На правах рукописи слышкин геннадий Геннадьевич Лингвокультурные концепты и метаконцепты



бет8/15
Дата27.06.2016
өлшемі1.52 Mb.
#161857
түріДиссертация
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   15

Жаргонной метафоризации подверглись также имена двух противников Штирлица – Бормана и Мюллера. В жаргоне заключенных Мюллер – ‘начальник оперчасти ИТУ’ (исправительно-трудового учреждения), Борман – ‘заместитель начальника ИТУ по оперативным вопросам’ [БСЖ]. В жаргоне школьников Мюллер – ‘директор школы’, Борман – ‘заместитель директора по воспитательной работе’ [БСЖ]. Обратим внимание на то, что и в реальности, и в фильме Мартин Борман занимал гораздо более высокое положение в административной иерархии Третьего рейха, чем Генрих Мюллер. Жаргон же использует имя Мюллер для обозначения чиновников более высокого ранга. По-видимому, это связано с тем, что по сюжету кинотекста именно Мюллер является основным противником главного героя, Борман же находится на втором плане, возникает на экране значительно реже. Таким образом, в процессе метафоризации более значимым оказывается не положение персонажей в описываемой реальности, но его функция в нарративе.

Характерологическая система «Семнадцати мгновений весны» и, прежде всего, образ центрального персонажа выходят за рамки художественного и бытового общения и проникают в институциональный дискурс. Так, имя Штирлиц получило статус термина в рамках соционики – теории типов личности, где оно используется для обозначения логико-сенсорного экстраверта. Традиционно в психологии терминологизации подвергались лишь имена персонажей мифологии, фольклора или классики (например, эдипов комплекс, синдром Рапунцель, эффект Ромео и Джульетты). Проникновение в терминосистему элемента текста массовой культуры – явление уникальное, свидетельствующее о высокой актуальности этого текста для социума.

Значимость образа для массового сознания – залог того, что рано или поздно этот образ станет эксплуатироваться в политическом дискурсе. Не избежал этой судьбы и рассматриваемый кинотекст. В ходе предвыборной кампании 2000-го года он был вовлечен имиджмейкерами в ассоциативную зону политического антропонима В.В. Путина, став таким образом частью политической мифологемы. «Практически все имена более или менее известных политиков, попадающих в фокус общественного мнения и, соответственно, массовой коммуникации, являются в той или иной степени мифологемами» [Шейгал 2002: 231-232]. «Вопрос узнавания политика решается через систему культурных кодов, находящихся в распоряжении аудитории. Удачный образ политика всегда – многослойный конструкт, в котором на символическом уровне заложены те или иные «подсказки» для массового сознания» [Засурский 2001: 149]. Схема, по которой выстраивалась рассматриваемая идеологема, приводится в таблице 1:
Таблица 1. Ассоциативная схема идеологемы «Путин → Штирлиц» [приводится по Засурский 2001: 150]

Образ

Штандартенфюрер Штирлиц (Максим Исаев)

Качества
Любовь к родине, героизм, непоколебимая воля

Ассоциации

Шпион в Германии, возраст от 40 до 50 лет

Вывод

Человек, которому можно доверять

Многочисленные публикации в СМИ работали на установление ассоциативной связи Путин-Штирлиц. Так, примерно за неделю до выборов журнал «Коммерсантъ-Власть» вышел с портретами Штирлица и Путина на обложке и заголовком «Штирлиц – наш президент».

Е.И. Шейгал предложена классификация мифологем с точки зрения семиотической функции, согласно которой типы мифологем коррелируют с семиотической триадой «интеграция – ориентация – агональность» [Шейгал 2002: 235]. В рамках данной классификации мифологема «Штирлиц» должна быть отнесена к знакам интеграции – мифологемам-идиллиям. Рассматриваемая мифологема ориентирована одновременно в прошлое и в будущее. Герой-разведчик становится символом России как могучей державы, ностальгию по которой испытывает избиратель и возврата к которой он ожидает от данного политика.

Вхождение имени Штирлиц в арсенал политического мифотворчества повлекло за собой появление в политической коммуникации образов других персонажей кинотекста (прежде всего, антагониста Штирлица – Мюллера). Характерологическая система «Семнадцати мгновений привлекается как для развертывания метафоры, так и для придания ей противоположной оценочности:




(16)

О вручении ордена актеру В. Тихонову: Путин не зря так особо отметил Тихонова. Он прекрасно понимает, что процентов десять из тех, кто голосовал за него на выборах, подумали, что В.В. и есть Штирлиц. Такой же умный, в высшей степени корректный и скрытный. А Ельцин – это Мюллер, которому срочно нужны были пути отхода из осажденного Берлина и помощники в этом деле (Независимая газета, 14.02.2003).


(17)

Плакаты пикета, проведенного Демсоюзом в Москве в январе 2002 года:

«Путин не Штирлиц, а Мюллер!», «Мы все под колпаком у Путина!».


Это еще раз доказывает, что в массовом сознании существует не оторванный от исходного текста концепт «Штирлиц», но цельный концепт кинотекста «Семнадцать мгновений весны».

Для определения сюжетной актуальности текст должен быть рассмотрен как совокупность описываемых событий и ситуаций. Данный уровень актуальности выражается в соотнесении коммуникантами элементов внутритекстового действия с внетекстовой действительностью. При этом в качестве основы для соотнесения может использоваться как основной конфликт, развиваемый в произведении, так и незначительный по объему эпизод. Рассмотрим несколько примеров:




(18)

Какой-то ты сегодня, Трудыч, странный!

В каком смысле?

Не знаю. Помнишь, как Штирлиц шел по коридору к Мюллеру?

Помню.



Вот, ты сегодня как тот коридорный Штирлиц… (Ю. Поляков «Замыслил я побег…»).


В данном случае объектом сравнения является поведение конкретного человека в конкретной ситуации, воспринимаемое говорящим как нестандартное, средством сравнения – небольшой эпизод кинотекста «Семнадцать мгновений весны» (Штирлиц с бесстрастным лицом движется по коридору на фоне тревожной музыки и закадрового голоса: «Штирлиц шел к Мюллеру. Он был убежден, что, хотя он и разгадал маневр Мюллера с Холтоффом, решающая схватка – впереди»), основанием для сравнения – сосредоточенность, внешнее спокойствие и внутренняя напряженность в экстремальной ситуации.


(19)

Когда Штирлицу грозил провал, когда ему было необходимо сорвать переговоры в Берне, он вспомнил почему-то не о каком-нибудь всесильном немецком олигархе, а о скромном пасторе Шлаге, который даже не умел ходить на лыжах. Пастор смог сделать все, что нужно, поскольку церковь всегда держала в руках ниточки большой политики. Этот хрестоматийный ход в нынешней истории России использовался трижды: на выборах 1996 года, во время чеченской кампании и на последних выборах президента. Наши пастыри, тихо и незаметно, тоже сделали свое дело. Правда, не как герой Плятта, чтобы спасти свою семью, а по-нашенски – за деньги (Новая Газета, 10.04.2000).


В этом отрывке средством сравнения становится одна из ключевых сюжетных линий фильма – использование советским разведчиком Штирлицем-Исаевым подставной фигуры пастора Шлага (актер Р. Плятт) для срыва тайных переговоров нацистской верхушки с представителями союзников. Объект сравнения – политическая жизнь современной России, основа сравнения – роль священнослужителей в политике. Сравнение здесь построено по принципу перехода от сходства к контрасту (не как герой Плятта, чтобы спасти свою семью, а… за деньги).

Следующий пример взят из сатирической (или, согласно самоопределению авторов, «информационно-паразитической») телепрограммы «Итого». В нем актуализируется около десятка разномасштабных элементов сюжета «Семнадцати мгновений…»:


(20)

В понедельник немецкие спецслужбы через тамошнюю прессу огорошили мир жутким сообщением: мол, безопасность Германии под угрозой, потому что в ней в настоящее время работает полторы сотни российских шпионов. Но если разобраться, все это, по меньшей мере, странно. Во-первых, откуда у нас полторы сотни агентов в Германии, если последний радист погиб при бомбежке еще в марте сорок пятого, явка в Берне провалена, а пастор не умеет ходить на лыжах? Во-вторых: допустим даже, что эти полтораста шпионов действительно существуют – ну и что? Жалко, что ли? Немецкому народу от наших засланных одна польза… Где они еще там у себя, в неметщине, найдут таких, как наши агенты? На работе подтянуты, в свободное время рисуют, женщинам коляски подвозят, с алкоголизмом борются, старушек деликатесами кормят, сами фатерлянд не объедают, сидят на одной картошке… А как увидят одинокую женщину с двумя детьми – сразу оформляют с ней отношения и везут в Швейцарию… Ну? Это ж заглядение… (Телепрограмма «Итого», 22.11.97).


Игровой характер данного текста обусловливает перифрастичность содержащихся в нем аллюзий, их близость к загадке с комической подоплекой. Например, слова с алкоголизмом борются являются отсылкой к эпизоду, когда Штирлиц, предложив гестаповцу Холтоффу коньяку, бьет того бутылкой по голове (разумеется, не в целях борьбы с алкоголизмом, а по причинам, связанным с общей интригой повествования). Ожидается, что эти загадки-аллюзии будут зрителем разгаданы, то есть что адресат (средний носитель русской культуры) достаточно подробно помнит сюжет обыгрываемого кинотекста.

В приведенном выше отрывке автор реагирует на заявление немецких СМИ, то есть на высказывание, претендующее на истинность, апелляцией к высказываниям художественным, по определению лишенным логической валентности и истинностного значения. «В каком-то фундаментальном смысле такие высказывания не являются ни истинными, ни ложными, так как собственные имена, входящие в них, не имеют реальных денотатов. Вне своего исконного контекста подобные предложения могут играть лишь роль цитат, в противном случае они становятся бессодержательными и их употребление теряет смысл» [Руднев 2000: 38]. В данном примере эффект бессмыслицы создается намеренно, в игровых целях. Налицо сопоставление несопоставимых сущностей – один из наиболее эффектных приемов карнавального действа. Вовлеченность именно текста «Семнадцати мгновений…» в подобную игру не случайна, но является реакцией на достаточно сложные отношения между данным текстом и реальностью.

В.П. Руднев выделяет три возможных типа отношений между художественным высказыванием и фактом реальности:

1. Вымышленным именам приписываются обычные предикаты. Такова обычная беллетристика.

2. Семантически заполненным именам приписываются вымышленные предикаты. На этом основан «исторический роман», когда реально существовавшему лицу приписываются не происходившие с ним действия.

3. Вымышленным именам приписываются вымышленные предикаты. Таковы фантастическая и мистическая литература [Руднев 2000: 44].

В тексте «Семнадцати мгновений…» тесно переплетены первый и второй типы отношений. Первый тип представлен фигурами Штирлица, радистки Кэт, профессора Плейшнера и другими вымышленными персонажами, выполняющими в большей или меньшей степени обычные для своей эпохи и своей профессии действия. Ко второму типу относятся такие имена с реальными денотатами как Борман, Мюллер, Шелленберг, Даллес и т.п. Помимо этого в тексте присутствуют субъектно-предикатные отношения, выходящие за рамки художественного дискурса – именам с реальным денотатом придаются реальные предикаты. Таковы регулярно появляющиеся в фильме кадры кинохроники, выдержки из фронтовых сводок и прессы, а также Информации к размышлению – зачитываемые диктором биографии-характеристики высших сановников Рейха. Смешение исторических и художественных фактов в тексте приводит к следующим особенностям бытования концепта данного текста в лингвокультуре:

1. В процессе повседневной коммуникации имена персонажей с реальным денотатом и без него не дифференцируются. Так, для обыденного сознания не имеет значения, что Штирлиц – плод авторского вымысла, а Мюллер – реально существовавший человек. Эти имена употребляются в рамках одного высказывания в качестве равноправных олицетворений добра (Штирлиц) и зла (Мюллер).

2. Существует потребность в придании вымышленным именам реальных денотатов. Эта потребность реализуется в постоянно появляющихся в СМИ и мемуарной литературе версиях о реальных прототипах Штирлица. Характерными являются заголовки: Кто был «Штирлицем»? (журнал «Вестник», 03.1999), Юстаса подвела безответственность Алекса: Прототип Штирлица слишком доверял Центру (Независимая Газета, 18.07.2003).

3. Для привлечения внимания массового адресата к факту истории констатируется включенность этого факта в художественное пространство текста, то есть возникает ситуация, когда не связь с историей придает ценность тексту, но связь с текстом придает ценность истории. Приведем несколько примеров:




(21)

Рекламная аннотация книги мемуаров Аллена Даллеса «Тайная капитуляция»: Эту историю мы знаем давно – за нее Штирлиц стал героем Советского Союза, а Плейшнер выкинулся из окна. Ради этого сюжета пастор Шлаг научился ходить на лыжах. Даллес тоже был персонажем этого фильма, и персонажем отнюдь не вымышленным. С осени 1942 г. он был резидентом в Берне, о чем и поведал в своих мемуарах. Даллес рассказывает свою версию переговоров в Швейцарии между американцами и генералом Вольфом (Независимая Газета, 22.08.2002).


(22)

Легендарный Штирлиц, отправляя свои донесения в «Центр», и не думал, наверное, что когда-нибудь они станут достоянием гласности. Но в ближайшем альманахе серии «Неизвестная Россия, XX век», который выйдет через месяц, готовится к публикации целое собрание документов, посвященных как раз тому, чем занимался Штирлиц, – закулисным переговорам гитлеровской верхушки с западными союзниками в конце войны. Оно составлено на основе документов из бывшего центрального архива КГБ СССР – резидентурных сообщений советской разведки и перехваченных «компетентными» органами дипломатических депеш немцев и союзников (Комсомольская Правда, 30.09.1992).


(23)

Заголовки статей с версиями о послевоенной судьбе Генриха Мюллера:

Мюллер был агентом Штирлица. Считает американская разведка (Коммерсантъ, 17.12.1999);

Возможно Мюллер пережил Штирлица (Комсомольская Правда, 07.11.1992).

Высокая степень прецедентности для современной западной цивилизации текстов о приключениях Шерлока Холмса проявляется в следующем:

1. Существует большое количество продолжений, т.е. текстовых реминисценций, состоящих в создании самостоятельного литературного произведения, действие которого разворачивается в воображаемом мире, уже известном носителям культуры из произведений другого автора. Среди произведений о Шерлоке Холмсе присутствуют оба возможных вида продолжений:

а) продолжения-дополнения, состоящие в описании дополнительных событий в хронологии воображаемого мира произведения-основы без изменения каких-либо базовых составляющих этого мира. В случае текстов о Шерлоке Холмсе это обычно «неопубликованные записки доктора Ватсона» о расследованиях Холмса (ср. высказывание одного из известных специалистов по Шерлоку Холмсу: Must admit I'm really fed up with how many SH manuscripts turn up according to prefaces as having been found in a battered old steamer trunk or safe-deposit box (J. Saunders) – Должен признаться, я по горло сыт многочисленными холмсовскими рукописями, обнаруженными, согласно предисловиям, в старом потрепанном чемодане или банковском сейфе).

б) продолжения-реинтерпретации, построенные на переосмыслении текста-основы, представлении построенного в нем мира с иной точки зрения. Назовем несколько подобных текстов: эссе Watson was a woman (автор R. Stout), доказывающее, что под псевдонимом Watson скрывалась женщина – жена Шерлока Холмса; повесть The Seven-Percent Solution (автор N. Meyer), в которой дело профессора Мориарти рисуется как плод больного воображения Холмса, результат психологической травмы, полученной им в детстве; фильм Without a Clue, где настоящим гением сыска является доктор Ватсон, а Холмс – лишь подставное лицо, нанятое Ватсоном для широкой публики.

Во многих текстах-продолжениях проявляется одно из важных свойств концепта прецедентного текста – его способность к понятийно-образной экспансии, т.е. вовлечению в сферу своего действия сходных или смежных явлений реального или воображаемого миров. В различных текстах Холмс сталкивается с современными или более-менее близкими ему историческими событиями и лицами (дело Дрейфуса, гибель Титаника, Джек Потрошитель, Зигмунд Фрейд, Гарри Гудини), персонажами текстов других авторов (Тарзан, уэллсовские марсиане, братья Карамазовы, граф Дракула, доктор Джекилл и мистер Хайд).

2. Наряду с расширением воображаемого мира прецедентного текста происходит увеличение количества и разнообразия каналов трансляции этого мира на массового адресата. Тексты о Холмсе уже нельзя рассматривать как феномен сугубо книжной культуры. Известно, что наиболее прецедентные тексты «перешагивают рамки искусства, где исконно возникли, воплощаются в других видах искусств (драме, поэзии, опере, балете, живописи, скульптуре), становясь тем самым фактом культуры в широком смысле слова и получая интерпретацию у новых и новых поколений» [Караулов 1986: 106]. Шерлок Холмс является наиболее экранизируемым персонажем мировой литературы, что зафиксировано в книге рекордов Гинесса. К настоящему моменту существует более двухсот фильмов о знаменитом сыщике. Помимо этого реалии холмсовского мира воплощены в многочисленных театральных спектаклях, радиопостановках, мультфильмах и компьютерных играх.

Ряд значимых элементов концепта «Шерлок Холмс», существующего в сознании носителей современной культуры, сформировался в результате воздействия вторичных текстов, а не «канонических» произведений Конан Дойла. Так, наиболее известным крылатым выражением, связанным с фигурой Шерлока Холмса, является фраза Elementary, my dear Watson! (в русской традиции Элементарно, Ватсон!), с которой Холмс начинает объяснения своих умозаключений. Однако у Конан Дойла данная реплика отсутствует. Впервые она появилась в британском кинофильме «Возвращение Шерлока Холмса» (1929), а затем стала повторяться в многочисленных радио- и кинотекстах [ССЦ].

Существенным показателем актуальности концепта для носителей культуры является его ономастическая реализация. Имена собственные являются, с одной стороны, регулярными языковыми единицами, с другой же – своеобразными микротекстами, характеризующими номинируемый объект и его связь с окружающим миром.

Рассмотрим ономастическую реализацию концепта «Шерлок Холмс». В России и за рубежом существуют детективные агентства, называющиеся Шерлок Холмс, что вполне объяснимо. Здесь налицо практически эксплицитное утверждение: «Мы работаем как лучший в мире сыщик». Немногим более сложным является ассоциативный механизм построения имени компьютерной поисковой системы Шерлок Холмс. Эксплуатируется тот же понятийный элемент концепта – высокая способность Холмса к сбору информации. Если в случае названий детективных агентств имеется в виду конкретный вид информации – сведения о преступлениях, то в названии поисковой системы происходит абстрагирование от непосредственной деятельности литературного персонажа и распространение ассоциации на информацию вообще.

Интересно, что концепт «Шерлок Холмс» получил также реализацию в многочисленных названиях ресторанов, баров и гостиниц: например, The Sherlock Holmes Pub и The Sherlock Holmes Hotel в Лондоне, Sherlock Holmes Bed and Breakfast и The Sherlock Holmes Pub-Restaurant в Калифорнии, Restaurant Holmes & Watson и Professor Moriarty's Dining and Drinking Salon в Нью-Йорке, ресторан «Шерлок Холмс» в Москве. В данном случае в ономастике воплотился другой элемент концепта. Названия призваны построить ассоциативную цепочку мир Шерлока Холмса викторианская Англия уют.

Рассмотрим характерологическую актуальность текстового концепта «Шерлок Холмс» в русской лингвокультуре. Наиболее востребованным является имя центрального персонажа:




(1)

потом он вдобавок пережил несколько неприятных минут – когда его коловращением людской массы прижало к высоченному милицейскому капитану, и Родион слегка встревожился: вдруг по профессиональной привычке, Шерлок Холмс чертов, опознает кобуру пистолета в давившем ему на бедро предмете… (А. Бушков «Стервятник»).


(2)

При всей неразвитости бандитов, они, я думаю, смогут на основании увиденного составить логическую цепочку причин и следствий. Для этого не надо обладать способностями Шерлока Холмса (А. Ильин «Обет молчания»).


(3)

Шерлок Холмс Зеленого Яра. Так называют жители поселка своего участкового лейтенанта милиции Артура Чечеля (газета «Верже», 18.11.08).


Однако при всей частотности своей коммуникативной реализации это имя еще не приобрело формальных атрибутов нарицательного существительного, как это произошло в английском языке. Так, изданный в 1994 г. словарь Вебстера [WNED] фиксирует возможность написания лексемы sherlock, означающей detective, со строчной буквы. В отечественной лексикографической практике Шерлок Холмс фигурирует лишь в словарях крылатых выражений [см., например, БСКС, КС]. Единственное исключение – уже упоминавшаяся единица офицерского жаргона, зафиксированная в словаре В.П. Коровушкина [СРВЖ]. Дело здесь, очевидно, не только в том, что базовые тексты о Холмсе возникли в англоязычной лингвокультуре. В России у Шерлока Холмса изначально существовал литературный соперник, заполнявший ту же понятийную нишу «гений сыска». Речь идет о Нате Пинкертоне, персонаже популярной в начале XX века серии анонимных книг. Произведения эти, отличавшиеся низким художественным уровнем и содержательной примитивностью, получили в России более широкое распространение, чем книги о Холмсе. Со временем отношение к пинкертоновской серии стало негативным. Словарем Д.Н. Ушакова зафиксирована лексема пинкертоновщина, означающая ‘низкопробную бульварную литературу на детективные сюжеты’ [СУш]. Однако само имя главного героя осталось регулярной языковой единицей (ср. в БТС: пинкертон – ‘иронически о сыщике, детективе, следователе’), не дав получить этот статус имени Шерлок Холмс. Впрочем, при всей близости понятийной составляющей, в оценочной коннотации имен присутствует ощутимая разница:

  • Шерлок Холмс – о ловком, проницательном детективе, сыщике или о человеке, демонстрирующем высоко развитую наблюдательность и аналитичность мышления [БСКС];

  • Пинкертон – о неудачливых работниках милиции, а также о доморощенных следователях; о людях, чрезмерно любопытных, сующих нос не в свое дело [БСКС].

Хотя словари не фиксируют других крылатых имен, связанных с произведениями о Шерлоке Холмсе, анализ текстового материала показывает, что вторым концептуально востребованным элементом характерологической системы мира Шерлока Холмса является персонаж собака Баскервилей. Можно выделить два значения этого имени:

1) огромная страшная собака:



(4)

Это была тварь из страшного сна. Огромный буль-мастиф мутант, монстр, результат генных экспериментов… Очередной приступ мании преследования и мизантропии привел к тому, что Банкир приобрел это чудище. Уже тренированного в лучшем питомнике наемника, готового служить кому угодно. Настоящая собака Баскервилей (И. Рясной «Ловушка для олигарха»).


(5)

из квартиры моментально раздался столь мощный собачий лай, что сразу стало ясно: нечего и пытаться, зверюга там серьезная… – Пошли по второму адресочку, – распорядился Эмиль. – Надо же, и в такой глуши – баскервильские собаки… (А. Бушков «Волчья стая»).


