Николай Гумилев память

Я стукаюсь

о стол,

о шкафа острия -

Мне тесно здесь

в отеле Istria -

на коротышке

rue Campagne - Premiere.

Мне жмет.

Парижская жизнь не про нас -

в бульвары

тоску рассыпай.

Направо от нас -

Boulevard Montparnasse,

налево -

Boulevard Raspail.

Хожу и хожу,

не щадя каблука,-

хожу

хожу трафаретным поэтом, пока

в глазах

не встанут виденья.

Туман - парикмахер,

он делает гениев -

загримировал

одного

Добрый вечер, m-r Тургенев.

Пошел:

А Рудин?..

А вы,

именье

Мне

нуден,

в кафе от скульни.

Да.

Это он,

не тронул

великого

тлен.

"Comment ca va,

cher camarade Verlaine?"

Откуда вас знаю?

Вас знают все.

И вот

Лет сорок

вы тянете

свой абсент

из тысячи репродукций.

Я раньше

почти не читал,

а нынче -

вышло из моды,-

и рад бы прочесть -

не поймешь ни черта:

по-русски дрянь,-

переводы.

Не злитесь,-

со мной,

знакомы

Поговорим

о пустяках путевых,

о нашинском ремеслишке.

Теперь

плохие стихи -

Хороший -

себе дороже.

С хорошим

и я б

свои потроха

под забором

тоже.

Бумаги

облевывая

пером,

концом губы -

как блядь рублевая,

живет

с словцом любым.

отдать

рад.

Вы чуете

пролетариат? -

ему

грандиозное надо.

надо

а нас -

премией.

что поэзия -

труд,

что место нужно

"Лицом к деревне"-

заданье дано,-

за гусли,

поэты-други!

Поймите ж -

лицо у меня

одно -

а не флюгер.

А тут и ГУС

отверзает уста:

вопрос не решен.

"Который?

Поэт?

Так ведь это ж -

простой кустарь,

без мотора".

Перо

в язык вонзи,

прибей

к векам кунсткамер.

Еще

что движет

сердец кусками.

Идею

замешать на воде.

В воде

отсыреет идейка.

никогда

Что я -

индейка?

надо

недооценили их мы.

Поэты,

покайтесь,

во всех

У нас

событья берет -

спишет

вчерашний гул,

рваться

вперед,

трещали

В садах коммуны

вспомнят о барде -

какие

зальются им?

Что

будет

товарищ Вардин

рассвистывать

свои резолюции?!

За глотку возьмем.

"Теперь поори,

несбитая быта морда!"

И вижу,

зажглась и горит

в глазах

моего натюрморта.

И каплет

с Верлена

в стакан слеза.

Он весь -

как зуб на сверле.

Тут

подходит

"Я

так

Он пишет.

Смотрю,

как краска свежа.

простите вы меня,

у нас

старикам,

бывало

Бывало -

сезон,

наш бог - Ван-Гог,

Сезан.

ушли от искусства

вбок -

не краску любят,

Птенцы -

у них

молоко на губах,-

к смирению падки.

Большущее имя взяли

АХРР,

ответственным

пятки.

Небось

мой портрет,-

не трут

понапрасну

Ведь то же

лицо как будто,-

ан нет,

кто поцекистей.

Сезан

остановился на линии,

размерсился - тронутый.

Париж,

фиолетовый,

вставал

как говорится,

в мир иной.

Пустота...

Летите,

в звезды врезываясь.

ни пивной.

Трезвость.

Нет, Есенин,

это

не насмешка.

горе комом -

не смешок.

Вижу -

собственных

костей

качаете мешок.

Бросьте!

Дать,

заливал

Вы ж

загибать умели,

что другой

на свете

Почему?

Недоуменье смяло.

Критики бормочут:

- Этому вина

то...

да се...

что смычки мало,

в результате

много пива и вина.-

Дескать,

заменить бы вам

богему

классом,

и было б не до драк.

Ну, а класс-то

жажду

Класс - он тоже

выпить не дурак.

Дескать,

кого из напостов -

стали б

содержанием

Вы бы

писали

утомительно

и длинно,

как Доронин.

А по-моему,

осуществись

такая бредь,

на себя бы

раньше наложили руки.

Лучше уж

чем от скуки!

Не откроют

нам

ни петля,

ни ножик перочинный.

Может,

чернила в "Англетере",

вены

резать

Подражатели обрадовались:

бис!

Над собою

расправу учинил.

Почему же

увеличивать

число самоубийств?

Лучше

изготовление чернил!

Навсегда

теперь

в зубах затворится.

Тяжело

и неуместно

У народа,

у языкотворца,

умер

забулдыга подмастерье.

И несут

стихов заупокойный лом,

с похорон

не переделавши почти.

В холм

загонять колом -

разве так

поэта

Вам

где он,

или гранита грань?-

а к решеткам памяти

уже

посвящений

и воспоминаний дрянь.

