Глава 1. Общие проблемы лингвокультурной концептуализации

Глава 1. Общие проблемы лингвокультурной концептуализации

и метаконцептуализации действительности

Подобные перемены не могут объясняться лишь фактором научной моды. Их следует связывать с глобальным изменением господствующей парадигмы лингвистического исследования, произошедшим во второй половине XX века. А.С. Уйбо отмечает, что «существуют объективные предпосылки для ранжирования научных теорий и дисциплин по уровню их междисциплинарности. Общая тенденция здесь такова, что чем ближе к основам бытия, тем более фундаментальный характер имеют соответствующие теории и тем меньше влияние на них других теорий и дисциплин. И наоборот: чем выше уровень организации материи, тем более междисциплинарный характер носят научные теории, изучающие этот уровень. Теория, претендующая на адекватное отражение сложного системного объекта, не может не быть междисциплинарной теорией, поскольку должна учитывать действие всего комплекса закономерностей, оказывающих влияние на поведение этого объекта» [Уйбо 1990: 78]. Выход за пределы структурной или, в терминологии Ф. де Соссюра, [1998: 25-27] «внутренней» лингвистики, отказ от системоцентризма в пользу антропоцентризма означают переход науки о языке на качественно более высокую ступень познания действительности, что делает рост междисциплинарности неизбежным.

Одной из наиболее интенсивно развивающихся лингвистических дисциплин синтезирующего типа является лингвокультурология – наука, рассматривающая взаимосвязь и взаимовлияние языка и культуры [Телия 1996; Карасик 1996, 2002; Маслова 1997, 2001; Воробьев 1997; Красных 2002]. Становление лингвокультурологии произошло в рамках общего «культурологического поворота» в методологии гуманитарных наук, наблюдавшегося в 1970-х – 1990-х годах и выразившегося в ориентации исследователей на культурологическую интерпретацию исторических, социальных и коммуникативных процессов [обзор познавательных «поворотов» второй половины XX века см.: Зверева 2001; о «культурологическом повороте» см. также: Hansen 1993].

Основная трудность, с которой сталкиваются эмпирические дисциплины, занимающиеся проблемами культуры (такие, как история культуры, социология культуры, лингвокультурология), вызвана неопределенностью границ центральной категории. Характеризуя понятие «культура», Э. Сепир писал: «Есть термины, обладающие замечательным свойством. По внешней видимости они выделяют вполне определенные понятия, то есть такие, которые претендуют на строго объективную обоснованность. На практике же эти термины помечают весьма смутные мыслительные области, границы которых сдвигаются, сужаются или расширяются в зависимости от точки зрения того, кто этими терминами пользуется, включая тем самым в диапазон значений такие представления, которые не только не вяжутся друг с другом, но отчасти и пребывают в противоречии» [Сепир 1993: 465]. Однако можно констатировать, что при всем многообразии определений культуры [обзоры существующих подходов см., например: Kroeber, Kluckholn 1952; Степанов 1997: 13-40; Философия культуры 1998; Донец 2001: 31-43] общей для большинства из них (в особенности для тех, которые возникли в рамках эмпирических дисциплин) является ориентация на дистинктивную природу культуры. Рассмотренная в наиболее крупном масштабе культура предстает как совокупность отличий человеческого от природного [Бенвенист 1998: 31; Лотман 2000: 31; Marschall 1993: 17]. В более же мелкой детализации (именно эта степень приближения господствует в современных культурологических науках) культура становится совокупностью дистинктивных черт различных социумов. «Культура в самом общем смысле слова – это все то, что делает тебя чужим, когда ты покидаешь свой дом. Она включает все убеждения и ожидания, которые высказывают и демонстрируют люди. … Когда ты среди членов группы, с которыми разделяешь общую культуру, тебе не приходится обдумывать и тщательно планировать свои слова и действия, поскольку ты и они видите мир в принципе одинаково и знаете, чего ожидать друг от друга. Но пребывание в чуждом обществе вызывает трудности, ощущение собственной беспомощности и дезориентации» [Culture Shock 1970: 2].

В филологии культурологическая тенденция изначально также была связана с ориентацией на изучение прошлого того или иного этноса, что нашло выражение в этнолингвистическом направлении [Толстой 1997]. Становление синхронического лингвокультурологического сравнения ознаменовалось эволюцией страноведения, т.е. науки о сугубо внешних различиях в жизни и коммуникативном поведении представителей языковых сообществ, в лингвострановедение, а затем в теорию межкультурной коммуникации, ставящую перед собой задачу выявить ментальную специфику, объективированную в общении и препятствующую взаимопониманию [Тер-Минасова 2000; Донец 2001; Леонтович 2002]. Происходит постепенное сближение дисциплин, занимающихся соотношениями «язык ↔ культура» и «язык ↔ сознание» (ср., например, выдвинутый Ю.А. Сорокиным постулат о взаимодополнительности культурологии и психолингвистики [Сорокин 1994: 3]). Именно человеческое сознание играет роль посредника между культурой и языком. Исследование взаимовлияния языка и культуры будет заведомо неполным без этого связующего их элемента. В сознание поступает культурная информация, в нем она фильтруется, перерабатывается, систематизируется. Сознание же отвечает за выбор языковых средств, эксплицирующих эту информацию в конкретной коммуникативной ситуации для реализации определенных коммуникативных целей. В лингвокультурологии эволюция исследовательской дихотомии «язык – культура» в трихотомию «язык – сознание – культура» выразилась в становлении такого исследовательского направления как лингвокультурная концептология [Степанов 1997; Карасик 2001, 2002; Красавский 2001; Воркачев 2003].

Термин «концепт», имеющий долгую историю, неоднократно подвергался переосмыслению. В научном дискурсе он утвердился в Средневековье в ходе спора об общих понятиях («универсалиях»). Концептуалисты – сторонники направления схоластической философии, основанного Петром Абеляром, – доказывали, что универсалии не существуют в виде физических явлений (как утверждали сторонники реализма), но и не являются только «сотрясениями воздуха» (как характеризовали их сторонники крайнего номинализма), а представляют собой продукт познавательной деятельности человека, т.е. концепт. Концепты в понимании Абеляра предстают как логико-лингвистические категории, образующие мост между миром мысли и миром бытия. При этом они не всегда имеют основание в реальной природе вещей, но могут являться искаженными образами действительности [Рассел 1993: 454-456; Реале, Антисери 1994: 109-114]. Таким образом, в центре внимания философа оказывалась не вещь, не слово как звучание голоса, а слово как значение. Как отмечает С.С. Неретина, Абеляр вовсе не отождествлял концепт с понятием, как это делалось в последующей логико-философской традиции [Неретина 1992: 143]. Для Абеляра концепт предельно субъективен, связан не с языковыми структурами, но с речью, ориентирован на адресата, формируется под влиянием не только логических процедур абстрагирования, но также чувственного опыта и воображения.

В дальнейшем термин концепт был востребован в основном в математической логике и логической семантике, где он отождествлялся с понятием, смыслом имени или интенсионалом [Фреге 1997; Черч 1960; Карнап 1959]. В рамках этих направлений концепт понимался как результат логических операций анализа, синтеза, сравнения, абстракции и обобщения, лишившись таким образом характеристик субъективности, диалогической ориентированности и неоднозначности. Крайним проявлением логистического понимания концепта стало толкование его как сущности более высокого уровня абстрактности, чем понятие, как результата не прагматических обобщений воспринимаемой действительности, но лишь научного исследования определенного материала [подобным образом концепт понимается, например, в Соломоник 1995: 246-247].

Термин «концепт» нашел также применение в психологии, в рамках которой концепты понимаются как естественные категории, обозначаемые словами обыденного языка. Существуют два основных подхода к определению содержания концепта в психологии: классический и релятивистский [см.: Richard, Richard 1992: 431-437; Дружинин et al. 2002: 132-133]. Классическая точка зрения близка логистическому пониманию концепта. Концепт определяется как некий класс явлений, объединенных общностью свойств. Все элементы, входящие в данный класс, эквивалентны, а смежные классы строго отделены друг от друга. Релятивистский подход утверждает невозможность применения формальных логических процедур при моделировании естественных категорий, поскольку последним свойственны неопределенность и неоднозначность. Для сторонников релятивистской точки зрения элементы концепта дифференцируются по степени репрезентативности: в пределах категории можно обнаружить более типичные (прототипичные) и менее типичные (маргинальные) члены. Именно релятивистская точка зрения оказалась востребованной в процессе формирования современной лингвистической концептологии.

Обширное метаязыковое исследование, посвященное функционированию термина «концепт» в различных языках и типах дискурса, осуществлено В.З. Демьянковым. Исследователь приходит к выводу о том, что при употреблении термина «концепт» в самых разнообразных узусах неизменной в его значении остается сема «незавершенность, зачаточность»: «…значение термина концепт содержит идею «зачаточной истины», заложенной в латинском conceptus «зачатый». Концепт – то, что, видимо, «зачато», но в действительности чего мы можем убедиться только в результате реконструирующей «майевтической» процедуры» [Демьянков 2001: 45]. Автор отмечает, что для научной и художественной литературы конца XX – начала XXI вв. характерна своеобразная мода на термин «концепт» Этому концептологическому «всплеску» сопутствует разграничение категорий «понятие» и «концепт». Противопоставление осуществляется по признаку «конструируемость / реконструируемость». Понятия – то, о чем люди договариваются. Понятия конструируются людьми для того, чтобы иметь общий язык при обсуждении проблем. Концепты же существуют помимо осознанной конвенциональности, их люди реконструируют с большей или меньшей степенью уверенности. Возрастающий интерес к категории «концепт» – это интерес к реконструкции тех сущностей, с которыми носители языка сталкиваются в обыденной жизни, не задумываясь над их «истинным» (априорным) смыслом [Демьянков 2001].

В ходе интенсивного развития концептологических исследований в лингвистике возникло множество частично пересекающихся и взаимодополняющих определений концепта. Концепт стал рассматриваться как «понятие практической (обыденной) философии» [Арутюнова 1993: 3], «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» [Степанов 1997: 40], «оперативная единица в мыслительных процессах» [Кубрякова 2004: 316], «спонтанно функционирующее в познавательной и коммуникативной деятельности индивида базовое перцептивно-когнитивно-аффективное образование динамического характера» [Залевская 2001: 39].

В современном лингвистическом концептуализме мы наблюдаем дифференциацию двух основных направлений – когнитивного (к нему можно отнести и психолингвистические работы, посвященные концептам) и лингвокультурологического. При этом представители обоих направлений единодушны в признании того факта, что данные подходы не являются взаимоисключающими, различия же связаны в основном с принципом отбора единиц исследования и методикой их описания [Кубрякова 2002: 13; Карасик 2002: 138-140; Воркачев 2003]. С.Г. Воркачев классифицирует концепт как «зонтиковый термин», покрывающий одновременно предметные области когнитивной психологии, когнитивной лингвистики и лингвокультурологии [Воркачев 2003: 6]. В.И. Карасик формулирует соотношение когнитивного и лингвокультурного концептов следующим образом: «концепт как ментальное образование в сознании индивида есть выход на концептосферу социума, т.е. в конечном счете на культуру, а концепт как единица культуры есть фиксация коллективного опыта, который становится достоянием индивида. Иначе говоря, эти подходы различаются векторами по отношению к индивиду: лингвокогнитивный концепт – это направление от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурный концепт – это направление от культуры к индивидуальному сознанию» [Карасик 2002: 139]. Наиболее принципиальные различия связаны с отношением концепта и языкового знака:

– для когнитивиста одному концепту соответствует одна языковая единица; для лингвокультуролога концепт обладает свойством полиапеллируемости, т. е. может и должен реализовываться при помощи целого ряда единиц языка и речи;

– для когнитивиста каждому слову соответствует свой концепт (в т. ч. служебным словам, например, концепт союза но и научным терминам, например, концепт биссектрисы); для лингвокультуролога именами концептов является ограниченное число культурнозначимых единиц (ограничение может производиться на различных основаниях, например, для С.Г. Воркачева концептами являются лишь абстрактные сущности [Воркачев 2003], для В.П. Нерознака – феномены, обозначаемые безэквивалентными лексемами [Нерознак 1997]).

Таким образом, характеризуя становление лингвокультурной концептологии как исследовательского направления, необходимо отметить следующее:

1. Предпосылками развития лингвокультурной концептологии стали такие факторы:

– смена лингвистического системоцентризма антропоцентризмом,

– связанная с этим экспансия междисциплинарности в лингвистике,

– общий «культурологический поворот» в методологии гуманитарных наук,

– торжество тезиса о не абсолютной константности ментальной природы человека во времени и пространстве.

2. В отличие от общей лингвокультурологии, объектом которой является дихотомия «язык – культура», исследовательское поле лингвокультурной концептологии формируется трихотомией «язык – сознание – культура».

3. Лингвокультурная концептология не является прямой преемницей какого-либо из хронологически предшествующих концептологических направлений, но аккумулирует и согласовывает между собой их основные положения.

4. Лингвокультурная концептология находится в отношениях взаимодополнительности с параллельно развивающейся когнитивной концептологией.