(6)

– Господи, как я испугалась. Только стала сумку распаковывать, слышу, кто-то сопит, оборачиваюсь и вижу: собака Баскервилей жрет несчастное живое существо.

Это не собака Баскервилей, – возмутился Денька, – самый обычный ротвейлер… (Д. Донцова «За всеми зайцами»).




2) светящееся живое существо (данное значение реализуется лишь в составе сравнения, но не антономасии):

(7)

Вчера кричал, что с писаки кожу снимет и натянет вместо обложки, но на самом деле счастлив был, аж светился, будто собака Баскервилей (А. Кивинов «Псевдоним для героя»).


(8)

Спелеолог загадочно светил глазами, попадая в луч моего фонаря, не хуже мистической собаки Баскервилей в момент нападения на сэра Генри (Л. Пучков «Дело чести»).


Имя доктора Ватсона не получило самостоятельного языкового значения и появляется в тексте лишь вместе с именем Холмса, передавая отношения подчинения:

(9)

Луза, гордо глянув на бывших коллег, последовал за старшим товарищем с видом доктора Ватсона при Шерлоке Холмсе (Л. Влодавец «Большой шухер»).


(10)

На снимках вас четверо. А ведь в застолье участвовало человек шесть-семь…

Почему вы так решили?

Если вдумчиво присмотреться, можно различить на столе самое малое семь бокалов…

Доктор Ватсон в сотый раз был повергнут в изумление дедуктивными талантами друга Шерлока… (А. Бушков «Капкан для Бешенной»).




(11)

Честно слово, продолжал злиться Андрюшка, вы с Дашей два сапога пара. Тоже мне Шерлок Холмс с Ватсоном! (Д. Донцова «Бассейн с крокодилами»).


Единственное исключение – существующий в молодежном жаргоне фразеологизм вызывать (доктора) Ватсона; говорить / поговорить с Ватсоном, обозначающий рвотный процесс (ТСМС). Данное выражение основано на звукоподражании и, как и всякий случай карнавального снижения, демонстрирует значимость концепта для носителей языка.

Имена других персонажей встречаются очень редко и также выполняют дополнительную функцию при имени Шерлок Холмс:




(12)

Вспоминается старина Шерлок. Интересно, он смог бы, как я сегодня? Думаю, кишка тонка у Шерлока. Даже если б ему помогали Ватсон, миссис Хадсон и Бэрримор (А. Кивинов «Танцы на льду»).


Кинотексты о Холмсе демонстрируют сравнительно невысокую актуальность языковой формы. Зафиксировано лишь две связанные с ними крылатые фразы:

  • Но это же элементарно, Ватсон! – Ну, как ты этого не понимаешь, это же так просто;

Овсянка, сэр! – 1. Шутливо в ответ на вопрос собеседника «что это?», «а что это?» и т.п. (не обязательно о блюде); 2. Фраза, сопровождающая передачу адресату любой вещи [СКСРК].

Выводы
1. Для обеспечения экземплификации мышления и коммуникации человеческое сознание порождает особый тип концептов – концепты прецедентных феноменов. Существуют концепты единичных прецедентных феноменов (личностей, событий, артефактов, географических объектов) и концепты прецедентных миров. К последним относятся концепты реконструируемых (исторических) миров и метаконцепты воображаемых (художественных) миров.

2. Концептуализация человека может осуществляться на трех уровнях:

- на уровне внеличностной концептуализации

- на уровне самоконцептуализации

- на уровне социальной концептуализации

3. Актуальность концептов прецедентных миров измеряется в трех уровнях:

1) персонажная актуальность – количество персонажей из данного текста или данной эпохи, вошедших в концепт прецедентного мира;

2) событийная актуальность – количество событий и ситуаций, вошедших в концепт;

3) цитатная актуальность – количество цитат из текста или высказываний деятелей эпохи, вошедших в концепт.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   15




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет