - Уфа, 1968. - Т. 3.
9. Маданов Х. Кіші жүздің шежіресі. - Алматы: Атамұра – Қазақстан, 1993. - 168 б.
10. Муканов М.С. Этническая территория казахов в XVIII – начале XX веков. - Алма-Ата: Казахстан, 1991. – 64 с.
11. Небольсин П. Заметки о башкуртах//Отечественные записки. -Спб., 1850. - Т.LXXIII. Ч.VIII.
12. Сейдимбек А. Қазақтың ауызша тарихы. Шежірелік деректерді пайымдау. – Астана: Фолиант, 2008. – 728 б.
13. Тынышпаев М. Материалы к истории киргиз-казакского народа. - Ташкент: Вос. Отделение Киргизского Гос. изд-ва, 1925. – 65с.
14. Черемшанский В.М. Описание Оренбургской губернии. - Уфа, 1859. – 472 с.
И.Ф. Кагарманов
г. Уфа, Башкортостан
О БАШКИРСКОМ ВАРИАНТЕ ТУРЕЦКОГО ХИТРЕЦА ХОДЖЕ НАСРЕДДИНА
Комический персонаж под именем Ходжа Насреддин вот уже несколько тысячелетий радует представителей разных народов от Средиземноморья до Китая с обхватом Поволжья, Урала и Средней Азии. Опубликованы тысячи анекдотов, переведены в сотни языки мира. И у каждого он свой. Свой Ходжа Насреддин.
С незапамятных времен не утихают споры на тему: где родился Ходжа Насреддин. Турецкие исследователи считают, что Ходжа Насреддин – лицо историческое. Найдены документы, в которых упоминается имя некоего Насреддина. Человек этот родился в деревне Хорто в 1206 г.. В предисловие книги “Самые лучшие анекдоты. Ходжа Насреддин” и вовсе говорится, что Насреддин Ходжа жил в 1208-1284 гг., а родился он в городе Акшехир (Dikmen M., 2004г. с. 5). Опровергавший этот миф К. С. Давлетов считает, что зарождение образа Насреддина приходится к арабским завоеваниям, то есть к VIII-XI вв. В книге “Башкирское народное творчество: Кулямясы” говорится, что персидские и арабские анекдоты о Джухе послужили для создания образа Ходжи Насреддина у башкир и у остальных тюркоязычных народов начиная с XV в. (М.С. Харитонова, 1978г. с. 17). В последнее время интересную гипотезу выдвинули и азербайджанские ученые. Ряд сопоставлений позволил им предположить, что прообразом Насреддина был известный азербайджанский ученый Хаджи Насреддин Туси, живший в XIII в. (М.С. Харитонова, 1978г. с. 5).
Фактически до наших дней никаких фактов о признание того, что Насреддин действительно жил в средние века так и не были найдены. Оттого и вечные споры о происхождение данной личности. Даже если это не факт, признано считать Турцию родиной Ходжи Насреддина. Этот комический персонаж популярен в фольклоре у тюрских народов. У турков он – Насреддин Ходжа, у казахов – Алдар Кодже, у карачеево-балкаров – Насра Ходжа, у киргизов – Апенди, у узбеков – Насреддин Афанди, у туркменов – Эпенди и т.д. У башкир и татар его называют Хужа Насретдин. У народов среди которых получили хождение анекдоты о комике типа Насреддин и таковы у арабов – Джуха(или Джоха), у таджиков Мушфики, у болгар и народов южных славян – Хитрый Петр. Образы многих региональных и национальных комиков тесно переплетены с образом Насреддина. В зависимости от национальной принадлежности рассказчика один из этих комиков, а именно национальный комик демонстрирует превосходство. Например, в македонских анекдотах Хитрый Петр несколько раз обводит Насреддина вокруг пальца. А в турецких источниках Насреддина обыграть в чувстве юмора и остроумия не смог никто (М.С. Харитонова, 1978г. с. 9).
Многие элементы в фыкрах и анекдотах подчеркивают то, что действие действительно происходит именно на турецкой земле. В анекдотах “Из чего сделан минарет?”, “Желаю корзину яиц от одной курицы”, “Если дашь денег, дудка заиграет” и т.д. история происходит в городах Акшехир и Конья (Dikmen M., 2004г. с. 14-32). В башкирских кулямясах с образом Насреддина не говорится о городе, где происходит действие, но местом шутливых сценарий часто становится рынок. И в башкирских и в турецких анекдотах часто Насреддин встречается с соседом, с моллой, с купцом, с представителем власти и т.д. (Башкирское народное творчество, 1985г. с. 66-73). Башкирский кулямяс “Хужа и бык” очень схож с турецким анекдотом “Преступление быка”. Единственное отличие, в турецком анекдоте Насреддин Ходжа идет на базар города Акшехир, а в башкирском варианте про город ничего не говорится (Dikmen M., 2004г. с. 17). Турецкий анекдот “Может с макушки дерева есть прямой путь” с аналогичным башкирским названием имеет одну и ту же мысль, но башкирский вариант дан в более сокращенном виде (Dikmen M., 2004г. с. 54). Интересное совпадение уйгурского анекдота “Кто осел?” с башкирским “Осел”. Где слово “осел” в башкирском варианте было написано на спине осла, а в уйгурском на двери дома Ходжи (М.С. Харитонова, 1978г. с. 222). Из опубликованных в башкирских изданиях кулямясы о Ходже Насреддине часть основана на современные темы. Например, “Хужа Насретдин и Гитлер”, “Хужа– солдат” и т.д., что характерно и для турецких анекдотов: “Знакомится ли ваш дом?” и т.д. (Башкирское народное творчество, 1985г. с. 93).
Башкирский комический образ Ерэнсэ в кулямясах имеет много общего с Ходжа Насреддином. Насреддин, как и в фольклоре многих восточных народов, выступает преимущественно как хитрец, острослов, - иногда играет и роль простака, глупца отнюдь не притворно. Ерэнсэ же в башкирском фольклоре встречается в основном как мудрец. Он особенно часто проучивает и посрамляет хана, муллу, бая, купца. Творя суд, проявляет проницательность и гуманность. В фольклоре башкир и казахов эти два персонажа встречаются в одном и том же рассказе. Как говорилось выше, комический персонаж любого народа всегда держит вверх над другими персонажами. А в башкирском кулямясе, где встречаются Ерэнсэ и Ходжа башкирского мудреца сажают в “худую лодку”, что очень даже необычно. Видимо, образ Ходжа Насреддина имел большую популярность среди башкир, что ему позволили одолеть в комическом поединке национального мудреца Ерэнсэ. Если прийти к фактам, то Ерэнсэ сэсэн жил в XVI в. и конечно в реальности они никак не могли встретиться (Башкирское народное творчество, 1992г. с. 13).
По нашему мнению, возможно в Малой Азии и существовал, некий человек с именем Ходжа Насреддин, но не он деял все шутливые деяния и не он всегда мог блестать остроумием, как говорят тысячи рассказов и анекдотов, но он чем то прославился в комическом плане и после этого все люди, когда придумывали интересный случай или свой рассказ переделывали поставив на место главного героя Насреддина. Но есть и другая сторона. Один и тот же рассказ о Ходже может встечаться в разных народах с разными искажениями, но притом единым смыслом. Довольно широкое распостранение на Востоке приобрел анекдот о том, как Ходжа Насреддин сам себе поверил. В этом случае башкирский вариант очень схож с чеченским о молле Несарте.
У тюркоязычных народов, связанных культурным, этническим, религиозным, родством, а также в странах, некогда подвластных Османской империи, образ Насреддина вступал в разнообразные, порой сложные и даже конфликтные отношения с традиционными национальными комическими персонажами.
Образ Ходжа Насреддина в башкирских кулямясах играет большую роль, как для фольклора, так и для науки в целом. Кулямясы служили радовать людей, поднимать им настроение и поэтому такие герои как Ходжа Насреддин на вечно оставались в сердцах многих людей. Кому то они представлялись заступниками народа, кому то творцами справедливости, а кому то просто как близкий друг.
ЛИТЕРАТУРА
-
Башкирское народное творчество: Кулямясы/подбор. текстов, сост., коммент. А.М. Сулейманов. – Уфа: Башкирское книжное издательство, 1985. – 384 с.
-
Башкирское народное творчество. Т. 6: Шуточные сказки и кулямясы/подбор. текстов, сост., коммент. А.М. Сулейманов. – Уфа: Башкирское книжное издательство, 1992. – 464 с.
-
Двадцать три Насреддина/подбор. текстов, сост., коммент. М.С. Харитонова. – М.: Наука, 1978. – 583 с.
-
Dikmen M. En güzel Nasreddin Hoca fıkraları. – İstanbul: Haziran, 2004. - 192 s.
А.К. Кушкумбаев
г. Астана, Казахстан
ВОЕННЫЕ СЮЖЕТЫ ИЗ ИСТОРИИ УЛУСА ДЖУЧИ ПО ДАННЫМ
“ЧИНГИЗ-НАМЕ” УТЕМИША ХАДЖИ
История военного дела кочевых народов и империй Евразии и Центральной Азии уже достаточно давно является объектом исследования различных научных гуманитарных дисциплин и в этом направлении проведена большая работа. Вместе с тем значительный массив военно-исторических сведений, а также военно-этнографические данные можно почерпнуть в произведениях имеющих характер устно-исторического источника. Как показывают специальные изыскания востоковедов, к числу таких уникальных устно-исторических источников относится сочинение “Чингиз-наме”, написанное тюркоязычным (хивинским) историком XVI в. Утемишем Хаджи. Его давно и вполне обосновано включают в состав специальных исторических источников т.н. “степной устной историологии” (СУИ) кочевых народов Дешт-и Кыпчака эпохи позднего Cредневековья. Данное оригинальное произведение предоставляет современным специалистам ценную информацию о внутренних исторических событиях в Золотой Орде глазами современников (или если точнее в пересказе их потомков), т.е. так как они видели и понимали это прошлое. Этот собственный взгляд на историю и деяния предков имеет огромное значение, для понимания сложных этнополитических и этнокультурных процессов проходивших в средневековом Дашт-и Кыпчаке. Тем самым, “Чингиз-наме” является содержательным и аутентичным источником по политической, этнической, социальной истории и идеологии кочевников тюрко-монгольской эпохи, в том числе и военному делу Улуса Джучи ХIII-ХIV вв.
Впервые обратил внимание на “Чингиз-наме”, как на источник по истории Улуса Джучи, а также по военному делу кочевников Дешт-и Кыпчака известный казахстанский востоковед В.П. Юдин [3, с. 77-81], который основательно изучил, перевел и проанализировал этот важнейший исторический памятник тюркской словесности. По своему внутреннему содержанию “Чингиз-наме” представляет собой собрание исторических рассказов о деятельности потомков Джучи, сидевших на золотоордынском престоле, основных событиях и отдельных эпизодах в период их правления.
Так, в повествовании о деяниях Бату-хана - “Иджан-хан (и) Саин-хан” (в источнике он фигурирует под именем Саин-хан) приводится интересный рассказ о военном походе тюрко-монгольских войск в Восточную Европу. В начале этой крупной военной кампании верховный главнокомандующий Бату-хан выделяет своему брату Шайбану (точнее по-монгольски Шибан, пятый сын Джучи) отдельный экспедиционный корпус численностью в тридцать тысяч воинов и отправляет его в качестве передового войска, а сам с главным войском двигается позади. В “Чингиз-наме” особо отмечается, что передовое войсковое соединение Шайбана передвигалось от основных боевых сил “на расстоянии трехдневного пути” [3, с. 93-94]. По всей видимости, “расстояние трехдневного пути” подразумевало обычный (размеренный) темп большого войска в течение трех дней обремененного обозом, запасными лошадьми и вьючным скотом. Такое деление имеющегося наличного людского военного потенциала на передовую (авангардную) и основную преследовало, во-первых, цель боевой разведки военных сил противника, дорог и местности на вражеской территории, во-вторых, передовое войско играло роль “охотничьей приманки” для неприятеля, т.к. они, как правило, уступали по численности силам противника (стоит обратить внимание на то, что данный военно-стратегический прием постоянно использовался тюрко-монгольскими народами во время войны и являлся одним из основных приемов дезинформации неприятеля о численности вторгнувшегося войска), и завязывал сражение до подхода главного войска, в-третьих, разделение войска на две части позволяло неожиданно нанести по врагу боевой удар с флангов или тыла с нескольких сторон. Также, немаловажной причиной такого разделения боевых сил было рациональное (наилучшее) обеспечение войска продовольствием и подножным кормом степных лошадей.
Обращает на себя интересный факт, что стратегический принцип деления воинских сил кочевых народов в период больших войн сохранялся на протяжении длительного времени. Так, например, джунгарский правитель Галдан-Бошокту-хан перед вторжением в Монголию, сначала “отправил в Халху с войсками своего младшего брата Дорчжи Ижаба, а вслед за ним и сам приготовился к движению на халкасов”. После поражения брата Галдан выступил лично со своей основной армией [2, с. 191].
Во время боевого похода Шайбан получает известие о продвижении ему навстречу неприятеля, который по численности явно его превосходил и принимает на военном совете решение, несмотря на возражение подчиненных ему командиров, двигаться на врага “форсированным маршем”. Как видно из вышеприведенного эпизода, войска кочевников в период крупных походов использовали как обычный ритм движения воинских соединений по местности, так и ускоренный “форсированный”, который зависел от конкретно складывающейся боевой оперативной обстановки. Несомненно, что последнее слово на военных совещаниях, которые созывались перед большим сражением, оставалось за командующим войском обладавшим авторитетом, уважением и влиянием среди воинов, демонстрирующим решительность и солдатскую отвагу, вселяющим дух победы в войско. Используя фактор внезапности для противника войска Шайбана ворвались в расположение неприятельской армии и одержали молниеносную победу, убив “тех, кому суждено было быть убитыми, (а) остальных взяли в полон”, в том числе и вражеского командующего [3, с. 94].
Далее в источнике подчеркивается, что после боя захваченная военная добыча (имущество, снаряжение, кольчуги, панцири и т.д.) сортировалось и распределялось по видам вещей и строго сохранялось не тронутыми до приезда верховного главнокомандующего хана Бату. В награду за проявленное мужество и храбрость, “всю попавшую (им в руки) добычу (он) пожаловал Шайбан-хану, (а тот) всю ее подарил своему войску” [3, с. 94]. Такая военная традиция носит характер боевого обычая у кочевых народов, когда добыча, считающейся законной наградой, достается заслуженно победителю. С другой стороны, щедрая раздача войску добытых в бою материальных ценностей со стороны военачальников была популистской акцией направленной на укрепление личного авторитета в войсках.
В той же главе говорится о военной операции Бату против мятежных племен Восточного Дешт-и Кыпчака взбунтовавшихся и убивших его старшего брата Орду-Эджена (Иджан, Ичен, Еджен), что еще раз доказывает, что власть монголов на захваченной территории встречало ожесточенный отпор среди местного населения. Перед таким походом, ясно имевшим характер кровной мести, давался поминальный обед (ас), подчеркивающий священность и обоснованность будущего боевого похода. После разгрома мятежников вновь подчиненные рода и племена переселялись из мест своего обитания и, насильственно, распределялись среди верных беков “в качестве кошуна” (боевая единица войска). Можно предположить, что те родоплеменные подразделения, которые активно участвовали в войнах Чингизидов и естественным образом несли значительные боевые потери, таким способом пополняли свои ряды. Те племена, которые активно противодействовали завоевателям, жестоко наказывались по принципу коллективной ответственности. Как указывает автор сочинения: “По той причине вплоть до настоящего времени остался обычай предавать мечу мятежников и врагов” [3, с. 94]. Иначе говоря, выступления покоренных племен направленных против власти “Алтан уруга” (Золотого рода Чингиз-хана) считались преступлением против нового монгольского миропорядка и, соответственно, осуждались и карались смертной казнью.
Интересный военный сюжет встречается в третьей главе посвященной военной деятельности Шайбан-хана. В течение нескольких лет крымская крепость Кырк-Йер (позднее название Чуфут-Кале) неудачно осаждалась войсками под его командованием. В конце концов, Шайбан решил использовать военную хитрость, которая заключалась в следующем: воины должны были взять в руки любые предметы и путем битья их друг о друга издавать громкий шум и звон. “Среди войска поднялись такие гвалт и грохот, что задрожали земля (и) небо (и) оглохли уши”. Тем самым, мощно имитируя начало ложного штурма, воины Шайбана специально не предпринимали никаких боевых действий. Держа каждую ночь в течение десяти дней в страшном напряжении противника, осаждавшие довели их почти до изнурения. Мало того, сидевшие в осаде пришли к ложному и роковому для себя выводу: “Если бы они намеревались что-то предпринять, (то уже) предприняли бы. Вероятно, есть у них в такое время года такой обряд и (такой) обычай, – и успокоились”. Этим, естественно, немедленно воспользовались войска Шайбана, заложив с четырех сторон крепости подкопы через одну из которых, пользуясь “шумовой завесой”, внутрь города прошел отборный отряд “бахадуров” и в нужный момент внезапно атаковал осажденных изнутри. Оставшиеся за крепостной стеной войска в это время яростно штурмовали одну из ворот укрепления [3, с. 95]. Таким изощренно-хитрым способом неприступная крепость Кырк-Йер была взята завоевателями.
Осада и захват крымской крепости Кырк-Йер войсками Шайбана еще раз подтверждает данные других письменных источников о штурме крепостей и городов монголами до тех пор, пока они не будут окончательно захвачены ими. Способы и приемы ведения военных действий напрямую были связаны или точнее определялись сложившейся боевой ситуацией на месте. Из этого сюжета мы приходим к выводу, что в войсках Чингизидов действовали особые боевые подразделения “бахадуры”, напоминающие по своей подготовке современные отряды специального назначения, которым поручались наиболее важные и сложные по исполнению боевые задания (захват необходимых узловых точек обороны врага, тайное проникновение внутрь обороняющейся крепости, своевременное сосредоточение и неожиданная атака по противнику и т.п.). Боевая операция по захвату крепости Кырк-Йер показывает высокое военное искусство степных полководцев, начиная от планирования до непосредственно практического исполнения.
Похожий военный прием в 1254 г., при осаде «крепкозащищенного» города Ячи, использовал сын известного монгольского полководца Субэдэй-бахадура – Урянхатай. Он «выбрал отборных храбрецов, которые камнеметами ломали его северные ворота, пускали огонь и шли в атаку на [город], но все не [помогало] овладеть [им]. Тогда, под сильный грохот барабанов и гонгов, [храбрецы] выдвигались и делали свое дело, делали и останавливались, в случае, если не удавалось удержаться. Вот так 7 дней они караулили момент их [защитников города] усталости и утомления, а ночами гремели 5 барабанов, [пока Урянхатай не] послал своего сына Ачжу скрытно подвести воинов и рывком вспрыгнуть на [стены], ворваться, учинить смятение и разбить их [защитников]» [5, с. 507-508].
Интересно, что далекий потомок бахадура Шайбана, внук знаменитого узбекского хана Абу-л-Хайра, и не менее прославленный властитель – Мухаммад Шейбани, осаждая сильную крепость Самарканд, пытался применить такой же «ложно-шумовой» тактический маневр при штурме. По словам Бабура: «Три или четыре месяца Шейбани хан не подходил близко к крепости; он кружил вокруг крепости издали, переходя с места на место. Однажды ночью, когда наши люди его не ждали, он подошел около полуночи со стороны ворот Фируза. Враги били в барабаны и издавали боевые крики. Я находился в это время в медресе. [В городе] поднялась великая тревога и суета. После этого враги каждую ночь приходили, били в барабаны, кричали и поднимали шум» [1, с. 110]. В конце концов, Бабур, потеряв надежду отсидеться в осаде, был вынужден оставить город. В данном случае, не исключено, что военная жилка Шайбана передалась его наследникам и даже отдаленным от него по времени преемникам. У тюркских народов старшие и опытные ратные наставники бережно хранили память о боевых подвигах и деяниях предков и передавали наиболее прославленные военные случаи прошлого в устно-повествовательной традиции молодому поколению.
В полевых условиях военных действий для боевых баталий заранее выбирались большие территориальные пространства. Так, в одном эпизоде о жизни Берке сообщается, о сражении с войсками хана Хулагу недалеко от побережья Каспийского моря. Из этого эпизода становится известно, что до начала сражения высылались боевые караулы (сторожевые отряды), которые поднявшись на естественные возвышенности (холмы, бугры) должны были определить местонахождение и сторону направления движения и численность неприятеля, или заранее обозреть место предстоящей битвы. С местностью будущего сражения знакомились также хан и его военачальники. К полю брани войска подходили отдельными подразделениями – колоннами и выстраивали боевой порядок в несколько линий с традиционным делением на левое и правое крыло. После бегства одной из сторон с поля боя, противник преследовался до полного разгрома в течение нескольких дней [3, с. 98].
Весьма подробные сведения о тактике ведения боя кочевниками Дешт-и Кыпчака приводятся в рассказе о гибели Урус-хана (Тукатимурид, предок династии казахских ханов) в сражении с будущим хозяином Золотой Орды – Токтамыш-огланом. Четыре эля, ранее принадлежавшие Токтамышу: ширин, барин, аргун и кыпчак, испытывая постоянные насилия со стороны Урус-хана и его приближенных, решили тайно отделиться от его Улуса и бежать. Заранее сговорившись с Токтамышем “каждый глава семьи заложил в телегу пару коней, посадил своих детей”, и бежал в направлении реки Идил. Урус-хан, узнав о случившемся чрезвычайном происшествии только через два дня, приказал немедленно организовать погоню и настичь беглецов. Источник отмечает, что это “была пора, когда кони разжирели” (видимо, начало лета или его разгар), а эли были рассеяны по летним кочевьям. В рассказе особо подчеркивается, что “войско дальних элей не успело к хану, а у ближних элей кони их также разжирели” и Урус-хану удалось собрать не более двухсот или трехсот воинов. С этими незначительными силами глава улуса сумел настигнуть в ночное время мятежные эли, о чем немедленно последним сообщили их караулы беглецов, двигавшиеся позади. Вооруженный караул, который прикрывал отход основных сил, выполнял задачу защитного (тылового) арьергарда. Из этого сюжета становится понятно, что во время походного марша, кочевники Дашт-и Кыпчака выставляли арьергардный отряд, предохранявший нападение с тыльной стороны движущегося войска.
На экстренном совете руководители мятежников договорились принять бой, предварительно отделив мальчиков привыкших “уже к жизни в седле” (которым вероятно исполнилось 12-14 лет). На совещании было решено: в случае “если врага одолеем мы, они узнают (это) по нашему урану и нагонят нас. Если враг одолеет нас, то это станет ясным из их урана”.
“Когда [люди Урус-хана], атаковав, отошли, под Урик-Тимуром пал конь и он завопил: “Эй, подлый Тохтамыш, такой ли был у нас уговор?! Я [же] остался [без коня], когда они повернули назад!” В тот момент те мальчики стояли в одном месте, натянув поводья своих коней, и вслушивались. Йахшы-Ходжа узнал голос своего отца и сказал Джалал ад-Дин-султану: “Видишь? Это [же] мой отец! Его схватили. Сейчас схватят и твоего отца. Что за жизнь будет у нас, зеленых юнцов, без отцов?! Разве не лучше умереть заодно и нам?!” И тогда Джалал ад-Дин-султан и эти мальчики при поддержке Аллаха Всевышнего прискакали к основному отряду, каждый из них как отважный витязь выкрикнул боевой клич, [и все они] разом погнали коней в карьер (на врага). Люди [Урус-]хана с перепугу натянули поводья [коней]. Тохтамыш-оглан галопом примчался назад, ринулся [на врага и], подняв к себе на коня Урик-Тимура], ускакал. Кони под людьми [Урус-] хана были заморенные, [потому] многих из них так-то вот и взяли. Полагая, однако, что позади него [Урус-хана] находится его основной отряд” [люди Тохтамыш-оглана] далеко преследовать [людей Урус-хана] не посмели. Захваченных там [же] побили стрелами, [а сами], захватив их коней и снаряжение, двинулись дальше следом за своими [основными] силами„ [3, с. 115-117].
Из этого ночного боя понятно, что Урус-хан, в сложившейся ситуации, принял с тактической точки зрения, единственно правильно решение - атаковать противника незамедлительно, не дожидаясь рассвета, и, тем самым, скрыть малочисленность своего отряда. Ночной бой использовался преследующей стороной, прежде всего, как тактический прием по скрытию реальной численности отряда и, соответственно, боеспособности. Разыгравшийся конно-лучный бой представлял собой, как справедливо указывает В.П. Юдин, “серии атак нападающей стороны на вытянутую по фронту, массу конницы, отступающих, которые в течение боя продолжали отход, в свою очередь, прикрывая отходящие обозы с небоеспособными соплеменниками. Атака осуществлялась лавой, которая приблизившись на необходимую для ведения боя дистанцию, осыпала противника градом стрел, поворачивала “все вдруг”, вдоль строя противника, продолжая интенсивную стрельбу, и отходила. Затем все повторялось. Исход боя был решен внезапной фланговой атакой мальчиков, которые в данном случае выполнили функцию “засадного полка”. И атакующие и обороняющие в бою выкрикивали свои “ураны”, что сигнализировало о складывающейся ситуации, и было формой связи” [4, с. 81].
В разыгравшемся ночном сражении преследуемой стороне удалось отбить нападение и случайно убить Урус-хана. Попавших в плен людей Урус-хана расстреляли из луков и забрали их лошадей и боевое снаряжение. Наутро, воины Уруса, обнаружив отсутствие хана, вернулись на поле боя и забрали его тело [3, с. 117]. Гибель хана в бою – это достаточно реалистичное событие в те драматичные времена. Поэтому этот факт был весьма глубоко запечатлен в памяти современников и последующего поколения и передавался в вербальной традиции и стал сюжетной основой целого устно-исторического повествования номадов Дашт-и Кыпчака.
Тем самым “Чингиз-наме” дает существенные сведения по военной организации и боевому искусству кочевников Улуса Джучи, позволяет более подробно и наглядно увидеть тактические приемы и способы ведения войны. Изучение военного дела кочевников Дешт-и Кыпчака дает возможность адекватно представить сложные этнополитические и социальные процессы, протекавшие в евразийских степях и сопредельных территориях в эпоху Золотой Орды.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бабур-наме. Записки Бабура. Пер. М. Салье. 2-е изд., дораб. Ташкент: Главная ред. энциклопедий, 1992.
2. Позднеев А. Монгольская летопись “Эрдэнийн эрихэ”. СПб., 1883.
3. Утемиш-хаджи. Чингиз-наме / Факсим., пер., транскр., текстолог. примеч., исслед. В.П. Юдина. Коммент. и указат. М.Х. Абусеитовой. Алма-Ата: Ғылым, 1992.
4. Юдин В.П. Неизвестная версия гибели Урус-хана (из политической истории Восточного Дашт-и Кыпчака XIV в.). // Утемиш-хаджи. Чингиз-наме / Факсим., пер., транскр., текстолог. примеч., исслед. В.П. Юдина. Коммент. и указат. М.Х. Абусеитовой. Алма-Ата: Ғылым, 1992.
5. Юань ши (Официальная хроника династии Юань). Основные записи // Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М.: АСТ: ЛЮКС, 2005.
Г.К.Кульмаганбетова
г. Астана, Казахстан
Достарыңызбен бөлісу: |