Ваше имя

ваше слово

слюнявит Собинов

и выводит

под березкой дохлой -

"Ни слова,

о дру-уг мой,

ни вздо-о-о-о-ха "

Эх,

поговорить бы иначе

с Леонидом Лоэнгринычем!

Встать бы здесь

гремящим скандалистом:

- Не позволю

мямлить стих

и мять!-

Оглушить бы

их

трехпалым свистом

и в бога душу мать!

Чтобы разнеслась

бездарнейшая погань,

раздувая

темь

чтобы

разбежался Коган,

встреченных

увеча

Дрянь

мало поредела.

Дела много -

только поспевать.

Надо

жизнь

переделав -

можно воспевать.

Это время -

трудновато для пера,

но скажите

вы,

калеки и калекши,

когда,

путь,

и легше?

полководец

человечьей силы.

Марш!

сзади

К старым дням

чтоб ветром

относило

путаницу волос.

планета наша

мало оборудована.

Надо

радость

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней.

Издай, Кулидж,

радостный клич!

На хорошее

и мне не жалко слов.

От похвал

красней,

как флага нашего

материйка,

хоть вы

оф

Америка.

идет

как в скит

удаляется,

строг и прост,

Уходите, мысли, во-свояси.

Обнимись,

души и моря глубь.

Тот,

кто постоянно ясен -

по-моему,

просто глуп.

Я в худшей каюте

10 из всех кают -

всю ночь надо мною

ногами куют.

Всю ночь,

покой потолка возмутив,

несется танец,

стонет мотив:

"Маркита,

Маркита,

Маркита моя,

20 зачем ты,

Маркита,

А зачем

У меня

A Mapкиту

(толечко моргните!)

з_а_ сто франков

30 препроводят в кабинет.

Небольшие деньги -

поживи для шику -

нет,

взбивая грязь вихров,

будешь всучивать ей

швейную машинку,

по стежкам

строчащую

40 шелк_а_ стихов.

Пролетарии

приходят к коммунизму

низом -

серпов

я ж

бросаюсь в коммунизм,

50 потому что

нет мне

Все равно -

сослался сам я

или послан к маме -

слов ржавеет сталь,

чернеет баса медь.

Почему

под иностранными дождями

гнить мне

и ржаветь?

Вот лежу,

уехавший за в_о_ды,

ленью

моей машины части.

Я себя

советским чувствую

вырабатывающим счастье.

Не хочу,

чтоб меня, как цветочек с полян,

рвали

после служебных т_я_гот.

чтоб в дебатах

потел Госплан,

мне давая

80 задания н_а_ год.

Я хочу,

времен комиссар

с приказанием нависал.

Я хочу,

получало

Я хочу

завком

замком.

чтоб к штыку

приравняли перо.

С чугуном чтоб

и с выделкой стали

о работе стихов,

100 от Политбюро,

чтобы делал

доклады Сталин.

"Так, мол,

и так...

И до самых верхов

прошли

из рабочих нор мы:

Республик

110 пониманье стихов

выше

Простите за беспокойство.

Спасибо...

не тревожьтесь...

я постою...

У меня к вам

дело

деликатного свойства:

поэта

В ряду

лабазы и угодья

и я обложен

и должен караться.

Вы требуете

с меня

и двадцать пять

за неподачу деклараций.

Труд мой

труду

Взгляните -

сколько я потерял,

какие

в моем производстве

и сколько тратится

на материал.

Вам,

конечно, известно явление "рифмы".

строчка

"отца",

через строчку,

слога повторив, мы

ставим

ламцадрица-ца.

Говоря по-вашему,

рифма -

Учесть через строчку! -

вот распоряжение.

И ищешь

в пустующей кассе

склонений

и спряжений.

Начнешь это

слово

а оно не лезет -

нажал и сломал.

Гражданин фининспектор,

честное слово,

поэту

Говоря по-нашему,

рифма -

бочка.

Строчка -

фитиль.

Строка додымит,

и город

строфой летит.

Где найдешь,

на какой тариф,

рифмы,

чтоб враз убивали, нацелясь?

пяток

только и остался

что в Венецуэле.

И тянет

в холода и в зной.

Бросаюсь,

опутан в авансы и в займы я.

Гражданин,

учтите билет проездной!

- Поэзия

- вся! -

езда в незнаемое.

Поэзия -

та же добыча радия.

В грамм добыча,

в год труды.

Изводишь

тысячи тонн

словесной руды.

Но как

слов этих жжение

рядом

с тлением

Эти слова

приводят в движение

тысячи лет

миллионов сердца.

Конечно,

У скольких поэтов

легкость руки!

Тянет,

строчку изо рта

и у себя

и у других.

Что говорить

о лирических кастратах?!

Строчку

чужую

Это

воровство и растрата

среди охвативших страну растрат.

Эти

стихи и оды,

в аплодисментах

ревомые ревмя,

войдут

в историю

на сделанное

нами -

двумя или тремя.

как говорится,

соли столовой

съешь

чтобы

драгоценное слово

из артезианских

людских глубин.

И сразу

ниже

Скиньте

нуля колесо!

Рубль девяносто

сотня папирос,

рубль шестьдесят

столовая соль.

В вашей анкете

вопросов масса:

- Были выезды?

Или выездов нет?-

А что,

если я

загнал

15 лет?!

в мое положение войдите -

про слуг

и имущество

с этого угла.

А что,

народа водитель

и одновременно -

народный слуга?

Класс

гласит

а мы,

двигатели пера.

Машину

души

Говорят:

исписался,

пора!-

Все меньше любится,

и лоб мой

время

с разбега крушит.

страшнейшая из амортизаций -

амортизация

сердца и души.

И когда

это солнце

взойдет

без нищих и калек,-

я

уже

умерший под забором,

рядом

с десятком

Подведите

мой

посмертный баланс!

и - знаю - не налгу:

на фоне

сегодняшних

я буду

в непролазном долгу.

Долг наш -

реветь

в тумане мещанья,

у бурь в кипенье.

Поэт

должник вселенной,

платящий

на горе

и пени.

в долгу

перед вами,

багдадские небеса,

перед Красной Армией,

перед вишнями Японии -

перед всем,

про что

не успел написать.

вообще

Чтобы - целься рифмой -

и ритмом ярись?

Слово поэта -

ваше воскресение,

ваше бессмертие,

гражданин канцелярист.

Через столетья

в бумажной раме

возьми строку

и время верни!

И встанет

день этот

с фининспекторами,

с блеском чудес

и с вонью чернил.

Сегодняшних дней убежденный житель,

выправьте

в энкапеэс

на бессмертье билет

и, высчитав

действие стихов,

разложите

заработок мой

на триста лет!

Но сила поэта

не только в этом,

что, вас

в грядущем икнут.

Нет!

И сегодня

ласка

и штык,

Гражданин фининспектор,

я выплачу пять,

все

у цифры скрестя!

Я

по праву

в ряду

рабочих и крестьян.

А если

вам кажется,

это пользоваться

чужими словесами,

то вот вам,

товарищи,

мое стило,

и можете

писать

губ ли,

близких мне

красный

цвет

тоже

пламенеть.

Я не люблю

парижскую любовь:

любую самочку

шелками разукрасьте,

потягиваясь, задремлю,

сказав -

собакам

Ты одна мне

ростом вровень,

стань же рядом

с бровью брови,

дай

важный вечер

рассказать

по-человечьи.

Пять часов,

и с этих пор

стих

людей

вымер

слышу лишь

свисточный спор

поездов до Барселоны.

В черном небе

молний поступь,

гром

ругней

не гроза,

а это

просто

Глупых слов

не верь сырью,

не пугайся

этой тряски,-

я взнуздаю,

я смирю

чувства

Страсти корь

сойдет коростой,

но радость

неиссыхаемая,

буду долго,

буду просто

разговаривать стихами я.

Ревность,

жены,

ну их!-

впору Вию.

Я не сам,

а я

за Советскую Россию.

Видел

на плечах заплаты,

чахотка

Что же,

ста мильонам

было плохо.

Мы

теперь

спортом

вы и нам

не хватает

длинноногих.

Не тебе,

и в тиф

этими ногами,

здесь

на ласки

в ужины

Ты не думай,

щурясь просто

из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда,

иди на перекресток

моих больших

и неуклюжих рук.

Не хочешь?

Оставайся и зимуй,

и это

оскорбление

Я все разно

тебя

когда-нибудь возьму -

или вдвоем с Парижем.

Сергей Есенин
Мариенгофу
Я последний поэт деревни,

Скромен в песнях дощатый мост.

За прощальной стою обедней

Кадящих листвой берез.

Из телесного воска свеча,

И луны часы деревянные

Прохрипят мой двенадцатый час.

Скоро выйдет железный гость.

Злак овсяный, зарею пролитый,

Соберет его черная горсть.

Этим песням при вас не жить!

Только будут колосья-кони

О хозяине старом тужить.

Панихидный справляя пляс.

Скоро, скоро часы деревянные

Прохрипят мой двенадцатый час!

Пальцы в рот - и веселый свист.

Прокатилась дурная слава,

Что похабник я и скандалист.

Много в жизни смешных потерь.

Стыдно мне, что я в бога верил.

Горько мне, что не верю теперь.

Все сжигает житейская мреть.

И похабничал я и скандалил

Для того, чтобы ярче гореть.

Роковая на нем печать.

Розу белую с черною жабой

Я хотел на земле повенчать.

Эти помыслы розовых дней.

Но коль черти в душе гнездились -

Значит, ангелы жили в ней.

Отправляясь с ней в край иной,

Я хочу при последней минуте

Попросить тех, кто будет со мной,-

За неверие в благодать

Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать.